Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Проблемы историко-философской науки. М., «Мысль», 1969. - Ойзерман Т. И

..pdf
Скачиваний:
50
Добавлен:
24.05.2014
Размер:
1.81 Mб
Скачать

Философское обобщение открытий естествознания середины XIX в. в работах Энгельса, ленинский ана­ лиз кризиса в физике на рубеже XIX — XX вв. — клас­ сические образцы научного развития философских по­ нятий на основе достижений естествознания. Разумеет­ ся, необходимо глубокое знание естественных наук и творческое применение материалистической диалекти­ ки для философского обобщения их достижений. Ошибки, допускавшиеся некоторыми философами-мар­ ксистами в философской оценке достижений биоло­ гии, физики и других наук, подтверждают эту мысль.

Выдающиеся представители домарксистской фило­ софии, как правило, не сознавали позитивного значе­ ния философского спора. Почти все они противопостав­ ляли философское исследование полемике, которая представлялась им совершенно бесполезным занятием.

Д. Юм, полемизировавший с естественнонаучным пониманием причинности и материалистической фило­ софией вообще, тем не менее утверждал, что всякая полемика бесплодна. Эта парадоксальная позиция едва ли может быть объяснена юмовским скептициз­ мом. Вернее предположить, что она питалась представ­ лениями о средневековых схоластических диспутах, участники которых парировали аргументы своих оп­ понентов цитатами из Священного писания, Фомы Аквинского и Аристотеля. Отмечая, что нет вопросов, которые не были предметом спора и относительно ко­ торых спорящие стороны не придерживались бы про­ тивоположных воззрений, Юм приходил к выводу, что такова уж природа полемики, что в ней победа достает­ ся не разуму, а красноречию. «Победу одерживают не вооруженные люди, владеющие копьем и мечом, а трубачи, барабанщики и музыканты армии» (124, 1, 80).

Юм, очевидно, полагал, что сам он ни с кем не по­ лемизирует, а просто отбрасывает несостоятельные представления и позитивно излагает воззрения, согла­ сующиеся с опытом и здравым смыслом. Само собой разумеется, это убеждение было иллюзией, которая, однако, опиралась на характерное не только для фило­ софии, но и для всякой научной деятельности сущест­ венное различие между процессом исследования, кри­ тическим и по существу полемическим, и изложением

359

его результатов, которое отнюдь не обязательно, во всяком случае по форме полемично. Это различие, за­ частую перерастающее в противоречие, Кант оправды­ вал в «Критике чистого разума»: обрушиваясь на «не­ критический» догматизм и противопоставляя ему «критическую философию», он тем не менее утвер­ ждает, что ее изложение по необходимости должно носить в известном смысле догматический характер.

Так же как и Юм, Кант отрицательно относился к полемике, ибо в лучшем случае, полагал он, споря­ щие стороны отстаивают одинаково недоказуемые тео­ ретические положения: одни, например, утверждают, что бога нет, другие — что он существует. Но так как теоретический разум не способен решить вопросов, вы­ ходящих за пределы всякого возможного опыта, то «в сфере чистого разума не бывает настоящей поле­ мики. Обе стороны толкут воду в ступе и дерутся со своими тенями, так как они выходят за пределы при­ роды, туда, где для их догматических уловок нет ни­ чего, что можно было бы схватить и удержать» (49, 3, 628—629)*. Но, осуждая полемическое применение чи­ стого разума к вопросам, которые могут быть разре­ шены лишь «практическим разумом», т. е. априорным нравственным сознанием, Кант неустанно полемизи­ ровал со своими предшественниками — создателями рационалистических метафизических систем XVII в., материалистами-сенсуалистами, скептицизмом Юма и т. д. И в тех случаях, когда Кант не называет своих оппонентов, он, обосновывая свое понимание простран­ ства и времени, возможности синтетических априор­ ных суждений, специфики категориального синтеза

ит. д., постоянно вступал в спор с различными фило-

*Следует, впрочем, отметить, что Кант считал совершенно неизбежным спор между философией, с одной стороны, и теоло­ гией и юриспруденцией — с другой, поскольку последние имеют своей основой не «законодательство разума», а указания прави­ тельства (Кант, конечно, имел в виду феодальную власть, которая, как он это в скрытой форме утверждал, не способна руководство­ ваться принципами чистого разума). Поэтому в «Споре факульте­ тов», т. е. в сочинении, посвященном выяснению отношения фи­ лософского факультета к теологическому и юридическому, Кант писал: «Спор никогда не может прекратиться, и именно философ­ ский факультет должен быть всегда готов к нему» (49, 6, 331).

