Глава 3 психическое расстройство как социальная проблема

В настоящей главе будут рассмотрены аргументы про­тивников клинической психиатрии. В опровержение пси­хиатрических постулатов внесли свой вклад практически все ведущие направления социогуманитарного знания XX в. Это обусловлено тем, что, будучи легализованной в ка­честве объективного «научного» знания, обладающего монополией на вынесение вердиктов об утрате человеком свободы воли, психиатрия является пенитенциарным ин­ститутом, превращающим «болезнь» в основание для по­ражения в гражданских правах. В этом качестве она зат­рагивает интересы широких социальных слоев и, прежде всего, представителей маргинальных групп, чье поведе­ние, мышление, образ жизни противоречат общеприня­тым стандартам.

Выявляя научную беспочвенность, антигуманный ха­рактер и идеологическую предвзятость психиатрической теории, критики искали альтернативную систему базис­ных идеализации, с помощью которой можно было бы понять природу «душевных» расстройств и психотерапев­тический способ их преодоления. Внутренняя логика этих поисков, с одной стороны, обнаруживает сложность и нео­днозначность проблемы психических расстройств, а, с другой, является своеобразным «тестом на реальность» различных философских и психологических концепций. Оба аспекта представляют для нас огромный интерес.

3.1. Личность и социальная норма

До сих пор в центре нашего внимания находились про­тиворечия, возникающие в результате применения кон­цептуального горизонта биологии к человеческому пове­дению. Однако гуманитарные и правовые следствия био­логического редукционизма вплотную подвели нас к про­блеме психической, нравственной, правовой – словом,

138

социальной нормы. В самом деле, концепция «душевной болезни», как мы выяснили, ни в коей мере не сводится к констатации биологических аномалий мозга, биохимичес­ких процессов или организма в целом, но состоит в утвер­ждении обусловленности такими изменениями отклоня­ющегося от нормы поведения, мышления, чувств челове­ка. Поэтому диагностика душевных болезней представля­ет собой по преимуществу оценивание психических функ­ций индивида. В связи с этим неминуемо возникает воп­рос об основаниях: ведь признание вещей в качестве бо­лее или менее совершенных с необходимостью предпола­гает идеал, образец совершенства, как прекрасно пони­мал еще отец схоластического богословия Ансельм. «Даже невежда (insipiens) будет, следовательно, убежден, что существует нечто в мысли, больше чего нельзя помыс­лить, ибо, как только, он услышит это суждение, он его поймет, а все, что мы понимаем, существует в уме» [цит. по: 50, с. 199]. Словно бы в пику бесхитростной ансельмо­вой логике в клинической психиатрии конкретный слу­чай сравнивают не с нормой (образцом), а с аномалией, точнее – весьма обширными описаниями типичных ано­малий. Норма же, в отличие от патологии, не артикули­руется как нечто самоочевидное.

Говорят, Ансельм, архиепископ Кентерберийский, жив­ший в XII в., не мог спать по ночам мучимый мыслью о необходимости рационального обоснования постулатов веры, и не успокоился до тех пор, пока милостью Божьей не сформулировал логическое доказательство объектив­ного существования эталона совершенства – Бога. «Мне кажется небрежением, если мы тверды в вере, не стараем­ся также и постигнуть то, во что мы веруем», – писал он в «Cur Deus homo» [там же, с. 198]. В отличие от Ансель­ма, современная медицинская психиатрия, считающаяся естественнонаучным и эмпирическим знанием, в своих но­зологических концепциях следует, скорее, апофатической диалектике средневековых мистиков: «психическая нор­ма» имеет в ней исключительно негативный смысл отсут­ствия патологии, т.е. остается за пределами рационально­го осмысления, отклонения же от нормы не только опре-

139

деляются положительно, но и выходят далеко за границы организма, охватывая по существу все стороны, человечес­кого существования. Парадоксальный, хотя и совершен­но закономерный результат этой логики заключается в том, что психически здоровых людей в соответствии с ней попросту не существует: для душевного здоровья отсут­ствует процедура дискурсивного определения, так же как и для Бога христианских мистиков. Душевная же болезнь может быть идентифицирована по множеству качествен­ных и количественных критериев, т.е. практически у каж­дого человека. «...В таком, с одной стороны, хрупком и тонком, а с другой – в таком сложном аппарате, каким является человеческая психика, можно у каждого найти те или иные, подчас диффузные, конституционально-пси­хопатические черты», – писал известный отечественный психиатр П.Б. Ганнушкин¹ [цит. по: 25, с. 12].

Имея в виду гуманитарные и юридические следствия статуса «психического девианта», нет ничего удивитель­ного в том, что проблема социальной нормы оказалась в центре напряженной дискуссии, в которой приняли учас­тие представители различных областей общественно-гу­манитарного знания.