2. «Троица» Андрея Рублева. Исторический пласт смысла и личность художника

Развитие троичного культа на Руси было связано с личностью и деятельностью Сергия Радонежского, который основал Троицкий мо­настырь, «дабы взиранием на пресвятую Троицу побеждался страх ненавистной розни мира сего» (Епифаний Премудрый) (Мастера ис­кусства об искусстве. М., 1969. Т. 6. С. 15). Такова общепринятая Точка зрения. Столь же традиционно утверждение, что «Троица» Руб­лева исторически связана с именем Сергия Радонежского, утвержде­ние, основанное на фразе из «Сказания о святых иконописцах», со­гласно которой икона эта «написана по повелению отца Никона Радо­нежского «в похвалу светлому Сергию Чудотворцу».

Не только «Житие Сергия Радонежского», записанное Епифанием Премудрым, но и народная память, что прочнее каменных скрижа­лей, почитает Сергия Радонежского как ревнителя единения русских земель во имя освобождения от монголо-татарского ига, как вдохно­вителя Руси, благословившего Дмитрия Донского и его войско на Куликовскую битву. Двух чернецов - Пересвета и Ослябю, согласно преданию, послал Сергий с Дмитрием Донским.

Вековая печаль Руси - рознь мира сего - была едва ли не глав­ной причиной того, что на долгие столетия попала она под чужеземное иго Спасение могло прийти лишь при условии объединения всех кня­жеств, и тут высший образец, способный умилить сердце словом, зву­ком, образом - единосущная и неслиянная Троица как единство Бога Отца, Сына и Духа Святого. Умиление сердца - тот путь, кото­рым человек приобщается к Богу, становясь способным к жертвенной любви. Помимо разума, выше его и глубже внедрялось это божественное чувство «взиранием на образ Троицы». Но связано оно, идущее от мира Горнего, было с миром дольним, с его рознью и брато­убийственной борьбой. Едва ли найдется историк, который осмелится с уверенностью сказать, что в течение XIII - XV веков от рук татар по­гибло больше русичей, нежели от рук их братьев по крови.

Да, завоеватели, умело используя принцип «Разделяй и власт­вуй!», стравливали русских князей, заставляя их бороться за ярлык на княжение, сеяли сомнение друг в друге, зависть. И эту кровавую рознь не преодолев, победить врага было невозможно...

Так возник образ, «взирание» на который и сегодня побеждает «страх ненавистной розни мира сего». И жила в нем великая тихая ра­дость и светлая печаль о тех, кто на поле Куликовом сложил головы свои «за святые церкви, за землю Русскую и за веру христианскую» («Задонщина»).

Такова историческая почва, на которой расцвела «Троица» Руб­лева, повествующая нам о духовной жизни эпохи - «от идеала», о се боли - от исцеляющей силы дивного образа.

И сегодня, как полтысячелетия назад, образ «Троицы» светит людям мира, раздираемого рознью, является им, как надежда на спасе­ние, и ее умиляющая сила согревает сердца человеческие. «Трои­ца» - один из задушевнейших образов Андрея Рублева.

В «Сказании о святых иконописцах» и в летописях о Рублеве и его жизни сведений почти нет. Был «преподобным», имел «честные седи­ны», написал многие иконы, «все чудотворные»; известно, что зна­менитый Стоглавый собор 1551 года предписал иконописцам брать иконы Рублева за образец.

Мы не знаем ни точной даты его рождения, ни достоверно - дня и даже года смерти. Иконы, которые приписываются его кисти, как пра­вило, не документированы. И все же... Как многое можем мы угадать, понять, почувствовать - его художественные пристрастия, его тихие радости, его великие печали. Достаточно еще и еще раз всмотреться в те творения, которые наука или молва прочно связали с его именем.

Рублев любил ласковую «ладонную» - лотосообразную компо­зицию. Словно меж двух теплых ладоней заключены и драгоценная жемчужина - младенец в его «Сретении» и средний ангел в «Трои­це». Тихий свет льется из его икон. Его «Спас» (из Звенигородского чина) - «человеколюбивый, долготерпеливый и всеблагий». Его Ангелы - и Михаил из того же чина, и в «Троице», и во фресках Ус­пенского собора во Владимире - кротки, божественно пластичны, подобны тихому пламени церковных свечей.

Колорит его икон мягок, не знает резких всплесков цвета, его гар­мония тиха и светоносна. И слава Андрея-иконника взросла на тех чувствах, на том душевном созвучии, которое рождается при созерца­нии его икон.

Источники позволяют связать с именем Рублева именно эту икону Троицы, хотя в последнее время немало было попыток пересмотреть устоявшуюся атрибуцию. Не станем здесь вступать в полемику со спе­циалистами, заметим лишь, что если и существует иной вариант атри­буции, то это икона, наиболее близкая по композиции и по духу тради­ционно приписываемой Рублеву.

С некоторой вероятностью икона датируется 1427 годом, когда, по имеющимся сведениям, Даниил Черный и Андрей Радонежский (по прозванию Рублев) были приглашены в Троице-Сергиев монастырь тля украшения построенного каменного Троицкого собора. Здесь бо­лее 500 лет, по правую сторону от Святых врат, помещалась «Трои­ца», лишь в 1929 году перенесенная в Третьяковскую галерею. Оли­фа, которой протирали всякую икону по ее завершении, давно потеря­ла прозрачность. Реставраторы, раскрывая икону, сняли несколько слоев поздних записей. Мы не знаем, по чьей вине от первоначальной живописи остался лишь ее линеарный строй да основа цветовой гаммы. Утрачен золотой фон, заново по контуру написано древо, измене­ны очертания голов и практически полностью при позднем поновлении переписаны лики. У Рублева они, несомненно, были более тонки и Одухотворены - достаточно посмотреть на Ангелов в Страшном суде - фреске Успенского собора во Владимире.

История создания иконы дает возможность утверждать, что в символико-догматическом, исполненном высочайшего духовного смысла образе Андрея Рублева присутствует и конкретно-исторический, че­ловеческий смысл, что образ этот, созданный во имя Божье, обращен был и к простым земным людям - русичам, чтобы «взиранием на него» исцелялась душа человеческая, постигающая божественную красоту, свет, гармонию согласия, печаль и радость жертвенной любви, побеждающие ужас смерти и отчаяния.