1petrov_n_titkov_a_vlast_biznes_obshchestvo_v_regionakh_nepra-1

мере восстановления финансовой мощи государства. Попытка реформаторов в середине 2000-х годов перевести значительную часть натуральных льгот и обязательств в денежные оказалась в целом неудачной и привела к волне массовых социальных протестов. Прави-

тельство в ответ отказалось от своих планов, восстановив в том или ‘ ином виде большую часть монетизировавшихся льгот.

Важно и то, что к моменту входа в новый транзит общество далеко не завершило транзит предыдущий, начавшийся с Октябрьской революции 90 лет назад. Революция и слом всей традиционной социальной структуры, форсированная большевистская модернизация с переводом традиционного аграрного общества в урбанизирован- но-индустриальное на протяжении жизни одного-двух поколений обусловили поворот главного фокуса социальной динамики от ре-

формирования к адаптации.

На выборах советский уклад проявляется в поддержке КПРФ по причинам во многом ностальгическим (старый советский уклад), а также «Единой России» как «партии власти» (новый советский уклад).

Заметим, что советский уклад внутренне неоднороден. В его составе есть более традиционалистская часть, особенно заметно представленная в ряде национальных республик, где советский уклад часто смешан с досоветской архаикой, и в сельской местности, и более

модернизированная часть, особенно в крупных городах. Носителями постсоветского уклада являются граждане, в чьей

системе координат значительное место занимают модели, нормы и правила поведения советского времени, но только в отличие от «советских» находящиеся по отношению к ним не в согласии, а в протесте, отталкивании. Это, таким образом, оборотная сторона советского уклада.

Если в советскую эпоху нормой были интернационализм, примат общесоветского и общестранового над этническим и местным, государственный атеизм и т. д., то в постсоветское время это «возврат к корням», подчеркнутое внимание к этноконфессиональному, культивирование местных особенностей. Часто все это принимает радикальные формы этнонационализма и сепаратизма, религиозной и национальной нетерпимости. На выборах такого рода настроения конвертируются в электоральную поддержку ЛДПР, а в национальных республиках — более радикального крыла местных политических элит.

Любопытно, что при этом не исключены патерналистская модель во взаимоотношениях с властью и принятие модели делегативной демократии, когда вместо осуществления постоянного демократического контроля власть делегируется одному лицу, только в роли «отца нации» здесь чаще выступает глава региона, особенно

национального.

Главным носителем несоветского уклада является так называемый средний класс. Вопрос только, какой средний класс. Высокопоставленная часть чиновничества, менеджмент и обслуга крупного бизнеса — государственного и частного, фактически сросшегося с ним? Нет, это скорее консервативная часть общества, заинтересованная в сохранении действующей патерналистской модели — собственно, это и есть новый советский уклад, охарактеризованный ранее. Малый и средний бизнес, слой относительно самостоятельный и экономически независимый от госаппарата? По мнению Евгения Гонтмахера, ссылающегося на исследования Независимого института социальной политики 38, к среднему классу с учетом всех его признаков (доходов, образования, характера работы, самоощущения и социальной активности) можно отнести порядка 10% россиян. Если взять только доходы и самоощущения, таковых наберется порядка 20%. Такую же оценку — около 20% взрослого населения — приводит со ссылкой на исследования Института современного развития и Игорь Юргенс 39, добавляя, что примерно четверть из них вполне считалась бы средним классом в любой европейской стране, а остальные приближаются к нему по большинству параметров. По данным тех же исследований «средний класс почти не вырос за годы конъюнктурного подъема: выросли его доходы, но не компетенции, он раздувался как пузырь»40.

Для современного российского общества характерны территориальная перемешанность и отсутствие корней на территории проживания. Революционные преобразования XX в. с двумя революциями, двумя мировыми и рядом других войн, массовыми сталинскими репрессиями и переселениями, быстрыми и форсированными урбанизацией и индустриализацией привели к обрыву корней. Живущее на земле крестьянство было фактически уничтожено. Корневая система общества очень неглубока: на два-три поколения вглубь, на территории — и того меньше.

