65535. Как вырешились на это? — спра­шивает его пораженный Никсон.

65535. У меня семья, дети! (анекдот)

Дореволюционная Россия жила в соответствии с трех­членной формулой «православие, самодержавие, народ­ность», которая вполне легко трансформировалась в сочета­ние «партия, правительство, советский народ». Партия в советской мифологеме звучит как «авангард советского на­рода». То есть треугольник замыкается. При этом партия бе­рет на себя функцию обратной связи, а правительство — функцию прямого управления. Можно представить себе следующую схему:

партия

х j^ правительство

народ

«Прогрессивное человечество» также являются элемен­том народа, хотя и расположенным за пределами отечества. «Прогрессивное человечество» интересно тем, что оно яв­ляется попыткой нарушить семиотическую дихотомию

14 Семиотика

402

Г.Г. Почепцов. Семиотика

«мы»/»они». Явно принадлежа к другим, «прогрессивное че­ловечество» все равно говорит и реагирует как «мы».

Интересно, что постсоветская Россия вновь практически возвращается к тем же дореволюционным составляющим. Православие занимает (или имеет тенденцию занять) место в структуре власти. «Народность» сохраняет свой потенци­альный характер.

Ханна Арендт увидела в революции такие составляющие, как «начало», «новизна», «насилие» [11]. Подчеркнем, что первые две составляющие несут явно позитивный симво­лизм. Общество умирает при отходе от инновативной дея­тельности.

Идеологические коды, организующие нашу жизнь, несут явно системный характер. Случайное в них подлежит сти­ранию, в любом случае оно не будет подлежать размноже­нию по разным каналам данного общества. В то же время «нужные» с точки зрения данной цивилизации сообщения подлежат обязательному умножению. К примеру, «Целина» Л. Брежнева существовала не только в рамках вербального текста, а читалась по радио, выходила в виде пластинок, по­падала в школы, на театральную сцену. Таким образом для выхода данного типа сообщения использовались все имею­щиеся в обществе «языки».

Одним из объяснений данного системного феномена следует признать иерархический характер тоталитарной ци­вилизации. Вяч. Вс. Иванов говорит в этой связи о «холод­ной культуре» в смысле Леви-Строса. Если горячая культу­ра сориентирована на открытие нового и необычного, то холодная культура стремится к повтору, отрицанию нового. Вяч. Вс. Иванов пишет:

«Холодная культура занята учреждением Олимпа, ценнос­ти которого постоянны; такова была сталинская культура, все главное предпочитавшая сводить к одной снежной вер­шине. Ею могли оказаться и люди достойные (Павлов в фи­зиологии и психологии или Станиславский в театре) или недостойные (Лысенко в биологии), но принцип единс­твенности если и нарушался, то только для того, чтобы вместо смещенного наместника (часто покойного, напри­мер, Марра в языкознании) лишний раз утвердить самого Верховного Владыку, впадавшего вдобавок к своей обыч-

Семиотика советской цивилизации

403

ной паранойе еще и в старческий маразм и уже не желав­шего ни с кем делить преимущества единовластного Гения всех времен» [70, с. 5—6].

Если мы возьмем элементарную первомайскую открыт­ку времен социализма, то увидим на ней набор «Мир. Ра­венство. Братство». «Мир» отражает международную коор­динату социализма. Следует признать, что именно эта координата занимала непропорционально большое место в жизни советского человека. Мы все время боролись за мир во всем мире вместе со всем прогрессивным человечеством. Заг­раничные типажи вроде Анжелы Дэвис становились частью обыденной жизни советского человека. На них всегда кон­центрировалось серьезное внимание пропаганды и, соот­ветственно, массового сознания. В этом ряду стоят и Поль Робсон, и Ван Клиберн.

Набор слоганов эпохи четко задавал ее координаты. Пе­речислим некоторые из них: