II. Развитие разума

Раннее развитие разума, которое у детей - вопреки опыту родителей – не за счет эмоциональной жизни, а почти всегда рука об руку с ней обуславливает то, что ребенок принимает и перерабатывает происшествия повседневной жизни, в то время как окружающие думают, что они остаются не замечены ребенком или «он не понимает их». Возможность сделать такое наблюдение предлагают «единственные» дети в более значительной степени, чем те, которые растут в кругу братьев и сестер, и не отодвигаются так часто и настойчиво сферой детского мира мыслей. Восхитительные детские слова, которые дают понять ничем не стесненную гениальность инфантильной души, в своем источнике тесно связаны с той обстановкой, в которой растет ребенок. Любопытство и внимательность являются наимощнейшими рычагами, которые запускают мыслительные процессы. То, как ребенок не оставляет без реакции все, что ему кажется достойным его изучения, мы уже осветили при характеристике грудного возраста, и сказанное со значительным усилением действительно и для последующих лет. Встает лишь вопрос, к какой материи привязываются первые понятия, суждения, заключения? Без преувеличения мы можем сказать: к процессам питания и пищеварения; последнее посредством воспитательного влияния вызывает у ребенка такой чрезвычайный интерес, что он не только нуждается в конституционном усилении, ставить его в центр своих мыслей и игры. Анальная и уретральная эротика младенца уже так сильно пустила корни, что она без отказа не прекращается и в последующие годы. Сдерживание экскретов приносит, как и прежде, удовольствие, и не редко давление урины у маленьких детей узнается по тому, как он напряженно семенит с сильно напряженным выражением лица, которое смешивает в себе удовольствие и боязливое любопытство: «Как долго я еще выдержу?». Так, мой племянник в возрасте примерно четырех-пяти лет прежде чем удовлетворить свои потребности, скакал вокруг, как одержимый, на одной ноге с вечным ответом на каждое принуждение: «Я не должен, я не должен!» с точно такими же мотивами возникает кажущееся забывание о нуждах организма при игре, а также Enuresis nocturna. Ребенок хочет как можно дольше наслаждаться полным удовольствия чувством напряжения в уретральной или анальной зоне; у мальчиков, как известно, первое непосредственно вызывает эрекцию. Большое значение, которое ребенок придает отчасти на пути подражания процессу выделения, выражается в стремлении, «пусть мама будет тут», как в часто наблюдаемой странности, что дети уже на четвертом, даже на шестом году жизни постоянно мешают приему пищи своими потребностями; более глубокий помысл претендовать на заботу матери во время принятия ею пищи исключительно для себя обычно не замечается родителями. Отец желает, чтобы ребенок бросил эту «дурную привычку», мать прощает ее, объясняя привычкой, привязанной ко времени. Да, у детей, чей аппетит невелик, из нужды делают добродетель, так как надеются, что после испражнения ребенок будет есть лучше, чем прежде.

Анальная и уретральная эротика предоставляют ребенку не только использование богатых возможностей игровой деятельности, но и они направляют свои игры в определенное русло. Мочеиспускание сквозь щели в заборах, на наибольшую высоту дерева или прямо в воздух, извилистыми линиями и т.д., намеренное поливание краев горшка, прислушивание к звуку всегда являются действующими развлечениями юных. Как только произошло первое сильное вытеснение, у ребенка проявляется большой интерес к воде, глине и песку. «Делать грязь», (не слишком жидкую и не слишком густую, как выражался мой племянник - «именно такую, как 'Drücki'») является излюбленной игрой ребенка, поскольку она дает ему богатую возможность испачкать руки, лицо и одежду; собственно в этом и состоит главная прелесть игры. Маленький Скапен¹ защищается от имеющихся на этот счет упреков и претензий мамы, что его кузина Лотте во время игры выглядит чистой, следующим выражением : «Да она играет неправильно, когда играешь правильно, то обязательно испачкаешься». Прислушивание к шуму воды (воды для купания²), сопровождаемое улыбкой и смехом, накапливание и разбрызгивание слюны в игровой форме означают у трехлетнего ребенка уже смещение из запретной зоны в безобидную. Наряду с этим, конечно, часто происходит возврат в первоначальное. В свои пять лет мой племянник в компании маленьких и взрослых мальчиков был пойман в тот момент, когда они своими силами наполняли жидкостью раскопанную мульду. С сияющими от радости глазами и румяными щеками, маленький Макс подбежал к своей матери : «Смотри, мамочка, мы должны полностью наполнить этот пруд, наполовину он уже полон».