Российское общество, сейчас на три четверти сосредоточенное в городах, — общество новой урбанизации. Старые привычные

уклады и нормы поведения разрушены, а новые не появились или не устоялись. Носители всех нынешних его укладов — это люди, чьи деды и прадеды «отреклись от старого мира» и оторвались от корней; носители постсоветского и несоветского — люди, которые сами (или их отцы) отреклись и от другого, советского мира.

Если принять во внимание сложную историю, навязывавшиеся единомыслие и коллективизм, глубокое разочарование во власти

ив большинстве политических и общественных институтов, не должны вызывать удивления присущие современному российскому обществу разъединенность, недоверие, проблемы с коллективным действием.

Внутренний социальный эскапизм и внешняя эмиграция как традиционные формы неподчинения доминирующей модели взаимоотношений граждан с государством дополнились построением «оазисов за забором» (gated communities) преуспевшими чиновниками и бизнесменами, которые и живут-то вместе на московской Рублевке и многочисленных рублевках региональных: в иркутской Листвянке и на Байкальском тракте, в мурманской «боглаевке»

иБеринг-парке, поселке газовиков под Оренбургом и др. Впрочем, некоторые эксперты считают, что вскоре наберется некая критическая масса людей, готовых после решения на индивидуальном уровне проблем достатка и личной независимости заняться благоустройством страны для своих детей.

Впроводимом Левада-Центром мониторинге влиятельности различных институтов в жизни страны фигурируют церковь (11-е место), политические партии (14) и профсоюзы (15). При этом два последних института можно назвать не только наименее влиятельными, но и все менее влиятельными. Если, скажем, влияние правоохранительных органов за время президентства Путина существенно возросло, то влияние профсоюзов упало до 1,7 по пятибалльной шкале, а партий — до 2,5 41. Что касается церкви, то, не будучи особо влиятельной (хотя и опережая по влиянию все остальные негосударственные институты), она пользуется максимальным доверием со стороны общества.

Оценка числа активистов некоммерческих организаций в 10— 12 млн человек, данная в докладе Общественной палаты, по-види- мому, завышена на порядок. По разным оценкам, в общественных организациях участвуют 1—1,5% опрашиваемых, доля верующих

иучаствующих в жизни церковных общин составляет порядка 4% населения. Согласно опросу Левада-Центра (октябрь 2006 г.) в случае возникновения тяжелых жизненных проблем подавляющее большинство людей рассчитывает в первую очередь на родственников (83%) и друзей (64%), во вторую — на соседей (30%) и сослуживцев (27%), в третью — на начальство (12%) и государственные учреждения (6%) и лишь в последнюю очередь — на церковь (5%), общественные организации (4%), национальные общины (3%).

Нынешнее российское общество откровенно слабо в своих коллективных проявлениях, что сказывается и в отсутствии контроля над функционированием государственных институтов, и в немощи в плане выдвижения и проведения обществом собственных идей и интересов,

ив создании устойчивых форм консолидации. Базой для отсутствия организованного коллективного действия снизу является крайне высокий уровень недоверия граждан, прежде всего друг к другу.

Обобщая результаты социологических исследований последних лет, Борис Дубин из Левада-Центра сделал вывод о господствующей в нынешнем российском обществе установке на неизменность происходящего и стремления к покою. На этом фоне усиливаются чувства тревоги и незащищенности, а перспективные ориентации (позитивные образы будущего, ожидания повышения статуса) представлены крайне слабо.

Для коллективных представлений российских граждан о себе характерны следующие три тенденции, отчетливо проявившиеся в по-

следние. годы:

нарастающие в массе изоляционизм и ксенофобия («у России свой путь», «у России всегда были враги, нам и сегодня никто не

желает. добра»); отказ от изменений, примирение с собою такими, какие есть,

ис советским прошлым как своим собственным («за годы советской

власти. наши люди стали другими, и это уже не изменить»); принятие роли «дистанцированных зрителей» с сохранением

позиции невключенности, самоустранения от ответственности за происходящее и будущее.

