trubnikova_nv_frantsuzskaia_istoricheskaia_shkola_annalov
.pdf220 |
Глава 3. Горизонт «четвертых Анналов» ,, |
Жан-Клод Пассерон
Работа социолога Жана-Клода Пассерона «Социологическое рассуж дение о непопперовском пространстве естественного рассуждения»74 также стала в 1990-х гг. источником вдохновения для историков75.
Пассерон определяет характер всех социальных наук как исторический и обладающий собственным режимом научности. Социальные науки фор мируют собственное эмпирическое пространство, не подлежащее проце дурам фальсификации, определенным Карлом Поппером76. Здесь нет ме ста для экспериментов, доказательства осуществляются через примеры, а понятия всегда употребляются в историческом контексте, следовательно, необходимо сформировать такую эпистемологию истории, которая учи тывала бы эту эмпирическую специфику. С другой стороны, Пассерон, вслед за Максом Вебером, недооцененным французскими историками, определяет социальные науки как исследования-интерпретации.
Согласно автору, социальные науки равно далеки не только от фальси фикаций Поперра, но и от парадигм и научных революций Томаса Куна, отражающих лишь естественнонаучные закономерности. История соци альных наук должна рассматриваться не как кумулятивное знание, но как сосуществование и преемственность многих «теоретических языков опи сания», которые определяют теоретическую множественность, где даже самые формализованные доказательства есть все равно акты интерпрета ции. «Научность социальной науки, - заключает он, - определяется не ее близостью к специфическим методам естественных наук, но богатством интерпретации, которое она способна контролировать и осваивать»77.
Стремление переосмыслить привычную логику умозаключений и научной аргументации имеет свое продолжение в коллективных мето дологических штудиях Высшей школы исследований по социальным наукам и Дома наук о человеке при участии самого Пассерона. Так, сборник «Модель и рассказ» выявляет соотношения научных и описа тельных форм, применяемых в социальных науках78. В коллективном издании «Обдумать через казус»79 «рефлексия через казус» анализи руется как самостоятельная модель аргументации, в которой рассмо трение единичного эпизода приводит к умозаключениям более общего порядка. Отдельная ситуация может стать «казусом» в юридическом
74Pa$seron J.-C. Le raisonnement sociologique. L’espace non-popperien du raisonnemept naturel. P., 1991.
75Lej?etit B. Une logique du raisonnement historique // Annales ESC. 1993. № 5. P. 1209-1219.
76Поппер K.-P Логика и рост научного знания. Избр. работы. М., 1983.
77PasseronJ.-C. La constitution des sciences sociales. Unite, federation, confede ration // Le Debat. 1996. № 90. P. 94.
78 |
Grenier J.-Y., Grignon C, Menger P.-M. (dir.) Le Modele et le recit. R, 2001. |
79 |
Passeron J.-C., Revel J. (dir.) Penser par cas. P., 2005. |
3.1. Рефлексия о познавательных возможностях истории ... |
221 |
смысле, во-первых, если она противоречит обычным представлениям или социальным нормам, во-вторых, если процедуры «дознания», про слеживания предшествующей истории выявляют особые обстоятель ства, способные повлиять на оценку эпизода80.
Размышления о системах доказательства в истории выражают стремление многих историков позитивно сформулировать те крите рии, которые позволят истории сохранить статус достоверного знания. Большинство французских историков, по мнению Антуана Про, осоз нает частичный и незавершенный характер истины в истории, зависи мой от поставленных вопросов и разделенной литературным законом интриги. «Они не верят больше в ...обобщающие интерпретации, по лагают, что синтез иллюзорен, невозможен, даже опасен... Однако они сохраняют заботу о верификации, культ точности и полной информа ции, продолжают думать, что в истории есть истины. Каждый думает, что его интерпретация вернее, чем остальные. Однако эта позиция - хрупкая»81. Необходимо обосновать свою систему аргументации, что бы поддержать претензию истории на объективность своего знания, найти критерий верификации.
