Небратенко Г.Г. История донской полиции и суда. Ч. 2

Глава 3 стаНовлеНие российскоГо правосудия

На доНу в дореФормеННый период

(1801–1869 годы)

ВXIX столетии император Александр I продолжил политику нормативно-правовой регламентации общественных отношений в Земле Войска Донского. «Реформа нового царствования коснулась жителей тихого Дона, но, можно сказать, и весь строй жизни казаков, управления и отношений с правительством стал видоизменяться… В это время Донскому Войску были привиты те начала, которые заменили собой обычное право, действовавшее доселе на Дону в большинстве случаев, и писаные узаконения высочайшей власти явились нормой жизни на долгий последующий период» [42, с. 3–4]. Однако это суждение, датируемое 1912 годом, являлось отражением результата, очевидного современнику, хотя процесс его достижения, растянувшийся на столетие, протекал томительно, и уже к середине XIX века само существование казачьего сословия некоторыми государственными деятелями признавалось анахронизмом, и все же данное положение вещей сохранялось, потому что приносило большую пользу Российской империи.

Вдни войны и мира Донское казачье войско выставляло за свой счет конные полки и несколько батарей, причем полковых командиров представлял к назначению и отставке войсковой атаман Матвей Платов, а полковники – прочих офицеров. Командиры полков были выходцами из семейств войсковых старшин, своей фамилией они нарекали подчиненные им воинские части, часто

сдобавлением нумерации (для персонализации родственников или однофамильцев). Нередко командование переходило от отца к сыну, от старшего брата к младшему, от дяди к племеннику, при этом подчинение донцов неказачьим офицерам не допускалось

[88, с. 22, 23, 207, 208].

Вначале XIX века уголовным, следственным и апелляцион-

ным производством, поступавшим из Военной коллегии, ведал

51

4-ый департамент Сената [30, с. 109]. В дореформенный период на Дону появились судебные органы, интегрированные в российскую судебную систему, но сохранявшие региональный колорит. Процесс становления российского правосудия на Дону сопровождался наступлением на обычное право, но отказом от одномоментного перехода к российскому законодательству. По этому поводу в 20-х годах Сенат разъяснял: «когда в указе ясно не сказано, что он распространяется на Войско Донское, прежде отправления решительного предписания на Дон, … испрашивать на то царского решения, … дабы не ущемить прав, дарованных оному Войску, и не ставить под угрозу возможность выполнения казаками обязанностей войскового сословия» [29, с. 88]. В Землях Войска Донского исполнялись те правовые акты, которые поступали от главы государства или Сената, но они полностью не упорядочивали судебно-процессуальные отношения, а законодательство, касавшееся казачества, еще только формировалось и имело множество пробелов.

Переход к доминированию позитивного «казачьего права» произошел в начале второй трети XIX столетия в форме «Особых правил» Свода законов Российской империи под на - званием «Учреждение гражданского управления казаков» и со - провождался узакониванием ряда правовых обычаев, а также упразднением множества устных, не получивших легитимации. Впрочем, их изъятие из сферы правового регулирования не привело к забвению казачьих обычаев, которые исполь - зовались в станицах и казачьих хуторах, применяясь даже в отношении «иногородних», и важным условием реализации станичного права являлось то, что оно сохраняло обществен - но-регулятивную значимость и целостность [50, с. 43]. Вер - бальность же станичного правосудия не мешала становлению общероссийского суда в Донском казачьем войске, в то же вре - мя законодателем особое внимание уделялось развитию пра - вовых основ региональной судебной власти и уточнению ее компетенции (приложение № 9).

52

§1. органы власти, отправлявшие правосудие

вначале XIX века

Судебные функции в Землях Войска Донского в начале XIX столетия, как и прежде, осуществлялись органами исполнительной власти и местного самоуправления, причем первым при осуществлении судопроизводства предписывалось руководствоваться российским законодательством и вести дела письменно, а вторые, остававшиеся словесными, использовали обычное право (приложение № 7). Ввиду юридических пробелов повсеместно добиться законности не представлялось возможным, и не только сыскные начальства, но и Войсковая канцелярия все еще допускали использование казачьих обычаев. В крае сложилась трехступенчатая система правосудия: станичный суд, окружной суд и войсковой суд, закрепленная в указе от 25 февраля 1802 года. «Каждое вышестоящее звено являлось апелляционной инстанцией для нижестоящего, но в связи с отсутствием строгой апелляционной процедуры любое дело могло быть перенесено от низшей инстанции до Сената по частной инициативе одной из сторон, а с 1800… – войскового прокурора…» [29, с. 88].

