Глава третья

ЗНАК И ОБЩЕСТВО

ЗНАКОВОЕ И НЕЗНАКОВОЕ

Знак представляет собой переход от мира материально­го, считываемого органами чувств, к миру информацион­ному, который не может существовать без соответствующей кодировки. Для того чтобы передать информацию от одно­го человека другому, необходимо другому человеку облечь ее в форму, доступную для считывания органами чувств.

Эту роль выполняет знак элементарная единица, кото­рая объединяет в себе две стороны: материальную и инфор­мационную. Знаковость будет варьироваться при переходах от одного типа культуры к другой: европейский сад, к при­меру, будет подчеркивать упорядоченность, восточный — случайность. В одном случае будем иметь приближенность к артефакту, в другом — к природе. Но и в первом, и во втором случае это будет сознательно сконструированное и поддерживаемое свойство. И оно будет восприниматься, как эстетически правильное только теми, кто заранее зна­ком с данной системой. Таким образом вместе со знаком возникает необходимость понятия кода как жестко задан­ного типа перехода от мира формы к миру содержания. Мы не рождаемся с ними, мы обучаемся им.

Нарушители знаковости наказываются обществом (шко­лой, семьей). Знание той или иной знаковой системы всегда престижно и регулируется этикетом. Человеческие общества обладают безграничным количеством знаковых систем, вла­дение которыми с точки зрения чисто биологического сущес­твования человека необязательно, но необходимо в рамках

166

Г.Г. Почепцов. Семиотика

социального существования. Любой человек всегда владеет не одной, а несколькими знаковыми системами.

Человечество не менее активно управляет знаковыми системами, чем системами реальности. Человек как «сим­волическое животное» большое значение придает не самой реальности, а ее знаковому обозначению. Смена социаль­ных систем приносит смену знаковых обозначений, напри­мер, после 1917 — министр сменился наркомом, а после 1991 г. генсек — президентом.

Другим примером служат террористические акты в Аме­рике. Они были направлены на символические объекты, чтобы вызвать наибольшее психологическое давление на массовую аудиторию, а в качестве объекта атаки были изб­раны башни Всемирного торгового центра, Пентагон и Бе­лый дом. Подобные символические цели и вызвали в ре­зультате то шокирующее впечатление во всем мире, на которое и рассчитывали террористы. Но террористы «стре­ляли» не по реальным объектам, а по символическим. Это была демонстративная знаковая атака.

Избранный тип знакового обозначения того или иного объекта определяет и предопределяет наше реагирование на него. На традиционные профессии нет очереди, очередь возникает при появлении нового названия. Одно из блюд, о котором узнали россияне по приезде Ким Чен Ира, гла­вы Северной Кореи, звучит как шашлык из «небесной ко­ровы». Но как оказалось, это всего лишь ослятина на па­лочке. То есть человек реагирует как на объект, так и на его знаковое обозначение. Поэтому некоторые варианты при­думанных названий для товаров подвергаются серьезной проверке, причем затраты на подобные исследования могут доходить до одного миллиона долларов. Такова цена при­думанного знака.

Семиотика является наукой, объектом которой являются знаковые системы. Это значит, что она изучает практически все результаты работы разума человека, поскольку именно его представления об отличии хаоса от порядка лежат в ос­нове понимания любой структурности, упорядоченности. Случайное не является знаковым. Знаковое и не может быть случайным, поскольку предполагает отсылку на базисный

Основы семиотики

167

вариант перевода увиденного/услышанного. Я знаю, что это значит, поскольку сталкиваюсь с этим не в первый раз. Но­вое полученное сообщение понимается сквозь прошлый опыт, где это или подобные сообщения уже прошли обра­ботку. Ребенка учат пользоваться вилкой и ножом. Тогда в последующем он именно такой вариант сочетания использу­ет в своей жизни. Если этого обучения не произошло бы, люди пользовались бы руками и столовыми приборами в ха­отическом порядке.

Необходимо отметить и такой момент. Изучая и описы­вая, мы как бы увеличиваем степень знаковое™ объекта. Например, Ю. Лотман, описывая дуэль, балы или быт де­кабриста, несомненно увеличивал системность, даже в боль­шей степени, чем может принять гуманитарный объект, ко­торый, вероятно, характеризуется другим соотношением упорядоченного и случайного, чем это имеет место в случае объектов физического мира, где роль порядка несомненно выше. В результате системность физического мира наклады­вается на гуманитарный объект.

Если перед нами есть два типа знаковых систем — зача­точная и развитая, то посредством описания мы резко уве­личиваем знаковость, то есть системность. «Предзнаки» (если можно воспользоваться таким сконструированным термином) переходят в знаки. Это происходит потому, что описание видит только системные характеристики, остав­ляя несистемные за бортом. Например, для русского (как и любого другого) языка тембр голоса не является системной характеристикой: голос может быть мужской, женский, дет­ский, но это не повлияет на наше понимание, за исключе­нием особых контекстов, вроде крика «Руки вверх!», исхо­дящего от ребенка.

Анализ повышает знаковость объекта, реально тран­сформируя его в совершенно иной объект, что часто не учитывается исследователями. Активное внимание к объек­ту не просто находит в нем скрытые стороны, но и меняет их приоритетность, поскольку они оказываются теми ком­понентами, которые искомы исследователем.