А в другой раз (в возрасте от трех до четырех лет), мальчик играл со своей железной дорогой, вдруг он взял несколько клочков бумаги и поместил их в последний вагон с заметкой : «Итак, это для кондуктора, ведь он должен делать 'Drücki'». Один из вопросов возникает в голове всех детей : «Что делает машинист и кондуктор, если случается беда?» - вопрос, который при первом визите в театр¹ коснулся актеров, и ,возможно, который в своем вытеснение является одной из причин потребности в неуместности. Безопасность — забота многих взрослых, которая заключается в том, чтобы во время поездки по железной дороге находиться в купе как можно ближе к уборной, прислушивание всего общества к шуму, в свою очередь, приводит к непреодолимому смеху. Функции пищеварения служат ребенку не только для игры, но и его развивающееся понимание способно ввести их в работу чувства. Геббель сообщает в III дневнике под № 4953 , 24 декабря 1851 ( под редакцией Р. М. Вернера, издат. II ) о своей тогда еще трехлетней дочери Тити : «Когда прислуги не хотели жить ей в угоду, то она грозила их 'привязать'». Недостаток любви ребенок показывает способами, находящимися в его распоряжении и методами, кажущимися , по его мнению, весьма невыносимыми для окружения.

Анальная и уретральная эротика, по своему общеизвестному механизму, доходит до размера, когда воспитательные воздействия проявляются на ребенке, постепенно вызывая чувство стыда. Затем подавление удовольствия нередко переходит в отвращение, которое направлено не только на процессы и продукты выделения, но и на принятие пищи и проявляется в отказе от некоторых блюд, которые по своей цветовой гамме напоминают продукты дефекации.

Мой почти четырехлетний племянник, когда во время обеда было подано жаркое из зайца с темным соусом, выкрикнул следующее : «Ну, и что у Вас тут? Я не буду есть такое, оно выглядит как 'Drücki'!» . И при поедании шоколада : «»Фу, мои пальцы выглядят сейчас как 'Drücki'!» (воспоминание о его копрофильной деятельности в первый год жизни). Такие ассоциации возникают у большинства детей, даже если им запрещено выражать их словами. При прогрессирующем вытеснении этого интереса, уже в детстве в процессе выделения часто развивается церемониал, который с полным основанием остается существовать до периода полового созревания. С анальной и уретральной эротикой тесно связано удовольствие детей от показывания и созерцания, которые точно также выражают инфантильный ход мыслей. Первое, кажется, свойственно ребенку от рождения. Так как оно возникает уже к тому времени, когда немного учитывается эрогенная зона глаза вследствие еще незначительной понятливости, то можно предположить, что оно изначально происходит от чувства удовольствия кожи при изменениях температуры; оно ничуть не лишено сексуального оттенка, что выясняется из выбора обнаженных частей тела. В первые три, четыре года жизни остается очевидным предпочтение гениталий и только посредством факторов воспитания, ребенок подчиняется требованиям нравственности. Половые органы первоначально заменяются ягодицами, возможность оголить которые ребенок не упускает как при сне, так и при бодрствовании. Он всегда остается склонным к тому, чтобы воспользоваться определенными жестами, которые воспринимаются как угнетенная эксгибиция. Благодаря хорошей наблюдательности, Богумил Гольц¹ посвятил данному восприятию следующий отрывок: «Если человечество в детских штанишках действительно хочет противодействовать миру взрослых людей, то оно угрожает оголиться с использованием следующего выражения : я покажу свой животик, а за этим следует родственное варварство: я брошусь на земельку; но взрослые не дают себя запугать и вскоре маленький бунтарь катается на полу на чистой природе; это санкюлот в детских штанишках...

