–И не пытались выдвинуть против нее обвинение?

–Мм… Нет, мать ее так, нет. Я просто радовался, что мы расстались. И вот на прошлой неделе я лежу на кровати, смотрю новости, трескаю тайскую еду… А там Эми. И вы. Идеальная жена, годовщина свадьбы, тело не найдено, натуральное бурление говн. Ей-богу, меня прямо в жар бросило. Я понял: опять Эми чудит, на этот раз сымитировала свое убийство. Срань господня! Я серьезно! Спорим, она все это подстроила, чтобы обгадить вас по полной программе. Я вам не завидую.

Эми Эллиот-Данн

Спустя восемь дней.

Катаясь на бамперной лодке, я вся вымокла. И это за каких-то пять долларов. Паре разомлевших на солнце малолеток неинтересно было следить, что мы вытворяем на воде, они предпочитали листать журнал со сплетнями в сигаретном дыму. Поэтому добрых полчаса мы мотались туда-сюда на наших лодочках с мотором как у газонокосилки, выписывая сумасшедшие виражи и тараня друг друга, а потом устали и ушли сами.

Грета, Джефф и я – странная компания в необычном месте. Грета и Джефф сдружились за один день, что немудрено для людей, которым совершенно нечем заняться. Думаю, Грета размышляет, не сделать ли Джеффа очередным пунктом в перечне ее неудачных половых связей. Джефф не отказался бы. Он предпочитает ее. Она гораздо симпатичнее меня, той, какая я здесь и сейчас. Дешевая красота. Грета носит верх от бикини и джинсовые шорты, а свернутую тенниску засовывает в задний карман на тот случай, если вдруг захочется зайти в сувенирную лавку (резьба по дереву, декоративные камни, футболки с надписями) или кафе (гамбургеры, барбекю, сласти).

Она предлагает сфотографироваться в антураже Старого Запада, но я отказываюсь – неохота подцепить вшей после какой-нибудь деревенщины.

В конце концов мы решаем сыграть пару раундов в мини-гольф на заброшенном поле. Искусственный газон весь в прорехах, мельницы и механические аллигаторы, наверное, когда-то двигались, а сейчас просто стоят. Джефф развлекает нас, раскручивая крылья ветряной мельницы и заставляя аллигаторов щелкать челюстями. Некоторые лунки совершенно непопадабельны: дерн пошел складками, как старый ковер, а фермерский домик с манящей мышиной норкой полуразвалился. Мы беспорядочно блуждаем по лужайке. Никто не ведет счет.

Это раздражало бы Прежнюю Эми – она не терпела бессмысленного времяпрепровождения. Но я учусь плыть по течению, и учусь старательно. Я купаюсь в бесцельности бытия, я веселушка и альфа-самочка, предводительница банды умирающих со скуки детей, которые бродят по пустынному парку, и каждый очухивается после измены любимых. Я замечаю, как Джефф (рога, развод, запрет видеться с ребенком) хмурит брови, пока мы проходим мимо «Любовного тестера». Крепко возьмитесь за металлическую рукоять и подождите, пока термометр нагреется от уровня «просто интрижка» до уровня «родственные души». Эта ассоциация – чем сильнее давит, тем больше любит, – напоминает мне о побоях Греты, которая нет-нет да и прикоснется пальцем к гематоме на груди, как будто это кнопка и ее можно нажать.

– Теперь ты! – говорит мне Грета.

Блондинка вытирает мяч о шорты – уже дважды он угодил в глубокую лужу с мутной водой.

Я занимаю позицию, пару раз примериваюсь и бью. Мой ярко-красный мячик летит точно в отверстие скворечника. Исчезает на секунду, а потом появляется и скатывается в лунку. Исчезает и появляется. Меня охватывает смутное беспокойство. В этом мире все то исчезают, то появляются, даже я. А беспокоюсь я потому, что вынуждена изменить план.

До сих пор я меняла план всего два раза. Первый раз из-за пистолета. Сперва хотела

раздобыть ствол и в утро исчезновения выстрелить в себя. Ничего опасного – икра или предплечье. Зато осталась бы пуля с частицами моей плоти и крови. Да, борьба была нешуточной! Эми застрелили! Но через какое-то время я поняла, что мне попросту не хватит решимости. Рана будет болеть не меньше недели, а я не слишком-то люблю боль. Порез, слава богу, уже почти не беспокоит. Но окончательно от идеи насчет пистолета я не отказалась. Получился отличный сюжетный поворот: пускай Эми не застрелили, зато напугали. Я принарядилась и в День святого Валентина отправилась в бывший торгово-развлекательный центр Карфагена. Там не могли не запомнить меня. Пистолет я не купила, ну и не беда, поскольку план все равно изменился.

А во-вторых… и это уже гораздо серьезнее. Я раздумала умирать.

Нет, у меня хватит силы воли, чтобы свести счеты с жизнью, но я не могу примириться с несправедливостью. А разве будет справедливо, если я умру? Умру по-настоящему? Не хочу. Да и не заслуживаю. Я же не сделала ничего плохого.

Сейчас главная моя проблема – деньги. Прикольно… Из всех обрушившихся на меня забот главной остаются деньги. Но пока у меня имеется запас – девять тысяч сто тридцать два доллара. А нужно больше. Сегодня утром я пошла поговорить с Дороти. Поговорить, как всегда, с носовым платком в руках, чтобы не оставлять отпечатков. Я соврала, что это платок моей бабушки. Пусть считает меня девицей из семьи южных разорившихся аристократов, кем-то вроде Бланш Дюбуа. Облокотившись на ее стол, я узнала уйму подробностей о каком-то разжижителе крови, который для нее непозволительная роскошь. Эта женщина – ходячий справочник по нетрадиционным лекарствам. А потом я заявила:

– Да, прекрасно вас понимаю. Сама не знаю, чем буду платить за следующую неделю. Она глянула на меня, потом на телевизор. Показывали викторину – люди азартно

вопили. Дороти ко мне относилась почти по-матерински. Наверное, позволила бы остаться. Все равно половина домиков пустует.

–Тогда тебе лучше устроиться на работу, – продолжая пялиться в телевизор, посоветовала она.

Там кто-то дал маху и под громкий стон зрителей остался без приза.

–Работа? А что можно найти поблизости?

–Убирать в доме. Сидеть с ребенком.

Мне прямо предлагали стать домохозяйкой за деньги. Какая ирония! Хватило бы на миллион постеров «Держись!».

В нашем небогатом штате Миссури мне никогда не приходилось планировать семейный бюджет. Да, я не могла купить новый автомобиль просто потому, что мне так захотелось, но я не задумывалась о ежедневных мелких расходах, не вырезала купоны, не покупала продукты в социальном магазине и даже не разбиралась в ценах на молоко. Мои родители не удосужились обучить меня этому, и я вышла в реальный мир совершенно неподготовленной. К примеру, когда Грета пожаловалась, что на пристани для яхт галлон молока стоит целых пять долларов, я поморщилась, потому что мальчишка, торговавший там, всегда брал с меня десять. Мне и в голову не приходило, что прыщавый засранец просто удваивал внаглую цену – а вдруг заплачу.

Итак, мне пришлось распланировать бюджет. Согласно найденным в Интернете ценам, на имеющиеся деньги я могла прожить от шести до девяти месяцев. Но гладко было на бумаге…

Когда гольф надоедает (конечно, я победила, совершенно уверена, поскольку вела счет в уме), мы идем к лотку с хот-догами. Я сворачиваю за угол, чтобы достать деньги из пояса с кармашками, который все время ношу под рубашкой. Уже застегивая молнию, замечаю увязавшуюся следом Грету.

– Ты когда-нибудь слышала о кошельках? – ворчит она.

