–Ник, я всего лишь хочу сказать, – Билл Данн тычет указательным пальцем прямо мне

влицо, и несколько мужчин медленно приближаются, готовые прийти на помощь, – что ей здесь не место. Сучка думает, будто может делать все, что захочет.

–Что ты, Билл, – вмешивается Мо, с присущим ей энтузиазмом обнимая бывшего мужа. – Здесь ей самое место. Это ее дом. Она жена нашего сына. Разве ты забыл?

–Я хочу ее выгнать. Понимаешь, Морин? – Он пожимает плечами и снова надвигается на меня. – Тупая сука. Тупая сука!

Неясно, кого он имеет в виду – меня или свекровь, но, если подумать, смотрит-то он на меня. И еще как злобно смотрит!

–Ей здесь не место!

–Я уйду, – отвечаю я и шагаю в двери, прямо под дождь.

«Устами жертв болезни Альцгеймера, – думаю я при этом, – глаголет истина».

Ябесцельно брожу по округе, ожидая, когда же появится Ник и поведет меня обратно,

внаш дом. Моросит дождь, я уже промокла. Но все еще верю, что Ник придет за мной. Поворачиваюсь к дому и вижу лишь закрытую дверь.

Ник Данн

Спустя четыре дня.

Впять часов утра я и Ранд сидели в пустой штаб-квартире волонтеров, пили кофе и ждали копов, которые должны были опросить Лонни.

Эми пристально смотрела на нас с плаката на стене. Сейчас ее лицо казалось несчастным.

– Никак не возьму в толк, почему она ничего не сказала тебе, если кого-то боялась, – заявил Ранд. – Почему молчала?

ВВалентинов день Эми приехала в «Риверуэй молл», чтобы купить пистолет. Так утверждал наш новоприобретенный приятель Лонни. Она слегка нервничала и волновалась. «Может быть, я говорю глупости… но я и вправду считаю, что мне нужно огнестрельное оружие». Очень важно, что выглядела она, по словам Лонни, испуганной. Ее кое-кто пугает, так она сказала, не вдаваясь в подробности. Когда же Лонни спросил, какое именно оружие требуется, Эми ответила: «То, что сразу останавливает». Он предложил прийти через несколько дней, и моя жена это сделала. Однако Лонни не смог достать оружие («Это не моя поляна, чувак») и теперь жалел об этом. Эми хорошо запомнилась ему, и даже спустя несколько месяцев он размышлял, где сейчас эта привлекательная женщина с испуганным лицом, решившая купить ствол в День святого Валентина, и что с ней?

– Кого она может бояться? – спросил Ранд.

– Расскажите еще о Дези, – ответил я. – Вы встречались с ним?

– Да, он приходил к нам в гости несколько раз, – наморщил лоб, вспоминая, тесть. – Симпатичный юноша. Очень заботился об Эми, ухаживал за ней, как за принцессой. Но мне он не нравился. Даже когда у них были прекрасные отношения – юная любовь, первая любовь Эми, – он мне не нравился. Он был со мной необъяснимо груб. Не отлипал от Эми, все время обнимал ее. И мне показалось странным, очень странным, что он не хочет понравиться нам. Каждый молодой человек хочет понравиться родителям своей девушки.

– Я хотел…

– И ты понравился! – Ранд улыбнулся. – Ты слегка нервничал, но в целом производил приятное впечатление. А Дези всегда вызывал что-то похожее на отвращение.

– Дези живет меньше чем в часе езды отсюда.

– Верно. А Хилари Хэнди? – Он потер глаза. – Не хочу казаться женоненавистником, но, похоже, она опаснее, чем Дези. И кстати, этот парень, Лонни из молла, не сказал, что Эми боится мужчины.

– Да, она просто говорила, что боится, – рассуждал я. – Есть еще одна женщина, она

живет неподалеку от нас. Ноэль Хоторн сказала полиции, что они с Эми были лучшими подругами. Но я точно знаю, что это неправда. Они не были даже просто подругами. Ее муж рассказывал, что у нее случилась истерика. Она плакала и рассматривала фотографии Эми. Тогда я подумал, что это снимки из Интернета, но… А что, если это обычные фото Эми? Вдруг Ноэль Хоторн ее преследовала?