Первые попытки происходили в худшем случае небольшим количеством порки розгами и стоили только тех любезных детских слез, от которых часто не знаешь, означают ли они плач или смех, об этом маленький автор не знает сам ». Можно было подумать о том, что резкий переход от таких приступов гнева в смех воспринимается как психическая разрядка, которая происходит именно благодаря свободному осуществлению охоты к показыванию, также мнение родителей указывает на то, что ребенку просто необходимо перебеситься. Удовольствие от оголения собственного тела является проявлением нарциссизма. Он изначально характерен обоим полам в одинаковой мере, но вскоре он выбирает такие пути, на которых он прикрывается различной маской. Именно здесь обнаруживается глубокое различие в характере полов. Но в возрасте двух и трех лет маленький мальчик точно так же выражает искреннее восхищение, как и девочка. Когда однажды мой пятнадцатимесячный племянник за неимением другого одеяния натянул шерстяную кофточку своей тети, он рассматривал себя с самодовольной улыбкой в зеркале и не уставал поглаживать себя, хвалясь “Ах, ах”. Хотя у него еще отсутствовало понимание речи, однако его не миновала добродушная насмешка его двоюродной бабушки: «Смотри, он совершенно влюблен в себя»; так как когда на следующий день после однодневного отсутствия вернулась его мать, его нельзя было побудить вновь одеть кофточку. Нарциссизм, к сожалению, находит — в частности у девочек - богатую пищу в причудах моды, которые не могут отказаться следовать матерям, придающим большое значение своей внешности, не принимая во внимание то, насколько они лишают своего ребенка естественности и свободы действия. Как правило, мальчику не удается такой способ демонстрации; лучше он будет бегать изо дня в день все в той же заштопанной и изорванной курточке, чем будет страдать от ущемления желания проявить себя. Наиболее сильное проявление унаследованной агрессивности побуждает мальчика публично заниматься своей охотой к подглядыванию, нежели девочку, чему способствует искусство воспитания, которое последней заранее и в большой степени внушает застенчивость, чем предыдущему. Несмотря на это, акты экскреции также и являются желаемым поводом для юных особ женского пола видеть и быть увиденными. Из наслаждения, с которым ребенок наблюдает за этими процессами у животных, развивается любовь к животным. Здесь намного легче осуществить наблюдение, чем во время игр или у совсем взрослых, когда ребенок уже не упускает случая высматривать что-то в вашем присутствие, что в то же время и дает объяснение на некоторые смутные вопросы. Детям так нравится выстраиваться перед дверями уборных, чтобы раз уже ничего невозможно увидеть, то хотя бы было возможно услышать. Даже некоторые дети, особенно мальчики¹, прямо требуют от матерей взять их с собой, причем уже становится ощутимым раздражитель противоположного пола. Как правило, это страстное желание возникает из самых ранних следов воспоминания о тех временах, когда мама, думая, что ребенок спит и ничего не замечает, немного стеснялась на этот счет или о поездках, во время которых мать боялась своего двух- или трехлетнего ребенка оставлять одного ждать у двери уборной на часто посещаемых вокзалах; при этом я сразу делаю исключение в тех отдельных случаях, в которых незавершенные остатки собственной анальной эротики для матери являются бессознательными мотивами ее страха. Вполне естественно, что первые мысле- и словообразования связаны с эротической областью, и мне не хотелось бы завершать наблюдения об анальной эротике, которая, как показал в своей работе Фрейд², имеет чрезвычайно важное значение для формирования характера, не указывая на то, в какой тесной связи она находится с вопросом, к которому ребенок проявляет огромный интерес: Откуда берутся дети?

Поскольку подробное обсуждение я оставляю на потом, то мне хотелось бы отметить, что при объяснении данной темы в определенном возрасте, обычно процесс выделения считается удовлетворительным решением проблемы, как «Lumpftheorie» маленького Ганса³ и мнение маленькой Анны⁴. С этой гипотезой, самостоятельно найденной каждым ребенком довольствуется он так долго, пока он рассматривает мать в качестве единственной Творительницы детей. Ему кажется совершенно естественным, что инородный предмет выходит их живота путем дефекации или рвоты.