360

софскими учениями, поскольку они по-другому ста­ вили и решали эти вопросы.

Это непонимание позитивной роли полемики в раз­ витии философии объясняется, на наш взгляд, тем, что даже наиболее выдающиеся представители домарксист­ ской философии не проводили различия между истори­ чески преходящими причинами и гносеологическими, непреходящими истоками философского спора. Все они видели в самом факте философского спора ахиллесову пяту философии, и каждый из них (в отличие от скеп­ тиков) надеялся раз навсегда покончить с этим спором, создав такую философскую систему, которую приняли бы все, как принимали геометрию Евклида. Идеал ма­ тематического, будто бы принципиально исключаю­ щего разногласия, знания был идеалом не одних толь­ ко рационалистов. Этот идеал вдохновлял, по-видимому, и философов-эмпириков, хотя они этого и не сознавали: главное, полагали они, существует такое знание, кото­ рое исключает всякие споры. С этих позиций философ­ ский эмпиризм исследовал источники заблуждений.

Ф. Бэкон в своем учении о призраках ставит во­ прос об антропологических причинах заблуждений, ко­ торые, по его мнению, неотделимы от человеческой природы. Знание этих причин, полагал он, в известной мере помогает избежать западни заблуждений. Его не оставляла надежда покончить с помощью научно раз­ работанного эмпиризма не только со схоластическими словопрениями, но и со всеми серьезными разногла­ сиями вообще, так как практические успехи («изобре­ тения») всегда помогут отличить истину от заблужде­ ния. Философский спор представлялся ему пустопорож­ ним занятием ученейших и невежественных схоластов: таковы и в самом деле были дискуссии в философии, против которой поднял восстание Ф. Бэкон. Страст­ ный приверженец «натуральной философии», кото­ рой, как он полагал, всегда пренебрегали потому, что предпочитали химеры действительной пользе, Бэкон

был, конечно,

весьма

далек от

сознания того,

что

у эмпиризма,

строго

следующего

установленным

им

правилам индуктивного вывода, имеются свои соб­ ственные иллюзии и связанные с ними, порой весьма фантастические представления.

Рационализм XVII в. был свободен от иллюзий фи-

361

лософского и естественнонаучного эмпиризма. Но у него были другие иллюзии, возникавшие на почве односто­ роннего истолкования математики и абстрактного пред­ ставления о разуме и логическом процессе вообще. Ра­ ционализм пытался найти особого рода интеллектуаль­ ную область, которая по природе своей несовместима с заблуждением. Но такой сферы безусловной истин­ ности не существует: все человеческие способности мо­ гут заблуждаться. Практическая деятельность также не свободна от заблуждений — это относится и к экс­ периментальной и вообще к научно-исследовательской практике. Это не значит, конечно, что заблуждения непреодолимы: принципиально преодолимо любое за­ блуждение, но способность заблуждаться неотделима от самой способности познания, и в этом смысле она неустранима.

Прогресс познания, несомненно, способствует иско­ ренению системных заблуждений (например, идеализ­ ма или религии), но и это возможно лишь при опреде­ ленных исторических условиях, которые независимы от познания и сознания. Однако и прогресс познания, способный преодолеть любые заблуждения, не уничто­ жает их гносеологических истоков. А расширение сфе­ ры познания означает и расширение сферы возможных заблуждений относительно тех вещей, которые не были еще предметом исследования.

Рационалисты считали абсолютным критерием истины такого рода ясность и отчетливость представ­ ления, которые делают невозможным какое бы то ни было сомнение. Но что является критерием ясности и отчетливости представлений? Этот вопрос они даже не ставили. Фетишизация интеллектуальной интуиции и будто бы имманентно присущей ей неоспоримой оче­ видности породила убеждение, что можно навсегда по­ кончить с философскими спорами, если, следуя при­ меру математики, исходить из самоочевидных истин и строго логически развивать вытекающие из них вы­ воды. Попытка применить в философии математиче­ ский метод привела рационалистов к отождествлению эмпирических оснований с основаниями логическими, причинности — с логической необходимостью. Иными словами, рационалистическая интерпретация матема­ тического метода стала причиной такого рода ошибок,

362

которые принципиально невозможны в математике, где логический вывод сам по себе не считается описанием объективной действительности и оказывается таковым лишь постольку, поскольку он эмпирически интерпре­ тируется*.

