Червонюк В.И. Антология конституционных учений. Ч. 1

212

Эсмен воспроизводит теорию Сийеса, ничего к ней не прибавляя. Дюги в своем курсе ограничивается передачей теорий революционной эпохи, отказываясь от какого бы то ни было критического отношения к ним.

И в германской публицистике 30 – 50-х гг., находящейся всецело под влиянием французской доктрины, теория народного представительства, как представительства по уполномочию народа, является безусловно господствующей. […]

Основная ошибка теории «всенародного мандата» заключается в том, что она отожествляет избрание депутатов с делегацией парламенту законодательных полномочий.

Конечно, парламент – учреждение выборное по своему составу. Нельзя, однако, выборы отождествлять с мандатом. Папа избирается коллегией кардиналов; никто, однако, не станет утверждать, что папа – мандатарий своих избирателей. Во многих демократиях народом избираются судьи; никто, однако, судью не считает мандатарием народа.

По своей юридической природе выборы – один из возможных способов конституирования органов власти; с этой точки зрения между избирательной системой, с одной стороны, и системой назначения, с другой, принципиального различия нет. Депутат точно так же не уполномоченный народа, как министр – не уполномоченный монарха.

[…]Наконец, как бы ни было конструировано отношение мандата, одно стоит вне всякого спора: по самому существу своему, делегация полномочий всегда и необходимо имеет условный и ограниченный характер. Неопределенная и безусловная делегация должна быть рассматриваема, как отчуждение права. Мандат не может не быть обязательным. Выходя из границ поручения, мандатарий перестает таковым быть: он действует от своего имени, а не от имени представляемого им лица.

[…]Теория «всенародного мандата», как юридическая конструкция отношений между народом и народным представительством, является во всех отношениях несостоятельной.

20. Лазаревский Н. И.

Народное представительство и его место в системе других государственных установлений 1905 г.

Свойство народного представительства как органа по преимуществу законодательного сказывается в следующих двух началах:

1.Только то, что издано главой государства с согласия народного представительства, имеет силу закона и называется законом.

2.Всякий акт, каково бы ни было его содержание, если он издан главой государства,

ссогласия народного представительства, имеет формальную силу закона, т. е. данный акт может быть отменен, изменен или приостановлен в своем действии только законом же, и все другие виды правительственных актов, от какого бы органа государства они ни исходили, могут быть признаны действительными только при условии непротиворечия актам, имеющим силу закона […].

21.Б. А. Кистяковский Государственное право.

Значение народного представительства для осуществления права в современных государствах

От частного вопроса о русских конституционных законах мы должны возвратиться к основным вопросам общего конституционного права. Мы прервали выяснение принципов общего конституционного права на более детальном определении условий, гарантирующих господство права в современных государствах. Но для того, чтобы нам была ясна связь с предыдущим, мы должны вспомнить о том ходе рассуждений, который был усвоен в нашем изложении.

Прежде всего мы выяснили, что государственное право изучает государство с юридической точки зрения, т. е. как правовое явление, и такое изучение особенно важно по-

213

тому, что современное государство основано на господстве права. Затем, ознакомившись с государством в самых общих чертах, мы увидели, что всякое государство состоит из трех элементов – власти, народа и территории. Изучение государства и есть изучение этих элементов, причем государственное право изучает правовую природу их. Мы начали с самого важного и основного элемента – с власти, мы остановились на проблеме власти, исследовали существо ее, и в связи с этим занялись вопросом, чем гарантируется правовой характер власти. Мы отвергли теорию разделения властей, как несоответствующую фактам и неправильную, и пришли к заключению, что гарантии правового характера государственной власти надо искать не в разделении ее, а в других ее свойствах.

Эти гарантии мы открыли в господстве права, а в частности – в господстве верховного закона в государстве, в участии народного представительства в законодательстве и

вобеспечении неприкосновенности и свободы личности. Господство верховного закона выражается в том, что государственный строй и государственные учреждения основаны

всовременном государстве на конституции, которая поставлена во главе всего современного правового порядка. В связи с этим мы и остановились на развитии верховной власти в России и особенно сосредоточили свое внимание на русских Основных Законах, Учреждениях Государственного Совета и Государственной Думы и Положении о выборах в Государственную Думу как на таких законах, которые соответствуют запад- но-европейским конституционным законам.