Удовольствие от показывания и удовольствие от созерцания ведут дух ребенка с ранних лет к тому, чтобы погрузиться в проблему наготы. Интерес детей к ней проявляется бесчисленными вопросами. До тех пор, пока ребенку не запрещается выражать то, что у него на уме, он не устает делать сутью своих разговоров те части тела, которые обычно вызывают у него блаженные чувства. Любовь к куклам, которая сначала свойственна и мальчикам, и девочкам, возникает из желания увидеть обнаженное человеческое тело или хотя бы его копию. А так как резиновые куколки больше всего содействуют исполнению этого желания, они пользуются большой популярностью среди детей. Такой сильный интерес вскоре приводит детей к различению полов, особенно тогда, когда ребенок растет в окружении братьев и сестер. Мальчик рассматривает гениталии как нечто незрелое, несовершенное, чему со временем должно быть присвоено соответствующее развитие. В этом понимании лежит корень преувеличения мужского пола. Мальчик видит в девочке что-то неполноценное, так как у нее отсутствует то, отчего юноша получает удовольствие. Вскоре происходит перенесение на мать, и уже в возрасте от двух до трех лет, из бессознательных мотивов, сорванец разыгрывает из себя ее благородного защитника и опекает девочек, даже если они сами превосходят его в годах и росте.

В возрасте от двух до трех лет мой племянник обычно приглашал десятилетних девочек на совместное развлечение, следующим обращением: «Малышка, хочешь со мной поиграть?», и сообщая то, что это уже взрослая и намного старше него девочка, он говорил наивно : «Ну да, пусть старше, но зато она же девочка!». Также маленький Скапен ¹в возрасте четырех лет воспринимает свой пол как достоинство; об этом сообщает дневник: «Буби очень горд каждый раз тогда, когда отец берет его на руки и идет гулять с ним к каменной стене или по лесной дороге. C того времени, как отец говорил при какой-либо возможности о себе и Буби 'Мы - мужчины', гордость и высокомерие Буби не знает границ: он принимает серьезную, крайне важную осанку, стремится идти в ногу с отцом и щепетильно заботится о том, чтобы ни в коем случае к ним не присоединялась женщина: 'Но мама не должна приходить позднее и бабушка тоже'». Но также преждевременное пробуждение чувства стыда возникает в тех случаях, когда мальчики хотят отказаться от Membrum, под предлогом, что он им надоел и не нужен. Безусловно, в последнем утверждении заложен скрытый вопрос об истинной цели, причиной которой является желание выглядеть как девочка, то есть полностью походить на маму.

Естественно, интерес к гениталиям у мальчика проявляется раньше, чем у девочки; у последней бывает даже то, что она, поскольку у нее нет братьев и друзей детства, не имеет ясного представления о характере полов вплоть до периода полового созревания, между тем она приходит в замешательство из-за случайных наблюдений на улице и образного представления. Наличие фигового листа у статуи, набедренная повязка у фигуры, особенно на иконах способствует деятельной работе фантазии, но ни в коем случае не здравому, рассудительному пониманию.

Скрывание голой правды вызывает потребность умного ребенка исследовать суть вещей. В то же время в нем пробуждается желание получить объяснение относительно процесса в собственном теле, а также прежде всего относительно процесса пищеварения, который впрочем совершенно не завуалировано проявляется в вопросах, которые охотно задают дети в возрасте от трех до шести лет, например. : «У всех людей есть попа, то есть у папы и мамы тоже? А что бы было, если бы у меня не было попы? А должен ли умереть человек, у которого срослась попа? » и т.д. Почему из одного отверстия не проходят оба продукта выделения, насколько твердая и жидкая пища способна проходить через одно отверстие, как выглядит кишечник и т.п. - примитивные вопросы, которые вскоре претерпевают смещение в безобидную область, когда внушается, что постоянное занятие этим неприлично. «Почему у меня есть волосы, ногти, кожа? Почему моются каждый день? Почему у меня только один нос, но два глаза и т.д. Что бы было, если бы у человека было четыре ноги? Почему у человека нет хвоста?». Вопрос: «Почему кровь красная?» обычно является подходящим вступлением к подавляемой излюбленной теме, которая объясняется в следующем вопросе по цвету экскретов. Всеобщий отказ от определенных оттенков желтых и коричневых цветов со стороны подрастающих детей и взрослых, считающих их «противными», выявляет предпочтение в самые ранние дни юности.