Автор отметил, что история не имеет собственной аргументативной структуры, обладая лишь общей для всех социальных наук структурой «естественного рассуждения», в терминологии Пассерона. Общая схема рассказа базируется на логике расследования, фактуального подтверж дения, принципе непротиворечивости и последовательности. Самый слабый способ аргументации для историка - это привести примеры в поддержку систематизации, создать более или менее весомую «экземплификацию» - доказательство через примеры. Необходимо проводить действительно методическую экземплификацию, скрупулезно уточнять цель, метод, текстуальную структуру исследования, принцип цитиро вания. Если бы каждый историк занимался подобной саморефлексией, режим «истинности выводов» в истории стал бы значительно сильнее82.
Рейнхарт Козеллек
Наиболее заметные тренды современной исторической эпистемоло гии - это историческая семантика - исследование базовых смыслообра зующих понятий, употребляемых в рефлексии о прошлом, - и анализ категорий историчности (понятие в немецкой "традиции философии истории, развиваемое В. Дильтеем, М. Хайдеггером, X. Г. Гадамером), которую следует понимать как непрерывно изменяющуюся связь исто
80Le cas et lc preuve. Raisonner a partir de singularity's // Penser par cas... P. 9-44.
81Prost A. Histoire, verites, methodes. Des structures argumentatives de l’histoire // Le Debat. 1996. № 92. P. 130.
82Ibid. P. 139.
222 |
Глава 3. Горизонт «четвертых Анналов»... |
рических времен. Каждая эпоха формирует свое представление о про шлом, настоящем и будущем, которое располагается между восприя тием исторического опыта живущими поколениями и их «горизонтом ожидания» - определенными предвосхищениями будущего. Современ ные исследования историчности и семантических вех в восприятии прошлого вдохновляются идеями и аргументацией, выдвигаемыми в трудах немецкого исследователя Рейнхарда Козеллека83. Хотя работы последнего не выстраиваются в виде строго определенной и ясно сфор мулированной программы развития, продуктивные эпистемологиче ские предложения его «концептуальной истории» могут быть сгруппи рованы в виде: во-первых, нового прочтения опыта модернизма (Нового времени), во-вторых, «истории понятий», или исторической семантики, в-третьих, в виде концепции множественности исторических времен.
Работы Рейнхарда Козеллека оставались маргинальными для основ ных направлений исследований исторической науки вплоть до середины 1990-х гг. и оказались востребованы в тот момент, когда основные по стулаты сциентизма, успешно воплощаемые в социальной истории в духе французских «Анналов» XX в., и все основанные на них модели истори ческого исследования были последовательно оспорены критиками, при шедшими с самых разных сторон - от этнологии до литературоведения. Немецкий историк предлагал взамен традиционному историописанию несколько свежих идей, которые успешно развивались в его националь ной философской традиции М. Хайдеггером и X. Г. Гадамером, но не были восприняты сообществом историков ни в Германии, ни за границей.
Козеллек стремился разрушить сложившиеся представления об истории как едином непрерывном процессе, которые базировались на основе принципа историзма, предложив взамен представление о прерывности и необратимости многих исторических изменений на примере эпохи Просвещения. Эпоха Просвещения вызвала у челове ка заметный сдвиг в восприятии времени, историческом сознании на основе становления светской эсхатологии, что требовало формиро вания новых ценностных отношений в обществе. Абстрактную идею историзма он заменил «онтологией истории» по Хайдеггеру, центром которой было понимание временности бытия человека в мире. Также он заимствует у Хайдеггера понятие «окончательности», некого тра гического рубежа, который знаменует собой разрыв эпох и которого нельзя ирбежать. Именно в этот момент происходит коренная ломка всех смыслов и начинают определяться контуры новой эпохи. С дру гой стороны, признавал Козеллек, есть глубоки базовые понятия: муж- чина/женщина, хозяин/раб, родители/дети, внешнее/внутреннее, кото
83 Koselleck R. Le Futur passe: contibution a la semantique des temps historiques. P., 1990; Ibidem. Inexperience de Phistoire. P., 1997.
3,1. Рефлексия о познавательных возможностях истории ... |
223 |
рые сохраняют свое значение независимо от специфики человеческого опыта. Также, в отличие от немецкой герменевтической традиции Козеллек наделял значением процессы социального и межличностного взаимодействия.
Козеллек представляет генезис современности как переход от од ного опыта времени и истории к принципиально иному; из истории
ввиде однородной, неизменной общности в историю как неопреде ленный и неостановимый процесс или движение, в котором каждый исторический объект, каждое действие, каждое намерение выделяет ся намеренно. На пороге современности отношения между «опытом» и «горизонтом ожидания» становятся все более ассимметричными и прерывистыми, проект будущего оказывается открытым и непрогно зируемым.
Исследования современности, совершившей разрыв с традицион ными ценностями религиозного сознания, получили свое продолже ние в рефлексии европейских авторов. Так, Франсуа Артог в книге «Режимы историчности. Презентизм и опыты времени»84 создал па нораму смены различных режимов историчности - т.е. особых типов связи времени, характеризующих каждую из эпох. Если в античности настоящее вдохновлялось опытом прошлого, историчность Нового времени после Французской революции опиралась на проект будуще го, то в последние десятилетия XX в. определяющими чертами режи ма историчности является доминирование короткой, «оперативной» социальной памяти и феномен настоящего. Само время превращается
вобъект потребления и продажи, растиражированное многочисленны ми юбилейными торжествами, «годами национального достояния». Эта связь времен характеризуется автором как тотальный презентизм, нагруженный не естественным, с точки зрения других эпох, восприя тием связи времен, но искусственно культивируемым «чувством дол га» по отношению к прошлому и будущему.
Таким образом, «современность», как обозначение периода, охва тывающего XVII1-XIX вв., характеризуется разрывом отношений с прошлым в плане опыта, традиций и истоков и, своего рода, одержи мостью будущим в форме ожиданий, построения планов, прогнозов и утопий. В англоязычном мире, по мнению Хельги Йордхейм, сло жилось однобокое видение теории Козеллека лишь как концепции, осмысляющей современность. В последней слишком мало качествен ных характеристик эпохи, кроме указаний на «техноиндустриальный прогресс» и усиливающееся разделение труда при увеличении роли машин. Целью Козеллека было создание теории, которая охватывала бы все разновидности исторического времени и форм его осмысления,
84 Hartog F. Regimes d’historicite. Presentisme et experiences du temps...
224 Глава3. Горизонт «четвертых Анналов»...
которые образуются в системе координат между историческими собы тиями и семантическими представлениями о них85.
Под идейным и редакторским руководством Козеллека тема исто рической семантики была реализована в издательской серии «Исто рия основных понятий» в сотрудничестиве со многими коллегами с 1957 по 1992 гг., включала в себя 7 томов и 119 статей. Высту пая наследником традиции историчности Хайдерегера и Гадамера, Козеллек отличается от них интересм к конкретным формам языка, выражающих понятия, и конкретным историческим событиям, вы звавшим их появление. У Козеллека очень прагматическое и контек стуальное различение «слова» и «понятия». Слово может стать по нятием, если оно вбирает множество исторических событий, ряд тео ретических и исторических вопросов, «которые даны только в самом понятии может быть пережито только здесь». Понятие неразрывно связано с переживанием определенного времени, и максимально пол но вбирает и отражает опыт современных ему поколений, тем самым, становясь референтом «исторической реальности». «Понятие привя зано к слову, но это в то же время более чем слово», оно не является узким лингвистическим выражением, «скорее, это относится к сфере эпистемического, хотя эта сфера не может быть отделена, казалось бы, полностью от языковой».
Еще одним идейным вкладом Козеллека стала теория исторических времен, которую, по замыслу автора, необходимо развивать, чтобы от разить специфику истории на фоне других социальных наук. Козеллек выражает намерение «денатурализовать» или «разрушить» представ ление о времени как о естественной природной хронологии и создать такую теорию исторического времени, в которой само время стало бы результатом исторических исследований.
Все специалисты по трудам Козеллека отмечают, что его идеи о ре жимах исторического времени не приведены в единую систему, и могут быть реконструированы на основе его статей разных лет. Н. Олсен ут верждает, что сложились два направления исследований Козеллека, из которых можно вывести его идеи об историческом времени. Первое - исходит от представления исторических акторов о времени и конце вре мен (традиция Хайдеггера). Второе направление проистекает от гадамеровских представлений об ожидании и опыте. Не отрицая естественные циклические проявления природного времени, таких, как восход или закат, смена времен года, Козеллек превращает «время» в историче ские «времена», перенося внимание на отдельные грани человеческого опыта, такие как ««прогресс, упадок, ускорение или задержка, «пока
85 Jordheim Н. Koselleck’s Theory of Multiple Temporalities // History and Theory. 2012. № 51 (May). P. 151-171.
3.1. Рефлексия о познавательных возможностях истории ... |
225 |
нет» и «больше нет», слишком рано и слишком поздно, ситуация и продолжительность»86.