168

Г.Г. Почепцов. Семиотика

Зачаточная знаковая система

\

Развитая знаковая система

Возможно, это может быть связано также и с тем, что мы описываем данный объект с помощью достаточно слож­ной системы •— естественного языка. В свое время тартус­кая семиотика говорила о первичных и вторичных знако­вых системах, рассматривая вторичные моделирующие системы (театр, кино и др.) как таковые, в которых струк­турность продиктована прототекстом, на котором они бы­ли записаны.

Еще одним вариантом увеличения системности, знаков вости становится первое вхождение в данную систему зна­ков. Часто это оформлялось особым образом в виде обрядов инициации. Это был вариант внесистемного/системного на­хождения одновременно.

Это срабатывает даже тогда, когда подобные обряды не существуют или носят факультативный характер. Напри­мер, мы увеличиваем диапазон системности своего мира, когда наряжаем елку ради ребенка. Мы начинаем поддер­живать этот виртуальный мир другими способами: покуп­кой подарков, рассказами о Деде Морозе. Хотя мы и не ве­рим в это, но являемся активными участниками всех праздников. А участие в процессе часто более значимый фактор, чем вера, как это, кстати, очень часто происходит и в случае религии.

Александр Бенуа писал о первом выходе своих дочерей в театр. Хотя они жили в десяти минутах от Мариинского театра, «было решено прибегнуть к карете, и это не столь­ко из опасения простуды (стоял ноябрь и уже сыпал снег), сколько именно для придачи всему большей торжествен­ности» [25, с. 379]. То есть происходит сознательное увели­чение знаковости события. Сходным образом мы увеличи­ваем знаковость во всех событиях-переходах в иное социальное состояние. Например, свадьба, получение дип­лома, рождение ребенка. Процессы подобных переходов человеческая цивилизация делает максимально знаковыми.

Основы семиотики

169

Таким образом, вся жизнь человека строится на постоян­ном увеличении знаковое™, числа знаковых систем, кото­рыми он постепенно овладевает.

Семиотика в своем первом приближении в теории Ф. де Соссюра рождается из исследования такого объекта, как ес­тественный язык. Семиотика советского периода (Ю. Лот-ман, Б. Успенский и др.) основывается на таком объекте, как язык культуры. При этом Ю. Лотман активно подчерки­вал, что главное отличие художественной коммуникации состоит в базировании на неоднозначности, что позволяет, например, читать одно и то же стихотворение неоднократно. В то же время естественный язык стремится к однозначнос­ти. Таким образом, первый вариант семиотики возникает при одном типе перехода от хаоса к порядку, второй — при другом, гораздо более структурно сложном типе объекта.

Автор подхода	Объект анализа	Характеристика системы
Ф. де Соссюр	Естественный язык	Однозначность
Ю. Лотман	Языки культуры	Неоднозначность

Суммарно можно сказать, что семиотика как наука воз­никает при изучении объектов сложного типа, которые мож­но охарактеризовать следующим набором особенностей:

• нет единства интерпретации;

• могут переходить в иные системы: театр, кино, жи­вопись;

• характерной является также человеческая неодно­родная среда (например, русский «серебряный век» харак­теризуется пересечением разных типов творцов: от худож­ников до писателей);

• неоднородность восприятия, когда, например, зри­тель, воспитанный на одном типе кодов, переходит к другому;

• полиструктурность в отличие от моноструктурности (например, роман в отличие от инструкции по пользова­нию утюгом).

Все это говорит о сознательно усложненной структуре. Она усложнена на уровне отправителя сообщения, на уров­не самого сообщения, и на уровне получателя сообщения. То есть уровень структурности, сложности на каждом из

170

Г.Г. Почепцов. Семиотика

этапов не понижается, а возрастает. Например, какая-ни­будь «эзотерическая» художественная школа будет иметь не только особого типа художников, но и особого типа адеп­тов. Они будут взаимно усиливать друг друга.

Иной полюс — массовая культура — базируется на принципиально упрощенном типе получателя информа­ции, следовательно, в любом случае будут иметь место «ли­мита» структурности, пределы сложности, наложенные как на сообщение, так и косвенно, на его отправителя, который в ответ может порождать сообщения только определенного уровня. Массовая и «высокая» культура отличаются даже по контекстам потребления. Уединенность, индивидуальность и тишина характерны для «высокой» культуры, чего нельзя сказать о культуре массовой.

Возможно, по этой причине в рамках массовой культу­ры порождаются типичные герои и стандартные сюжеты, например, в мыльной опере или вестерне. Подобное огра­ничение естественным образом облегчает восприятие, пос­кольку получатель информации обладает заранее заданны­ми предсказующими механизмами по развитию сюжета, по типажу героя и его поведению.

Знаковый характер возникает, как мы видим, не только на уровне слова, но и на уровне сюжета. «Правильный» сюжет отличается от «неправильного», и они рассчитаны на различ­ные аудитории. По этой причине все массовые жанры, от фантастики до мыльной оперы, тяготеют к определенному единству сюжетного порядка. Отклонение от нормы может возникать только в случае отдельных произведений, за кото­рыми сегодня не стоят «школы». Это произведения-едини­цы, где знаковость содержится только в них самих, отлича­ясь от знаковости, продиктованной извне законами жанра.

Главной особенностью семиотического объекта следует признать наличие параллельных структур. Знаковость раз­вертывается параллельно в плоскости форм и в плоскости значений. Знаковость реализуется в процессах интертексту­альности, когда в любом из текстов можно увидеть скрытые и явные отсылки на другие тексты. Идеальным семиотичес­ким объектом является такой, который имеет длинную ис­торию «переводов» из одного семиотического языка в дру-

Основы семиотики

171

гой. Например, роман о реальных событиях, на базе кото­рого сделан фильм или поставлен балет.

