trubnikova_nv_frantsuzskaia_istoricheskaia_shkola_annalov

мог бы черпать аргументы в творчестве неокантианцев, но, по какимто причинам, возможно, в силу своего недоверия к философии как та­ ковой, делать этого не стал.

Симиан развивал и оправдывал эпистемологические условия «по­ зитивной» социальной науки, копирующей модель наук естественных. С его точки зрения, было необходимо превратить историю в науку «о социальных феноменах, аналогичную уже образованным позитивным наукам». Чтобы достичь этого, необходимо покончить с изучением единичных факторов, психологическими усилиями исследователя и «мотивами» отдельных личностей. Совершенно неприемлемо для бу­ дущего социальных наук невнятное «растворение» в стиле Сеньобоса где-то между психологическим и субъективным. Можно исследо­ вать психологические коллективные факты объективным способом, и именно к этой планке развития должны стремиться гуманитарные на­ уки. Еще в 1901 г. Анри Берр первым критиковал Сеньобоса за манию поиска истоков49. Возобновляя критику Берра, Симиан провозгласил свою легендарную формулу о трех идолах племени историков: «идо­ ле хронологии», «идоле политического» и «идоле индивидуального»; клеймил привычки историзирующей истории, погрязшей в эмпириз­ ме, который вырождается в бесконечное бесплодное коллекциониро­ вание данных вне попытки обобщения.

Его эпистемологическая критика была основана на пяти элементах.

1.Не психологическая природа социальных фактов определяет их объективный или субъективный характер, а избыточный психологизм позиции исследователя по отношению к ним.

2.Научное понимание социального мира не может базироваться на «метафизике» обыденных понятий, которыми привыкли пользоваться историки, и требует конструирования специальных абстрактных тер­ минов.

3.Умозаключения историков страдают алогизмом, они часто пута­ ют «зыбкую и плохо определенную» концепцию причинности с не­ обходимым условием, то есть механически используют доступные им

факты и ситуации прошлого как достаточное объяснение последую­ щих событий.

4.Действительно научное условие должно ориентироваться, главным образом, на повторяемые и стабильные элементы, а не на случайные.

5.Социальные науки не обречены на косвенное «знание по следам», но могут и должны создавать настоящие исследования с «настоящими опытами». Истории следует стать «регрессивной», то есть продвигать­ ся от наиболее развитых и изученных феноменов к истокам, к генези­

49 Веп //. Les rapports de l’histoire et des sciences socials d’apres M. Seignobos // Revue de Synthese Historique. 1902. № 4. P. 293-302.

52 Глава 1. Традиции и проблема преемственности: «Анналы» как ...

су, от случайного к регулярному, от частного к общему, от монографии к компаративному подходу.

Последнее условие не только отвергало легитимность знания «по косвенным свидетельствам» для социальных наук в трактовке Сеноьобоса, но и покушалось на сами основы исторического метода.

Вторая часть статьи Ф. Симиана была отведена анализу условий исторической критики, какой она представлена у Сеньобоса. Чисто эмпирическая амбиция - всего лишь исследовательская иллюзия исто­ риков, по мнению Симиана. Всякое исследование предполагает вы­ бор, определение некоторого набора гипотез, организацию процесса исследования. Утверждая, что он делает социальную науку, историк только бессмысленно повторяет уже усвоенные вопросы и устарев­ шие интеллектуальные обычаи. Сеньобос сам отчасти дал Симиану основание рассуждать о теоретической несостоятельности историков, вторя, вслед за Огюстом Контом, что практические условия исследо­ вания причин в истории далеки от завершения: «История находится на самом низком уровне наук...; философия, напротив, действует на высшей ступени»50. Кроме того, социолог отмечал как логически не­ состоятельное утверждение о том, что свой непревзойденный статус история получает из-за особой педагогической значимости, а не эпи­ стемологической стройности. «...В этой педагогической ценности, - писал Сеньобос, - история черпает причины и лимиты своей научной достоверности: у нее есть цель понять социальный комплекс, более точно, «солидарность, которая объединяет различные страны и серии различных феноменов»51.

