Небратенко Г.Г. История донской полиции и суда. Ч. 2

время совершения содеянного, указывая, когда было возбуждено производство, дабы поспешность решения дел была известна Ея Величеству» [17, ф. 339, оп. 1, д. 582, л. 1–6 об]. Наблюдалась тенденция к узакониванию судебного процесса, так как даже станицы, где господствовал обычай, уже не рассматривали уголовные дела, сообщая о преступлениях в сыскные начальства.

Между тем с 1797 года уголовные дела иногородних и иностранцев стали отсылаться в воронежское и новороссийское губернские правления, а гражданские – на рассмотрение в Сенат [2, с. 71]. Что касается казаков и донских черкас, то согласно Наставлению сыскным начальникам от 21 сентября 1797 года предварительное расследование и вынесение приговоров по «воровствам разного рода» в размере не более 20–25 рублей, а также «другим неважным преступлениям» состояло в компетенции сыскных начальств [57, с. 13]; и обжалование вынесенных ими приговоров осуществлялось в региональном правительстве. Более тяжкие преступления после их «исследования в начальстве» также направлялись в правительство для судебного рассмотрения и вынесения приговора. Кроме того, в сыскные начальства поступали ходатайства«поземельнымделамспорногодовольствиямеждустаницамии хуторами», которые предписывалось рассматривать лично, используя посредничество «околичных станиц старожилов», именуемых «правдами». Если же в итоге одна из тяжущихся сторон оставалась неудовлетворенной, то сыскной начальник направлял в Войсковую канцелярию рапорт с описанием сути дела и собственным мнением оегосодержании.Делаже,касающиесяименийвойсковыхстаршин и донских чиновников, рассматривались региональным правительством в первой инстанции.

В рамках гражданского производства сыскные начальства, как и прежде, рассматривали жалобы станичников, недовольных решениями станичного суда. Если же истец и там не находил судебного удовлетворения, то мог обратиться в Войсковую канцелярию, получив на руки копии материалов дела, и отправлялся в Черкасск. Исковые требования на сумму, превышающую 50

41

рублей, рассматривались в округе или в Черкасске, но в ноябре 1800 года для оптимизации количества тяжб, рассматриваемых Войсковой канцелярией, сыскным начальствам было позволено разбирать требования на сумму свыше 50 рублей, но не более 200 [17, ф. 339, оп. 1, д. 582, л. 3–3 об, 4]. По результатам работы за месяц сыскные начальства готовили для Войсковой канцелярииотчеты, именовавшиеся «ведомостями». В них содержались сведения обарестантахострога,обосвобожденныхиз-подстражи,овыслан- ных из округа «беглых крепостных», о численности находящихся в производстве дел и дел, уже рассмотренных. Составление ведомостей производилось канцеляристами начальств, которые вели журналы входящих и исходящих дел, журнал регистрации «колодников», а также вынесенных по письменным и устным разбирательствам судебных решений [67, с. 85–86].

В станичных судах особое место отводилось старикам, которые в делах частного обвинения склоняли стороны к примирению, а в случае его невозможности осуществляли досудебное разбирательство и вынесение судебных решений. Однако утверждение приговоров, наказание или помилование до 1775 года находилось в компетенции станичных кругов (сборов), носивших гласный, публичный и состязательный характер [34, с. 20–22]. Исключение составляли казусы, не имевшие особой общественной значимости, которые не требовали всенародного обсуждения, обычно разрешаясь взысканием «штрафа напоем», а в остальных случаях есаулом по поручению атамана созывался казачий круг. «Пределов власти сих народных собраний нельзя узнать с точностью, ибо в действиях народа, своевольного весьма, многое допускалось по случайности и прихоти. Они даже иногда позволяли себе смертную казнь, но по-настоящему им принадлежало право только решать споры и тяжбы, судить виновных и распоряжаться делами общественны-

ми» [35, с. 236].