^^- Балет

Событие ► Роман СГ^

^^ Фильм

Каждая из реализаций, являясь самостоятельной, с не­избежностью будет учитывать прошлые попытки создания системы, организации данного набора фактов в художес­твенную конструкцию. При этом часть событий принципи­ально не сможет попасть в новый тип художественной конструкции, что связано со знаковыми возможностями именно данной системы.

Семиотика направлена на изучение параллельных струк­тур. Отсюда и возникает ее известная междисциплинар-ность. Семиотика «подпитывается» подобной междисцип-линарностью. Это вдвойне очевидно, поскольку понять законы одной семиотической системы можно только при наличии другой семиотической системы. Нахождение внут­ри системы не позволяет увидеть и разграничить знаковое и незнаковое, характерное именно для данной системы. Именно в этих переходах от сырого фактажа к художес­твенной конструкции и находят свою реализацию семиоти­ческие закономерности.

Общим для массовой и художественной коммуникации следует признать и то, что главенствующей для них являет­ся гедонистическая функция. Например, вряд ли зрителя, котсрый садится к экрану телевизора, интересует переворот в Зимбабве как знание, как реализация информационной функции. Вероятно, это в определенной степени модельное проигрывание чувства страха в условиях комфортности, в которых расположен зритель. Перед ним проходят наводне­ния и перевороты, совершенно неопасные для него.

Человеческое общество заинтересовано в поддержании определенного уровня знаковости. Это дает возможность кодировать и сохранять в человеческой памяти важные ва­рианты человеческого поведения. Наличие подобных вари-

172

Г. Г. Почепцов. Семиотика

антов делает жизнь последующих поколений более слож­ной, но и более богатой, поскольку резко усложняется именно виртуальный мир. Обладая практически теми же биологическими качествами, что и столетия назад, совре­менный человек живет в гораздо более усложненном вари­анте виртуального мира.

Способствует этому и принципиальный переход к ино­му типу общества, который произошел с человечеством. Общества прошлого тяготели к закрытости, общества нас­тоящего стремятся к открытости. Закрытые общества по­рождают более прогнозируемые решения, поэтому проис­ходит постепенная ритуализация общества. Для них требовался определенный тип лидеров. Например, Л. Бреж­нев был бы плох для общества открытого, но идеален для общества закрытого.

Поскольку тип Хрущева был другим, ему пришлось уй­ти с политической сцены. Немецкий разведчик Маркус Вольф вспоминал: «В Америке Хрущев, наверное, стал бы сенатором. У Хрущева был абсолютный дар общения с людьми. В ГДР он был очень популярен даже тогда, когда его разлюбили в СССР. Помню, сопровождал его на Лей-пцигскую ярмарку. Там был жуткий ветер, который унес конспект его выступления. Так Хрущев говорил без бумаж­ки в пять раз дольше, чем предполагалось» («Известия», 2001, 17 июня).

Советский Союз был обществом закрытого типа, поэто­му он проиграл соревнование с Соединенными Штатами Америки. При этом интересно, что в последние годы проис­ходит строительство подобной «империи», но уже в чисто виртуальном пространстве. В русской литературе возникло «имперское сознание», что дает большие возможности именно семиотического порядка. Например, романы Холь-ма ван Зайчика, которые описывают виртуальную империю, за которой четко угадывается СССР. То есть Советский Со­юз — исторический трансформировался в Советский Со­юз - виртуальный, где часть объектов получила свое вопло­щение, а часть осталась вне его. И сегодня именно он сгал источником вдохновения для ряда литературных произведе­ний. Постепенно возникает нечто подобное культурному об-

Основы семиотики

173

разу Австро-Венгерской империи. В наших романах прои­зошло определенное переосмысление. В самом Советском Союзе, были значимыми одни характеристики, у его крити­ков — другие, теперь на авансцену вышли третьи. Именно они подчиняют себе сюжет, разворачивая его в нужную сто­рону. Например, империя — это бюрократия. В рамках нас­тоящего Советского Союза она строилась как «подчиненная народу» (вспомним пропагандистскую трактовку депутатов как «слуг народа»). В модели диссидентов бюрократия была правящим классом, захватившим в свои руки власть. В ро­манах ван Зайчика бюрократия возникает как «бюрократия с человеческим лицом», в числе которых находятся наиболее сильные профессионально и подготовленные граждане. В этом случае сосредоточение большей власти в их руках уже не является отрицательной чертой.

Чем большим количеством кодов обладает общество, тем более сложный виртуальный мир оно порождает. В критические периоды (война, революция) происходит крат­ковременное или долговременное уничтожение части ко­дов. Начинают функционировать не только избранные ко­ды, но и разрешенные типы сообщений. В этот период общество более жестко наказывает за нарушение этих зако­номерностей. Но такие критические периоды скоротечны. В своей норме общество благосклонно относится к порож­дению новых кодов и новых текстов. Правда, часто оно спасается тем, что закрывается от реагирования на эту но­визну, отнеся ее либо к компетентности только специалис­тов, либо выделив ее в закрытые сферы (например, отнеся ее к жизни «богемы»).

Семиотический компонент оказался очень существен­ным для функционирования общества на любой стадии его развития, поскольку в нем находят свое воплощение многие цивилизационные характеристики. Цивилизация полностью создана разнообразными семиотическими механизмами.