Теперь нам нужно перейти к двум другим гарантиям, которые обеспечивают правовой характер власти в современных государствах. Эти гарантии – суть народного представительства и прав человека и гражданина.

Но эти гарантии тесно связаны со вторым элементом, из которого состоит всякое государство, т. е. с народом. Поэтому мы должны сперва определить то государственноправовое положение, которое народ занимает в современном государстве. Только выяснив его, мы сможем вполне понять значение и народного представительства, и прав человека и гражданина для современного конституционного государства.

Ясно, что народ – столь же неотъемлемый элемент государства, как и сама власть. В правовом государстве сама власть находит свое обоснование в народе и его правосознании; поэтому можно сказать, что в правовом государстве народ является в известном смысле наиболее существенным элементом. Народ не есть совокупность разрозненных индивидуумов.

Напротив, он представляет из себя чрезвычайно многообразную организацию. Особенно сложна и многообразна организация современных народов, члены которых связаны бесчисленным множеством экономических, социальных и правовых отношений. Но государственное право изучает только правовую организацию народа. С государствен- но-правовой точки зрения, народ представляет из себя правовой союз. Раньше мы уже определили государство как правовой союз народа, находящий свое завершение в органах власти. Народ как правовой союз играет в жизни государства двоякую роль: с одной стороны, народ как орган государства, создающий путем выборов один из высших органов власти – народное представительство, является субъектом власти, с другой стороны, он подчинен установленным органам власти, а потому он составляет в то же время и объект государственной власти. Эти два государственно-правовых свойства народа особенно определенно различаются в государствах, признающих принципы народного суверенитета.

Впервые это различие установлено Руссо; он квалифицирует лиц, участвующих в создании общей воли, или воли государства, как граждан (citoyens), напротив, в качестве обязанных повиновением государству, или общей воле, – как подданных государства (sujets). В противоположность этому в государствах, не признающих народного суверенитета, свойства народа и каждого его члена как субъективных элементов власти в значительной мере затушеваны. Так, в современных конституционных монархиях как теоретики, так и практики стремятся выдвинуть на первый план государственно-правовые свойства народа как объекта власти. Теоретики государственного права и государствен-

214

ные деятели настаивают прежде всего на том, что народ состоит из подданных государства. Но такая резкая постановка вопроса о подданстве, несомненно, представляет тоже большие неудобства. Она не соответствует фактам и не может быть согласована с госу- дарственно-правовыми отношениями в современных конституционных государствах.

Во всех современных государствах народ в той или другой степени приобщен к власти. Выше мы видели, что большинство современных конституционных государств основано на компромиссе, который заключен между идеей народного суверенитета и традиционной формой власти, созданной еще абсолютной монархией. Благодаря этому компромиссу и в современных конституционных монархиях народ хотя бы отчасти является носителем или субъектом власти. Однако в конституционных монархиях избегают вскрывать эти отношения и обыкновенно избирают средний путь, при котором эти элементы подданства и власти затушевываются. Этот средний путь находит свое выражение и в терминологии. Так, например, в Германии одинаково избегают употребления терминов как «гражданин», так и «подданный», вместо них придумали средний термин

– «принадлежащий к государству» (Staatsangehoriger или Reichsangehoriger). Но, несмот-

ря на это, не подлежит сомнению, что во всех правовых государствах, не исключая и конституционных монархий, народ и во всей своей совокупности, и в виде отдельных личностей является не только объектом власти, но и субъектом ее.

Этот характер народа в современных государствах гарантируется самим государственным устройством. Наиболее простым и естественным государственным устройством является республика с непосредственным народным правлением. В таких республиках все вопросы решаются народным собранием всех наличных граждан, происходящим обыкновенно под открытым небом. Это народное собрание соответствует нашим древним вечам, или нынешним мирским сходкам в сельских общинах. Однако непосредственная демократическая республика может существовать только в очень небольших государствах. Среди цивилизованных народов она сохранилась только в маленьких лесных и сельских кантонах Швейцарии. Не подлежит сомнению, что необходимое условие ее существования заключается в том, чтобы государство состояло из небольшого числа жителей, не превышающего несколько десятков тысяч.

