- •Ростов-на-Дону
- •Isвn 5-98615-006-6 ббк 53.57
- •Содержание
- •Глава 1. Между «наукой» и «пониманием».............................................................16
- •Глава 2. Концепция «душевной болезни» клинической
- •Глава 3. Психическое расстройство как социальная
- •Глава 4. Концепция сущности человека классической европейской философии как теоретико-методологическая основа решения проблемы
- •Глава 5. Предмет и задачи психотерапии в свете концепции культурно-исторического развития психики (л.С. Выготского)...........................................255
- •Глава 6. Психотерапия: функция и социальное
- •Введение
- •Глава 1 между «наукой» и «пониманием»
- •1.1. Что же такое психотерапия?
- •1.1.1. Часть медицины или самостоятельная сфера деятельности?
- •1.1.2. Лечение или воспитание?
- •1.1.3. Наука, метафизика, освобождающая практика?
- •1.2. Эмпирическое обоснование психотерапии
- •1.2.1 Исследования психотерапии: социальная миссия и теоретические результаты
- •1.2.2. Анализ методологии эмпирических исследований психотерапии (на примере методики л. Люборски)
- •1.3. Психотерапия в феноменолого- герменевтической перспективе
- •1.3.1. «Наука о духе»
- •1.3.2. Герменевтическая практика
- •1.3.3. Психоанализ и объективные законы лингвистики
- •1.3.4. Феноменология против психологизма
- •Глава 2
- •2.1. Концептуально-методологические основания кризиса психиатрии в начале XX в.
- •2.2. Противоречия концепции «душевной болезни»
- •2.3. Психофизиологический дуализм и права человека
- •2.3.1. «Нравственная дефективность» и «преступное помешательство»
- •2.3.2. Права человека в психиатрическом законодательстве
- •Глава 3 психическое расстройство как социальная проблема
- •3.1. Личность и социальная норма
- •3.1.1. «Норма – это патология, а патология – это норма»
- •3.1.2. Психиатрические нормы с точки зрения антропологии
- •3.1.3. Нормы, которые управляют людьми «без их ведома»
- •3.2. Критика «разума» философией «франкфуртской школы»
- •3.3.1. In statu quo ante17: если это и не верно, то все же хорошо придумано
- •3.3.2. Исключая то, что следует исключить
- •3.3.3. Testimonium paupertatis21
- •3.3.4. Медицинские нозологии и практическая медицина
- •3.3.5. Необходимые изменения
- •3.3.6. Timeo danaos25...
- •3.4. Фуко и Хайдеггер: есть ли будущее у наук о человеке?
- •3.4.1. Проблема социальной нормы в «генеалогии власти» м. Фуко
- •3.4.2. Антипсихиатрия: борьба за права психиатрических пациентов
- •3.4.3. Философские основания и практическая реализация «феноменологического» направления антипсихиатрии
- •Глава 4
- •4.1. Психофизиологический дуализм в современных науках о человеке
- •4.2. Культурный генезис человека: Кант, Гердер
- •4.3. Диалектика всеобщего и единичного в становлении человека (Гегель)
- •4.4. Разрешение психофизиологической проблемы к. Марксом
- •Глава 5
- •5.2. Органический дефект и развитие личности
- •5.3. Противоречия «неорганической» жизни человека как предмет психотерапии
- •Глава 6 психотерапия: функция и социальное становление
- •6.1. Концепция монистической сущности человека и социальная функция психотерапии
- •6.2. Социокультурные практики в разрешении противоречий «неорганической» жизни
- •6.2.1. Исторические предпосылки: магические практики и «ритуалы» шизофреников
- •6.2.2. Внушение
- •6.2.3. От гипноза к «технике» психоанализа
- •6.3. Психотерапия как профессия
- •6.3.1. Бремя дурной репутации
- •6.3.2. Исходная форма
- •Заключение
- •Литература
- •Елена Анатольевна Ромек Психотерапия: рождение науки и профессии
- •344010, Г. Ростов-на-Дону, пр. Ворошиловский, 87/65,
- •344019, Г. Ростов-на-Дону, ул. Советская, 57.
- •Качество печати соответствует предоставленным диапозитивам
3.3.6. Timeo danaos25...
Между тем, практическое решение проблемы было найдено, как свидетельствуют архивные изыскания Фуко, еще в 1785 г., а именно, в «Инструкции, по указанию и на средства правительства напечатанной, касательно способа управлять поведением помешанных и пользовать их», написанной Дубле и Коломбье. Авторы прекрасно сознавали всю сложность и деликатность ситуации: частная
–––––––––––––––
25 «Боюсь данайцев...» (лат).