По характеру своего функционирования семиотические механизмы дают возможность потребителю совершать оп­ределенные энергоинформационные скачки. Материальная форма слова дает в результате его понимания бесконечно более богатую энергоинформационную структуру. Напри-

174

Г.Г. Почепцов. Семиотика

мер, несколько произведений А. Гайдара в закодированном виде дают практически все варианты развития советского общества в виде определенной аксиоматики. Причем А. Гай­дар сделал этого до того, как процессы подобного рода бы­ли реализованы в стране во всей полноте.

«Чук и Гек» отражает тягу к захвату новых территорий, свойственную всем новым и активно развивающимся странам.

«Судьба барабанщика» — борьбу с врагами как осново­полагающую аксиому советского общества.

«Сказка о Мальчише-Кибальчише» — мобилизационную готовность советского народа в мирное и военное время.

Советская цивилизация очень серьезным образом экс­плуатировала знаковый образ «врага», что вполне соответс­твует достаточно простым видам реакций обществ прошло­го. Набор возможных действий «врага» вновь укладывается в простые нарративные схемы.

Нарратш, как способ организации опыта, пронизывает всечеловеческое существование. Вероятно, по этой причи­не X. Олкер попытался применить нарративные структуры В. Проппа, созданные на материале волшебной сказки, к описанию событий мировой истории [217]. То есть перед нами более универсальный механизм, чем считалось до этого. Например, при подготовке документов ГКЧП ис­пользовался опыт латиноамериканских диктатур, зафикси­рованный в соответствующих разработках («Версия», 2001, 21-27 авг.). То есть нарратив латиноамериканский стал предметом изучения для переноса на нашу почву.

Семиотика выступает как определенный «структурный переводчик», «путеводитель по структурам», «взломщик ко­дов». Владение одним из кодов, понимание одной из струк­тур дает возможность совершить то же самое с новой струк­турой, изучить новый код.

Вероятно, можно считать, что есть два вида форм: фор­мы, направленные на процесс, и формы, направленные на результат. Примером первой является музыка или детектив, где важно находиться в процессе, наличие конечного ре­зультата уничтожает процессность. В результате возникает стремление удержать внимание без движения вперед. Именно поэтому возникает бесконечное разнообразие

Основы семиотики

175

форм. Утрированно можно считать, что это формы, ориен­тированные на начало, в отличие от форм, ориентирован­ных на завершение.

Семиотика занимается конструкциями социальной па­мяти, это определенная социальная инженерия. Но они мо­гут быть реализованы как в тексте, что более стандартно, так и запечатлеться просто в памяти. Миф в этом плане и становится одним из способов организации социальной па­мяти. Это нетекстовый тип, поскольку обычно текст следу­ет из события, а миф, наоборот, сам порождает события, поскольку носитель данной картины мира все происходя­щее объясняет сквозь инструментарий памяти.

Событие ► Текст

Миф *~ Событие

Миф реализуется в текстах, событиях, картинах, музыке и т.д. Число текстов стремится к бесконечности, число ми­фов ограничено.

Виртуальные миры очень значимы для человека, для функционирования общества и государства. Каждый может найти в них требуемое, в ряде случаев они могут компенси­ровать те или иные «огрехи» мира реального. Компенсатор­ная функция важна как для государства, так и для челове­ка. Государство порождает сообщения для своих 1раждан, живописующие то, что они все идут верной дорогой. А от­дельные искривления этой верной дороги могут компенси­роваться с помощью индивидуального вхождения в эти виртуальные миры, создаваемые средствами телевидения, кино, фантастики, детектива. Как пишет Т. Толстая: «Вот читаешь, губами шевелишь, слова разбираешь, и вроде ты сразу в двух местах обретаешься: сам сидишь али лежишь ноги подогнувши, рукой в миске шаришь, а сам другие ми­ры видишь, далекие али вообще небывшис, а все равно как живые» [169, с. 219]. Человек живет частично в реальном, частично — в символическом мире. Вероятно, для каждого это соотношение будет разным.

176

Г. Г. Почепцов. Семиотика

СЕМИОТИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ

Семиотическое противопоставлено естественному, пос­кольку является результатом выбора того или иного вариан­та, а не прямым продолжением ситуации. Например, если западный вариант построения эстетического характеризует­ся поиском эстетики симметрии, то восточный строится на эстетике асимметрии.

Семиотическое является принципиально публичной реа­лизацией, где играет существенную роль наличие как адре­сата сообщения, так и наблюдателя. Семиотическое всегда является порождением общества и общественного. С одной стороны, на это выталкивают потребности коммуникации, исхода из которых следует определенным образом структу­рировать действительность, чтобы она была одной как для отправителя сообщений, так и для получателя их. С другой, общество в целом требует струкгурации для облегчения про­цессов управления и понимания. Порядок отличается от ха­оса именно его стругаурацией, в результате которой уже можно говорить об определенной предсказуемости. Осмыс­ленность — это предсказуемость. Я понимаю только тогда, когда могу предсказывать появление следующих элементов.

Семиотическое позволяет экономить ресурсы, кодируя социальный опыт в большом количестве виртуальных ми­ров. Мир хочет учиться на чужих ошибках. Это ему позво­ляют сделать семиотические механизмы, которые в состоя­нии кодировать и создавать условия для раскодировки больших объемов информации. Возникает третье условие, подталкивающее мир в сторону все большей семиотиза-ции — это облегчение условий хранения информации как в памяти индивидуальной, так и в памяти социальной. При этом мы постоянно вводим новые символизации. Так, «Ле­бединое озеро» после путча 1991 года отсылается не только в область культуры, но и в область политики.