Рассуждая о проблематике социального, Симиан доказывал, что историки имеют слишком «материалистическую» и редукционист­ скую концепцию общественного развития, которое они фактически свели к экономике. Общая классификация фактов социальной жизни, такая, какой ее установил Сеньобос, кроме многочисленных противо­ речий и лакун, снискала у критика три сущностных замечания. Поми­ мо «одержимости происхождением», социолог отмечал, что различие социальных фактов между материальными и интеллектуальными у историков является чисто «метафизическим», поскольку в основе его лежит не объективная действительность, а произвольные градации, исходящие от «психологического» суждения исследователя. Столь же необоснованно «психологическим» является различение между част­ ным и общественным, которое вытекает скорее из привычного юриди­ ческого формализма, чем из социального наблюдения.

?0 Seignobos С. La causalite en histoire // Bulletin de la societe fran^aise de philo­ sophic. 1906. P. 268.

51 Ibid. P.273.

Можно говорить о частичной победе Симиана в этой дискуссии. Используя принципиально новый для историков лексический ряд, максимально ясные логические связки, он сумел убедить молодых ис­ следователей в преимуществе своей концепции социальной науки и способах ее аргументации.

Дискуссия историков и социологов касалась самых животрепещу­ щих идей общественного развития. Франция поистине переживала феномен открытия «социального».52 В самой широкой перспективе возможности социального анализа потрясали все гуманитарные дисци­ плины, от философии до литературы53. Выпускники исторических фа­ культетов начала XX в. уже стремились писать иначе, чем было пред­ писано «методистами», и вникали в основы социологии Дюркгейма.

Между тем «методисты», олицетворенные Сеньобосом, оценивали историю как независимую науку в себе, а социальные науки сводили только к изучению современных феноменов, игнорируя любые теоре­ тические модели в гуманитарных науках, включая и «Правила соци­ ологического метода» Э. Дюркгейма54. Так, Шарль Сеньобос в книге «Исторический метод в приложении к социальным наукам» и вовсе рассуждал о проблематике социального, демонстративно игнорируя существование социологии.

Социальные науки, - писал Сеньобос, «это, согласно собственному смыслу слова «социальное», есть все науки, которые изучают социаль­ ные факты, то есть те факты, которые воспроизводятся в обществе - человеческие обыкновения любого жанра»55. Очевидно, Сеньобос не был совершенно чужд тематике, которая составила впоследствии успех «школы Анналов», хотя и уделял теме «социального» мало вни­ мания. Но он отвергал не только предмет социологии, но также ее ме­ тод анализа, он размещал социальные науки под эгидой истории, ут­ верждая, что они не способны сделать ничего нового, что уже не было бы открыто историческому методу. Социальная реальность по сути субъективна, она проявляется в связях между индивидами, о которых свидетельствуют созданные по субъективным причинам документы, которые будут изучены субъективным сознанием историка. Их нель­ зя изучать, «как вещи», по объективистской логике Дюркгейма. Кроме того, «ахилессова пята» любой социальной истории - необходимость обобщения, которые ничего не стоят и только'множат метафоры. Несо­

32 Mucchielli L. La Decouverte du social. Naissance de la sociologie en France. P., 1998.

33 PanzaM. (ed.) Les Savants et Lepistemologie vers la fin du XIXe siecle. P., 1995; Fabiani J.-L. Les philosophes de la republique. P., 1988.

54 Durkheim Ё. Les regies de la methode sociologiques. P., 1895. Reed. 1967; pyc. пер.: Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М., 1995.

5:5 Seignobos С. La Methode historique appliquee aux sciences sociales... P. 35

54 Глава 1. Традиции и проблема преемственности: «Анналы» как ...

крушимое превосходство политической истории основано на точности. Она наиболее скрупулезно восстанавливает сознательное психологиче­ ское измерение исторических фактов, и получает самые определенные (потому что наименее амбициозные) результаты. Обвиняя Симиана в спекулятизме, Сеньобос неустанно подчеркивал несовершенство усло­ вий исторического знания: «С помощью камней я могу построить дом, но я не могу построить Эйфелеву башню», отстаивал образ историка как «старьевщика», собирающего прошлое по мелочам.

Однако к началу «дебатов 1903 года» среди историков социологиче­ ская точка зрения уже имела своих влиятельных защитников. Рожде­ ние социальной истории было связано с именами таких исследовате­ лей, как Поль Лакомб, Анри Озе, Анри Сэ, Пьер Буассонад, готовых к диалогу с новыми социально-ориентированными дисциплинами. Ру­ пором этого направления стал все тот же «Журнал исторического син­ теза». Но во многом кристаллизацией понимания своих новых задач социальные историки оказались обязаны именно спору с социологами.