Между тем, согласно ордеру князя Григория Потемкина от 7 мая 1775 года, в юрисдикцию «станичных правлений» входили лишь «все мелкие судебные дела и тяжбы между казаками и ли-

42

цами других сословий» [8, с. 158–159], проживающих в поселении или в пределах станичного юрта. В соответствии с сенатским указом от 6 ноября 1797 года ведению «общего станичного сбора» подлежали тяжебные дела на сумму не выше 50 рублей, и в итогенедовольнаясторонамогла«жаловаться»всыскноеначальство. Станичные атаманы и старики (от двух до десяти и более) рассматривали «полицейские проступки» (административные правонарушения), касавшиеся мелкого воровства, незаконной порубки леса, захватов земель небольшого размера, семейных ссор, буйств и драк. Однако по факту станичными обществами принимались к производству даже преступления, исключая убий-

ства [67, с. 78–82].

§ 7. рассмотрение донских дел в российских судах

Поворотным моментом в ограничении «казачьего присуда» стало Булавинское восстание 1707–1708 годов, показавшее, что прежней казачьей вольницы уже не существует, но еще раньше стало понятным, что древний обычай, гласивший «с Дона выдачи нет!», утратил силу. В Войско Донское стали направляться «сыщики» с карательными отрядами, которые выявляли и высылали «беглых», а жен казачьего происхождения и детей, родившихся в смешанных семьях, оставляли в крае. Это происходило несмотря на то, что в обычном праве казаков бродяжничество не являлось наказуемым. Впрочем, за казаками сохранялся иммунитет от уголовного преследования по закону, не позволявший без согласия Войска Донского казнить донцов «русским судом», например, в 1706 году в разгар Астраханского бунта войсковой атаман Аким Филипьев информировал царицынского воеводу: «откроется кто в заговоре из донских казаков, таковых… вешать, не спрашивая войскового разрешения» [87, с. 171].

Годом ранее Войсковой круг передал в Москву семерых «нарочных», не являвшихся донскими казаками, прибывших на Дон с «воровскими письмами», в которых предлагалось казакам при-

43

соединиться к Астраханскому бунту. Эти «курьеры» следовали по казачьим городкам и зачитывали грамоту, а дойдя до Черкасска, в Войсковом круге передали ее войсковому атаману Лукьяну Максимову, велевшему прочитать эту грамоту вслух. «… И по прочтении тех возмутителей взяли под караул и прислали скованных в Москву с тем письмом и обстоятельным донесением…».

В июле 1707 года для борьбы с «беглодержательством» на Дон прибыл князь Юрий Долгорукий «с пристойною командою», деятельность которого вызвала ропот среди казаков. По городкам, расположенным по Северскому Донцу вплоть до Бахмута, разошлась грамота, «написанная с тем, чтобы станичные атаманы и казаки до того выискивания не допускали, а старались бы тому воспрепятствовать и князя Долгорукова до того не допускать, в противном же случаесыщиковвсехбитьдосмерти»[79,с.126,132].Систематическое нарушение казачьих традиций привело к народному восстанию под предводительством бывшего смотрителя бахмутских солеварен КондратияБулавина,новоктябре1707годаВойскоДонскоеужедокладывало в Посольский приказ о расправе над участниками бунта: ста казакам «носы резали», остальных били плетями, а иных выслали в приграничные русские города.

«Пущих заводчиков, которые, в собрании быв, злой оный совет умышляли… десять человек повесили по деревьям по обыкновенности своей за ноги, и иных перестреляли в смерть, а 12 человек послали к великому государю» [90, с. 132]. Всего же было убито или казнено более семи тысяч человек, разорены донецкие городки и юрты, расположенные вдоль Северского Донца, а также по Медведице, Хопру, Бузулуку и частично Иловле [65, с. 32–33]. Однако Булавинское восстание возымело и положительный результат, так как после него выявление преступников в Войске Донском уже лишилось «крепостнического уклона», касаясь мигрантов, прибывших на Дон только после 1696 года. Казаки утверждали, что многие «новоприходцы» участвовали в штурме Азова, тем послужив государю, а отправка в 1728 году генерал-майора Тараканова закончилась обязательством высылки мигрантов, прибывших на Дон

44

после 1710 года [103, с. 409], то есть не участвовавших в Прутском походе 1711 года и Северной войне (на сухопутном театре военных действий).