Войсковая канцелярия, согласно указу от 25 февраля 1802 года, получила внутреннее устройство по типу ранее существовавшего в 1776–1797 годах Войскового гражданского правительства, но сохранила прежнее наименование. По делам гражданского характера, к которым относилось судопроизводство, она находилась в ведении Сената, а военного – Военной коллегии, просуществовавшей до 1812 года. В Войсковой канцелярии председательствовал атаман, заседали два непременных члена и четыре асессора, избираемые на три года из числа отставных донских дворян (чиновников), которые, «…не будучи более способными в военную службу, могут по приобретенной ими опытности с большею еще пользою быть судьями».

Присутствие в Войсковой канцелярии «особого генерала» неказачьего происхождения, учрежденное Павлом I в 1800 году,

53

отменялось, но должность прокурора, функционировавшего на правах главы губернской прокуратуры, сохранялась, причем его обязанности конкретизировались. «Дабы законы по всей точности исполняемы были…, не имея никакой власти повелительной, по предписанным ему правилам, в случае надобности или замеченной противозаконности напоминает и изъясняет настоящую силу и смысл закона; когда же при всем том его напоминания или предложения остаются тщетными, то доносит обо всем начальству». С целью «облегчения всем войсковым обывателям доставления правосудия»семьсуществовавшихвЗемлеВойскаДонскогосыскныхначальствполучилистатусиуездныхсудов,инижнихземских судов «в соединении». Они «…по просьбам и жалобам производят следствие, решают дела на основе законов, а будет же кто таким решением недоволен, … может приносить жалобу в Войсковую канцелярию, которая истребует настоящим порядком объяснение, все дела поступают по законам» [67, с. 93–97].

Обжалование судебных решений, не вступивших в силу (подача апелляций), не допускалось, причем с любопытной формулировкой: «…жалобы на сии сыскные начальства должны быть изъяты из обряда, для апелляционных дел установленного, который для тяжущихся войсковых обывателей, к оному не привыкших, был бы крайне отяготителен». Данная правовая норма подавалась законодателем как привилегия казачества, освобождающая его представителей от необходимости соблюдения сроков обжалования судебных решений и явки в суд для «выслушивания решений по тяжебным делам» [99, с. 275], что было связано с частым длительным нахождением казаков на военной службе, ограничивавшим возможность соблюдения установленного периода для обжалования судебных решений.

Для производства выборов в Войсковую канцелярию и в сыскные начальства в начале мая 1802 года атаманом Матвеем Платовым в Черкасске было назначено «собрание отставных господ офицеров Донского казачьего войска», при этом чины, находившиеся на действительнойслужбезапределамиВойскаДонского,участияввыбо-

54

рахнепринимали.Оповещениеделегатовпроизводилосьсыскными начальствами, а в столице края – полицией, и баллотировка кандидатов производилась из «достойных и благородных людей» [17, ф. 339, оп. 1, д. 164, л. 2–2 об]. 5 мая 1802 года городская полиция оповестила донских чиновников, прибывших в Черкасск, о времени и месте собрания, и в 9.00 часов следующего дня выборы были проведены [17, ф. 46, оп. 1, д. 138, л. 32]. Чиновники, избранные в Войсковую канцелярию, утверждались императором, а в сыскные начальства – Сенатом [17, ф. 46, оп. 1, д. 381, л. 2–2 об], впрочем, отсутствие губернских и уездных дворянских собраний делало организацию последующих «избирательных кампаний» прерогативой войскового атамана.

Указом, данным Сенату 29 сентября 1802 года, вводились некоторые уточнения: непременные члены Войсковой канцелярии утверждались государем, а асессоры – Сенатом; региональное правительство представляло собой одно нераздельное присутствие, но «для успешного хода дел» подразделялось на три экспедиции (воинскую, гражданскую и экономическую). Первую возглавлял войсковой атаман (в его отсутствие – «наказной»), вторую и третью для обеспечения законности в работе «наблюдал» войсковой прокурор. Делопроизводство в экспедициях осуществлялось дьяками, а завершенные дела рассматривались общим составом Войсковой канцелярии по большинству голосов, причем гражданские и экономические обжаловались в Сенате, а военные

– у начальника Главного штаба, располагавшегося в Санкт-Петер- бурге. Дела гражданские (тяжебные) и уголовные предписывалось вести на законном основании, возбуждая соответствующие процедуры в сыскных начальствах, жалобы на которые «вне апелляционного обряда» подавались в Войсковую канцелярию, а в Сенат – в апелляционном порядке. Кроме того, на общих основаниях предписывалось учредить в станицах «словесный и третейский суд», а о станичном суде в данном указе вообще ничего не упоминалось

[11, с. 165].

