Глава 1. Публикации второй половины 80-х – начала 90-х годов о советско-германских договорах 1939 года

Мы живем в бурное и тревожное время. И мосты к очень многим сегодняшним событиям протянулись из того самого лета 1939 года

Т.Гамкрелидзе. «Заря востока»

Спустя 50 лет после подписания в августе 1939 года советским руководством договоров о ненападении между Советским Союзом и Германией вновь встал вопрос о правомерности проведенных акций, нашедший отражение в печати. Политика гласности и плюрализма мнений, провозглашенная Горбачевым, способствовала тому, что в периодических изданиях Советского Союза появились достаточно свободные в своих суждениях публикации, резко критикующие внешнюю политику cоветского правительства накануне Второй мировой войны. Важно отметить, что большинство этих статей публиковались в региональных газетах, таких как «Советская Латвия», «Советская Эстония» и «Советская Литва», где поднимались проблемы утраты суверенитета и независимости этих республик, а также насильственного их включения в СССР в связи с заключением германо-советских договоров 1939 г. В основном авторы этих статей в качестве основного аргументы выдвигают вопиющее нарушение международного права сталинским руководством по отношению к «малым» странам и народам. Объективная причина тому, что такие веяния имеют место, возможно связана с самой политикой СССР, ведь до 1985 г. разговоры о признании за народами Эстонии, Латвии и Литвы подлинного права на самоопределение действительно не имели значения: в сталинско-брежневском государстве решало не право, а административно-бюрократическая и военная сила. «Но сегодня эти международно-правовые проблемы приобретают особое значение. В связи с этим отрадно, что I съезд народных депутатов СССР не уклонился от рассмотрения проблемы, а положительно отреагировал на официальные ходатайства прибалтийских республик и создал для этого соответствующую комиссию»¹⁹.

Таким образом, целесообразно отдельно рассмотреть критические оценки авторов статей по основным вопросам, связанных с подписанием договоров 1939 года как оппозиционную точку зрения официальной линии политики, ведь на тот момент еще не было надлежащей оценки действий сталинского руководства в отношении Латвии, Литвы, Эстонии, которыми многими государствами, а также и некоторыми советскими авторами расценивались как насильственные²⁰.

Советско-германский договор 1939 г. Как «позорная страница сталинской дипломатии»

Большая часть публикаций, рассмотренных в данном докладе, заключает в себе негативную оценку пакта Молотова-Риббентропа. Но если сам советско-германский договор и секретный протокол действительно признаются противозаконными практически всеми авторами статей, то вопросы о причинах, побудивших Советское правительство пойти на этот шаг, рассматриваются с диаметрально противоположных сторон.

Так, отправным пунктом многих публикаций является проблема внешнеполитического положения СССР накануне Второй мировой войны и возникающий в связи с этим вопрос об альтернативности предпринятых шагов. Большинство исследователей соглашаются с тем фактом, что во второй половине 30-х годов СССР находился в обстановке международной политической изоляции в результате мюнхенского сговора 1938 года и всячески пытался договориться с Англией и Францией о политическом и военном сотрудничестве в целях предотвращения германской агрессии и сохранения мира²¹. Более того, авторы отмечают, что Советский Союз должен был учитывать, что в случае германского нападения он может подвергнуться нападению и со стороны Японии, в связи с чем Советское государство оказалось бы перед угрозой войны на два фронта. К тому же существовала опасность антисоветского сговора всего империалистического лагеря²².

Некоторые авторы критических статей опровергают тот тезис, что для Советского Союза не было другой альтернативы. Так, К.Сурблис пишет, что «ни в коей мере нельзя отрицать существовавшую в то время реальную угрозу для безопасности Советской страны. Но в августе 1939 года советско-англо-французские переговоры в Москве еще не были в тупике <> усилия гитлеровской Германии не дали бы желаемых результатов, если бы Сталин и его окружение не пошли на изменение политической ориентации»²³. С другой стороны, ряд авторов признают вынужденный характер договора, что, однако, не умаляет его «преступности». А.Волкогонов, автор резкой критической статьи «1939г: тайные договоренности – это историческая реальность», обвиняет Сталина в том, что он отошел от традиций ленинской дипломатии, «переступил опасную грань и пошел на заключение тайных договоров»²⁴. В этом есть некое противоречие, ибо автор заявляет о глубокой аморальности и политической бесчестности проведенных акций, а затем утверждает, что «сам по себе пакт о ненападении – вынужденный. Но вот идти дальше по тому пути, который выбрал Сталин, было не просто ошибкой, а откровенным политическим цинизмом»²⁵.