Да, это дилемма – человеку в бегах требуется много наличных денег, но человеку в бегах обычно негде их прятать. К счастью, Грета не продолжает разговор. Она понимает, что

обе мы жертвы. Сидим под солнышком на металлических скамейках около поля и жуем хот-доги – завернутые в нечто белое цилиндры из фосфатов, а приправа такая ядовито-зеленая, что прямо оторопь берет. Но для меня на свете нет ничего вкуснее, потому что я Мертвая Эми и мне на все наплевать.

–Угадай, что Джефф нашел в своем домике для меня? – спрашивает Грета. – Еще одну книгу того парня, что написал «Марсианские хроники».

–Рэй Брадбурроу, – поясняет Джефф.

«Брэдбери», – мысленно поправляю я.

– Да, точно, – говорит Грета. – «Надвигается беда». Ничего так.

Будто это все, что можно сказать о книге. Ничего так. Никаких комментариев насчет стиля, темы, сюжета. Просто ничего так. Как хот-дог.

–Я ее прочитал, как только поселился, – добавляет Джефф. – Классная книга. Аж жуть

берет.

Заметив, что я гляжу на него, он корчит рожицу, как гоблин: глаза выпучены, язык высунут. Это не мой тип мужчины. Слишком колючая шерсть на лице, и потом эта подозрительная рыбалка. Но он симпатичный. Глаза излучают тепло в отличие от ледышек Ника. Интересно, мне бы понравился секс с ним? Мягкие размеренные движения тела, прижатого к другому; его рот дышит мне в ухо, борода щекочет щеку. Смена позиций… А вовсе не как с Ником, когда наши тела едва соприкасаются: он или сзади под прямым углом, или буквой «L» спереди. А потом он почти сразу встает с кровати и мчится в душ, оставляя меня разгоряченную и неудовлетворенную.

–И чего молчим? – спрашивает Джефф.

Он никогда не называет меня по имени, как будто доказывая тем самым, что прекрасно раскусил мое вранье. Он всегда говорит «леди», или «красотка», или «вы». Я прикидываю, как бы он мог называть меня в постели? Может, «детка»?

–Просто задумалась.

–О-о-о! – Он снова улыбается.

–Могу поспорить, ты думала о парне, – вмешивается Грета.

–Возможно.

–Вроде мы договорились держаться подальше от этих мудаков какое-то время, – говорит она. – Вернемся к нашим цыплятам.

Вчера вечером после «Шоу Эллен Эббот» я была слишком взвинчена, чтобы идти домой спать. Мы распили шестибаночную упаковку пива и расфантазировались об уединенной жизни в качестве единственных натуралок, в лесбийской деревне Гретиной мамы, – как бы мы выращивали кур и сушили белье на веревке. Как бы за ними деликатно, платонически ухаживали пожилые тетеньки с узловатыми пальцами и снисходительными смешками. Коттон и вельвет, никаких забот о косметике, прическе или маникюре, размере груди или бедер, и никакой необходимости изображать из себя заботливую домохозяйку, верную спутницу жизни мужчины, обожающую все, что нравится ему.

–Не все парни козлы, – бросает Джефф, а Грета неопределенно хмыкает.

Мы возвращаемся в наши хижины, усталые до дрожи в ногах. Я чувствую себя пляжным мячом, забытым на солнцепеке. Единственное желание – сидеть под трескучим оконным кондиционером, овевающим мою кожу прохладным воздухом, и смотреть телевизор. Я отыскала канал повторных показов, где не крутили ничего, кроме сериалов семидесятых и восьмидесятых годов: «Куинси», «Лодка любви», «Восьми достаточно»… Но для начала – «Шоу Эллен Эббот», с недавних пор моя любимая передача!

Ничего нового, ничего нового… Конечно, Эллен не прочь погреть руки на моей беде, она приглашает толпы каких-то незнакомцев из моей прошлой жизни, которые клянутся, что они – мои друзья. Все говорят обо мне добрые слова, даже те, кто никогда не любил меня. О мертвых только хорошее.