Сыскные начальства в качестве наказания за правонарушения и проступки имели право применять к виновным различные

55

меры внесудебного дисциплинарного принуждения, например, внеочередную мобилизацию в войска или направление на общественные работы. Обращаясь в сыскное начальство с подачей просьб, жалоб и заявлений, казаки и урядники получали возможность обжалования решений и приговоров, вынесенных в станицах, а точнее их законного разрешения, хотя некоторые дела сразу рассматривались в округе. Собранные материалы по уголовным делам поступали для вынесения приговоров в Войсковую канцелярию, а гражданские иски начальства рассматривали самостоятельно, следуя российскому законодательству и предписаниям регионального правительства. Однако законодатель старался стимулировать казачество к саморегулированию

ипредписывал без необходимости не обращаться по тяжбам в сыскное начальство, первоначально приходя в учреждаемый «словесный и третейский суд».

Сложившееся судебное устройство было закреплено указом от 6 февраля 1804 года [74, собр. 1, т. 28, № 21142], при этом предусматривались и нововведения. Так, уточнялось, что непременный член Войсковой канцелярии, выбранный пожизненно (два чиновника), освобождал должность «отставкой или смертью», причем его место занимал кандидат, уступивший ему при голосовании на выборах и занявший «второе место», но с обязательным утверждением главой государства. Асессоры также выдвигались «по большинству баллов», но не пожизненно, а каждые три года, и результаты выборов сообщались в Сенат (приложение № 5).

Служба в региональном правительстве происходила в тех чинах, которые были получены прежде, и новых не предусматривала, а жалование полагалось «по заслугам и усмотрению начальства», чтобылонеоправданосантикоррупционнойточкизрения.Войсковая канцелярия, хотя и представляла собой «нераздельное присутствие для успешного приготовления дел, для соображения справок

ипрочего в обряде производства их…», по-прежнему включала три экспедиции, являвшиеся ее структурными подразделениями. В компетенцию Воинской экспедиции входило ведение списков

56

служащих и отставных казаков, а также откомандирование их на службу, построение мундиров, «часть уголовная по делам воинских чиновников», то есть донских офицеров и нижних чинов. К ведению Гражданской экспедиции относились тяжебные, следственные, уголовные, крепостные и межевые дела, а также вопросы местной полиции (земской). Экономической экспедиции были подведомственны денежные сборы, приход-расход средств, подряды, «откупы, оброчные статьи, ревизия книг и всякие денежные отчеты» (приложения № 6, 7, 8).

Производство в Гражданской и Экономической экспедициях «отправлялось по обыкновенному порядку, во всех присутственных местах наблюдаемому, и за точным соблюдением обряда и закона особенно надзирал прокурор». За «точность приготовления и исполнения дел» в двух экспедициях отвечал один непременный член и асессор Войсковой канцелярии, назначаемые войсковым атаманом. Завершенные в них дела рассматривались на заседании всех членов правительства, возглавляемого войсковым атаманом, а приговоры и решения принимались большинством голосов. Однако такой порядок имел свои недостатки: «При стечении в множестве столь разнородных дел в одни и те же часы заседания, принадлежащих общему рассмотрению Войсковой канцелярии, асессоры оной должны еще в особенности заниматься и по вверенным управлению ихэкспедициям.Ксемуследуетприсовокупитьнедостатокправдля руководства экспедициями и неуважение мнения войскового атамана, происходящее от ошибочного понятия членов Канцелярии, что все дела, не исключая и исполнительных, губернскому правлению присвоенных, в решении своем должны зависеть единственно от большинства голосов» [99, с. 274].

Невзирая на появление министерств, указом от 6 февраля 1804 года закреплялась подведомственность Войсковой канцелярии «по части воинской» Военной коллегии, а по гражданской – жалобы подавались в Сенат, причем тем же порядком, каким они поступали из Гражданской и Уголовной палат губерний Российской империи. Первоначально тяжебные, межевые, полицейские

57

дела рассматривались по территориальной принадлежности в сыскных начальствах «яко первой инстанции уездного и земского суда

всоединении». Большинство рассмотренных ими уголовных дел передавалось для вынесения приговора в Гражданскую экспедицию Войсковой канцелярии [17, ф. 341, оп. 1, д. 305, л. 117–17 об], а проступки и не особо тяжкие преступления рассматривались на месте. Как отмечалось в указе от 6 февраля 1804 года, обжалование принятыхсыскныминачальствамиивступившихвсилуприговоров«без апелляционного обряда» происходило в Войсковой канцелярии, а судебные решения по гражданским искам были окончательными.

Отдельно разъяснялась деятельность словесного и третейского судов, предусмотренных еще в указе от 25 февраля 1802 года, которые создавались с целью погашения конфликтов, возникших на бытовой почве и курируемых в округах сыскными начальствами. Последние не принимали к производству иски, не прошедшие предварительного устного разбирательства в упомянутых судах. «…Дабы доставить всем войсковым чинам и обывателям средства разбираться в тяжбах, их простейшее и удобнейшее рассмотрение, устанавливается,чтобникакойисквимениииникакое делотяжебное не начиналось судебным порядком, как по предварительному рассмотрению споров словесных разбирательством посторонних людей…» [17, ф. 341, оп. 1, д. 305, л. 45].