Учитывая проблему интертекстуальности (т.е. взаимоза­висимости одного текста от других), можно говорить о семи­отике как о механизме, позволяющем входить в ииострукту-ры (считывать с иноструктур). Семиотика наводит мостик в

Основы семиотики

177

виртуальный мир. Это определенные механизмы входа и вы­хода, переходов на более высокие уровни концентрации ин­формации. И обратные переходы: от текста к действитель­ности. Мы начинаем трактовать, например, поступки политических лиц с точки зрения мифологических представ­лений, в которые мы их вписываем. Выборы в этом случае выглядят как смена мифа: миф Ельцина должен был сме­ниться мифом Путина. Если Ельцин стал восприниматься как Царь, то Путин стал чиновником. Если Ельцин, в соот­ветствии с советской историей, переставал ходить сам, то Путин, наоборот, наглядно демонстрировал свои физичес­кие возможности (на татами, на корабле, в кабине истреби­теля, на горных лыжах). У Царя также бывает героическое прошлое, но только до того, как он воцарится. Как Царь Ельцин имел право на исключения, на фаворитов. То есть мы можем даже оправдывать определенные поступки реаль­ных исторических фигур в зависимости от присвоения им определенных канонов поведения, зафиксированных в вир­туальной плоскости. Самое удивительное заключается в том, что сами эти исторические фигуры ведут себя в соответствии с запрограммированностью этого уровня. Например, Ельци­ну нравилась неофициальная фиксация его как царя в кру­гу его сподвижников. Виртуальный мир, изучаемый семио­тикой, имеет более существенное значение для мира реального, чем это кажется на первый взгляд.

Семиотическое может реализоваться как в самом знаке, так и в его контексте. Паблик рилейшнз, например, в отли­чие от рекламы, порождает положительные контексты, а не сами тексты. Или такой пример: М. Суслов не любил пьесы М. Шатрова за «неконтролируемые контексты» (передача «Старый телевизор», НТВ, 2001, 23 авг.). То есть практичес­ки чистый с точки зрения текст, к которому трудно прид­раться, все равно вызывал у зрителя не те реакции, которые хотелось бы, что, кстата, говорит и о М. Суслове как не о та­ком глупом догматике, каким мы представляем его сегодня. Это был умный догматик, результатом целенаправленной ра­боты которого и был образ Советского Союза как сильного и, самое главное, понятного игрока на политической арене (и внутри страны, и за ее пределами).

178

Г.Г. Почепцов. Семиотика

Знак и система знаков

Знак объединяет в себе форму и содержание. Если фор­ма тяготеет к единству, повторяемости, то в случае содер­жания мы имеем принципиальное стремление расширять области своего применения. К примеру, горлышко (бутыл­ки) возникает в результате такой «экспансивной» политики содержанияЛеловек вынужден описывать мир меняющих­ся объектов с помощью сложившейся системы знаков. По­этому динамика, которая не может быть применена на уровне формы, находит свое применение на уровне содер­жания.

В семиотике считается аксиоматическим такое положе­ние, при котором знак не может существовать сам по себе, а только в системе. Минимальное количество знаковых состояний — два. Например, наличие или отсутствие цвет­ка на подоконнике в «Семнадцати мгновениях весны», что должно было говорить о провале. Постоянное присутствие цветка или его постоянное отсутствие, т.е. система из одно­го знака, не смогло бы нести никакой коммуникативной функции. Таким образом, для функционирования необхо­дима как минимум двоичная система знаков.

Знак и символ

Знак всегда функционирует в своем контексте, в окру­жении других знаков, символ может существовать и один. Отсюда следует, что знак всегда системен, нет системы, состоящей из одного знака. Символ же может существовать самостоятельно.

Символ «звезда» или «свастика» не имеет одноуровневых с ним единиц. Хотя мы можем сконструировать соответс­твующую знаковую систему из них. Например, та или иная комбинация звездочек на погонах русского офицера.

В определенные исторические периоды политическое пространство вдруг становится очень чувствительным к символам. В качестве примера можно привести неодноз­начную реакцию на смену знамени и государственного

Основы семиотики

179

гимна во всех постсоветских республиках. Борьба за сим­волику становится главнейшим стимулом политиков девя­ностых, чего не было в прибалтийских республиках, кото­рые просто вернулись к старым вариантам символики.

В принципе, человечество более сильно реагирует на символы, чем это можно было бы предположить, исходя из принципиальной виртуальности подобного мира. Опреде­ленные виртуальные объекты начинают функционировать как гораздо более значимые, чем любые реальные объекты. Например, значимыми становятся номера телефонов, номе­ра автомобилей, за обладание которыми бьются чиновники всех рангов.

Определенные исторические периоды выступают как эпохи создания символов, а определенные — как эпохи раз­рушения символов. Любые революционные варианты изме­нений связаны с изменением символов. Принципиально меняется базисный набор, например, революция 1917 г. привнесла «звезду» и новый канонизированный список фи­гур (Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин), смену флага, гимна, типажей героев.

Все страны прошли смену героев, вызванную доминан­тностью телеэкрана: от героев производства они перешли к героям досуга, потребления, которые более адекватны дан­ному каналу коммуникации (Ч. Рисмен). В этом случае ка­нал коммуникации продиктовывает тип содержания, кото­рый он более эффективно может передавать. В результате политики переняли актерскую манеру поведения, посколь­ку эффективность ее воздействия выше.