Для мальчиков имеет большое значение первое ощущение их собственных эрекций. Они также остаются незамеченными в самые первые годы, поэтому вполне нормально, что умный ребенок, связанное с этим чувство напряжения может не принять во внимание. К сожалению, запись у автора на этот счет не обнаружена. Мой племянник впервые ощущал их - кажется - в течение шестилетнего возраста, по крайней мере в это время он в первый раз задал следующий вопрос: «Мамочка, а почему моя пиписька (Zipferl) иногда совсем маленькая и тонкая, а потом снова такая большая и твердая, и стоит так вверх, что аж в брюках нет места?» [Видишь ли, это как со ртом; обычно он маленький и растягивается во время еды и зевоты, хотя не зная точно, в длину и ширину.]. «Да, и вовремя еды тоже; и Zipferl bei der Wischinot; поэтому она такая толстая, когда я просыпаюсь».

От наблюдения собственного тела перейдем к сравнению с телом других людей. Контрольное оценивание представителей своего пола приводит ребенка к понятиям «Большой - Маленький», наблюдение противоположного пола к осознанию половых различий. Незадолго до своего шестого дня рождения, мой племянник во время разговора спонтанно задал вопрос: «А какого размера пиписька (Zipferl) у дяди?» [Ответ: Этого я не знаю]. «Такая?» (показывает приблизительно 30 см.) [Ну нет]. «Или нет, так». (показывает теперь длину своего среднего пальца.) «А почему у дяди она становится такой большой и как так для нее есть место в брюках?» [Все части тела растут, нос и руки и ноги и также и этот орган должен стать большим]. « Действительно, было бы смешно, такая маленькая пиписька (Zipferl) у такого большого дяди. А еще она тогда должна быть большой из-за того, что много Wischi, которую делает дядя». После нескольких минут игры в нарды, он продолжает: «Да, да, вот такая вот длинная (показывает самую длинную игральную кость), я уже как-то видел такую на улице у кучеров; но однажды у одного она была совсем красная, совсем кровавая, и я испугался». Последнее замечание позволяет нам сделать вывод о том, что существует страх кастрации собственного Membrums, хотя служанки и Бонна имели ясный приказ, не использовать такие угрозы.

Различие полов у ребенка и его сверстников до трех, четырех лет часто заключается лишь только в одежде. Маленький мальчик, который вырос¹ из бесполой курточки, получает первые брючки, чувствует, что становится намного ближе отцу и испытывает невыносимый стыд, как только ему грозят тем, что он должен будет одеть платьишко, если недостойно покажется в брюках.

Объяснение всей логики относительно целесообразности различий между мужчиной и женщиной со стороны моего племянника находит место здесь: «Мамуль, я знаю, у тебя тут (показывает на ее таз) волосы; у всех тетей есть это, ведь у них нет пиписьки (Ziepferl). И у дядей, об этом я узнал от господина директора K., когда купался в Дунае, есть на груди такие длинные и черные волосы; ну да конечно, у них же нет таких горок!». Таким образом, ребенок был беспрестанно погружен в сексуальную проблему, задавая промежуточные вопросы и небольшая чопорность со стороны взрослых, которые в таких простых высказываниях детской спекуляции видят грубое неприличие, способствовала бы тому, чтобы получить глубокое объяснение об одном важном для воспитания факторе. Поэтическая сторона не отсутствует у этих наблюдений ребенка; таким образом, маленький мальчик пяти лет называет пупок своей двухлетней сестренки, находящейся в ванной «бутоном розы», в то время как свой собственный выглядит как «маленькая круглая булочка». Маленький Скапен называет его банально «Bauchknöppel». Огромный интерес у ребенка вызывают женские груди, отчасти из-за воспоминания о них как о источнике удовольствия. Он проявляется особенно у тех детей, которых в декретное время кормили грудью. Так обычно маленький мальчик, который почти до двух лет ежедневно во время обеда сам просил у своей матери «пососать титю», в 7 лет откровенно выражает свою антипатию к очень худым женщинам следующей отрицательной критикой : «Фу, у тети нету титей». Часто ребенку кажется, особенно девочке, что основное различие полов заключается в формирование груди, и различные уловки созревающих девочек, сделать свой образ более красивым, коренятся в последнюю очередь в несбывшихся детских мечтах. Вскоре маленькая девочка применяет такие средства на своих куклах, и наивное признание тех, чьи родственницы всегда были худыми, стало понятным после многократного посещения одной очень пышной дамы : «Когда я выросту, я натолкаю себе столько же ваты в платье, сколько и у госпожи L».