Необходимо отметить, вопреки кажущейся очевидности, что в на­ учном воображении рассматриваемого исследовательского поколения сам феномен «социального» понимался двояко. С одной стороны, под ним подразумевались особые, коллективные формы общественного бытия, несводимые, в силу своего многообразия и дробности, к ком­ петенции государства и заявлявшие о себе требованиями решения насущных общественных проблем. Таким образом, наряду с привыч­ ными нишами экономической, политической или культурной истории заявляла свое право на существование новая, неохваченная вниманием исследователей тематическая специализация, которая была связана с анализом доселе невидимых граней универсума различных обще­ ственных групп. С другой стороны, «социальное» начинало мыслить­ ся как некий общественный эфир, связывающий воедино разрознен­ ные векторы индивидуалистических устремлений56. Именно вторая, абсолютизирующая трактовка дала жизнь проекту социальных наук.

Положение первых «социальных» историков в научном сообществе было относительно маргинальным. Так, историк-антиковед Поль Ла­ комб решительно не соглашался с той ролью, которую Симиан отводил истории, но, возражая «историзирующим историкам», утверждал, что необходимо идти дальше восстановления отдельных индивидуальных фактов и выявлять объединяющие их институты, которые и должны составлять главный объект исторического изучения57.

Анри Озе, изучавший французское общество XVI в., занимал кафе­ дру экономической истории Сорбонны и находился в контакте с немец­

56Копосов Н. Е. Как думают историки. М., 2001. С. 194-198.

57Lacombe R De l'histoire consideree comme science. P., 1894. Reed. 1984.

кой исторической мыслью (в частности, со школой Карла Лампрехта). Интересуясь потенциалом социальной теории, в споре Симиана с Сеньобосом Озе все же придерживался стороны историков. Для него аб­ страктные формы Симиана были лишены смысла вне конкретно-исто­ рического наполнения. Но методологическая работа Озе58 подверглась критике и со стороны «традиционных» историков, за опасную близость к дюркгеймианству. Они считали его построения слишком отвлеченны­ ми и слабо подтвержденными историческими фактами59.

Озе утверждал: «История любого периода, по определению, была со­ циальной наукой, и уже некоторые историки Античности придали ей этот характер»60. В дальнейшем, как известно, именно «социальная» тенден­ ция исторической мысли возобладала, плотно войдя в сознание истори­ ков как часть идейной платформы «Анналов». «Франция - одна из ред­ ких стран, где история с полным правом рассматривается как социаль­ ная наука; она, возможно, единственная страна, где социальные науки, в большой мере, организованы вокруг истории»61, - подытожили развитие французской историографии анналисты Жак Ревель и Натан Ваштель.

Однако отношения между социальной историей и социологами остались сложными и до определенной поры конкурентными. Наибо­ лее близким дюркгеймианцам являлся Марк Блок, понимавший под социальной историей прежде всего историю общественных групп и их репрезентаций. В отличие от него, Люсьен Февр утверждал, что прилагательное «социальное» не имеет никакого точного содержания, представляя собой некую универсальную ткань, связующую воеди­ но различные пласты реальности. Но и в последнем случае разрыв с методической школой был более декларируемым, чем фактическим: используя аргументацию Симиана в борьбе с эмпиризмом «историзирующих историков», Февр пользовался в своей практике историческо­ го исследования традиционными наработками последних. Базой кон­ струкции исследования у него осталось введение в научный оборот и изучение исторических документов, предметом исследования - опре­ деленная историческая эпоха или регион, способом анализа - движе­ ние от исторической конкретики к выводу. Симиан, напротив, отстаи­ вал «дедуктивный» вектор исследования, в котором предварительная постановка вопроса определяет сбор документации и «ретроспектив­ ное движение» от современности к архаике.

58Hauser Н. L’enseignement des sciences sociales. Etat actuel de cet enseignement dans les divers pays du monde. P., 1903.

59Рецензия на книгу Озе: Bourgin //. Comte rendu // Revue d’histoire modeme

et contemporaine. 1902-1903. № 4. P. 506.

60Hauser H. V Enseignement des sciences socials... P. 242.

61Revel J., Wachtel N. Une Ecole pour les sciences sociales // Revel J., Wachtel N.

(ed.) Une ecole pour les sciences sociales. P., 1996. P. 15.