Впервые тему времени он затрагивает в 1970-х гг., развивает в 1980- 1990-х гг. и в 2000 г. публикует сборник эссе с характерным названием «Слои времени». В своих статьях исследователь утверждает, что все исторические примеры, основанные на разных способах обобщения исторического опыта, могут быть сведены к трем. Во-первых, это иллюстрация «необратимости событий» - то, что выражается идеей «до» и «после» в определении исторических последовательностей». Во-вторых, это явление «повторяемости событий», как с точки зрения двух событий, которые кажутся одинаковыми, так и с точки зрения их плеяды или типологии. В отношении типологических повторяемых событий Козеллек употребляет выражение «одновременность неодно временного», подразумевая, что исторические преемственности могут иметь одну и ту же естественную хронологию, но совершенно разные временные организации, например, в случае когда утопические идео логии проецируют свои политические и социальные идеалы в буду щее. Третий тип исторического опыта - это «изменение долгосрочной системы» (подобное, например, падению Римской империи). В конеч ном итоге, три уровня исторического опыта соответствуют для Козеллека трем уровням исторического времени.
Козеллек, по сути, воспроизводит знаменитую концепцию Фернана Броделя о трех длительностях в истории. Первый слой времени состо ит из событий, которые обычно переживаются людьми в уникальном пространстве их личной судьбы. Второй - «средний уровень» - также формируется из отдельных событий, но здесь можно выделить их неко торую шаблонную повторяемость, то, что воспринимается историками в виде неких исторических закономерностей. Третий уровень времени сосредоточен на закономерностях биологического характера, выводит его за рамки истории («квази-неподвижная» история у Броделя).
Козеллек не стремился построить что-то вроде всеохватывающей методологии времени, он, скорее, предлагает «..что-то вроде панели инструментов совместимых предположений того, что есть написание истории и что может быть сделано с ним»87 и не демонстрирует прак тических примеров историописания, которые могли бы воспринимать ся историками как руководство к действию.
Концепция Козеллека не приемлет застывших форм. Здесь не гла венствует ни историческая периодизация, ни лингвистика. Для Козел лека, язык всегда связан с опытом. Там не может быть языка, который
86Jordheim Н. Koselleck’s Theory of Multiple Temporalities. P. 161
87Olsen N. (ed.) History in the Plural: An Introduetion to the Work of Reinhart
Koselleck. NY.. 2011. P.233.
226 |
Глава 3. Горизонт «четвертых Анналов |
сам по себе и не соотносится с индивидуальными и коллективными переживаниями, и эти переживания всегда наделены временными структурами. Таким образом, время входит в язык и приводит его в движение.
Современная западная историография черпает также в творчестве Козеллека аргументы для дискуссии с адептами так называемого «лингвистического поворота». Основоположник подхода к истории как сугубо литературному занятию Хейден Уайт считает себя боль шим поклонником работ Козеллека, и способствует продвижению его работ в англофонном мире. Козеллеку также импонировали работы американского ученого, он написал хвалебное предисловие к немец кому изданию знаменитых «Тропиков дискурса». Козеллек находил общим с немецкой герменевтической традицией фокус концентрации Уайта на лингвистических аспектах репрезентации исторического опыта. В то же время Козеллек утверждал и существенное различие по отношению к суждениям Уайта: интерес последнего к метафори ческому языку исторического письма оставил слишком мало места для домена социальной реальности. Козеллек считал, что источники историка и специальные методы работы с ними предоставили ему право «вето» на ложные или недостоверные представления о про шлом, и критиковал Уайта за то, что тот игнорировал научную при роду профессиональной источниковедеческой критики, которая яв ляется лучшим средством проверки того, что отличает историческое произведение от вымысла.