Из таких высказываний очень четко проявляется сексуальный характер стремления ребенка «стать большим». У Бог. Гольца¹ на этот счет существует прекрасный отрывок : « То, чего все дети гармонично и без различия не могут дождаться, это 'стать высокого роста'». Постоянный вопрос всех мест и времен нам известен из собственного опыта : «Когда я стану большим, очень большим, совсем как папа и мама? Когда я стану папой и смогу жениться, один выходить из дома, один кушать и одевать брюки, ходить в школу, больше не ходить в школу и делать все, что я захочу?». В этих видах на будущее без конца приобретают значение слова «брак», «отцовство или материнство», причем будущее окружение по истинному характеру ребенка приспосабливается к настоящему. E. и Г. Скапен² рассказывают из жизни их четырехлетнего сына: «Сейчас он находится на стадии, когда постоянно говорит :'Когда я выросту, я стану...'. Сегодня он, например, болтал следующее: 'Когда я стану совсем большим и длинным, тогда я стану таким большим, как солнце, да, да, и когда я стану большим ,как солнце, тогда я должен буду нагибать башку, иначе я упрусь в потолок (потолок комнаты)'». По утрам он ложится к матери в кровать, «таким образом, что ноги касаются края постели, и воображает, что он теперь выше, чем мать, их ноги не соприкасаются». Стремление быть выше, чем мать, присуще всем мальчикам и выражает неосознанное желание в сексуальном превосходстве. В записи ребенка четырех лет десяти месяцев явно говорит правильность сексуальной интерпретации (стр.74): «А когда я стану большим, я стану папой? А если я стану папой, я смогу пить кофе?... А что скажет Лоттель (на полгода старше его кузина), если я стану большим папой? (Ответ: Лоттель тогда станет большой мамой)» «A что обычно делают папы и мамы?».

Месяц спустя он нетерпеливо жаждeт одного, он хочет стать папой; «В ответ на уверение, что он точно однажды станет, он наивно спросил: 'Но почему это растет так медленно?'». Наивность, возможно, прослеживается в высказывании, а не в ходе мыслей.

В жизни каждого ребенка, сон на большой кровати означает сильное приближение к желанной цели, к взрослости. Маленький О. плакал горькими слезами, поскольку на пятом году жизни ему приходилось, во время пребывания в деревне, довольствоваться детской кроваткой. Даже во сне он возмущался от этой обиды, крича: «Нет, нет, у меня нет места!». В дневнике Скапена говорится (стр. 85): «Великим событием в жизни Буби было то, что он вместо ранее принадлежавшей ему детской кроватки получил большую кровать, как у взрослых... По вечерам он сам просился спать, обычно такого никогда не происходило, а по утрам ему не хотелось вставать, чтобы можно было подольше насладиться большой кроватью. Свою маленькую кровать он пренебрежительно называл «кровать-пустышка» и уверял, что в большой кровати он теперь не сосет пустышку и хочет удержать den Zipf [типун] der Steppdecke [стеганое одеяло].

Сутью всех детских игр является стремление «стать большим», наиболее отчетливо оно выражается в прямых играх-подражаниях, таких как чтение газеты, написание письма, курение, носка очков и т.п.

В то время, пока маленькие девочки молча применяют свои недавно приобретенные знания о строении и функциях человеческого тела в игре, маленький мальчик с нетерпением ожидает, чтобы их сбыть с рук; он не ограничивается поучением своих друзей детства, а предпочитает рассказывать о своем знании взрослым, здесь обнаруживается необходимость педагогического такта, чтобы возразить ребенку не просто безобидно кажущимися сообщениями, расспросами и исследованиями — то, что делает опасным общество прислуг- а склонить детскую душу к размышлению. Кто при обсуждении таких тем умеет пойти по правильному пути, тот в значительной степени избегает сложную проблему сексуального просвещения; разве что она отсутствует в тех вопросах, которые прежде не вводили в заблуждение. От случая к случаю расширяется понимание ребенка благодаря соответствующему разъяснению и тот момент, которого все боятся: «Как и когда я должен сказать это ребенку?» теряет отпечаток неловкости.