Роль «не полностью принадлежащих», как бы отсутствующих, по мнению Дубина 42, является едва ли не преобладающей формой социальности в нынешней России. Она характерна для поведения массы, но она же задает стереотипы поведения представителей власти.

На этом фоне в России последнего десятилетия происходит массовизация социума без модернизации его базовых, модельных инсти-

тутов. Массовые феномены, в основном связанные с потреблением включая потребление телевизионных картинок, в подобной ситуации не завершают модернизацию ведущих институтов, а замещают ее. Именно процессы такого типа, которые уже не раз случались в истории, в том числе в истории России, ведут к резкому повыше-

нию значимости демонстративно-символических элементов социальной и политической жизни, их дефункционализации и ритуали-

зации или церемониализации. Одновременно имеет место медиатизация, которая отводит центральное место телевещанию

двух первых каналов по принципу повторяемости зрелища для дистанцированного наблюдателя.

Есть проблемы и другого рода, связанные с разрывом между желаемым и действительным. Согласно социологическому опросу, проведенному при подготовке в 2007 г. первого доклада Общественной палаты о состоянии гражданского общества, почти 80% населения в той или иной степени ощущают ответственность за происходящее у них во дворе или в микрорайоне, среди них 40% ощущают ее «в полной или значительной мере». В отношении происходящего на работе соответствующие цифры составляют 66% и 45%, а касательно происходящего в городе, районе — 52% и 15%. Ответственность за происходящее в стране ощущают 33% (в полной или значительной мере — 10%).

В то же время чувствуют себя способными в полной или значительной мере влиять на происходящее во дворе 32% опрошенных, на работе — 36%, в городе, районе — 8,4%, в стране в целом — 3,4%. Очевиден разрыв между довольно абстрактной ответственностью и способностью повлиять на ситуацию, не говоря уже о желании и возможности его реализовать.

С приходом Владимира Путина и принятием курса на политическую централизацию получила развитие и старая, еще советская линия на патернализм. Согласно пресс-службе президента за первый путинский президентский срок стремительно (втрое) выросло число обращений граждан в федеральные и региональные органы исполнительной власти 43. Интересно, что в конце этого срока доля обращений к региональным властям, которая росла так же стремительно (в 2003 г. в полтора раза больше, чем в предыдущем, — 1,75 млн), резко

(тоже полтора раза) упала — в 2004 г. до 1,2 млн. Зато число обращений российских граждан к президенту возросло, составив в 2006 г. 1,0 млн против 0,8 млн в предыдущем году и 0,6 млн в 2004 г.44

В президентской администрации действует специальное управление по работе с обращениями граждан. В 2006 г. по инициативе президента Госдума приняла закон «О порядке рассмотрения обращений граждан», по-новому регламентирующий процедуры, установленные еще советским законодательством в эпоху раннего Брежнева. Наглядными уроками патернализма служили и ежегодные телемосты президента со страной в 2001—2007 гг., в ходе которых Путин решал любые проблемы граждан: от установки на Новый год живой ели в центре Биробиджана до проведения водопровода в отдаленную ставропольскую станицу и предоставления гражданства солдату-герою. Сотни тысяч, а в последние два года миллионы обращений, приходивших на имя президента в период подготовки телемостов 45, потом направлялись как в министерства и ведомства, так и в регионы. Они тщательно анализировались полпредами в округах и региональными администрациями, систематизировались и обобщались, по ним составлялись отчеты.

При Дмитрии Медведеве традиционные формы обращения президента с гражданами изменились. Статус приемной администрации президента был повышен до общественной приемной президента, Медведев пообещал не реже двух раз в год лично общаться с авторами писем 46. Вместо путинских постановочных «прямых линий»47 стали практиковаться видеоконференции с участием как граждан из отдельных регионов, так и чиновников: губернаторов, полпредов в федеральных округах, руководителей федеральных министерств и ведомств. На такой «прием» к президенту отбирают несколько граждан, относительно мелкие хозяйственные проблемы которых президент решает тут же в ходе приема. Таким образом, от масштабных инсценировок диалога с гражданами власть перешла к малозатратным шоу «добрый царь — плохие бояре» с публичной поркой нерадивых чиновников 48 на манер того, что практиковалось некоторыми губернаторами-популистами во времена оны, в частности, ульяновским Юрием Горячевым. При этом, например, коллективное обращение к президенту от трех с половиной тысяч жителей подмосковного Жуковского по поводу нарушений на выборах было направлено по инстанциям — в Центризбирком.