186
благотворительность, которой государство препоручило заботу о больных бедняках после крушения изоляции, зиждется на естественном для человека чувстве сострадания, но можно ли требовать его в отношении лиц, чей облик внушает отвращение? Безусловно нет. Все мы, сетуют Дубле и Коломбье, принуждены избегать сумасшедших, «дабы избавить себя от душераздирающего зрелища тех омерзительных примет забвения ими собственного разума, какие запечатлены на лице их и теле; к тому же боязнь их неистовства удаляет от них всех, кто не обязан оказывать им поддержку» [195, с. 425]. Поэтому авторы предлагают компромиссное решение проблемы: по их мнению необходимо учредить особый вид медицинской помощи, организованной так же, как в больницах для богатых пациентов, но предоставляемой бесплатно. Уход и надзор за безумцами следует осуществлять за государственный счет. Пространственно совместив врачебный уход с практикой исключения из общества, Дубле и Коломбье заложили краеугольный камень в фундамент института клинической психиатрии.
Кстати говоря, «Инструкция...» с замечательной откровенностью обнаруживает истинные мотивы привлечения врачей к попечению о сумасшедших. Увы, «диалектика просвещения» и «дух гуманности» занимают в них весьма скромное место. Главный довод авторов в пользу собственного проекта представляет собой argumentum ad hominem – они указывают на опасность безумцев для общества: «Множество примеров свидетельствуют о сей опасности, а совсем недавно нам напомнили о ней в газетных статьях26, из коих узнали мы историю маньяка, каковой,
–––––––––––––––
26 Характерно, что Дубле и Коломбье, претендующие на роль экспертов в том, что касается «управления поведением помешанных и пользования их», ссылаются на газетную статью. В Новое время средства массовой информации стали проводниками не только общественного мнения, но и «городского фольклора» – от леденящих кровь историй о Джеке-Потрошителе до свидетельств приземления инопланетян. Превратившись в конце XVIII в. в символ антиобщественного поведения, сумасшедшие – сексуальные маньяки, «раздвоенные личности» и пр. заменили собой вампиров, вурдалаков и прочую нечисть классического фольклора.
187
задушив жену свою и детей, спокойно уснул на жертвах кровавого своего бешенства» [там же, с. 426].
Больница – подходящее место для заключения лиц, не совершивших ничего такого, за что они могли бы быть осуждены по приговору суда, и, тем не менее признающихся государством потенциально опасными; госпитализация снимает противоречие такого заключения с презумпции невиновности. Собственно врачебная помощь играла в проекте Дубле и Коломбье весьма неопределенную роль – традиционные представления о безумии медицины классической эпохи соединялись в ней с опытом остракизма «асоциальных элементов» чисто внешним, почти механическим образом.
Второй и решающий шаг в направлении психиатрической больницы был сделан Теноном и Кабанисом в 1791 г. Их идея состояла в том, чтобы, надежно изолировав умалишенных в замкнутом пространстве больницы, предоставить им некоторую свободу, степень которой определялась бы спецификой того или иного вида болезни, т.е. разрешить безумию открыто проявлять себя под надзором. Тем самым решались две насущные задачи – обеспечивалась общественная безопасность и создавалась лабораторная база эмпирического изучения «несомненных симптомов» безумия, необходимого для его включения в дисциплинарное поле позитивистской медицины. Кроме того, Тенон и Кабанис открыли «терапевтическое» значение изоляции, усмотрев в ней основное, если не единственное, средство врачевания безумия, открывающие ему путь к исцелению. Тенон приводит в этой связи пример госпиталя Сен-Люк, в котором днем сумасшедших, как правило, выпускали из камер. «...Для тех, кому неведомы бразды разума, такая свобода уже сама по себе лекарство, приносящее умиротворение воображению расстроенному или сбившемуся с пути», – замечает он [там же, с. 429]. Свобода под надзором, или, скорее, подконтрольность свободного проявления безумия излечивает его.
Работы Тенона и особенно Кабаниса знаменуют, полагает Фуко, интериоризацию отчуждения в нарождающейся психиатрической теории, или превращение внешних
188
(социально-исторических) форм отчуждения «неразумия» во внутреннюю (природно-биологическую) сущность безумия (alienation). Кабанис придерживался либеральных взглядов и был убежденным сторонником неприкосновенности личности. Никто, даже все общество в целом не в праве покушаться на свободу человека, если он не представляет угрозы жизни и безопасности других людей. Ограничить свободу человека можно лишь, если вследствие «искажения» его умственных способностей возникает такая угроза. Отсюда он делает неожиданный вывод, оправдывающий нарушение презумпции невиновности в отношении безумцев: «все то, что с точки зрения закона, не позволяет человеку находится на свободе, неизбежно должно было уже прежде исказить те естественные формы, которые она в нем принимает» [там же, с. 431]. Следовательно, изоляция лишь юридически санкционирует существующее (в силу природного детерминизма) положение дел. Утрата свободы становится в результате этой инверсии имманентной сущностью безумия. Поэтому-то его носители и нуждаются в надзоре и руководстве со стороны не меньше аристотелевских рабов, ведь для всех тех, «кто причастен к рассудку в такой мере, что способен понимать его приказания, но сам рассудком не обладает», лучший удел – быть в подчинении [12, с. 383]. Тенон и Кабанис впервые теоретически обосновали отсутствие у сумасшедших свободы воли, превратив их – пока лишь на бумаге – в объект изучения и излечения.
Итак, в ходе трансформации системы изоляции «асоциальных элементов», т.е. лишних для капитализма, не вписывающихся в его рамки людей, в конце XVIII в. сложились необходимые и достаточные условия клинической психиатрии – «узнавание безумия стало осуществляться в рамках процесса, благодаря которому общество ограждало себя от него», [там же, с. 452] и в рамках единого социального института.
Спустя всего несколько лет предвосхищенная Теноном и Кабанисом психиатрическая больница появилась в реальности: в 1795 г. Пинель переустроил Бисертр, годом позже Тьюк создал в Англии Убежище – лечебницу, в
189
которой безумие излечивалось Трудом и Взглядом [там же, с. 509]. Естественнонаучное обоснование «несомненных проявлений» безумия (девиантного поведения), составляющее суть концепции душевной болезни, потребовало гораздо больше времени – от Эскироля до Блейлера. Фуко убежден, что самая возможность позитивного, точнее, позитивистского, познания человека в психиатрии, психологии, социологии и других антропологических науках была создана психиатрической клиникой27, в которой изъятый из общества, вырванный из человеческого окружения индивид превращался в самодостаточный объект «эмпирического» наблюдения. Этим обстоятельством объясняется негативность психиатрических и психологических норм, предполагающих позитивное познание обузданного изоляцией – недобровольным стационированием и умозрительным абстрагированием – безумия (аномалии). «Отнюдь не случайно и не вследствие простого исторического совпадения, – пишет он, – XIX век, задаваясь вопросом, что есть истина воспоминания, желания и индивидуума, обратился, прежде всего, к патологии памяти, воли и личности» [там же, с. 453].
Таким образом, здание клинической психиатрии было возведено на фундаменте противоречия между социально-исторической природой безумия (потребностью в изоляции людей, представлявших для капиталистического способа производства потенциальную опасность) и биологическим его истолкованием. Это базисное противоречие проявляется во множестве дочерних антиномий – вот лишь некоторые из них: душевнобольной должен чувствовать свою ответственность за нарушения моральных и общественных установлений и вместе с тем не может отвечать за свои поступки в силу их природной обусловленности;
–––––––––––––––
27 Кабанис предвидел и это: в своем проекте он предлагал фиксировать в особом «больничном журнале» «картину болезни каждого отдельного человека, действие лекарств, результаты вскрытия трупов» и т.п. Будучи опубликованным, «сей сборник, доставляющий из года в год новые факты, новые наблюдения, новые и истинные опыты, станет неиссякаемым источником и кладезем богатств для физической и нравственной науки о человеке [195, с. 434].
190
умалишенные представляют опасность для общества и являются невинными жертвами его противоестественного развития; их необходимо наказывать и перевоспитывать, одновременно обеспечивая им лечение и уход, и т.д. и т.п. Двойственность безумия предопределила раскол психиатрии, а вслед за ней психологии и других антропологических наук на «объективную» и «субъективную» половинки.
* * *
Итак, анализ «Истории безумия в классическую эпоху» позволяет сделать некоторые выводы:
1. Фуко убедительно доказал, что основоположения клинической психиатрии являются априорными разве что для неокантианцев и структуралистов. На самом же деле они представляют собой результат опыта, но отнюдь не в позитивистском смысле, в их основе – социально-исторический опыт утверждения буржуазных отношений в западноевропейских странах.