Визуальное и иконическое

Визуальное пространство мы будем трактовать как «сы­рое». На его базе возможно возникновение иконических знаков. Глядя в одно и то же визуальное пространство, но­сители разных кодов могут увидеть в нем разные типы зна­ков. Черный или белый, например, в качестве знака печа­ли по умершим у разных народов. Или такой бесконечно

180

Г.Г. Почепцов. Семиотика

употребляемый пример, как противоположные типы выра­жения «да» и «нет» у русских и болгар.

В человеческой цивилизации визуальные знаки не полу­чили того же уровня развития, той сложности, что и знаки вербальные. По этой причине визуальные знаки носят более универсальный характер, они в меньшей степени детерми­нированы тем или иным вариантом культуры. Они также ус­ловны, но степень условности в них меньше. Следовательно, для их понимания требуется владение кодами более общего порядка.

Визуальное пространство может воспринять разнооб­разные виды знаков и кодов. В нем могут размещаться скульптура, флаг, одежда и еда. Все они имеют обязатель­ный визуальный компонент, поскольку в визуальном пространстве происходит их частичная или полная реали­зация.

Визуальное пространство может обладать иконическими знаками, а может быть свободно от них. Свободным оно также будет казаться тому, кто не владеет соответствующим иконическим кодом, поскольку он не сможет «прочесть» заложенного в это пространство сообщения.

Государства любят контроль над визуальным пространс­твом не в меньшей степени, чем контроль над пространс­твом вербальным. Если написать роман может каждый, то поставить памятник не так легко, поскольку:

а) сообщения в визуальном пространстве носят гораздо более долговременный характер,

б) на вербальные тексты выходят только те потребители, которые их запрашивают, а на подобные визуальные сооб­ щения будет выходить гораздо более обширный круг потре­ бителей.

Имидж

Имидж является принципиально знаковым сообщением, поскольку несет в себе только определенный объем заранее отобранных характеристик. Ограничения во времени, ресур­сные ограничения требуют создания такого типа сообщения, которое бы носило наиболее эффективный характер. Эти ог-

Основы семиотики

181

раничения могут возникать из-за цели кампании, например, выборов, когда требуется за краткий период времени завое­вать голоса наибольшего количества сторонников.

Имидж с точки зрения политтехнологов - это конструи­рование образа из знаковых составляющих. Это констури-рование находится всецело в области семиотики. За каждой из подобных характеристик стоят нарративы, принятые в данном обществе для данного типа «героя». Уже способы дальнейшего продвижения этого образа к целевым аудито­риям и выбор каналов коммуникации всецело принадлежит политгехнологии.

Сложность такого знакового конструирования образа состоит в том, что в данном случае используются не только знаки системного порядка, но и знаки, которые мы обозна­чим как досистемные. Наличие очков как признак интелли­гентности может не являться системным признаком. Путин в самолете или на подводной лодке в предвыборный период также не являются системными признаками. Имея значение «хорошее здоровье», противопоставленное болезням Ельцина, это все равно разовые сообщения, не построенные на сис­темной основе.

Имиджевые характеристики —- хозяин или рыцарь — по сути своей являются «осколками» мифов, и в этом залог их эффективности. Они подключают к воздействию на потре­бителя уже проверенные веками типы историй.

Массовая коммуникация

Массовая коммуникация порождает столь же мифологи­ческие интерпретации действительности, как и художес­твенная коммуникация. Это связано с тем, что массовая коммуникация осуществляет переход от случайного к типи­ческому, а это тот же вариант организации действительнос­ти, который наблюдается при переходе к сюжету в литера­туре. Реальный порядок фактов может не удовлетворять требованиям художественной конструкции. Одна норма (художественная) становится важнее другой нормы (досто­верности).

182 Г.Г. Почепцов. Семиотика

Массовая коммуникация мифологизирует окружающую действительность также и в следующем аспекте. Газета, но­вости на телевидении имеют ограниченный объем для раз­мещения сообщений. Однако в мире происходят миллиар­ды событий, которые в результате должны превратиться в десяток новостей. Этот процесс выбора в основе своей ми­фологизирует действительность, поскольку мы начинаем руководствоваться уже имеющимся представлением об ор­ганизации мира, под который мы подводим те или факты.

Вероятно, по этой причине особой популярностью сре­ди новостей пользуются те, которые вольно или невольно направлены на изменение картины мира. Например, войны и военные действия, извержения вулканов или исчезнове­ние самолетов.

История как наука также направлена на мифологизацию действительности, поскольку оставляет за бортом случай­ное, точнее то, что кажется случайным тому или иному ис­следователю.

Все это говорит о том, что есть определенная схема об­щей модели мира, которая начинает манифестироваться то в виде литературы, то в виде картины, то в виде телеиовос-тей, и она ничем кардинальным не отличается от художес­твенного варианта коммуникации. Новости подчеркивают специальными операторами свой принципиально реальный характер.

И новости, и миф совпадают в том, что оперируют пре­дельными величинами. Маресьев как вариант советск то мифа вполне совпадает с новостной подачей того же фак­та. Эксплуатация предельного позволяет очерчивать грани­цы нормального, границы разрешенного. И новости, и миф фиксируют нарушения пределов, чтобы подтвердить их яв­ное существование.

СООБЩЕНИЕ И ТЕКСТ

Мы живем в мире сообщений. Текст представляет собой более стандартизованный и отфильтрованный культурой или временем тип сообщения. Из-за этого одновременно

Основы семиотики

183

вырастает его длина, объем. Возникает тенденция к реше­нию стратегических, а не тактических задач с помощью текста, а не сообщения.