[…] Но в современных крупных государствах, состоящих из миллионов и десятков миллионов жителей, весь народ или все полноправные граждане не могут собираться для установления законов и решения государственных дел. Поэтому в них собрания всего народа заменяются собраниями народных представителей. Народные представительства являются выразителями воли народа, в их постановлениях должно отражаться народное правосознание. По общепринятой в современной теории государственного права конструкции воля и мнение народного представительства выражают волю и мнение всего народа. Потребовался, однако, долгий процесс исторического развития для того, чтобы идея народного представительства выкристаллизовалась и получила свое полное осуществление в современном государстве.

Народное представительство сложилось постепенно чисто историческим путем в Англии. В процессе выработки тех исторических форм парламентских учреждений, которые создались в Англии к началу XVIII столетия, сознательный элемент почти не участвовал. Но тем большее значение сознательная и планомерная деятельность имела в Англии для определения содержания, внутренней сущности, или, так сказать, духа народного представительства. Через все развитие английского парламента проходит красной нитью одна идея – это борьба за право. Народные представители в Англии боролись за право, когда они отстаивали права парламента в вопросах обложения, когда они нападали на злоупотребления королевской властью и на неправильные действия должностных лиц, когда требовали, чтобы никто не подвергался аресту и наказанию иначе, как по приговору суда, и настаивали на независимости суда, когда они заботились о дальнейшем развитии права и настаивали на издании новых законов. Вообще, какое постановление не принимал бы английский парламент, он всегда отстаивал его во имя той или другой правовой нормы, силу и действие которой он этим подтверждал. Таким

215

образом, народное представительство в лице английского парламента всегда являлось носителем правовой идеи, по самому существу ему было свойственно стремление к осуществлению господства права в государстве.

С конца XVII столетия на развитие народного представительства начал влиять новый фактор. К этому времени начала зарождаться современная теория народного представительства, и постепенно его значение и деятельность подверглись рационализированию.

[…]В настоящее время как идея, так и само учреждение народного представительства сделались всеобщим достоянием. Практически это выразилось в том, что английские государственные учреждения были заимствованы всеми политически развитыми народами и превратились в неотъемлемую принадлежность современных культурных государств.

[…]Для характеристики европейской цивилизации, начиная с конца XVIII столетия,

кним нужно прибавить еще два элемента, чрезвычайно важных и существенных; это – современная промышленная техника и конституционные государственные учреждения. Эти два элемента совершенно преобразовали жизнь культурного человечества.

[…]Конституционные учреждения […] преобразовали всю современную политическую и государственную жизнь, дав народным массам возможность участвовать в ней и определять ее. Они открыли пути и создали средства, при помощи которых народ сам может организовать свое государство и направлять его деятельность. Если еще в первой половине XVIII столетия признавалось бесспорной истиной, что свобода и демократия невозможны в обширных государствах, обладающих десятками миллионов жителей, то теперь не возбуждает больше возражений обратное мнение. Эта коренная перемена во взглядах объясняется тем опытом, которым мы обязаны конституционным учреждениям и прежде всего народному представительству. Все это заставляет нас поставить конституционные учреждения, и в частности, народное представительство, рядом с четырьмя названными выше элементами, определяющими всю современную культуру.

[…]С точки зрения теории государственного права, народное представительство есть орган власти, и потому учение о народном представительстве относится к учению об органах власти, в связи с которым мы и рассмотрим подробно организацию и деятельность народного представительства. Здесь нам важно только указать на то, что народное представительство, как по своей исторической роли, так и по своей организации и функциям, в настоящее время является основным элементом для создания господства права в современном государстве. Благодаря ему вся деятельность современного государства регулируется правовыми нормами и подчиняется народному правосознанию.

22. Тихомиров Л. А.

Монархическая государственность

[…]Когда мы говорим о представительстве, читатель всегда представляет себе, что речь идет о чем-то таком, что несет с собой свободу, обеспечение прав, ограничение произвола и т. п., вообще представляет себе нечто весьма светлое; вследствие этого он предрасположен считать излишним критическое рассмотрение принципа, обещающего столько благ. Такое отношение к пониманию принципов крайне ошибочно. Далеко не всегда представительство несет за собой благо. Я говорю о самой идее представления каким-либо другим лицом воли и мысли Верховной власти. Это явление представительства бывает не только в демократии, но и в монархии. Его-то мы и должны рассмотреть объективно – как политический факт, как один из составных элементов государственности.