К концу XVIII в. в Европе завершилась мануфактурная стадия развития капитализма. Главная особенность этого этапа заключалась в интенсивной переработке буржуазным способом производства своих исторических предпосылок. Простое отношение купли-продажи по мере превращения его во всеобщее отношение нового способа производства выравнивало индивидов по единому основанию: на место многочисленных корпоративных регламентов, силой традиции определявших статус индивида в системе социальной иерархии средневековья, капиталистическое развитие поставило закон стоимости, перед которым равны все индивиды без исключения. Цена рабочей силы. – вот, что стало мерилом ценности (нормой) отдельного человека. Именно этот критерий лег в основу формирования новых социальных норм. Соответственно индивидуальные особенности человека, влияющие на отклонение цены его рабочей силы от средних значений, превратились в аномалии, девиации. В случае, если они повышали эту цену, как, например, выдающиеся способности к музыке, литературе, наукам, их обладатель обретал более высокий социальный статус. В философии аномалии та-
191
кого рода были зафиксированы понятиями «творческой личности», «творческих меньшинств», «исторических личностей», «гения и толпы» и др. В тех же – гораздо более многочисленных, массовых случаях, когда индивидуальные особенности человека снижали цену товара, каковым стала его рабочая сила, он становился аномальной личностью, неполноценным человеком, маргиналом, а появления института клинической психиатрии – душевнобольным, представляющим опасность для общества.
Вместе с тем, формально освободив индивида, открыв простор стремительному развитию производительных сил общества, ведущему к универсализации связи между людьми, сокращению необходимого времени и появлению свободного времени для культурного развития каждого человека, капитализм создал действительные предпосылки становления целостной самодеятельной личности. В философской рефлексии эта тенденция представлена понятием «всесторонне и гармонично развитой личности», выработанным европейской гуманистической традицией, начиная с эпохи Ренессанса.
Конкретно-историческое противоречие между принципом стоимости, отождествляющим человека с товаром (рабочей силой, имеющей определенную цену), и реальной социально-экономической возможностью личностного развития каждого человека и было зафиксировано в ходе междисциплинарной дискуссии о норме-патологии середины XX в. в качестве извечного экзистенциального противостояния уникальной личности и общественных установлений. Поскольку капиталистический способ производства создает автономного субъекта (формально свободного индивида), указанное противоречие приобретает также форму личностных, или психологических, конфликтов, отсутствие которых в примитивных обществах зафиксировали антропологи.
2. Фуко установил, что сложившийся в XVII-XIX вв. институт клинической психиатрии и по генезису, и по социальной функции был средством изоляции и консервации маргинальных слоев населения европейских стран.
192
3. Показав, что источником «психических расстройств» являются противоречия «неорганической», социальной, жизни, Фуко очертил не только предметное поле психотерапии, но и систему ее базисных идеализации. Однако лишь косвенно и ...невольно. Позитивной разработке этой темы препятствовала установка, которую он разделял с «франкфуртскими левыми», возложившими ответственность за отчуждение человека в современном обществе на [репрессивный] Разум.
В предпоследней главе своей книги он цитирует Примечание к 408 параграфу «Энциклопедии философских наук»: «подлинная психиатрия (psychische Behandlung) придерживается поэтому той точки зрения, что помешательство не есть абстрактная потеря рассудка – ни со стороны интеллекта, ни со стороны воли и ее вменяемости, но только противоречие в еще имеющемся налицо разуме...» и далее [там же, с. 471]. Фуко наделяет это незначительное, в общем-то проходное, замечание Гегеля статусом формулировки «великого мифа об отчуждении в сумасшествии», объявляет его теоретическим результатом «того, что происходило в Убежище и Бисертре» [там же]. Фейербаховский пафос по столь мелкому поводу, созданному к тому же самим Фуко весьма произвольным истолкованием гегелевского примечания, в котором речь идет о противоречии, а не об отчуждении в разуме, подчеркивает подспудный лейтмотив «Истории безумия...» – полемику с «Феноменологией духа». Если у Гегеля, познавая необходимость своего происхождения, разум преодолевает самоотчуждение и обретает свободу, то у Фуко необходимым условием познания безумия становится его отчуждение, изоляция, а разум в своей противоположности безумию сводится к идеологически ангажированному тюремщику-рассудку. Гегелевская «Феноменология духа» завершает, полагает Фуко, процесс исключения безумия разумом в классическую эпоху, у истоков которого стоял, не кто иной, как Декарт, достигший уверенности, что «безумие больше не имеет к нему касательства» [там же, с. 64] и ...олицетворяющий европейский рационализм. В этом контексте итоговая антропологическая формула Фуко –
193
«человек, его безумие и его истина» [там же, с. 509] приобретает совершенно определенный смысл: безумие и есть отчужденная разумом (моральным порядком) сущность человека; «впадая в безумие, человек впадает в свою истину», но равным образом и утрачивает ее [там же, с. 503]. Соответственно альтернативой психиатрической теории (и позитивистской антропологии вообще) является иррационализм, а альтернативой психиатрической практики – ее [революционное] упразднение. И если в «Истории безумия...» подобная негативистская логика едва обозначена, то в книге «Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы» она выходит на первый план. Эта логика и станет предметом нашего дальнейшего анализа.