После возращения туркам Азова в 1712 году в семи километрах от Черкасска появился подведомственный Военной коллегии Монастырский ретраншемент. Комендант укрепления надзирал за выполнением казаками царских и сенатских указов, присутствуя при выборах войскового атамана. В 1712–1730 годах делопроизводство российского правительства, касающееся отношений с Войском Донским, осуществлялось через коменданта, который «яко око государево» обо всем докладывал в Военную коллегию [12, с. 83]. В 1721 году Войско Донское перешло из ведения Коллегии иностранныхделвкомпетенциюВоеннойколлегии,чтопоспособствовало ограничению юрисдикции донского суда. Военная коллегия для рассмотрения «государственных дел», возникавших на Дону, учреждала следственные комиссии и командировала своих чиновников, на месте взаимодействовавших с названным комендантом. На основе работы таких комиссий готовились «экстракты» для их последующего утверждения, например, в 1723 году по делу «об обидах турок из Кафы, учиненных Матвеем Краснощековым и Данилой Ефремовым».

Самые важные «судебные дела» рассматривались Сенатом, например, 12 мая 1746 года – дело «о распре донских и запорожских казаков по вопросу о спорных землях». На основе возбужденного донским правительством производства Военная коллегия подготовила экстракт и направила его для рассмотрения и принятия решения в Сенат, который, дополнительно изучив карты и иные формальные источники, «дабы унять распрю», определил границу между двумя казачьими войсками по мирному договору Российской империи с Оттоманской Портой 1714 года. Спорные земли, доставшиеся Турции, закреплялись за запорожцами, а те, что отошли Российской империи, признавались за донскими каза-

ками [79, с. 181–182].

Делами политического характера занималась созданная в 1731 году «Канцелярия тайных и розыскных дел», состоявшая

45

при Сенате, и по требованию правительства и решению Войска Донского казаки высылались за пределы края, но исполнять обвинительный приговор можно было и на Дону. Так произошло в 1732 году с «казаком-новоприходцем» Ларионом Стародубцевым (беглыйдрагун),обвиненнымв«самозванстве»,которыйпоприговору московской конторы «Канцелярии тайных и розыскных дел» был обезглавлен в станице Яменской: «голова воткнута на кол, а тело сожжено». Однако по некоторым резонансным делам Войску Донскому из «монаршего соизволения» могли позволить собственные «исследования меры виновности и рапортовать в Военную коллегию, какого наказания по казацкому обыкновению кто достоин», при этом подсудимый даже не высылался за пределы края. Так произошло по делу наказного атамана Романа Емельянова «о нераспорядительности во время пожара, уничтожившего 12 сентября 1744 года большинство строений Черкасска», или по делу братьев Грузиновых [90, с. 148, 16–165].

Военная коллегия рассматривала на основе российского законодательства уголовные дела войсковых старшин, имеющих офицерские чины и ордена, являющихся дворянами, а также «жа- лобы-челобитья», поступавшие из Войска Донского, давала нормативные разъяснения казусов. Так, по обращению из Войсковой канцелярии 1760 года было дано разъяснение по делу «о взыскании имущества убитых казаков, задолжавших греческому купцу» (на этот счет в Соборном уложении 1649 года не было предписаний), что необходимо применять Вексельный устав 1729 года. Войсковая канцелярия в судебной деятельности уже с середины XVIII века стала применять Соборное уложение, Новоуложенные статьи, Артикул воинский и Вексельный устав. Однако изложенный выше казус затрагивал интересы иностранного поданного, а в «казачьих делах» доминировало обычное право. Как отмечал в 1767 году войсковой старшина Янов, длительное время работавший войсковым дьяком: «по введенным и застарелым древним обыкновениям на беспредельном основании…, войсковых старшин, оные все, в том числе и грамоте незнающие, а притом без су-