[…]Что такое представительство? Это просто одна из форм передаточной власти. Власть свою могут передавать и монарх, и аристократия, и народ. Очень часто это неизбежно, как вообще все формы передаточной власти.

216

[…] Чужую волю нельзя представлять, потому что она даже неизвестна заранее. Никто не может и сам знать заранее, какова будет его воля. Тем более не может этого знать «представитель». Тем не менее по развитию демократизма в огромных странах, не допускающих никакой возможности прямого правления народа, эта форма передачи его власти получила в настоящее время всеобщее господство, создав парламентарное правление.

В настоящее время после вековой практики ни для кого не может быть сомнительным, что в парламентарных странах воля народа представляется правительством до крайности мало. Роль народа состоит почти исключительно в том, чтобы выбрать своих повелителей, да в случае особенной произвольности их действий сменить их, хотя и последняя задача – при хорошей организации политиканских партий – далеко не легка.[…] Демократическое представительство создает господство парламентарных политиканов. В монархиях идея представительства создает или сатрапии, или так называемый бюрократизм.

При чрезмерном развитии централизации действительное правление монарха по контролю и направлению бесчисленных учреждений становится тоже невозможным. Естественное же стремление всех организаций к независимости может побуждать правительственные учреждения даже и к преднамеренному созданию такого порядка, когда они действуют «именем» монарха и якобы «по указу» его, но фактически совершенно независимо и даже без ведома Верховной власти. Тогда появляется так называемое бюрократическое правление, где чиновники, подобно парламентарным политиканам, представляют волю Верховной власти. Это, разумеется, такая же фикция, как и при парламентарном правлении, с той разницей, что в одном случае предметом фальсификации является воля монарха, а в другом воля народа. Бюрократия и парламентаризм поэтому идут всегда рука об руку, и парламентаризм по идее составляет даже естественное завершение бюрократизма.

Во избежание этого особенное значение для верховной власти имеет так называемое самоуправление (точнее сказать – общественное управление), которое чрезвычайно расширяет возможность прямого действия в правительственных учреждениях и освобождает силы Верховной власти для прямого контроля и направления. Это одинаково относится к государствам всех образов правления при всех формах Верховной власти. Значение самоуправления, как необходимого дополнения демократических республик, имеет даже свою серьезную литературу, но оно не менее велико монархии, как это мы рассмотрим в рассуждении о монархической политике.

23. Спенсер Герберт. Политические сочинения: в 5 т.

Т. III: История политических институтов. [Прямое народоправство]

[…]На эту форму правления мы указываем здесь как на форму основную, потому что ее находим в самом начале социальной жизни и одинаково встречаем при различных условиях. Мы встречаем ее не только между народами высшего типа, каковы арийцы и некоторые семиты, но и между краснокожими индейцами Северной Америки, дравидианскими трибами горной Индии и между аборигенами Австралии.

Действительно, как уже и предполагалось, невозможен никакой другой путь образования правительственной организации. С одной стороны, первоначально не существует никакой сдерживающей силы, кроме воли агрегата, как это обнаруживается в собравшейся толпе. С другой стороны, главные роли при определении этой воли агрегата неизбежно занимаются теми немногими, превосходство которых является общепризнанным.

Аиз этих членов, имеющих преобладающее значение, наверное, один обладает им в высшей степени в сравнении с остальными.

[…]Вывод, который мы желаем отметить как имеющий особенное значение, состоит не в том, что свободная форма управления есть общества суть, отверделые продукты

217

идей и чувств людей, живших в прошлое время, однако они становятся действующей силой, подчиняя себе чувства и идеи живущих людей. Нам привычен тот факт, что воля «мертвого» («the dead hand») контролирует действия живых в отношениях владения собственностью; но действия «мертвого» в направлении жизни вообще через сложившуюся политическую систему, несравненно шире. То, что из часа в час в каждой стране, управляемой деспотически или иным образом, производит повиновение, делающее возможным политическую функцию, это есть накопленное и организованное чувство, питаемое к унаследованным учреждениям, сделавшимся священными по традиции. Отсюда неоспоримо, что «чувство общественности», – принимая это слово в самом широком его значении – есть единственный источник политической власти, по крайней мере в тех общинах, которые не находятся под чужеземным господством. Так было с самого начала политической жизни, и так, в сущности, еще и продолжает быть.