Сборник, вышедший под редакцией Карстен Датт и Рейнхарда Лаубе, объединил доклады междисциплинарной международной конфе ренции, посвященной интеллектуальному наследию Рейнхарда Козел лека88. Тринадцать ученых различного профиля анализировали здесь специфический вклад Козеллека в «лингвистический поворот», деба ты по вопросу о взаимосвязи между абсолютизмом и Просвещением, о культуре памяти и теоретических подходах к историческому времени, фокусируясь на отдельных аспектах многогранной рефлексии немец кого ученого. Так, Даниил Уте, на примере интерпретаций Гете, вы полненных Козеллеком, объясняет его способ интеграции различных измерений опыта в историческом объяснении, который противостоит модели искусственного наполнения исходной теоретической конструк ции исторической фактологией. Никлас Олсен рассуждает о специфи ке послевоенной немецкой интеллектуальной истории, в которой идея Козеллека о светской эсхатологии и его концепция множественности времен явно перекликается с исследованиями Карла Левита. Рейнхард
88 Dutt С, Laube R. (ed.) Zwischen Sprache und Geschichte: Zum Werk Reinhart Kosellecks. Gottingen, 2013.
3.2. «Четвертые анналы», близкие к ним методологические ориентации... |
227 |
Лаубе представил материалы о личной библиотеке Козеллека, многое в которой помогает лучше понять суть его исторического метода. Ян Фридрих Мисфельдер опубликовал биографические воспоминания об интеллектуальной полемике Козеллека и Хабермаса. Ханс Эрих Беде кер фокусирует внимание на подходе Козеллека к эпохе Просвещения и философии Гоббса, во многом вдохновленным Карлом Шмидтом. Диалог Козеллека с Гадамером является предметом анализа глав До миник Кеги и Александра Эскюдье. Герд ван Хойвель на примере фи лософии Лейбница полемизирует с Козеллеком, приводя аргументы в пользу того, что апокалиптическое мышление уступило место линей ной идеологии прогресса еще в начале семнадцатого века.
Резюмируя, следует отметить, что «Концептуальная история» Рейн хардта Козеллека формирует собой логически доказательный методо логический баланс различных и внеше противоречивых условий «ре месла историка». Здесь не доминирует ни периодизация, ни лингви стические принуждения. Язык всегда связан с человеческим опытом, а опыт всегда обретает форму временных структур. Эпистемологиче ские предложения Козеллека находят самый живой отклик в развитии современной западной историографии.
3.2. «ЧЕТВЕРТЫЕ АННАЛЫ», БЛИЗКИЕ К НИМ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОРИЕНТАЦИИ И НАУЧНЫЕ
ПРОЕКТЫ
3.2.1. «Критический поворот» и векторы инновации в «четвертых Анналах»
«Четвертые Анналы» консолидировались в 1980-х гг., пытаясь от ветить на разнообразную критику, адресованную предшественникам. Попытки обрести новую идейную платформу не были легкими, и в конце десятилетия дискуссии в редакции достигали большой остроты, вплоть до предложений совсем прекратить издание журнала.
С 1985 г. в редакцию вошел Бернар Лепти, специалист по городской истории, настоящий «деятель 1968 года», по выражению К. А. Агир ре Рохаса89. Именно он продвигал проект обновления «Анналов», на шедший свое воплощение в знаменитых обращениях редации 1988— 1989 гг., провозгласивших «критический поворот» в истории. Эти выпуски, несомненно, свидетельствовали о серьезном разрыве с «тре тьими Анналами» и о стремлении вернуться к более ранним истокам движения, интегрируя это интеллектуальное наследие в современные методологические поиски.
89 Aguirre Rojas С. A. L’histoire conquerante... Р. 150.
228 |
Глава3. Горизонт «четвертых Анналов»... |
В обращении 1988 г. редакция предложила не подводить никаких ито гов, а лишь выделить несколько перспективных направлений в совре менную «эпоху неопределенности». Новые методы проявили себя, вопервых, в определении масштабов исследования: микроистория пред лагает другой тип взаимодействия индивида и группы, дополнительные сравнительные ракурсы. Кроме того, есть новшества в процедурах на писания истории: анализируются связи между гипотезами и способами их верификации, обсуждаются риторические формы квантитативной и литературной истории. Стоит ли довольствоваться этим пространством перемен или необходимо искать дополнительные пути? И как осущест влять новую междисциплинарность, учитывая, что инновации всег да приходили в историю из других наук? Коллектив редакции сделал оговорку, что «Анналы» никогда не претендовали на то, что являются единственным авангардом истории, и сейчас они только повторили те вопросы, которые уже были заданы рядом иностранных публикаций. При всей сложности момента, переживаемый этап развития истории объявлялся не итогом, не тупиком, но только «критическим поворотом».