Когда раздается стук в дверь, я понимаю, что это Грета и Джефф. Выключаю телевизор. Они беззаботно переминаются на моем пороге.

–И чё делаем? – спрашивает Джефф.

–Читаю, – вру я.

Он выкладывает на мой стол упаковку пива.

– А мы как будто телик слышали, – ворчит позади Грета.

В маленькой комнате три человека – толпа. На секунду перекрывают дверной проем, вызывая у меня нервозность – зачем блокируют выход? – а потом проходят и загораживают от меня прикроватный столик. В ящике столика спрятан денежный пояс – чуть больше восьми тысяч долларов. Сотки, пятидесятки, двадцатидолларовые банкноты. Он ужасен – телесного цвета, пухлый. Я не могу носить все мои деньги сразу, приходится прятать в комнате. Но я стараюсь не расставаться с большей частью, а потому чувствую себя как девочка на пляже с дорогущим телефоном. Видно, по характеру я транжира, по любому поводу вытаскиваю двадцатку и испытываю извращенное удовольствие от мысли, что остается все меньше денег, которые могут быть украдены или просто потеряются.

Джефф жмет кнопки «лентяйки». На экране Эллен Эббот и Эми. Он кивает, улыбаясь своим мыслям.

–Хочешь смотреть Эми? – спрашивает Грета. Я не уверена, что в ее предложении нет запятой.

–Не-а… Может, принесете гитару, Джефф, и посидим на веранде? Они обмениваются взглядами.

–Э-э-э… но ты же это смотрела, нет? – говорит Грета, указывая на экран, где мы с Ником в мире и согласии. Мои волосы собраны в пучок, и оттого я сильно похожа на меня теперешнюю, подстриженную.

–Скукотища, – отвечаю я.

–Да ну! – Грета шлепается на кровать. – А мне так не кажется.

А я думаю, что как последняя дура впустила этих двоих. Наверное, подсознательно верила, что могу ими управлять. Они дикие существа, привыкшие бороться за место под солнцем и использовать чужие слабости. А для меня такое поведение в новинку. Какое разочарование, должно быть, испытывают люди, держащие в квартире пуму или шимпанзе, когда вдруг питомец вонзает клыки им в горло.

–Знаете, ребята, – говорю я, – что-то не в кайф мне гостей принимать. Паршиво себя чувствую – наверное, перегрелась на солнце.

Они выглядят удивленными и немного обиженными. Закрадывается мысль: а вдруг я ошиблась, они совершенно ни при чем, а у меня паранойя. Хотелось бы верить.

–Да-да, конечно… – кивает Джефф.

Они убираются из моей комнаты, прихватив пиво. Через пару минут я слышу голос Эллен Эббот из домика Греты. Обвиняющие вопросы:

–Почему вы сделали то-то?

–Почему не сделали того-то?

–Как вы могли бы объяснить?..

Как я могла сблизиться со здешними людьми? Почему не держалась особняком? Если мой обман раскроют, что я буду говорить, как объясняться?

Я не могу допустить, чтобы меня раскусили. Если это случится, на планете не найдется женщины, которую ненавидели бы сильнее. Из существа милого, доброго, обиженного, из беременной жертвы эгоиста, из обманутой жены я превращусь в свирепую стерву, которая вволю поиздевалась над нежными сердцами американских граждан. Эллен Эббот посвятит мне не одно шоу, куда будут приходить сердитые люди и давать выход своему негодованию. «Вот вам, Эллен, еще один пример испорченной богатой девчонки, которая что хочет, то и вытворяет, не щадит ничьих чувств, кроме собственных. Поэтому, я думаю, остаток дней ей лучше провести в тюрьме!» Ну или что-то вроде этого. В Интернете есть разные сведения, зачастую противоречивые, насчет того, какое наказание полагается за фальсификацию своей смерти или за доведение мужа до электрического стула, но общественное мнение, я знаю наверняка, будет беспощадным. Чем бы я ни занималась потом – кормила с ложечки сирот,