Правда, семиотики любят приводить в качестве примера тексты, состоящие только из одного слова, например, над­пись «Закрыто» на двери магазина. Главенствующей харак­теристикой текста при этом подходе служит чисто формаль­ная отъединенностъ его от других текстов. С этим вполне можно поспорить, хотя бы потому, что главной характерис­тикой единицы становятся не ее внутренние особенности, а внешние, что менее интересно чисто методологически.

Если говорить о внутренних требованиях, то текст как более долговременный тип сообщения необходимо осво­бождать от характеристик случайного порядка, сохраняя в нем характеристики системного порядка. Рассмотрим в ка­честве примера иконический уровень.

Фотография Горбачева как сообщение могла иметь ро­димое пятно. Фотография как текст канонического поряд­ка (для серии портретов членов Политбюро) уже не имела родимого пятна, признанного недостатком. Это внесение изменений в сообщение при превращении его в текст в слу­чае портрета Горбачева активно делалось в первые годы его правления. Потом от них отказались, Горбачев стал появ­ляться с «пятном», за что получил прозвище «меченого».

На фотографиях и портретах Сталина убирались оспины с лица. Знаковость резко возрастает при переходе от неофи­циального к официальному коммуникативному пространс­тву. Например, Ельцин в первом случае мог быть маркиро­ван как пьющий, но это было невозможным во втором случае. Официальное пространство будет всеми возможны­ми способами ограничивать нежелательную информацию, ускоряя обращение информации желательной.

Такое внимание к системности правительственных фо­тографий однажды привело к казусу. Во время одного офи­циального визита оказалось, что встречающие члены По­литбюро были в шляпах, а Косыгин — без, ему дорисовали шляпу. Но потом обнаружилось, что свою шляпу Косыгин держал в руке. В результате на фотографии у Косыгина по­явилось две шляпы: одна на голове, другая в руке.

184 Г.Г. Почепцов. Семиотика

.Даже тип домашних фотографий (из-за этого явно по­нимаемого перехода в долговременность) меняют изобра­жаемый объект: люди хотят одеться по-другому, причесать­ся, занять ту или иную позу. Они явно формируют текст, а не сообщение.

Текст в этом плане является стратегической коммуника­ций, а не тактической. Для него становится менее значи­мым контекст восприятия, поскольку контекст приобрета­ет универсальный характер. Однако, такое сообщение не направлено на восприятие в любом контексте. .

Текст также должен обладать более сильной защищен­ностью (системой защиты), чем просто предупреждение от внесения возможных изменений, то ли при его передаче, то ли при его потреблении. Тексты можно учить наизусть, как, например, в школе. Собрания сочинений дают нам кано­нические тексты. Система редактуры освобождает текст от случайных компонентов. Например, данный тип культуры считает повторы слов недостатком, следовательно, редакту­ра текста будет избавлять от них текст. В сообщении (нап­ример, в телефонном разговоре) не будет редактора, кото­рый сможет произвести эту операцию. Следовательно, для обслуживания текстов существуют определенные профес­сии, определенное количество людей работает над их защи­той от любых хаотических или непредвиденных изменений.

Репетиции спектакля направлены на создание текста, который выходит на больший объем зрителей. Текст, в от­личие от сообщения, предназначен для большего числа чи­тателей/зрителей.

Сообщение в особых контекстах может начать функци­онировать как текст. Например, переговоры пилота совет­ского самолета Г. Осиповича, который сбил южнокорей­ский лайнер, заслушивались в ООН. То есть сообщение попало в сферу функционирования текста. Но для этого его все равно предварительно подчищали американские спец­службы, чтобы убрать оттуда отсылки на то, что пилот не может понять, какой это тип самолета.

Официальная биография человека также перечисляет только канонические (нужные) факты, она выступает в роли текста. Воспоминания друзей детства дают как бы сообще-

Основы семиотики

185

ние, раскрывая неканонические типы поступков. Эта инфор­мация возможна уже только постфактум, например, рассказ о том, что Ландау приводил домой любовниц, а его жена наб­людала за всем, спрятавшись в шкафу. Нечто подобное было и у Хармса: придя домой, жена должна была стучаться, а ее иногда просили прийти через пятнадцать минут.

Сообщение не рассчитано на хранение, текст же прин­ципиально сориентирован на хранение, следовательно, на многократное размножение. Он не существует в единствен­ном числе, а живет во множестве копий.

Сообщение из-за узкого круга потребителей, контекс­тного функционирования обладает большей однозначнос­тью. Текст из-за противоположных ориентации может иметь многозначное прочтение.

В этом плане гадание, например, моделируется гадалкой как сообщение (то есть как индивидуально созданный ин­формационный продукт), хотя на самом деле является тек­стом (то есть универсальным информационным продуктом).

Текст в отличие от сообщения прошел процедуру анони-мизации получателя информации. Именно по этой причи­не он может употребляться в разных контекстах, а также подвергаться процессу размножения в требуемом количес­тве экземпляров.

При переходе от сообщения к тексту имеет место унич­тожение всех случайных характеристик, например, повто­ры, хезитация, то есть системность его увеличивается как на содержательном, так и на чисто формальном уровне. Вот это увеличение системности и делает его самодостаточным. Он может функционировать сам по себе. Возникает проб­лема границ, отчлененности данного текста от других.