В науке установилось положение, что с причинами, еще действующими ныне, слились в одно причины, которые, действуя подобным же образом в прошлое время, произвели нынешнее положение вещей. Принятие этого положения и исследование вопросов, возбуждаемых им, влечет к подтверждению вышеизложенных заключений.

[Митинг (собрание)]

[…] Каждодневно всякий общественный митинг (собрание) снова дает пример той же самой политической дифференциации, которая характеризует примитивную политическую деятельность, – снова дает и пример действия составляющих ее частей. Наибольшую массу обыкновенно представляют люди мало выделяющиеся, образующие слушателей, все участие которых в ходе дел заключается в выражении одобрения или неодобрения, в произнесении да или нет по поводу предложенных решений. Затем есть меньшая часть, стоящие у трибуны, состоящая из людей, которым богатство, положение или способности придают влияние, – эта часть ведет прения. Наконец, есть выборный председатель, обыкновенно человек наиболее знаменитый, которому подчиняются как говорящие, так и слушающие, – временный король.

Даже без всяких формальностей собравшаяся сходка немедленно распадается более или менее ясно на эти подразделения, а когда собрание становится постоянным телом, как собрание людей, образующих коммерческую компанию, или филантропическое общество, или клуб, тогда немедленно эти три подразделения получают определенность – являются президент или старшина, совет или комитет и пайщики или члены. К этому следует прибавить, что хотя первоначально каждая из этих добровольно образовавшихся постоянных ассоциаций, подобно собранию примитивной орды или современному публичному митингу, обнаруживает такое распределение власти, при котором немногие избранные с их главой являются подчиненными массе, однако в зависимости от обстоятельств отношение между властью отдельных частей обыкновенно подвергается более или менее значительным переменам. Там, где члены массы являются не только очень заинтересованными в ведении дел, но и поставленными в такое положение, что легко могут кооперировать, там они сдерживают немногих избранных членов и их главу; но, наоборот, там где отдаленное расстояние между членами, как, например, между железнодорожными акционерами, мешает соединенной деятельности, там избранное меньшинство становится в значительной степени олигархией, а из олигархии нередко выступает автократ: конституция становится деспотизмом, умеряемая переворотами.

Говоря о ежечасно представляющихся доказательствах того, что сила политической агентуры производится агрегативным чувством, частью воплотившимся в утвердившейся системе, унаследованной от прошлого, частью вызванным непосредственными обстоятельствами, я не только имею в виду доказательство того, что наши собственные политические действия определены подобным же образом, и не только того, что действия всех меньших обществ, сплотившихся временно или постоянно, определяются тем же. Я имею в виду большее. Я желаю осветить непреодолимый контроль среднего чувства и мнения над нововведением вообще. Факты вроде того, что закон не в силах бывает помешать дуэлям, если общественное мнение относится к ним благоприятно, или что свя-

218

щенные повеления, подкрепляемые угрозами осуждения, бессильны обуздать самые беззаконные посягательства, когда этого требуют преобладающие ни предводителей, не может бороться с относительно малой, но хорошо организованной группой тех, которые имеют общую идею и действуют в согласии.

Не следует упускать при этом из виду тот факт, что когда вышеупомянутые причины повлияли на уменьшение вооруженных людей, живших в отдалении, и когда развился обычай призыва наиболее влиятельных из их среды, то произошло естественно, что с течением времени получение приглашения стало патентом на присутствие, а отсутствие приглашения равнялось отсутствию права участвовать в собрании.

Таким образом, из войны прямо или косвенно возникли многоразличные влияния, которые соединились для отделения (дифференцирования) совещательной группы от массы вооруженных людей, из которых она возникла.