ссылки в публикациях на основателей «Анналов» были почти нераз­ делимы, позднее значительно чаще упоминался Люсьен Февр, а Марк Блок присутствовал, главным образом, в паре со старшим партнером, превращаясь в его безмолвный дубль.

Post mortem конструировался образ Блока-героя, провозвестника новой науки, создающего гуманную историю, где никакие абстракт­ ные схемы не доминируют над человеком, хотя в действительности он отличался приверженностью социологическим моделям. Его интел­ лектуальные черты рисовались в палитре воззрений Февра: акценти­ ровалась приверженность ментальностям и цивилизациям, почти ис­ ключались упоминания об обществе, классах и структурах. Идейными вдохновителями изображались два «титулованных божества» «Анна­ лов» - Дюркгейм и Видаль де ла Блаш, но всячески подчеркивалось, что Блок избегал строгости детерминизма из-за своего вкуса к свободе.

Был создан и определенный формат воспоминаний. Марк Блок был моложе Февра, и этот момент, - зависимости и ведомости младшего на­ стойчиво повторялся, становясь чертой «золотой легенды»63. «Неболь­ шими прикосновениями вырисовывается портрет, ставший классиче­ ским...; портрет Марка Блока, идеи которого, несмотря на объявленные расхождения, неопровержимо отсылаются к концепциям Люсьена Фев­ ра, и работа которого проясняется и понимается, начиная с «Анналов»64.

Позднее наследники традиции без малейших сомнений воспроиз­ водили интерпретацию Февра, четко давая понять, кто в паре «отцовоснователей» был главным. Так, во введении к англоязычной моногра­ фии Т. Стояновича, Фернан Бродель рассуждал о «сенсационном ли­ тературном таланте» обоих директоров «Анналов». Во Франции всем заправляет литература, отмечал Бродель, но может ли кто-нибудь здесь писать лучше, чем писал Люсьен Февр? Однако другой его талант, пи­ шет автор, «.. .заключался в том, чтобы помогать другим превосходить самих себя. Так, он сформировал или «сделал» Марка Блока, который был на шесть лет его младше, позже он помог мне подняться над со­ бой. Без него Марк Блок мог бы и не стать вторым Фюстелем де Кулан-

63Febvre L. Marc Bloch: dix ans apres // Annales ESC. 1954. № 2. P. 1-3. CM. также: Февр Л. Марк Блок и Страсбур // Февр Л. Бои за историю... С. 130-145, где помещены воспоминания о молодом Блоке, чьи исследовательские ориента­ ции формировались под определяющим влиянием старшего товарища. «.. .Он мне казался сущим юнцом..., - писал Февр. - Устроив личную жизнь, Марк Блок, однако, еще не нашел себя как историк... Мы подолгу беседовали, обменивались мнениями, размышляли - и в результате Блок мало-помалу начал склоняться на сторону новых направлений, которые я пытался наметить еще в 1911 г. в своем объемистом сочинении, относившемся к истории скорее социальной, чем эконо­ мической, и скорее экономической, нежели религиозной и политической»..

64Dumoulin О. Marc Bloch.... Р. 120.

58 Глава 1. Традиции и проблема преемственности: «Анналы» как ...

жем, и без него «Средиземноморье» без сомнения могло бы не увидеть свет»65. «...Чудесный историк крестьянской или буржуазной почвы, «крестьянин» Люсьен Февр оставил Марку Блоку («Оригинальный характер французской истории», 1931), эту область полей и труда, где он имел исключительное мастерство; он поручит мне позднее, после 1946 года, - вспоминал Бродель, - связи истории с экономическими исследованиями»66. Таким образом, и в версии Броделя отношения Февра и Блока совсем не выглядят равноправными.

В 1970-х гг., прошедших под знаком революционных манифестов «Новой истории» (Nouvelle Histoire), возраставшая невостребованность Блока была отмечена новым изданием его «Апологии истории», которую в своем предисловии Жорж Дюби категорично охарактери­ зовал как «великий текст, который устарел. Он разочаровал. Немного слишком мягкий, шепчущий», относящийся к тому, что «...сегодня мы можем оценивать как устаревшую толщу традиций и привычек».67 О. Дюмулен выразил мнение, что творчество Марка Блока не является определяющим для методологических ориентаций «третьего поколе­ ния» «Анналов»: «...в сердце 1970-х гг. «новая история» видит себя, прежде всего, дочерью Люсьена Февра, история ментальности... вос­ создает свою генеалогию, главным образом, начиная с его «Рабле», «Короли-чудотворцы» едва упоминаются»68.