–Она хотела поговорить со мной вчера, когда я был немного занят, – сообщил Ранд. – Цитировала «Удивительную Эми». «Удивительную Эми и войну лучших друзей», если быть точным. «Лучшие друзья – это люди, которые знают нас лучше других».

–Похоже на Хилари, – пробормотал я. – Только взрослую.

Мы встретились с Бони и Джилпином чуть позже семи утра в закусочной «АйХОП» у обочины шоссе, чтобы поговорить начистоту. Смешно сказать, мы выполняли работу полиции. Это же охренеть можно – мы продвинули следствие вперед. Неужели пора звонить в ФБР, поскольку местная полиция явно не справляется со своими обязанностями?

Упитанная официантка с янтарными глазами приняла наш заказ, налила кофе и, явно узнав меня, оставалась в пределах слышимости, пока Джилпин не послал ее подальше. Она смахивала на прилипчивую муху, ловко расставив приборы на столе и с волшебной быстротой принеся заказ. Из-за такого специфического сервиса наш разговор велся урывками.

–Это невозможно!

–Нет, кофе достаточно.

–Невероятно…

–Мм… Безусловно, ржаные восхитительны.

Но прежде чем мы закончили завтрак, Бони взяла разговор в свои руки:

–Я все понимаю, парни. Это естественное желание – чувствовать себя сопричастными. Но вы ввязались в опасное приключение. Следовало предупредить нас.

–Дело в том, что вы очень вяло ведете расследование, – сказал я. – Почему не смогли добыть информацию об огнестрельном оружии? Что вам болтал Лонни?

–То же, что и вам, – ответил Джилпин. – Эми хотела купить пистолет и выглядела напуганной.

–Но вам как будто не кажется, что это довольно важные сведения, – сурово упрекнул я. – Решили, что он врет?

–Нет, мы не думаем, что он врет, – сказала Бони. – У парня нет никаких причин избегать внимания полиции. И похоже, ваша жена произвела на него сильное впечатление. Он долго размышлял, что же с ней приключилось. Запомнил много подробностей. Знаете, Ник, Лонни сказал, что на ней в тот день был зеленый шарф. Не зимний теплый шарф, а такой модный шарфик. – Детектив помахала кистью, дескать, мода – ребячество, недостойное внимания серьезных людей. – Зеленый, как изумруд. Ни о чем не говорит?

–У нее есть такой, – кивнул я. – Обычно она носит его с голубыми джинсами.

–И брошка на куртке – золотая буква «Э»?

–Да.

Бони пожала плечами, словно говоря: «Ну, это многое объясняет».

–А вы не допускаете, что он, под впечатлением от Эми, похитил ее ради выкупа? – спросил я.

–У него алиби, несокрушимое как скала, – твердо заявила Бони, глядя на меня. – Сказать по правде, мы начали искать… другие мотивы.

–Более личные, – добавил Джилпин, с сомнением глядя на блинчики, увенчанные клубникой и комком взбитых сливок.

Потом он сдвинул сласти на край тарелки.

–Более личные? – переспросил я. – Значит ли это, что вы наконец-то собрались поговорить с Дези Коллингсом или Хилари Хэнди? Или это нужно сделать мне?

На самом деле я обещал Мэрибет заняться этим сегодня же.

–Конечно поговорим, – кивнула Бони голосом девочки, которая дает слово приставучей маме, что будет лучше. – Мы сомневаемся, что это продвинет следствие, но обязательно поговорим.

–Ладно. Круто. Спасибо, что делаете свою работу. А как насчет Ноэль Хоторн? Если хотите найти кого-то поблизости от нашего дома, то она живет в нашем пригороде. И кажется, немного двинулась на Эми.

–Знаю. Ноэль Хоторн обратилась к нам. Она в нашем списке, – кивнул Джилпин. – Сегодня же поговорим с ней.

–Ну хорошо. А что еще вы делаете?

–Ник, сейчас мы просим, чтобы вы позволили порыться в вашем мозгу, – сказала Бони. – Мужья часто не осознают всего, что им известно. И подумайте вот о каком факте. Ваша соседка миссис Теверер случайно слышала ваш с Эми разговор в ночь перед исчезновением.

Ранд резко повернулся ко мне.