Появились новые, более продвинутые формы коммуникации верховной власти с гражданами, прежде всего блог Медведева

в«Живом журнале».

Врегионах активная работа с обращениями граждан по единой установленной федеральным Центром форме началась в середине 2000-х годов — с отказом от прямых выборов губернаторов и во многих случаях мэров. Ее ведут специальные управления региональных администраций.

В2008 г. общее число обращений граждан из Астраханской области составило 115 855 — каждый девятый гражданин с чем-нибудь да обращался. В 2007-м выборном году таких обращений было больше (в духе советских традиций) — 140 388. На каждые 15 обращений к местным властям приходилось 4 обращения к губернатору и в его администрацию и одно обращение к президенту страны!

Астраханская область оказалась одним из трех регионов, публичный анализ писем из которого был сделан администрацией президента (два других — Ингушетия и Приморский край). В этом анализе, датированном сентябрем 2006 г., отмечено, что с начала 2005 г.

из области получено 5,6 тыс. писем. Их проблематика связана с рыболовством («значительная часть отрасли еще находится в “теневой”

зоне; осетровые и другие виды рыб методично хищнически уничтожаются»; доля нелегального рынка на Каспии составляет для черной икры 99%, для осетрины — около 90%; нарастает физический и мо-

ральный износ промыслового флота и береговых баз переработки рыбы), сельским хозяйством (проблемы фермеров, обеспокоенных

постоянным удорожанием горюче-смазочных материалов, электроэнергии, удобрений, запчастей), транспортной инфраструктурой

(решением проблем видится становление коридора «север — юг»

и превращение Астрахани в крупный транзитный центр), трудовыми отношениями (низкие зарплаты в бюджетной сфере, задержки

в их выплате; нарушения трудового законодательства в части без-

опасности, приведшие к увечьям только в 2005 г. порядка 400 человек), жильем и ЖКХ (из стоящих в очереди на получение жилья 28

тыс. семей включая ветеранов войны, инвалидов, «чернобыльцев», многодетных около 10 тыс. ждут улучшения жилищных условий свыше 10—15 лет; авторов писем не удовлетворяет и ход жилищно-ком- мунальной реформы, которая «сводится лишь к повышению цен на жилищно-коммунальные услуги, к тому же не всегда обоснованно-

му»), национальным проектом «Здоровье» (озабоченность в связи с сокращением на селе больниц, нехваткой кадров), образованием (не-

довольство упразднением Астраханского инженерно-строительного института).

Возможно, именно по причине повышенного внимания со стороны Центра из четверки рассматриваемых нами регионов именно астраханская областная администрация предоставляет на своем сайте наиболее подробную информацию о работе с обращениями граждан. Так, за 2008 г. в адрес губернатора и правительства области поступило около 6,8 тыс. обращений, еще 1,7 тыс. обращений астраханцев пришло в область из администрации президента, порядка 300 — из правительства страны и министерств и около 400 — от депутатов разных уровней. Эта статистика хорошо иллюстрирует крайне низкие роль и авторитет «представительной власти» в плане именно представления интересов граждан, которые по любому самому частному поводу склонны обращаться туда, где сосредоточена реальная власть, прежде всего в Кремль и к губернатору. Больше всего обращений, однако, поступило непосредственно в органы местного самоуправления — свыше 107 тыс.