Кзадачам словесного суда было отнесено прекращение тяжб и понуждениесторонкпринятиювзаимносогласованногоитоговогорешения,нередкобазирующегосянасложившемсяобычае.Инициаторы разбирательствазаконодателемнеопределялись,однакоочевидно,что их роль могли играть: истец, станичный атаман или выборные старики, и для организации процесса заинтересованные стороны в кратчайший срок обязывались выбрать по несколько посторонних людей (один-два разбирателя), представляющих их интересы. Отказаться от словесного суда было невозможно, даже если об этом ходатайствовал истец, а если ответчик игнорировал возбужденное разбирательство, то сыскное начальство обязывалось принуждать его к участию

впроцессе. Однако чиновники не касались сути дела, и после сбо-

58

ра «разбирателей» оно начиналось словесным рассмотрением для выявления имеющих существенное значение событий и фактов, а вынесенные итоговые решения озвучивались и формализовались в памяти присутствующих лиц. Сформировавшееся таким образом общественное мнение выступало не только фактором, склоняющим стороны к выполнению судебного решения, но и влияло на его вы-

несение [27, с. 361].

В то же время, если словесный суд, в сумме включавший двух или четырех представителей сторон, не улаживал возникший конфликт и не приходил к единогласному итоговому решению, осуществлялся выбор «общего посредника», дополнявшего «коллегию медиаторов» соответственно до трех или пяти человек,

итакой суд уже именовался «третейским». «Посредник» был лицом уважаемым, возможно, выборным стариком, так как его голос имел весомое значение, причем решения третейского суда, принимавшиеся по большинству голосов, имели окончательный характер и обжалованию судебным порядком уже не подлежали. Однако если одна из сторон не соглашалась на выбор «общего посредника», то дело завершалось только самим фактом словесного разбирательства, оставаясь неоконченным. В этом случае оставалось обратиться в сыскное начальство с письменным прошением о рассмотрении тяжбы в судебном порядке, отражая в нем, «…что дело было словесно разбираемо, но по несогласию тяжущихся не окончено» [17, ф. 341, оп. 1, д. 305, д. 45].

Между тем, как показывает практика, станичники по возможности избегали обращений в сыскное начальство, влекших дополнительную «писанину и волокиту». «Словесный и третейский суд, особенно для казаков, мог быть самым полезным учреждением, если бы приговоры его имели какую-либо силу, то ябеде не было бы места. Но как один из тяжущихся может отказаться от него

ипо окончании суда имеет право начать дело судебным порядком, то посему никто не прибегает к нему, и учреждение сие остается без пользы и употребления» [11, с. 166]. Кроме того, «в выборе разбирателей и посредников, в их вызовах и самом разбирательстве тяжб

59

часто протекает по несколько лет без всяких основательных причин,

иправая сторона вместо удовлетворения приходит только в большее бессилие и расстройство» [99, с. 275].

Представляется, что несомненным преимуществом словесных и третейских судов была возможность использования укоренившихся в народной памяти обычаев, не требующих знания законов и даже грамотности. Однако этим же достоинством обладал станичный суд, в котором, как и прежде, рассматривались проступки, тяжбы и даже преступления, а принятые судебные решения не обжаловались, но могли на законном основании рассматриваться сыскными начальствами. «…Станичное правление считало важным преступлением в то время одно только убийство, о котором и доносило сыскному начальнику, …каждый из граждан считал для себя выгодным судиться станичным, как бы семейным судом, нежели в сыскном начальстве…, так как в этих местах всякое дело тянулось всегда очень долго и стоило при том дорого». Следует отметить, что фактически так продолжалось до обнародования в 1870 году Положения об управлении в казачьих станицах [105, с. 157].

Вто же время станичный суд, состоявший из ежегодно избираемых станичниками атамана и двух стариков, юридически не считался судебной инстанцией, хотя даже в официальных документах той эпохи «станичных стариков» порою именовали «судьями». К их обязанностям относилось «наблюдение за всем относящимся до внутреннего порядка, спокойствия, довольствия казаков

истаничной хозяйственности». Интерес также представляет деятельность станичных правлений: «…малосложное и соглашенное с домашней жизнью казаков, без всякого сомнения для них полезно, если бы только станичные правители снабжены были полными

иясными правилами и подвергнуты четкой отчетности… Благонамеренные станичные правители поставлены в затруднение, не зная какими правилами руководствоваться, дабы со всей точностью исправлять свою обязанность, а занятые собственными видами придерживаются тех, по коим находят себя в меньшей ответственности. С тем вместе потеряно и должное к правилам уважение,

60