Джен Теверер, набожная домохозяйка, больше не смотрит мне в глаза.

–Нет дыма без огня? – спросила Бони с невинным выражением лица. – Я знаю, вам нелегко это слышать, мистер Эллиот, но, возможно, Эми связалась с какими-то отбросами общества. В городе хватает мелких наркодилеров. Возможно, ей угрожали – вот и понадобилось огнестрельное оружие. Для самозащиты. Должна же быть причина, по которой женщина пытается купить пистолет и ничего не говорит мужу. И еще мы хотим, Ник, чтобы вы хорошенько подумали и вспомнили все же, где вы были с одиннадцати вечера – с момента ссоры, с того времени, когда кто-либо слышал голос Эми в последний раз.

–Кроме меня?

–Кроме вас. И до полудня, когда вы появились в баре. Если передвигались по городу, ездили на берег реки, бродили возле гавани, кто-то должен был вас видеть. Может, вы не знаете этого человека. Может, кто-то выгуливал собаку. Если хотите помочь нам, то это будет очень…

–Полезно, – закончил Джилпин и наколол клубнику на вилку.

Оба внимательно, но добродушно смотрели на меня.

– Это будет чрезвычайно полезно, Ник, – повторил Джилпин еще любезнее.

Вот тут-то я и догадался, что полицейские имеют какие-то козыри против меня. В первый раз я услышал от них о ссоре. И это было сказано при Ранде, хоть и самым невинным тоном.

–Даже не вопрос, – ответил я.

–Не хотите рассказывать о вашей ссоре? – спросила Бони. – Почему?

–А разве миссис Теверер не доложила?

–Зачем мне слушать ее, если я могу обратиться непосредственно к вам? – Детектив плеснула сливки в кофе.

–То был пустой спор, – начал я. – Именно поэтому я о нем даже не упоминал. Иногда люди, пожив вместе, пересматривают свои отношения…

Ранд глянул на меня так, словно не понимал, о чем идет речь. «Пересматривают? Что еще за пересмотр? О чем ты говоришь?»

–Мы поспорили из-за праздничного ужина, – продолжал заливать я. – Не могли договориться, что нам приготовить на юбилей. Видите ли, Эми склонна придерживаться стойких традиций…

–Омары! – перебил меня Ранд, обращаясь к копам. – Каждый год Эми варит для Ника омаров!

–Верно. Но в этом городе невозможно достать живых омаров, из аквариума. Поэтому Эми расстроилась. Я предложил ресторан «Хьюстон».

–А мне казалось, ты упоминал, что не заказывал столик в «Хьюстоне»… – нахмурился

тесть.

–Ну да, точно. Перепутал, извините. Я имел в виду, что предложил заказать столик в

«Хьюстоне». Но на самом деле должен был заказать омаров, чтобы нам их доставили самолетом.

У детективов брови полезли на лоб. Мои слова звучали совсем фантастически.

–В общем, из-за этого мы и поцапались. Это не ссора даже, а фигня, такое в любой семье бывает. – Я надкусил блинчик, ощущая, как пылает шея. – Уже через час смеялись.

–Фух! – только и сказала Бони.

–А как ваш поиск сокровищ? – поинтересовался Джилпин.

Встав, я нашел в кармане немного денег. Сейчас просто заплачу и уйду. Я не дам повода думать, что оправдываюсь.

–Да никак. Пока не решил. Трудно сосредоточиться в такой кутерьме.

–Ладно, – согласился Джилпин. – Вероятность того, что охота наведет нас на нужный след, невелика, учитывая, что несколько месяцев назад Эми уже беспокоилась о своей безопасности. Но в любом случае держите меня в курсе, хорошо?

Мы вышли под палящее солнце. Когда мы с Рандом усаживались в автомобиль, Бони вдруг спросила:

–Эй, Ник, а у Эми все еще второй?

Я непонимающе нахмурился.

–Размер второй? – пояснила она.

–Думаю, да, – ответил я. – Конечно второй.

Бони скривилась, будто хотела сказать «хм», и села в свою машину.

–К чему это она? – спросил Ранд.

–Второй размер? Да кто ее знает.

Бо льшую часть пути к гостинице мы молчали. Ранд не отрываясь смотрел в окно на мигающие рекламой кафе быстрого питания, а я размышлял о лжи – о моей лжи. Пришлось покружить, чтобы найти свободное место на парковке около «Дэйза», Похоже, съезд Ассоциации аутсорсинговых бухгалтеров был гвоздем сезона.

–А знаешь, – проговорил тесть, берясь за ручку автомобильной дверцы, – это даже забавно, насколько я провинциален, хоть и прожил в Нью-Йорке всю жизнь. Когда Эми сообщила, что вы перебираетесь на берега Миссисипи, я представлял зеленый край: фермы, яблоневые сады, большие красные амбары. А теперь вынужден признать, что здесь одно убожество. – Он рассмеялся. – В этом городе я не смог найти ничего красивого. За исключением моей дочери.

Он выбрался из автомобиля и быстро зашагал к гостинице. Я даже не пытался догонять. Зашел в штаб несколькими минутами позже и устроился в укромном месте, за столом в задней части зала. Нужно закончить охоту за сокровищами до того, как иссякнут подсказки, выяснить, куда Эми хотела меня привести. Посижу здесь какое-то время и возьмусь за третий ключ. А пока можно позвонить.

–Да, – ответил нетерпеливый голос.

Где-то неподалеку плакал ребенок. Я услышал, как женщина сдула волосы с лица.

– Добрый день, это Хилари Хэнди?

Она отключилась. Я снова набрал номер.

–Слушаю.

–Добрый день. Кажется, нас разъединили.

–Почему бы вам не убрать этот номер из вашего списка?

–Хилари, я ничего не продаю. Я хочу поговорить об Эми Данн. То есть Эми Эллиот. Тишина. Малыш снова взвизгнул. Похожий на мяуканье звук – то ли веселится

ребенок, то ли собирается зареветь.

–Что с ней?

–Может, вы видели в новостях – она пропала. Это случилось пятого июля при внушающих тревогу обстоятельствах.

–О, мне так жаль…

–Я Ник Данн, муж. Обзваниваю ее старых друзей.

вислая грудь. Хмурое выражение лица.

–Пожалуй что никаких.

–А вы, похоже, неплохо держитесь.

Я дернул головой, не зная, что и ответить.

–Вы хоть знаете, кто я?

–Конечно знаю. Ноэль Хоторн.

–Я лучшая подруга Эми в этом городе.

Либо Ноэль нравится купаться во всеобщем внимании, примазавшись к известности пропавшей соседки, либо она сумасшедшая. Надо было сказать это детективам. Возможно, похититель искал дружбы Эми, а когда та отказалась…

– Ноэль, у вас есть какие-нибудь сведения об Эми? – спросил я.

–Конечно есть, Ник. Она же моя лучшая подруга. Несколько секунд мы смотрели глаза в глаза.

–Вы намерены поделиться информацией? – прервал молчание я.

–Следователи знают, где меня искать. Когда у них дойдут руки…

–Это было бы исключительно полезно, Ноэль. Я добьюсь, чтобы они поговорили с

вами.

Она залилась румянцем – по яркому импрессионистскому пятну на каждой щеке.

А когда она отошла, со дна рассудка против моей воли поднялась свирепая мысль: «Женщины, вы все полоумные, мать вашу так. Все до одной».

Подобные мысли всегда приходят ко мне непрошеными. Не «кое-кто из женщин», не «многие женщины», а именно так – «женщины, вы все полоумные».

Когда окончательно смерклось, я поехал к пустующему дому моего отца. Загадка Эми лежала рядом, на пассажирском сиденье.

За то, что взял меня сюда, ты можешь ощущать вину.

И я, приходится признать, всех чувств, конечно, не пойму. Хоть выбрать мы могли края отсюда вдалеке, Решились ехать мы сюда, в наш город на реке.

Давай же приведем любовь в коричневый тот дом, Давай порадуем «Гудвил», супруг мой дорогой.

Третья загадка показалась более сложной, чем предыдущие, но, вне всякого сомнения, решил я ее правильно. Эми приняла Карфаген, окончательно простив меня за переезд сюда.