Три главные проблемы, по поводу которых астраханцы обращаются к власти, — это жилье, в частности, переселение из ветхого

иаварийного жилья (31% обращений), социальная поддержка

ильготы (17%) и жилищно-коммунальное обслуживание включая работу инженерных коммуникаций, капитальный ремонт, благоустройство домов и улиц (17%). Если по каждому из этих кустов проблем к региональной власти обратились многие сотни и даже тысячи жителей области, то в рубрику «Государство, общество, политика» попало всего 181 обращение, главным образом жалобы на действия должностных лиц. Лишь в 42 случаях это были предложения по совершенствованию законодательства и работы органов власти и местного самоуправления.

ВИркутской области из почти 24 тыс. обращений в органы исполнительной власти в 2007 г. более 8 тыс. пришли на имя губернатора и в его администрацию, в том числе 1,8 тыс. переданных по инстанциям из федеральных органов. Еще 42 тыс. обращений поступили руководителям муниципальных образований. В сформированный ближе к концу года аппарат уполномоченного по правам человека в области пришло несколько сот заявлений и жалоб. Струк-

тура обращений к уполномоченному практически идентична губернаторским: почти треть — жилье и ЖКХ, 15—16% — социальное обеспечение, 5—8% — трудовые взаимоотношения. При этом 70 тыс. обращений поступило за год в правоохранительные органы включая 28 тыс. в прокуратуру и 33,6 тыс. в ГУВД.

Низкому качеству социального капитала сопутствует и низкое качество человеческого потенциала (табл. 1.14).

Источник: Социальный атлас регионов / Независимый ин-т соц. политики (http://www.socpol.ru).

В свое время на основе детального анализа материалов последней советской переписи населения 1989 г. Леонид Смирнягин разработал типологию регионов по степени укорененности их населения, выражавшейся в доле местных уроженцев в населении региона и в доле уроженцев региона, проживающих за его пределами. Наши четыре региона выглядят в этой типологии очень по-разному. Астраханская область — это регион-изолят, что характерно главным образом для национальных территорий. 72% ее населения составляют местные уроженцы, вне пределов области проживает лишь менее 19% родившихся в ней. Для Иркутской области характерен промывной тип, как и для многих других восточных регионов. Доля родившихся там составляет менее двух третей населения (65%), при этом за пределы области выехали опять-таки менее 19% в ней родившихся. В Оренбургской области больше как доля местных уроженцев

(77%), так и выехавших на жительство в другие регионы страны (24%). Наконец, по Мурманской области точных цифр нет, можно только предположить, что она тоже близка к изолятам.

Если рассчитывать индекс развития человеческого потенциала по международной методике на основе уровня доходов населения, уровня образования и долголетия, то лучше всех выглядит Оренбургская область, стабильно занимающая места во второй десятке регионов страны (19-я в 2001 г., 16-я — в 2006-м). Следом за ней идет Мурманская область, заметно сдавшая в последние годы по уровню доходов (20-я в 2001 г., 28-я в 2006-м). Иркутская область из середины списка постепенно поднимается вверх (47-я в 2001 г., 35-я в 2006- м), главным образом вследствие улучшения не очень благополучной сибирской ситуации с продолжительностью жизни в годы экономического благополучия и улучшения ситуации с медицинским обслуживанием. Астраханская же область, где все показатели довольно стабильны, пропускает вперед регионы с более позитивной динамикой и постепенно опускается в самую середину списка (38-я в 2001 г., 43- я в 2006-м).

В ы с т р а и в а н и е г р а ж д а н с к о г о о б щ е с т в а

Выводы. Некоммерческий сектор в России развит сравнительно слабо. Развитие НКО в принципе соответствует состоянию общества. Развитие третьего сектора в России скорее опережает развитие собственно российского общества, чем отстает от него.

Гражданское общество — это, вообще говоря, не то, что может (и тем более хочет) вырастить государство, хотя роль государства в формировании и развитии гражданского общества может быть очень и очень велика. Гражданское общество — это скорее то, что есть само и что возникает в обществе независимо от государства, а то и в результате противодействия государству. Вернее сказать, это и одно, и другое, и третье: и то, что хочет видеть государство как приводные ремни во взаимодействии с обществом (обозначим его ГО-1), и то, что возникает в обществе, как такой же механизм взаимодействия с государством, но уже с собственных позиций общества