46

дейскойприсяги,вВойсковойканцелярииимеютприсутствиеипо текущим воинским, и гражданским делам чинят без подписывания определений, с одной только на делах пометою и краткою в книгу от писаря запискою…» [90, с. 165, 191, 192].

Со времени вступления на российский престол императрицы Екатерины II политические дела, возникающие в Войске Донском, а также жалобы на решения по гражданским делам (тяжбам) перешли в компетенцию Сената. За Военной коллегией сохранилось право рассмотрения жалоб по судебным приговорам, исключая дела неказачьего населения, также находившегося в ведении Сената. Впрочем, в любом случае документооборот проходил через Военную коллегию, и когда в 1768 году из Санкт-Петербурга затребовали сведения об уже решенных по «челобитьям» и находящихся на рассмотрении делах, выяснилось, что на Дону не знали о существовании департаментов Сената, появившихся в 1763 году

[65, с. 12–14, 35–36, 90–91].

Осознавая возможность рассмотрения дел по российскому законодательству, некоторые войсковые старшины, не имеющие чинов русской армии, и даже рядовые казаки стали обращаться к российскому правосудию, обычно – в лице комендантов русских крепостей. Так, к 1766 году при обер-коментанте крепости Св. Дмитрия Ростовского функционировала «следственная комиссия», возглавляемая «особым генерал-майором», вероятно, «по раскольничьим делам», сформированная в 1764 году по требованию воронежского епископа Тихона. Данное учреждение, хотя и имело специфический профиль, но по жалобам стало осуществлять и иное разбирательство, что скоро стало обременительным. Поэтому в 1766 году российское правительство постановило принятые к рассмотрению дела завершить, а «челобитень того Войска на старшин и казаков не принимать, ибо оные должны свое удовольствие требовать и суд иметь в Войсковой канцелярии…». В то же время обжалование судебных решений, вынесенных региональным правительством, производилось в Санкт-Петербурге или Москве через обер-коменданта, который обеспечивал пересылку посту-

47

пивших материалов без собственного рассмотрения [90, с. 166],

атакже участвовал в организации мероприятий по обеспечению законности на территории Войска Донского.

Одним из примеров такой деятельности является дело войскового атамана Степана Ефремова, который в 1772 году в своем имении был арестован воинской командой во главе с капи- тан-поручиком Ржевским и доставлен в крепость Св. Дмитрия Ростовского, а затем в кандалах в Санкт-Петербург, где 22 апреля 1773 года по закону был признан виновным в ряде государственных преступлений, приговорен к смертной казни, но затем помилован, лишен чинов и орденов и сослан в Пернов (ныне город Пярну, Республика Эстония). По данному делу проходило еще несколько казаков, содержавшихся в крепости Св. Дмитрия, но помилованных летом следующего года. Еще одно политическое дело имело место в 1773 году, когда посланный на Дон с «возмутительными письмами» от Емельяна Пугачева казак Черников по указу императрицы Екатерины был передан «собственному сего Войска суду для поступления с ним по государственным узаконениям». К осужденному в виде исключения применили не «казацкие обыкновения, не посадили в воду и не отсекли голову,

аВоинский артикул, и повесили» [65, с. 37].

Впоследней четверти XVIII века Войсковое гражданское правительствовыносилосудебныерешенияподелам,находившимсяв егопроизводстве,сиспользованиемроссийскогозаконодательства, и поэтому конвоирование за пределы Войска Донского подсудимых для рассмотрения их дел могло не осуществляться, равно как и переадресация в столицу материалов следствия. Впрочем, приговоры за совершение особо тяжких преступлений утверждались новороссийским генерал-губернатором, а с 1791 года – Военной коллегией

[29, с. 82].