«За то, что взял меня сюда, ты можешь ощущать вину…» Но: «Решились ехать мы сюда, в наш город на реке». А коричневый дом – это дом моего отца, который на самом деле был синим. Это была наша с Эми «внутренняя» шутка. Мне всегда нравились «внутренние» шутки – они позволяли чувствовать нашу сплоченность куда лучше, чем разговоры по душам или страстные занятия любовью. Маленький коричневый домик намекал на отца – моя выдумка, о которой никто в этом мире, кроме Эми, не знал. После развода родителей я видел отца так редко, что решил думать о нем как о персонаже книги. Как бы он мне не отец

– человек, который любил бы меня, возился бы со мной. Просто доброжелательная и весьма влиятельная персона – мистер Браун, очень занятый какой-то важной и секретной деятельностью на благо Соединенных Штатов. И он иногда использовал меня в качестве прикрытия, чтобы свободно разгуливать по городу. Когда я рассказал о своей выдумке Эми, у нее на глазах выступили слезы, хотя я вовсе не рассчитывал на такой эффект, а вспоминал забавную историю из детства. Эми сказала, что теперь она – моя семья, что любит меня сильнее, чем десяток дрянных отцов, что мы Данны и будем вместе. А потом шепнула на ухо: «У меня тоже найдется для тебя достойное задание, мой неподражаемый шпион».

Что же касается слов «давай порадуем „Гудвил“», то с ними связана другая история. Когда отца целиком поглотила болезнь Альцгеймера, мы решили продать его дом, а потому

приехали в безлюдное жилище, чтобы разобрать старые памятные вещи. Эми, само собой, кружилась по дому, как дервиш, – давай разберем, давай поглядим, давай поищем. Я же исследовал отцовские пожитки с холодком. Для меня все они были загадкой. Например, кружка насыщенного кофейного цвета – наверняка его любимая. Подарок? Но чей тогда? Кто вручил ему эту кружку? Или сам купил? Трудно представить отца в магазине – для него шопинг всегда был страшнее кастрации. Но тщательное изучение его гардероба выявило пять пар обуви, новой и блестящей, в фабричных коробках. Может, самолично их приобретал, изображая из себя совсем другого, более общительного Билла Данна? Пришел в «Шу-би-ду-би», а мама и обслужила – она всех обслуживала с радостью. Конечно же, я не стал делиться этими мыслями с Эми. А она, глядя, как я стою, привалясь к стене, и разглядываю обувь, наверняка лишний раз подумала, что я просто сачок.

– Коробка. «Гудвил», – сказала жена. – Туфли – туда. Понял?

Я, застигнутый врасплох, нагрубил ей, она ответила… В общем, все как всегда.

Однако следует добавить в защиту Эми, что она всегда дважды спрашивает, не хочу ли я обсудить то-то, уверен ли, что готов избавиться от того-то. Я иногда не придаю значения таким мелочам. Вот если бы она читала мои мысли, мне бы не пришлось тратить время на женское искусство словоизлияния. Временами и я, как и Эми, играю в эту дурацкую игру «пойми меня».

Об этом я тоже не сказал копам.

Ложь путем умолчания – в этом деле я мастер.

Около десяти вечера я притормозил у отцовского дома. Ничего так строение, небольшое, но аккуратное – в самый раз для тех, кто начинает самостоятельную жизнь. Ну, или заканчивает. Две спальни, две ванные, столовая и устаревшая, но вполне приличная кухня. Табличка «Продается» ржавела на переднем дворе. Вот уже год – и ни одного предложения.

За порогом меня объяли тепло и духота. Недорогая охранная сигнализация, которую мы установили после третьего взлома, запищала, словно обратный отсчет мины с часовым механизмом. Я ввел код, который страшно разозлил Эми, поскольку он нарушал все требования, предъявляемые к кодам. Просто мой день рождения. 15-8-77.

«Неверный код». Я попробовал еще раз. «Неверный код». Струйки пота покатились по спине. Эми постоянно грозилась изменить код. Она утверждала, что это сущая глупость – пользоваться столь легко угадываемыми числами, но я догадывался об истинной причине. Ее бесило, что я использовал дату своего дня рождения, а не нашей свадьбы. В который раз я поставил свое «я» выше нашего «мы». Все мои добрые воспоминания об Эми испарились, будто их и не было. В нарастающей панике я тыкал пальцами в кнопки пульта, в то время как предупреждающий зуммер перешел в рев охранной сирены.