Данное обращение можно рассматривать как увертюру к номеру но ября-декабря 1989 г. Его вводная статья, названная «Предпримем экс перимент», предваряла собой номер, где трудно найти тематическую связность между отдельными статьями. Сама презентация, равно как и статья Жана-Ива Гренье и Бернара Лепти о Лабруссе наиболее чет ко представили новые ориентации, провозглашаемые «критическим поворотом». Здесь отмечался разрыв с идейными программами пред шествующих редакций, авторы признавали свою готовность восприни мать часть критики, адресованной «Анналам», но лишь в той степени, в какой она не будет противоречить защите «особого пути» и идентично сти легендарного движения, которые находились под угрозой. По выра жению К. Делакруа, данный «критический поворот» являлся для самих анналистов, прежде всего, «механизмом личного самообеспечения»90. «Время сомнений» анализировалось как аспект общего кризиса со циальных наук, вызванного ослаблением доминирующих парадигм и провалом безудержной междисциплинарности 1960-1970-х гг., которая смела всякие профессиональные границы. «Четвертые Анналы» под держали традицию предшественников, продолжая отрицать повествовательность и событийность истории, политическое и биографию.
В этом номере были поставлены под сомнение «большие длительно сти» - за тб, что они блокируют анализ социального изменения. Процеду ры квантитативной истории объявлялись «окаменевшими», так как отдают приоритет изучению структур над отношениями, что привело к реифика-
90 Delacroix С. La falaise et le rivage. Histoire du «toumant critique» // EspacesTemps. «Le temps refiechi». 1995. № 59/60/61. P. 86-111.
3.2. «Четвертые анналы», близкие к ним методологические ориентации... 229
ции категорий, т.е. к описанию исторических феноменов, начиная с пред установленных и условных социальных разделений. Таким образом, не без влияния общего «эпистемологического поворота» гуманитарных наук, «Анналы» сами подвергли сомнению традицию «объективистской» соци альной истории, занимавшейся социальными детерминациями. Вместо нее на передний план был выдвинут вопрос об акторах, загадка «думающего субъекта», подчеркивалась сложность индивидуального выбора, рассмативались перипетии человеческих судеб - стратегии, соглашения, ком промиссы, конфликты. Историческое исследование становилось сложной рефлексивной работой с быстро меняющимися контурами, которое должно показывать разнородные и нестабильные репрезентации общества, созда ваемые различными социальными связями и сетями отношений.
Реабилитировалось интерпретативное измерение истории, выбороч но усваивались достижения культурной антропологии (использовалась метафора социального как текста), провозглашалась взаимодополняе мость шкал «макро»- и «микро»-анализа. Наконец, было дано новое определение междисциплинарности, которая освобождалась от «диких заимствований» и претензий отдельных дисциплин на гегемонию.
«Критический поворот» образовал также способ новых «Анналов» участвовать в споре о типе научности в истории. Они отвергли и «плат форму позитивизма», и сугубо «риторическую историю». Первая, близкая лабруссизму, игнорирует процессы социального конструиро вания реальности, а вторая сводит историю к деятельности по интер претации текстов, замкнутых на себе самих. «Анналы» одновременно выступили с ответом на критику и провозгласили выборочное усво ение практик, считающихся новаторскими в истории и других соци альных науках в попытке создать тот самый «неустойчивый баланс» научного и субъективного, к которому давно привызвал Поль Рикёр.
В качестве «внутренних сносок» в «Анналах», наряду с культурной антропологией К. Гирца, упоминаются также герменевтика Рикера, обновленная марксисткая история Э. Томпсона, прагматическая соци ология Болтански и Тевено, без поименных обращений, создавая опре деленные концептуальные рамки, повторяющие основной mainstream теоретических инноваций в социальных науках.
Таким образом, «критический поворот» стал ключевым этапом смены историографических вех во Франции 1980-1990-х гг., отмечая конец кризиса «модели Анналов» и вводя тему новых теоретических ресурсов для истории.
Векторы инновации в «четвертых Анналах»
Одним из магистральных направлений новых «Анналов» стано вится новая культурная история социального, или социальная история культурных практик, развиваемая, прежде всего, усилиями Роже Шар-