Влияние Григория Потемкина на донские дела было велико, и Сенат не вмешивался в их непосредственное течение, например, еще в 1775 году по его предложению было отменено наказание нескольких войсковых старшин, приговоренных к лишению чинов

48

армейских офицеров. Право наказывать за «ослушание» было передано Войсковой канцелярии, но с оговоркой в отношении виновного, что «поступать с ним нужно сообразно офицерской чести и налагать штрафы» [58, с. 55]. Вплоть до смерти «светлейшего князя» канцелярия новороссийского генерал-губернатора рассматривалажалобынарешениярегиональногоправительства.Исключение составляло «военное производство», поступавшие в Военную коллегию, но фактически им мог заниматься сам Потемкин, который по совместительству являлся вице-президентом этой коллегии.

Впрочем, в особых случаях Военная коллегия, как и прежде, рассматривала преступления в первой инстанции, назначая специальную «следственную комиссию», например, в рамках Есауловского бунта 1792–1794 годов, когда по делу «о побеге трех казачьих донских полков с Кавказской линии» было осуждено шесть человек, признанных зачинщиками (заводчиками). В итоге «воинский суд» в 1793 году приговорил казаков Белогорохова и Сухорукова к наказанию кнутом в крепости Св. Дмитрия Ростовского, в присутствии представителей от родных им станиц их полагалось заклеймить и навечно выслать в Нерчинск (ныне Забайкальский край). Казаков Штукарева, Садчикова, Подливалина и Попова, «уважив, что все они не знают воинских артикулов, которые не читаются в Войске Донском», высекли прутьями и отправили служить вне очереди на несколько лет в донские полки.

Кроме того, суд приговорил «осудить и прочих на Дону оставшихся, из которых большую дерзость и разврат учинивших, сверх посылки без очереди на службу, подвергнуть и прогнанию сквозь строй прутьями или по обыкновению казачьему наказать в кругу публично плетьми» [90, с. 223]. В феврале 1794 года усмирять бунтующие станицы направили походное войско в тысячу человек, а также отряд русской армии и чугуевских казаков. Это завершилось «окованием в железо» и высылкой вместе с семьями на вечное поселение в Оренбургские степи около пятидесяти во-

49

йсковых старшин и трехсот казаков, а также наказанием плетями свыше 1 600 донцов. Всего же по данному делу подверглись битью кнутом около пяти тысяч казаков, причем некоторые не пережили наказания, например, «заводчик» есаул Рубцов, по принципу децимации около 500 человек вместе с семьями сослали в Сибирь [65, с. 38–39].

Между тем в соответствии с сенатским указом от 6 ноября 1797 года Войско Донское оставалось в ведении Военной коллегии, с которой письменно взаимодействовало «отписками» (а не рапортами, как было в 1775–1797 годах), общение же с губернскими правлениями происходило с помощью «сообщений и промеморий» (записок, просьб или прошений). Судопроизводство по делам казаков стало осуществляться Войсковой канцелярией, выносившей окончательные приговоры [40, с. 152]. Согласно указу от 11 июня 1800 года Войску Донскому полагалось по делам «воинским полевым быть под ведомостями Военной коллегии на прежнем основании», а по гражданским делам обращаться прямо в Сенат и «быть под его указами» [74, собр. 1, т. 26, № 19447]. Также 5 августа 1800 года в Черкасск прибыл «присутствующий по старшинству» генерал от кавалерии И. П. Репин в сопровождении генерал-адъютанта С. А. Кожина, причем в обязанности первого входила работа в Войсковой канцелярии, где он замещал войскового атамана в случае его отсутствия [28, с. 46].

50