24. Ориу М. Основы публичного права

Часть четвертая. Конституционный режим Глава вторая. Национальный суверенитет

[§ 2. Революционная доктрина делегации суверенитета]

[…] Она называется теорией делегации, так как действительно, из всех практических элементов национального суверенитета, представительного режима и народоправства она создает одну теоретическую конструкцию юридического характера, вызывающую представление о делегации или полномочии.

Вот эта конструкция:

Суверенитет принадлежит нации, но последняя не осуществляет его непосредственно. Она лишь обладает им, но не осуществляет его.

Нация делегирует своим представителям осуществление суверенитета.

Эта делегация производится путем выборов и при помощи избирательною корпуса, отождествляемой с нацией.

На первый взгляд эта теория соблазнительна своей кажущейся простотой. Кроме того, она кажется безобидной, так как утверждает необходимость представительного образа правления и так как можно предполагать, что она признает суверенитет за организованной нацией; действительно, разве не в нации сосредоточен суверенитет и не представителям ли нации делегируется осуществление суверенитета?

Все это кажется очень убедительным, и понятно, что сторонники порядка дали себя поймать на этом. Но в этой конструкции есть трещина, через которую проходит революционный дух; вследствие этой трещины теория делегации не может не считаться опаснейшим из парадоксов, теорией революционного образа правления.

Порок этой теории в том, что она становится на точку зрения идеологическую, точку зрения абстрактною государства, а не на точку зрения живой нации, следовательно, в том, что она игнорирует корпоративную реальность.

Прежде всего, предполагается, что суверенитет, которым обладает нация, есть тот же самый, который осуществляют представители, т. е. суверенитет «правительства». Он бы должен быть действительно, тем же самым, так как нация доверяет осуществление того, чем сама пользуется.

Далее предполагается, что нация делегирует этот правительственный суверенитет путем выборов. Этим нация отождествляется с избирательным корпусом, причем эта отождествляемая с избирательным корпусом нация может быть лишь народом, состоящим из действительно живущих индивидов, действующих без всякой организации, так как всякая организация превращала бы избирательный корпус в орган, отличный от нации; иными словами мы возвращаемся к антикорпоративному пониманию народного суверенитета.

Но в таком случае, почему нация должна делегировать суверенитет? На чем основывается необходимость представительного правления? Почему нация не могла бы

219

в форме избирательного корпуса, осуществлять непосредственно правительственный суверенитет, раз она вообще может действовать? Это открытая дверь для прямого народоправства, дверь потайная, но через которую все может пройти. Если нация, рассматриваемая как совокупность избирателей, пользуется полным правительственный суверенитетом, то от нее зависит, делегировать его в большей или меньшей степени, и она заинтересована в том, чтобы делегировать его в возможно меньшей степени. Таким образом, мы приходим обратно к понятию непосредственного правления народного собрания, как нельзя более неорганизованного и аморфного.

Представительная организация, конечно, сохраняется, но, с одной стороны, представители окажутся вполне в положении слуг, так как их полномочия выразятся в императивном мандате, не оставляющей за ними никакой автономии; с другой стороны, суверенитет будет делегироваться совершенно неорганизованным избирательным корпусом. Таким образом, под лживой фикцией представительного режима наступит в действительности возврат к прямому народоправству.

Это понимание является революционным в силу того, что оно противоположно корпоративному пониманию нации. Свойством Французской революции было стремиться к уничтожению всех корпоративных социальных организаций, в том числе и корпоративной организации нации, и к замене их мистической коллективностью «демоса», который по своему всемогуществу неорганизованной массы является лишь разрушительной силой.

Бывают законные революции против социальных институтов, сделавшихся средствами угнетения; но недопустимо, чтобы революция была перманентной и, следовательно, недопустимо, чтобы регулярное и конституционное правительство какой-либо страны было революционным.

Между конституционным режимом и революционным правительством лежит пропасть, так как конституционный режим исходит из постулата, согласно которому национальный суверенитет есть суверенитет корпоративно организованной нации. Необходимо должен существовать установившийся корпоративный порядок вещей, и избирательная процедура должна пониматься и быть организованной так, чтобы этот порядок вещей не мог каждый день ставиться под вопрос со стороны самого избирательного корпуса.