Т. Гоббс, который подобно рационалистам видел путь окончательного преодоления философских заблу­ ждений и споров в создании точных и строгих дефи­ ниций, утверждал, как и Ф. Бэкон, что один из глав­ ных источников всяческих заблуждений составляет многозначность слов и словесных выражений. «Подоб­ но тому, — писал он, — как все истинное познание лю­ дей обусловлено правильным пониманием словесных выражений, так и основание всех их заблуждений кроется в неправильном понимании последних» (32, 1, 78—79). Существуют слова, которые ничего не обозна­ чают, однако их принимают за обозначения реально существующих вещей. Словам и их сочетаниям прису­ щи специфические свойства, которые сплошь и рядом рассматриваются как свойства самих вещей. Именно вследствие этого, по мнению Гоббса, возникла проблема универсалий. Наконец, и вещам присущи определен­ ные свойства, которые нередко приписываются сло­ вам и словесным выражениям. Перечисляя различные виды неправильного словоупотребления, Гоббс прихо­ дил к выводу, который делает его в некотором отноше­ нии предшественником современной философии линг­ вистического анализа: «Свет человеческого разума — это вразумительные слова, однако, предварительно

* Современная математика показывает, что математические аксиомы, которые представлялись рационалистам самоочевидными абсолютными истинами, в действительности не являются таковы­ ми. «Ясно, что соответствие между аксиомами и предметами ре­ альности, — указывает П. С. Новиков, — всегда имеет приближен­ ный характер. Если мы, например, поставим вопрос — удовлетво­ ряет ли реальное физическое пространство аксиомам геометрии Евклида, то предварительно мы должны дать физические опреде­ ления геометрических терминов, содержащихся в аксиомах, както: «точка», «прямая», «плоскость» и др. Иными словами, нужно указать те физические обстоятельства, которые этим терминам соответствуют. После этого аксиомы превратятся в физические утверждения, которые можно подвергнуть экспериментальной про­ верке. После такой проверки мы можем ручаться за истинность наших утверждений с той степенью точности, какую обеспечивают измерительные приборы» (76, 13).

363

очищенные от всякой двусмысленности точными дефи­ нициями. Рассуждение есть шаг, рост знания — путь, а благоденствие человеческого рода — цель. Метафоры же и бессмысленные и двусмысленные слова, напротив, суть что-то вроде ignes fatui (блуждающих огней), и рассуждать с их помощью — значит бродить среди бес­ численных нелепостей. Результат, к которому они при­ водят, есть разногласие и возмущение или презрение» (32, 2, 82).

Анализ причин заблуждений, предлагаемый Гобб­ сом, есть развитие как рационалистической, так и эм­ пирической критики схоластической логомахии. В этом его историческое значение, которое, впрочем, не исчер­ пывается его эпохой: спекулятивно-идеалистические системы последующего времени, при всем их отличии от схоластических учений, также создавали понятия относительно реально не существующих вещей или приписывали этим вещам (и миру в целом) свойства, присущие лишь человеческой психике. Однако уязви­ мым местом концепции Гоббса является номиналисти­ ческая (исторически связанная с эмпиризмом нового времени) интерпретация понятий. Поэтому и предла­ гаемая им реформа словоупотребления явно утопична: научные понятия — не просто собирательные имена, лишенные объективного содержания. Они отражают объективно существующее общее, всеобщее, действи­ тельное единство многообразия, сущность, закон, не­ обходимость и т. д. Следовательно, и трудности, с ко­ торыми сталкивается познание, заключаются не только

всловах, представлениях, понятиях, идеях о вещах, но

ив самих вещах — в их реальной многогранности, про­ тиворечивости, изменчивости и т. д. То обстоятельство, что заблуждается познающий субъект, не должно за­ слонять объективной основы заблуждения.