Важно отметить, что многие авторы поднимают вопрос о традициях ленинской дипломатии в контексте анализа советско-германских договоров с позиции международного права. Таким образом, еще одним обвинением в сторону сталинского руководства является нарушение принципа отказа от ведения тайной дипломатии и ревизии стратегического курса на коллективную безопасность. Однако сами по себе договоры о ненападении – нередкий случай в международной практике («В это время Англия и Франция уже оформили свои договоренности о ненападении с Германией и, таким образом, объективно находились в преимущественном положении перед нами»²⁶), а советско-германский договор, являясь как бы продолжением договора о нейтралитете 1926 г., не вызывает юридических возражений, в то время как правовой анализ секретного протокола несомненно свидетельствует о его полной противоправности: «Сталин и Гитлер взяли на себя право решать судьбы многих народов Европы без их участия и волеизъявления, поэтому их договоренность безусловно юридически недействительна с момента подписания»²⁷. К. Сурблис, признавая необходимость обеспечения безопасности Советского Союза в условиях натравливания гитлеровской Германии западными державами на нашу страну, однако отмечает, что «нельзя обойти молчанием и такой важный фактор, как необходимость соблюдения международно-правовых норм, суверенитет малых народов, требований ленинских принципов внешней политики»²⁸. А.Н.Яковлев, председатель созданной комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении 1939 года, отвечая на вопросы о секретном протоколе в интервью, опубликованном в «Правде» от 18 августа 1989 года, отмечает, что «великодержавная заявка на «территориально-политическое переустройство» в регионе, как ни толкуй, находилась с юридической точки зрения в противоречии с суверенитетом и независимостью целого ряда стран. Она не соответствовала духу и букве договоров, которые СССР раньше заключил с этими странами, с нашими обязательствами при всех обстоятельствах уважать их суверенитет, территориальную целостность и неприкосновенность»²⁹.

Наряду с негативной трактовкой самих действий сталинского руководства, в статьях анализу подвергаются как теоретические обоснования, так и возможные результаты советско-германских переговоров. Практически во всех публикациях отмечается резкая смена политического курса советского руководства с полного неприятия фашисткой Германии до соглашения о ненападении в августе 1939 года. Как отмечает К. Сурблис, перемена ориентации сталинской дипломатии на международной арене была обусловлена целым рядом причин, причем выделяются как политические, так и экономические: 1) так, идя на соглашение с гитлеровской Германией в августе 1939 года, Сталин рассчитывал избежать столкновения с этой державой путем разграничения сфер влияния в Европе или, в крайнем случае – отодвинуть столкновение с ней на значительно поздний срок; 2) СССР был заинтересован в восстановлении прерванных после прихода гитлеровцев интенсивных экономических связей для приобретения новых технологий, запасных частей и т.д; 3) идея СССР посредством соглашений с Германией включить новые регионы, которые входили в состав Российской империи; 4) Советский Союз хотел упрочить стратегическое положение страны путем закрепления в новых регионах у берегов Балтийского моря; 5) заинтересованность в нормализации отношений с Японией; 6) немаловажной оставалась проблема Западной Белоруссии и Западной Украины³⁰. Однако несмотря на вполне объективные причины советского руководства, автор статьи делает вывод, что «в конечном счете наша страна больше потеряла в материальном и особенно в моральном отношении», ибо после заключения договора наряду с изоляцией СССР на международной арене, резко пал престиж советской страны в глазах мировой общественности.

Однако если вопрос о легитимности договора от 23 августа 1939 года не имеет однозначных оценок, то «Договор о дружбе и границе» от 28 сентября всеми авторами без исключения расценивается как ложный шаг советского руководства. В вину сталинскому руководству ставится тот факт, что на момент подписания договора Германия уже предприняла агрессию против Польши, тем самым налицо сговор советского правительства с гитлеровским фашистским руководством Германии³¹. Или, как пишет А.Орлов, этот договор «предусматривал «дружбу» с нацистским рейхом, что не вызывалось необходимостью, поскольку государственные интересы СССР требовали оставаться на позициях нейтралитета и готовить страну к решающей схватке с фашизмом»³².