Не менее значимой становится проблема идентичности исходного текста. Вспомним, что книгопечатание возника­ет в Европе как попытка сохранить в неизменности текст Библии, поскольку переписчики не только содействовали размножению и последующей трансляции текста, но и бы­ли причиной появления отклонений. Существуют сакраль­ные тексты, толкование которых общество доверяет только избранным лицам.

186

Г. Г. Почепцов. Семиотика

Текста отражают суть соответствующей цивилизации и ее стттш от других щшшшций. Сталин собственноручно правил «Историю ВКЩб)», ввода в канонический текст описание своей выдающейся роли. И это было подлинно ху­дожественным цроизведением, поскольку в нем' следовало убрать ряд фамилий, которые действительно были главными действующими лицами в тех ситуациях, в которые затем вписывалась фамилия Сталина. Мир письменный/печатный всеща более правильный, чем мир устный, поскольку он направлен на большое число прочтений. Соответственно, в человеческой цивилизации всеща действует следующее пра­вило: увеличение числа потребителей текста создает более обобщенное повествование.

Чем выше поднимается человек по иерархической лес­тнице, тем ограниченнее становится его общение с миром случайностей, с миром простых людей. Он все больше слу­шает и читает то, что ему специально готовят, т.е. растет знаковость получаемой им информации. Он все больше живет в мире текстов, а не сообщений. От реальных кон­текстов он смещается в область контекстов информацион­ных, которые в основе своей всегда будут носить знаковый характер. Даже наше восхищение природой (вроде бы ре­альный контекст) может опираться на чисто знаковые представления, что такое хорошо и что такое плохо. Нап­ример, березка как признак родной природы.

Общество может быть сориентировано на тексты, и мы будем иметь более консервативный вариант его развития, или на сообщения — и в результате перед нами будет более динамичный вариант развития. Тоталитарное общество принципиально текстовое: оно живет в рамках существова­ния одного главного Текста, который задает все возможные варианты ответов. В' этом отношении общества прошлого были более запрограммированы: их сообщения вытекают из одного Текста. Современные общества разрешают «па­раллельное» существования ряда текстов и рада сообщений. Для управления такими обществами требуются более слож­ные схемы.

Основы семиотики

187

ЗНАК И ТЕКСТ

Семиотика вырастает из анализа языка как знаковой сис­темы, что накладывает определенные ограничения на ее инс­трументарий. Фердинанд де Соссюр считал, что семиотика включает в себя в качестве составной части и лингвистику, занимающуюся знаками естественного языка. Однако то, что характерно для анализа языков подобного типа, слабо пере­носится на языки другого типа (языки кино, театра, живопи­си и другие языки в рамках художественной коммуникации).

В случае соссюровской семиотики (о Фердинанде де Соссюре см. дальше) базовым является Язык, а тексты, ос­нованные на нем, являются вторичными, вытекающими из наличия языка, данного заранее.

Базисный — Язык, вторичные — Тексты.

В случае языков искусства мы имеем совершенно иное соотношение:

Базисный — Текст, вторичный — Язык.

Писатель, художник не занимаются «строительством» языка, они заняты текстам, ксторый носит характер сооб­щения. Писатели и художники, создавая текст-сообщение, не обязаны одновременно создавать язык, выделять знаки в целях облегчения понимания со стороны получателя этого сообщения.

При базисное™ языка мы имеем четкий набор знаков, при базисное™ текстов знаки перестают быть четко отгра­ниченными друг от друга, исчезает также жесткая зависи­мость между формой и содержанием. Знаки как элементар­ные единицы с обязательным порядком употребления носят в достаточной степени условный характер. Их свойс­тва носят более структурный, чем текстовый характер. Об­разуются как бы два типа знаков. В случае языковых зна­ков мы имеем:

188

Г.Г. Почепцов. Семиотика

• четкий список,

• четкие границы,

• жесткую связь между формой и значением.

В случае текстовых знаков все эти параметры принимают нечеткий характер зависимости. При этом в случае художес­твенной коммуникации, как оказалось, эти «отрицательные» с точки зрения естественного языка характеристики начина­ют играть на пользу данному типу сообщения, что связано с заинтересованностью в определенном уровне неоднознач­ности для получения оптимального типа функционирования.

Можно предположить две причины, почему мы все же ищем подобные знаковые образования даже там, где их нет. С одной стороны, это может быть естественный процесс декодирования сообщения, к которому мы уже привыкли, оперируя с естественными языками. По аналогии, мы и пытаемся выделить элементарные единицы — знаки. Мы переносим свой опыт понимания сообщения на новый ма­териал, хотя в реальности он может быть построен совер­шенно по-иному. С другой стороны, таковыми могут быть наши представления об осмысленности, упорядоченности любых объектов, включая и текстовые. Мы ищем в новых объектах те же структуры упорядоченности, которые есть в наиболее структурированных объектах. В любом случае мы вписываем эту упорядоченность в материал, даже если она не характерна для этого типа материала. Но таковы требо­вания нашего типа обработки информации.

В соссюровской концепции имеет место примат струк­турности, поскольку знак интересен своей системностью, возможностью с помощью различных законов его сочета­ния получать все новые и новые тексты. В постструктура­листской концепции имеем примат коммуникативности. В утрированном случае мы вообще можем не иметь знака, а только одно-единственное сообщение, которое неразложи­мо на составные единицы. Подобный взгляд в принципе невозможен в рамках соссюровской концепции. В резуль­тате мы получаем структурную семиотику и коммуникатив­ную семиотику.

Основы семиотики 189