Если великие домарксовские философы пытались покончить с философскими спорами путем установле­ ния безусловно истинных основоположений и выработ­ ки научного метода исследования, то буржуазная философия второй половины XIX и XX в., осознав ил­ люзорность метафизических притязаний своих предше­ ственников на абсолютное знание, отвергла вместе с тем и тот историей проверенный путь к объективной истине, по которому идут положительные науки. Фило-

364

софский анализ достижений естествознания, которым занялся позитивизм, имел своей предпосылкой агно­ стическую, субъективистскую интерпретацию факта знания.

Отрицание рационалистической концепции сверх­ опытного знания трансформировалось в субъективист­ скую ревизию понятия истины, что особенно ярко про­ являлось в прагматизме, провозгласившем своей зада­ чей окончательное преодоление философских споров. «Прагматический метод, — писал В. Джемс, — это пре­ жде всего метод улаживания философских споров, ко­ торые без него могли бы тянуться без конца» (36, 33). Существо этого метода, как известно, сводится к поло­ жению, что «истина — это разновидность благого» (36, 52), в силу чего любое утверждение, поскольку оно помогает индивиду согласовать свой новый опыт с за­ пасом старых убеждений и таким образом облегчает достижение поставленной им цели, «упрощает, эконо­ мизирует труд» (36, 41), истинно.

Если противники ортодоксальной схоластики обос­ новывали принцип двойственности истины, т. е. неза­ висимость знания от религиозной веры, то Джемс объ­ явил все утверждения истинными, раз они могут, «так сказать, везти нас на себе» и тем самым удовлетворять наши потребности. Вопрос об интеллектуальной потреб­ ности в истине, независимой от потребностей, фактиче­ ски был снят с обсуждения. Даже спор о полезности, поскольку она возводилась в критерий истины, объ­ являлся бессмысленным, так как один лишь индивид способен определить сам для себя то, что для него со­ ставляет благо.

Джемс, правда, стремился придать принципу по­ лезности, преодолевающему, по его мнению, «схола­ стическую» концепцию истины в себе, также и интер­ субъективное содержание. Так, он доказывал, что не­ которые идеи в сущности «работают» на всех. К ним он относил в первую очередь религиозные представле­ ния, а затем также идеи, которые в наименьшей сте­ пени изменяют привычные, утвердившиеся убеждения. Короче говоря, прагматистская концепция истины ока­ залась в высшей степени консервативной как в науч­ ном, так и в социально-политическом отношении. Этот гносеологический консерватизм был провозглашен

365

единственным способом устранения всех принципиаль­ ных разногласий в философии. По сути же дела речь шла о том, чтобы утвердить определенную, религиозно и политически окрашенную форму идеализма в каче­ стве всеобщей философской конвенции.

В России с претензией на окончательное преодоле­ ние философского спора выступил Н. Лосский, писав­ ший, что только интуитивизм, радикально обновляя противоположные философские направления, освобо­ ждая их от исключительных претензий, способствует их полному примирению. «В самом деле, — утверждал Лосский, — устраняя предпосылку, бывшую источни­ ком односторонности старых направлений, интуити­ визм вместе с тем не то чтобы разрешает важные спор­ ные вопросы в пользу одной или другой из тяжущихся сторон, а идет еще глубже, именно устраняет самую почву для возникновения спора, показывает, что он основывается на недоразумении и что спорящие пар­ тии, как односторонние, были отчасти правы и отчасти неправы» (67, 337—338).

В. И. Ленин, отмечая характерную для новейшей буржуазной философии тенденцию «возвыситься» над противоположностью материализма и идеализма, науки и религии, характеризовал эту тенденцию как модер­ низированную форму борьбы идеализма против мате­ риализма. Обнажая глубокие социальные корни этого реакционного философского движения, выступавшего под флагом беспартийности философии, В. И. Ленин доказал, что борьба между материализмом и идеализ­ мом, между наукой и религией не может устареть до тех пор, пока существует идеалистическая и религиоз­ ная интерпретация мира.

Но идеализм и религия не вечны. Материалистиче­ ское понимание истории глубоко вскрыло социальноэкономические корни этих отчужденных форм обще­ ственного сознания и тем самым доказало их истори­ чески преходящий характер. Означает ли это, что на известной ступени общественно-исторического разви­ тия прекратится философский спор? Конечно, нет. История философии свидетельствует о том, что формы и характер философского (и научного) спора истори­ чески изменяются, что обусловлено как социально-эко­ номическими причинами, так и развитием знаний.

