1 1869 Г., № 181 − дело Скобельцина и Имберха.

2 Судебный вестник за 1867 г., № 207 и 229.

3 1873 − Дело Мотафанова (№ 1623).

Н. О. Нерсесов

60

мости дать общие основания, которые служили бы для суда руководящими

началами при разрешении подобных споров на будущее время. Оршанский1,

разбирая это решение Сената, говорит, что, с точки зрения нашего дейст-

вующего права, следует признать, что третье лицо не имеет права иска по

заключенному в его пользу договора, так как не раз личный характер обяза-

тельств по договорам выставляется на вид как законом, так и судебной прак-

тикой. Муллов2 по поводу этого решения, не соглашаясь с приведенным вы-

ше мнением Оршанского, находит, что в некоторых случаях нельзя безус-

ловно отвергать право третьего лица, «хотя, – говорит он, – трудно выразить

это каким-либо определенным юридическим правилом». Затем в доказатель-

ство практичности и справедливости своего мнения приводит некоторые

конкретные случаи, которые, однако, мало имеют общего с настоящими до-

говорами в пользу третьего лица. Третий из приведенных им примеров3 даже

противоречит существенному признаку договора в пользу третьего. Он гово-

рит о случае, предусмотренном 2461 ст. XI т., ч. II, когда по взаимному со-

гласию между покупщиком и перепродавцом включается в маклерскую за-

писку условие − без оборота на перепродавца. Если третьим лицом считать

здесь первоначального продавца, привлекаемого покупщиком к ответствен-

ности, то выходит, что договор заключен не в пользу третьего лица, а во

вред ему, так как это последнее выступает не в качестве истца, а в качестве

ответчика. Условие − без оборота на перепродавца – указывает только на

уступку последним покупщику права иска об очистке против первоначаль-

ного продавца.

У Мейера4 можно встретить более подробное и правильное исследова-

ние рассматриваемых договоров, которые, по его мнению, признаны совре-

менным правом под влиянием новых экономических понятий. При этом он

считает предполагаемое согласие третьего лица необходимым условием дей-

ствительности заключенного в его пользу договора.

Положение, что договор имеет безусловно личный характер, т. е. произ-

водит правовые последствия только между непосредственными соучастни-

ками его, не может считаться в настоящее время юридической аксиомой.

Между тем, исходя из оного, некоторые из приведенных нами юристов при-

ходят в вопросе о допустимости договоров в пользу третьих лиц к отрица-

1 Журнал гражд. и угол. права за 1875 г., кн. 5, стp. 221−223.

2 Жур. гр. и угол. права за 1877 г., кн. 5, стр. 124, 125.

3 Первые два примера относятся к случаю принятия кем-либо на себя чужого обязательства без

ведома кредитора.

4 Курс гр. права (5-е изд.), стp. 398−400.

Понятие добровольного представительства в гражданском праве

61

тельному решению. В истории права мы находим подтверждение того, что

указанное положение с течением времени теряло характер безусловности.

Известно, что в римском праве obligatio была строго индивидуальной свя-

зью между первоначальным кредитором и должником, вследствие чего пере-

мена в личностях непосредственных контрагентов, а также и сингулярное пре-

емство не допускались. Такой порядок оказался с течением времени крайне

стеснительным, в особенности для кредитора, вследствие чего последнему бы-

ло дозволено осуществлять свое право требования чрез другого по началам

мандата. Если кредитор желал передать другому лицу вполне интерес, который

он имел от своего требования, то достигал этого тем, что назначенный им про-

куратор мог оставить взысканное от должника в свою пользу − procurator in

rem suam. В этом случае первоначальный кредитор de jure оставался тем же, а

procurator in rem suam осуществлял его право. Впоследствии такому прокура-

тору была дана самостоятельная actio utilis; этим самым такое отношение по

своим практическим последствиям превратилось в настоящую уступку права

требования (cessio), хотя с формальной стороны принцип непередаваемости

обязательства остался в силе. Право первоначального кредитора после cessio

напоминало nudum jus квиритского собственника. Таким образом, признание

cessio позднейшим римским правом указывает прямо на нарушение принципа

безусловно личного характера обязательства. Экономические потребности но-

вых народов способствовали дальнейшей эманcипации обязательства от субъ-

ективных отношений, так что в настоящее время права требования по некото-

рым договорам, освободившись от первоначальной узкости личных отноше-

ний, превратились в самостоятельные имущественные ценности, циркули-

рующие в гражданском обороте, наподобие других ценностей. Таковы, напри-

мер, ордерные бумаги (billets a ordre, Ordrpapiere) и бумаги на предъявителя

(billets au porteur, Papiere auf Inhaber). Право требования по таким документам

переходит не уступкой от первоначального кредитора, а индоссаментом1 или

фактическим вручением. Наконец, самое представительство, допущенное со-

временным правом, несовместимо с началом безусловно личного характера

обязательств. Все это подтверждает несостоятельность воззрения, по которому

договоры в пользу третьего не должны быть признаны действительными как

противоречащие указанному принципу. Переводный вексель, assignatio и т. п.

правовые отношения, признаваемые и нашим законодательством, доказывают

возможность приобретения посторонним лицом права требования из договора,