Синкретизм субстантивированных форм

Одним из средств семантической конденсации в поэзии М. Цветаевой является активное употребление субстан­тивированных форм различных частей речи, как узуаль­ных, так и окказиональных, например:

Квиты: вами я объедена,

Мною — живописаны.

Вас положат — на обеденный,

А меня — на письменный (И., 302);

Двусторонний клинок, синим

Ливший, красным пойдет... Меч

Двусторонний — в себя вдвинем.

Это будет — лучшее лечь! (С., 260);

Но узришь! То, что в мире — век Смежение — рожденье в свет.

Из днесь —

В навек (С., 202);

Мир без вести пропал. В нигде — Затопленные берега (С., 71)

Этот тип трансформации оказывается таким органич­ным в стиле М. Цветаевой потому, что субстантивирован­ные формы, становясь существительными, сохраняют в се­бе и семантику производящих частей речи с адъективными, предикативными, адвербиальными и т. д. способами пред­ставления смысла. Наиболее подвержены субстантивации и в языке, и в произведениях М. Цветаевой прилага­тельные и причастия.

Подсчет субстантивированных прилагательных и при­частий в издании 1965 г. (И.) показывает, что их окка­зиональное употребление почти вдвое превышает узуаль­ное, что свидетельствует об осознанном внимании поэта к этому типу словообразования и морфологическому сдвигу. Некоторые стихотворения оказываются целиком построенными на субстантивации прилагательных и при­частий, находящихся в синонимических или антонимических отношениях: «Попытка ревности», «Стихи к сиро­те», «На льдине — любимый...», «Скороговоркой — ручья

82

водой», «Минута», «Наяда», «Есть в мире лишние, доба­вочные...», «Полюбил богатый — бедную...» и др.

Е. А. Некрасова, исследующая свойства метафоры в ху­дожественном тексте, обратила внимание на стихотворе­ние «Полюбил богатый — бедную...»:

Полюбил богатый — бедную, Полюбил ученый — глупую, Полюбил румяный — бледную, Полюбил хороший — вредную: Золотой — полушку медную (И., 128).

Отмечая, что «в художественных текстах широко рас­пространены случаи употребления слова (в том числе и прилагательного) одновременно в нескольких значе­ниях», Е. А. Некрасова пишет: «В данном примере в пре­делах строки происходит субстантивация на основе отно­сительного значения прилагательного золотой, а весь предыдущий контекст активизирует качественное значе­ние прилагательного» (1975а, 84). Это наблюдение представляется принципиально важным, потому что имен­но совмещение относительного значения прилагательных с качественным значением способствует и развитию ок­казиональной полисемии, накладывающейся на полисе­мию грамматическую. Особого внимания заслуживают факты окказиональной частичной субстантивации, когда слово в художественном тексте, сохраняя признаки и син­таксические функции прилагательного или другой несуб­стантивной части речи, приобретает и признаки суще­ствительного. Наиболее отчетливо такой сдвиг можно видеть на примере прилагательного в позиции поэтическо­го переноса. Так, повышенная самостоятельность прила­гательных на переносе в ряде контекстов приводит их к окказиональной субстантивации, несмотря на сохране­ние определяемого слова:

Как живется вам с простою Женщиною? Без божеств? Государыню с престола Свергши (с оного сошед) (И., 262).

Субстантивация в этом случае настойчиво утвержда­ется целым комплексом выделительных средств — пере­носом, графикой, композиционным параллелизмом с суб­стантивированными прилагательными в первой и седьмой строфах и с существительным в девятой:

83

Как живется вам с другою, — Проще ведь? — Удар весла! —

(...)

Как живется вам с чужою, Здешнею? Ребром — люба?

(...)

Как живется вам с товаром Рыночным? Оброк — крутой? (И., 262).

В других стихотворениях окказиональной субстан­тивации на переносе способствует повтор тождественных или однородных (во втором случае антонимических) прилагательных:

Что тебе в том длинном, длинном Чужестранце длинноногом? (И., 144);

— Мой хладнокровный, мой неистовый

Вольноотпущенник — прости! (И., 75).

В приведенных примерах эффект категориальной трансформации усиливается еще и благодаря тому, что указательное и притяжательное местоимения в том, мой, оторванные от своих существительных чужестранце, воль­ноотпущенник, теснее связаны с теми прилагательными, с которыми они стоят рядом, чем с теми, с которыми составляют словосочетание, т. е. между членами атри­бутивного сочетания происходит переразложение: его ком­поненты оказываются отнесенными к разным стиховым единствам.

Стремится к субстантивации также прилагательное, отделенное от своего существительного помимо переноса другими словами:

Голубоглазый —

Меня — сглазил Снеговой певец (И., 93).

В стихотворениях Марины Цветаевой можно наблю­дать и явление, обратное субстантивации, когда к суб­стантивированному в русском языке прилагательному при­соединяется новое определение:

Сокровенную, подъязычную Тайну жен от мужей, и вдов

От друзей — тебе, подноготную

Тайну Евы от древа, — вот:

Я не более, чем животное,

Кем-то раненное в живот (И., 464—465).

84

Пауза переноса здесь служит как бы амортизатором грамматического сдвига: она создает промежуточное звено от субстантивированной формы подноготную к десубстантивации прилагательного.