Вуо-о-оу-у-у! Вуо-о-оу-у-у! Вуо-о-оу-у-у!

Предполагалось, что сейчас должен прийти звонок на мой мобильный, и я отменю тревогу: «Это всего лишь я, полный болван». Но телефон молчал. Я ждал целую минуту, охваченный ужасом, как на торпедированном корабле в батальном кинофильме. Законсервированный жар запертого в июле дома душил меня. Рубашка на спине промокла. «Черт бы тебя побрал, Эми!» Я поискал на табличке у прибора сигнализации номер охранной фирмы и не нашел. Забрался на стул и давай с перепугу нажимать все подряд. Я уже почти отделил прибор от стены – оставались лишь провода, – как вдруг зазвонил мобильный. Злобный голос в трубке потребовал назвать кличку первого домашнего животного Эми.

Вуо-о-оу-у-у! Вуо-о-оу-у-у! Вуо-о-оу-у-у!

Совершенно неуместный голос – самодовольный, раздраженный, безучастный – и совсем уж неожиданный вопрос. Я не знал правильного ответа, а потому пришел в бешенство. Не важно, сколько загадок Эми я разгадал, но столкновение с очередной ее прихотью выбило меня из колеи.

– Послушайте! Я Ник Данн. Это дом моего отца. Я плачу вам за охрану! – закричал я в

трубку. – И мне начхать, как звали первого зверя, которого держала моя жена!

Вуо-о-оу-у-у! Вуо-о-оу-у-у! Вуо-о-оу-у-у!

–Не говорите со мной в таком тоне, сэр.

–Послушайте! Я зашел на минутку в дом своего родного отца. Возьму кое-что и сейчас же уйду, хорошо?

–Я обязана немедленно уведомить полицию.

–Вы можете отключить распроклятую сирену, чтобы я мог собраться с мыслями?

Вуо-о-оу-у-у! Вуо-о-оу-у-у! Вуо-о-оу-у-у!

–Сирена выключена.

–Да ни хрена она не выключена!

–Сэр, я, кажется, просила вас не разговаривать со мной в таком тоне. «Траханая сука!»

–Знаете что? Мать вашу, мать вашу, МАТЬ ВАШУ!!!

Я отключил телефон и тут же вспомнил кличку первого кота Эми. Его звали Стюарт. Перезвонив, я попал на другого оператора, вполне вменяемого. Она отключила сирену

и, благодарение богу, отменила вызов полиции. Сейчас у меня не было настроения объясняться с копами.

Усевшись на тонкий дешевый половик, я заставил себя глубоко дышать, чтобы смирить бешено колотящееся сердце. Через минуту расслабились плечевые мышцы, разжались челюсти и кулаки, а сердцебиение вернулось в нормальный ритм. Тогда я встал, намереваясь немедленно уехать, как будто этим мог наказать Эми, и тут же увидел на кухонном столе голубой конверт.

Я глубоко вдохнул, выдохнул и, открыв конверт, достал листок с нарисованным сердечком.

Привет, любимый.

Итак, у нас обоих есть то, над чем нам стоит поработать. В моем случае это перфекционизм, периодическая (хочется верить) убежденность в собственной правоте. А в твоем?

Я знаю, ты переживаешь оттого, что порой бываешь очень отстраненным, холодным, неспособным проявить любовь и заботу. Ладно. Здесь, в доме твоего отца, я хочу тебе сказать: ты не прав. Ты не похож на своего отца. Ты должен знать, что ты хороший, добрый, милый. Я корила тебя за неумение хотя бы изредка угадывать мои желания, за то, что ты не поступал так, как мне хотелось в тот или иной момент. Я корила тебя за то, что ты живой, настоящий человек. Пыталась управлять тобой вместо того, чтобы предоставить тебе самостоятельный выбор. Я лишала тебя права сомневаться и колебаться. Но сейчас не имеет значения, сколько ошибок мы с тобой совершили. Важно лишь то, что ты меня любишь и желаешь мне счастья. Ведь каждой женщине этого должно быть достаточно, правда же? Я переживаю из-за того, что наговорила тебе много ерунды, а ты в нее поверил. Поэтому сейчас я хочу сказать: ТЫ ТЕПЛЫЙ, ты мое солнце.