366

Абстрактное рассмотрение природы философского спора сугубо антиисторично, так как оно выпускает из виду идеологическую функцию философии, изменение ее места в системе научных знаний, развитие филосо­ фии и философской аргументации. Между тем доста­ точно сопоставить друг с другом философские споры разных исторических эпох (античность, средневековье, новое время, современность), чтобы увидеть, как даже в условиях классово антагонистического общества по­ стоянно развивается теоретическое обоснование фило­ софских положений и тем самым преодолеваются или ограничиваются воззрения, которые не находят хотя бы косвенного подтверждения в данных науки, прак­ тики, исторического опыта. Конечно, в классово анта­ гонистическом обществе эта тенденция существует обычно в скрытой форме, однако научный анализ вы­ являет ее даже при рассмотрении наиболее реакцион­ ных философских учений. Чем, например, объясняется настойчивое стремление значительной части современ­ ных идеалистов доказать, что их философия не проти­ воречит естествознанию? Очевидно, тем, что в наши дни и идеалисты вынуждены считаться с теми прави­ лами теоретической дискуссии, которые выработаны современной наукой.

Э. Гуссерль, философское учение которого открыто направлено против «наивного», по его убеждению, есте­ ствознания, тем не менее не мог не признать, что со­ здание «строгой науки» составляет идеал философского исследования. «Быть может, — писал он, — во всей жизни нового времени нет идеи, которая была бы мо­ гущественнее, неудержимее, победоноснее идеи науки. Ее победоносного шествия ничто не остановит» (34, 8)*.

В. И. Ленин указывал на изменение формы идеа­ лизма, которое проявляется для не искушенного в фи­ лософии человека совершенно неожиданным образом:

* Конечно, это утверждение Гуссерля нельзя принимать без учета того, что он ведет войну с естествознанием, которое, по его убеждению, «нигде и никогда не может служить основой для философии» (34, 11). Однако гораздо существеннее другое: есте­ ствознание и математика обосновывают своими достижениями по­ нятие научного знания и те критерии научности, с которыми при­ ходится считаться и идеалистической философии, как бы она ни относилась к этим наукам.

367

идеализм «отрекается» от идеализма. В наши дни, по­ жалуй, нет сколько-нибудь влиятельного идеалистиче­ ского учения, которое не выступало бы «против» идеа­ лизма. История «реалистических» учений XX в. (нео­ реализм, критический реализм, «новая онтология» Н. Гартмана и т. д.) особенно показательна в этом от­ ношении. Научный анализ этого примечательного исто­ рического симптома показывает, что идеализмом в со­ временной буржуазной философии называют главным образом рационалистический тип идеализма или от­ кровенно субъективно-идеалистическое философствова­ ние. Но почему же в таком случае современный идеа­ лизм «отрекается» от всякого идеализма? Почему из­ менение формы идеализма выдается за окончательное его преодоление? Все дело в том, что идеализм дискре­ дитирован современным естествознанием и обществен­ но-историческим опытом. Но он продолжает существо­ вать не только вследствие теоретических заблуждений, но и поскольку сохраняется питающая, поддерживаю­ щая его социально-экономическая основа и соответ­ ствующая ей идеологическая атмосфера.

Таким образом, уже в настоящее время вырисовы­ ваются реальные исторические перспективы коренного изменения характера философского спора, который в мире, навсегда покончившем с господством стихий­ ных сил общественного развития над людьми, транс­ формируется в научно-философскую дискуссию, дей­ ствительной основой которой становится творческое развитие диалектико-материалистического мировоззре­ ния. В этой своей форме философский спор не есть уже идеологическая борьба, так как его необходимым осно­ ванием будет идеологическое единство человечества, сознательно творящего свою историю на базе комму­ нистически преобразованных общественных отноше­ ний. Такого рода философский спор аналогичен науч­ ным дискуссиям, необходимость которых вызывается развитием наук. Мы говорим об аналогии, поскольку предмет научной философии и свойственный ей метод исследования исключают возможность такого «точ­ ного», нередко даже окончательного решения вопро­ сов, которое составляет своеобразное преимущество частных наук.

Философия, поскольку она становится научной,

368

Соседние файлы в предмете Философия