Таким образом, теория делегации ввиду революционного истолкования, которое ей дается и на которое она роковым образом обречена, несовместима с конституционным режимом и в нем содержащимся принципом корпоративного порядка […].

Глава первая. Объективный правовой порядок [Вопрос о делегации учредительной власти]

Последствием теории делегации, от которой конституционный режим уже освободился, является фикция предполагаемой учредительной власти, будто бы содержащейся в нации и будто бы делегированной с ее стороны путем специальной операции специальному органу – чаще всего учредительному собранию, созванному для создания конституции. Конечно, здесь учредительная власть также предполагается принадлежащей неорганизованной нации, т. е. практически народному собранию; выходит, что неорганизованная и неустроенная масса как раз будто бы обладает учредительным и организующим свойством.

[…] В настоящее время общепризнано, что учредительная власть принадлежит обыкновенным органам правления. Самое меньшее, что при этом требуется соблюдать особые формы; иными словами нация «учреждается» ее правящими органами или, вернее, она «учреждает себя» с помощью своих правящих органов, участвующих в жизненной процедуре корпоративного института.

Этот мастичный отказ от теории делегации позволяет предсказать ее окончательное падение. Она уже и теперь является почти пустой формулой, но, чтобы ее окончательно уничтожить, ее следует заменить другой теорией, и другой формулой.

220

Часть четвертая. Конституционный режим. Глава вторая Национальный суверенитет

[§ 3. Органическая теория национального суверенитета]

Основы теории и методологические принципы.

Эта теория является органической, т. е. она не упускает из виду, что суверенитет в конституционном смысле является свойством не какой-то абстракции и не неорганизованного коллектива, а нации как организованного и корпоративного института. Чтобы обеспечить себя от уклонений от этой точки зрения необходимо следовать известному методу. Эгот метод будет позитивный, а не идеологический; принципы его следующие:

Принцип организованного порядка. – Следует признать практическое превосходство органическою порядка над неорганическим порядком; следовательно, все, что должно быть упорядочено в государстве должно быть организовано.

Принцип синтетического единства или совокупность сил. – Следует придать, что всякий организованный институт стремится осуществить корпоративное единство, и что это единство является не простым, а синтетическим и основанным на власти. Иными словами, этот институт не является логическим результатом осуществления какого-либо единого принципа, а наоборот, он является практическим результатом нескольких сил, из которых одни господствуют над другими и взаимно уравновешиваются, причем этим равновесием создается единство целого.

Принцип необходимой связи между политической властью и организацией. – Необходимо признать, как следствие, что в политическом институте власть связана с организацией, функция его состоит в том, чтобы организовать нашло, и что, обратно, он должен сам организовать себя; отсюда следует обязательно придерживаться следующих положений: а) все, что политически неорганизованно, неспособно управлять; в особенности к этому неспособна неорганизованная масса; б) всякий организованный определенным и постоянным образом политический элемент стремится превратиться в правящий орган, даже когда первоначально он был предназначен лишь для контроля над правительством.

Применение метода. – Для применения нашего метода мы должны проделать двойную операцию: сперва мы должны аналитическим путем выяснить различные составные элементы национального суверенитета, а затем произвести практический синтез этих составных элементов.

Анализ составных элементов национального суверенитета Три формы национального суверенитета. Путем логическою анализа мы установили

существование в государстве трех логических форм суверенитета: юридического суверенитета установившегося правопорядка, политического суверенитета правительства и суверенитета подданства. Если теперь мы от логической точки зрения перейдем к практической, т. е. к точке зрения конституционного права, и если посмотрим на национальный суверенитет, являющийся практическим выражением государственного суверенитета, то можем ожидать, что три логические формы государственного суверенитета выразятся в трех фактически существующих формах национального суверенитета, основывающихся на трех категориях практических сил.

Это предположение, действительно, оправдывается, как это видно из следующих наблюдений:

Юридический суверенитет положительного права практически осуществляется в форме «царства закона>> и суверенитета конституционного статута, или писаной конституции.

Политический суверенитет правительства осуществляется в форме суверенитета представительного правительства при условии включения в это правительство также и избирательного корпуса.

Суверенитет подданства осуществляется вне правительства, в форме свободных сил, содействующих общественному благу […].