Если бы Эми сопровождала меня, как и собиралась, в этой охоте за сокровищами, то сейчас она уткнулась бы лицом мне в шею, поцеловала, улыбнулась и сказала:

– Ты и сам знаешь. Ты мое солнце.

К горлу подступил комок. Я в последний раз обвел взглядом дом отца и шагнул за порог, вырываясь из удушливой жары. Уже в автомобиле достал записку с четвертой подсказкой. В любом случае охота близилась к концу.

Представь меня – я девочка плохая, Ждет наказание меня, я знаю. Запомнишь ты наш пятилетний юбилей,

Прости, коль разгадать загадки все сложней. Так важно подобрать удачно время –

От полудня и где-то до коктейля.

Так мчись скорей с томлением в груди, Дверь распахни – сюрпризы впереди.

Я не знал, что она имеет в виду, а потому ощутил, как кишки скручиваются в узел. Перечитал – никаких предположений. Эми больше не щадила меня. Но не могу же я бросить охоту на середине!

На меня накатила глухая тоска – что за отвратительный день? То Бони с ее подковырками, то эта придурковатая Ноэль, то липучка Шона, то обидчивая Хилари, то высокомерная сука из охранной компании. А жена просто добила меня. Пора заканчивать проклятый день. Сейчас я мог выдержать общество одной-единственной женщины.

Го хватило одного взгляда – пронзительного, обжигающего, как у отца. Она усадила меня на банкетку и заявила, что сейчас приготовит ужин. Через какие-то пять минут вернулась со стареньким столом-подносом в руках. Обычная пища Даннов: поджаренный сыр, домашние чипсы и пластмассовые чашки с…

–Это не «Кул-эйд», – сказала Го. – Пиво. «Кул-эйд» – это слишком старомодно.

–Так питательно! И так оригинально!

–Завтра будешь готовить сам.

–Надеюсь, тебе понравится суп из банки.

Она присела рядом со мной, стащила ломтик сыра с тарелки и спросила нарочито безмятежно:

–Как думаешь, зачем копы спрашивали меня, носит ли Эми до сих пор второй размер?

–Ни одной гребаной догадки.

–И тебя это не настораживает? Не похоже разве, что они нашли ее одежду или что-то типа того.

–Но тогда они позвали бы меня опознать одежду. Угу?

–Пожалуй, – подумав секунду, ответила она задумчиво. Посидела так, а потом, взглянув на меня, улыбнулась. – Я записала на кассету футбол. Будешь смотреть? Ты в порядке?

–Да, я в порядке.

Чувствовал я себя хуже некуда: в желудке жирный комок, в башке дикий сумбур. Возможно, дело в неразгаданном ключе, но вдруг мне показалось, что я совершил ужасную ошибку и исправить ее нельзя. Может, это совесть выцарапала ответ из тайника моей души?

Го поставила кассету и в течение десяти минут говорила только об игре, не забывая прихлебывать пиво. Моя сестра никогда не любила жареный сыр, а потому сейчас намазывала соленые крекеры арахисовым маслом из банки. Когда пошла реклама, она сказала, стряхивая в мою сторону крошки от крекера:

–Был бы у меня член, я бы трахнула это арахисовое масло.

–Если бы у тебя был член, в мире случилось бы много неприятностей.

Она ускоренно перемотала скучную часть игры. «Кардз» отставали на пять очков. Когда началась очередная реклама, Го нажала на паузу и проговорила:

– Я сегодня позвонила, чтобы сменить тариф на мобильнике, а у оператора вместо гудков стояла песня Лайонела Ричи. Слышал когда-нибудь Лайонела Ричи? Мне нравится «Penny Lover», но у них там другая песня, не «Penny Love», ну да ладно. Звонок приняла женщина, сказала, что менеджеры по обслуживанию абонентов находятся в Батон-Руже. Мне показалось странным, что она разговаривает без акцента, но она ответила, что выросла в Новом Орлеане. Мол, не все об этом знают, но когда вы беседуете с жителями Нового Орлеана – новоорлеанцами, да? – то можете заметить, что они все говорят без акцента. В общем, она порекомендовала тариф…

Нас с Го всегда восхищала способность нашей мамы говорить ни о чем, излагать пустопорожние бытовые бесконечные истории, причем сестра считала, что мама делает это