50. Ю. Хабермас о кризисе государства благосостояния.

Ю. Хабермас «Кризис государства благосостояния и исчерпанность утопической энергии» (1985)

Основная идея. В эпоху Возрождения появилось утопическое сознание. В Новое время оно соединилось с историческим мышлением. Сейчас кризис утопической энергии. Многие интеллектуалы ушли в глухую оборону. Но нам надо понимать, что утопизм, идущий от 19 века, — это утопизм, связанный с трудовыми и чисто экономическими отношениями. И исчерпал себя только этот вид утопического сознания. Чтобы улучшить общество, мы не должны отказываться от утопической энергии. Но она должна быть связана уже не с чисто трудовыми отношениями, а низовым уровнем коммуникации. Каким именно образом через коммуникацию мы можем продолжить преобразование общества согласно идеалам, Хабермас в этой статье не поясняет.

A. С конца 18 в. на Западе формируется новое осознание современности. Раньше «Новое время» — эпоха Страшного суда. С конца 18 в. новое время — это уже современность, нынешнее время. Эпоха модерна может уже не заимствовать свои ориентирующие критерии у образцов из других эпох. Эпоха модерна воспринимает себя исключительно из настроя на саму себя — ей приходится черпать собственную нормативность из самой себя Само по себе историческое мышление исходит из исторической непрерывности. Утопическое мышление представляет собой наличие альтернатив действия, т.е. выход из непрерывности. Таким образом, есть определенная противоречивость этих форм мышления. Но эти формы мышления на определенном этапе соединятся. «Утопия» Томаса Мора, «Город Солнца» Кампанеллы, «Новая Атлантида» Бэкона — это утопии Ренессанса. Это именно романы о государстве, они еще не соединены с историцизмом. Все меняется, когда руссоист Мерсье написал о Париже 2440 г. Утопическая энергия переходит в историческое сознание уже окончательно со времен Великой Французской революции. Все пронизаны утопической энергией и все критикуют утопию. Оуэн, Сен-Симон, Фурье, Прудон резко критикуют утопизм. Маркс и Энгельс в свою очередь называют их «утопическими социалистами», хотя сами наполняют историю утопизмом.

B. I. Сейчас выглядит будто утопическая энергия иссякла. Будущее представляется в негативном духе (безработица, гонка вооружений, распространение ядерного оружия и т.д.). У интеллектуалов та же беспомощность, что и у политиков. Мы не видим в дальнейшем техническом развитии светлого будущего, а именно утопическое сознание настаивало на техническом прогрессе. Интеллектуалы показывают, что утопический рационализм выливается во властный контроль над личностью в частной сфере: критика Хайдеггера субъективности Нового времени, развитие ее Дерридой; развитие Фуко критики Хоркхаймера и Адорно инструментального разума в теории о вечном возвращении власти. Историческое сознание отказывается от утопической энергии. II. Классики социальной теории от Маркса до Вебера были единодушны в том, что структура буржуазного общества формируется абстрактным трудом и типом труда, который дает заработок. Маркс: «Индивиды должны присвоить себе существующую совокупность производительных сил, чтобы добиться самодеятельности». Как отмечает современный немецкий исследователь Клаус Оффе, сейчас же происходит убывание детерминации социального развития фактами труда, производства и зарплаты. Другой исследователь — Андре Горц — замечает, что труд отделился от дохода.

C. I. В Европе после второй мировой войны сформировалось социальное государство, государство всеобщего благосостояния. Это компромисс демократии и капитализма. Методологическая сторона компромисса: ослабление классовых антагонизмов следует искать через вмешательство демократически легетимизированной государственной власти. Субстанциальная сторона: когда рабочие и служащие участвуют в прибылях, они имеют шанс жить при свободе, благосостоянии и справедливости. II. Границы примиримости капитализма и демократии имеет границы. Кейнсианскую модель (кейнсианство — учение о том, что рыночная экономика не может развиваться без вмешательства государства посредством налогового и денежного регулирования) трудно защитить от внешних факторов. Чем успешнее социальное государство, тем больше благосостояние людей зависит уже не от вертикального, а от горизонтального перераспределения, а последнее не может контролироваться государством. Также, с одной стороны, растет число тех, кто сознательно выбирает остаться безработным, а с другой — основная масса избирателей может пожелать оградиться от наиболее нуждающихся в социальной защите слоев. В то же время производство новых жизненных форм бюрократически-правовыми средствами приводит к тому, что граждан покрывает все более густая сеть правовых норм и государственной бюрократии. Как писал Фуко, это власть в капиллярных разветвлениях коммуникации.

D. Карл Оффе различает 3 типа реакции на современные процессы. I. Легитимизм. Правые социал-демократы считают, что надо продолжить искать компромисс демократии и капитализма. II. Неоконсерватизм. Рейган, Тэтчер и др. 1) Наладить процесс накопления, несмотря на рост безработицы. 2) Расходы на легитимацию политической системы должны понизиться; нужно активизировать негосударственный административный потенциал крупных объединений. 3) Культурная политика должна подрывать авторитет зацикленных на власти либералов и поощрять патриотизм, религию, гражданственность и т.д. III. Диссидентство критики роста. Сторонники этих взглядов: меньшинства (старики, молодежь, женщины, безработные, геи, инвалиды и т.д.). Они выступают за отказ от продуктивного и прогрессистского мировоззрении, т.е. за прекращение роста и политику социальной дедифференциации.

E. I. Легитимисты и неоконсерваторы представляют историческое сознание, лишенное утопической энергии. Диссиденты критики роста также сидят в обороне. Единственная наступательная стратегия — нужно подвергнуть социальное государство более высокой степени рефлексии. Надо понять, что именно подпитывающаяся утопией трудового общества программа социального государства утрачивает способность обнаруживать грядущие возможности лучшей в коллективном отношении и более безопасной жизни. II. Карл Оффе выделяет 3 арены политологической модели: 1) политическая элита, государственный аппарат; 2) группы и коллективы, контролирующие доступы к средствам производства и коммуникации; 3) трудноуловимые коммуникационные культуры, которые состязаются за то, что Грамши называл культурной гегемонией и в которых происходят повороты основных тенденций духа времени. Любой проект, сдвигающий гири интересов в сторону управления посредством солидарности, должен мобилизовывать нижнюю арену по отношению к верхним. III. После расставания с утопическим содержанием трудового общества ни в коей мере не исчезает утопическое измерение исторического сознания и политических дискуссий. Утопично именно смешение высокоразвитой коммуникативной инфраструктуры возможных жизненных форм с определенной, всегда выступающей в единственном числе тотальностью удавшейся жизни.

*

59