Справедливости ради следует отметить, что у О. Дюмулена здесь присутствует момент чисто полемического заострения, в духе харак­ терных для французской историографии «битв памяти», о которых речь уже шла выше. Часть «новых историков», тяготеющих к структу­ рализму, рассуждая о преемственности в Анналах, отдают приоритет историческим работам Марка Блока. Ведь Блок (как и многие предста­ вители «третьих Анналов»), по словам того же Дюмулена, «поддался очарованию абсолютного доминирования группы, в то время как его партнер уделяет внимание, всегда более острое, диалектике, которая объединяет и разъединяет индивида и группу»69.

Многие представители «третьего поколения» Анналов находят свои истоки именно в трудах Марка Блока. Эммануэль Ле Руа Ладюри свя­ зал себя с предшественниками, произнеся во вступительной речи про­ фессора Коллеж де Франс в 1973 г.: «Еще полвека назад лучшие фран­ цузские историки, систематически систематизирующие, от Марка Блока до Пьера Губера, практиковали структурализм со знанием дела,

65BraudelF Introduction// Stoianovich Т French historical method... P. 12-13.

66Carmignani P (dir.) Autour de F. Braudel... P. 30.

67Duby G. Preface // Bloch M. Apologie pour l'histoire. P., 1974. P. 13.

68Dumoulin О. Marc Bloch... P. 25.

69Dumoulin O. Marc Bloch... P. 104.

сами того не зная...»70 Жак Ле Гофф, в предисловии к «Королям-чудот- ворцам» оценил этот труд как основополагающий для последующего развития исторической антропологии71.

Андрэ Бюргьер, анализируя пути развития истории ментальностей, резюмирует, что в качестве основной перспективы направление ис­ следований, предложенное Февром, получило продолжение, скорее, в интеллектуальной истории или исторической психологии72. Но иссле­ дования скрытых ментальных категорий, вдохновляющих социальное поведение, неосознанных и машинально повторяемых действий - этот выбор содержался, скорее, в программе Марка Блока. Эта программа «была более реализуемой, он был, в общем, много более связан с ис­ пользованием источника и лучше соединен с социальной историей»73.

Жерар Нуарьель, рассуждая о консолидирующих основаниях «ремес­ ла историка», пришел к выводу, что «преемники Марка Блока не при­ няли его наследия»74, содержавшегося в «Апологии истории». Эписте­ мологический поворот начала 1970-х гг. сместил акценты исторической рефлексии с определения специфических оснований самой деятельно­ сти историка на процедуры «написания» истории. В новой системе цен­ ностных ориентаций историка проблемы, когда-то беспокоившие Блока, теряют актуальность. Взамен приходит колоссальное разнообразие под­ ходов и систем объяснения, множатся объекты и стили анализа.

Интеллектуальная конъюнктура, как было сказано, возвратила в исто­ рию проблематику «ремесла» и «метода» во второй половине 1980-х гг., вместе с осознанием утраченной профессиональной общности. Про­ фессиональное сообщество больше не увлекала эпатажная стилистика «боев за историю», болезненно ощущался разрыв между историческим исследованием и преподаванием истории, «вспомнились» старые исто­ риографические мотивы. В этих обстоятельствах наследие Люсьена Февра - обладателя непримиримого к противникам хлесткого пера - на­ чало уступать по частоте упоминаний влияние трудам лаконичного и восприимчивого к вопросам деонтологии (личной и профессиональной этики) Марка Блока. К середине 1990-х воссозданный частыми упомина­ ниями образ Блока окончательно (?) заслонил Февра. Есть некая беспо­ щадная закономерность в истории жизнеописаний двух ученых: в начале

70Le Roy Ladurie Е. Le territoire de l’historien. P., 1978. Vol. 2. R 11.

71Блок M. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции

ив Англии / Пер. с фр. В. А. Мильчиной. Пред. Ж. Ле Гоффа. М., 1998.

72Burguiere А. La notion de «mentalites» chez Marc Bloch et Lucien Febvre: deux conceptions, deux filiations // Revue historique. 1983. № 1. P. 333-348.

73Ibidem. L’aventure des Annales: Histoire et ethnologie // Hesiode. Cahiers d’ethnologie mediterraneenne. 1991. № 1. P. 71.

74Noiriel G. Sur la«crise» de Lhistoire... P. 103.