3. Дружеское послание и элегия в лирике Батюшкова и Жуковского

Эллегия - жанр, который отражает внутренний мир человека. Есть время историч. и есть интимное, независимое от историч. "О память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной"(с)Батюшков. Это собственное время, время твоей чувственной памяти, которое может не иметь никакого отношения к времени историческому. Элегия как жанр ориентирована на интимное время - время души. Элегия открывает трагизм жизни, т. к. время конечно. И любой человек становится романтическим героем: умирать-то никто не хочет, а придётся. Элегия не терпит исторического времени. Именно Батюшков необыкновенно расширяет её возможности. 1813 - "К Дашкову", программное пр-е для Батюшкова. Тогда была необходим атрибуция жанра, и Батюшков называет свой текст не посланием, а Элегией. Описывая разрушенную Москву он впустил в неё историч. время заодно определил программу собственного творч-ва. Освещая эпические полотна, Б двигает элегию к эпической поэме, НО элегия остаётся абсолютно личным переживанием истории. Соединив несоединимое: частную элегию, и историческую эпопею, Б создал новую степень свободы, развитие за рамки ограничений. Вся дальнейшая история русской литературы - есть раздвижение рамок к проникновению в иную ощущаемую реальность.

Но Б был истинным гением в другом жанре. Он рождает жанр Дружеского Послания. ДП родились из переписок Арзамаса. Из бытовой переписки родился жанр, 1 тхт и образец жанра - "Мои пенаты" Батюшкова (послание к Вяземскому).

Дружеское послание: жанр - категория мировоззренческая, точка воззрения, с которой текст смотрит на мир. И если элегии свойственна грусть, печаль, уныние, то Дружеское послание обречено на веселье. Ничего другого в весёлой тусовке Арзамаса, издевающейся над беседчиками, и выйти не могло. В элегии есть точка во времени, из которой ЛГ что-то вспоминает: "святое Прежде"(с)Ж. Там счастье. надежда, упование... Это прошлое отнято временем. Элегическая дистанция между прекрасным и настоящим. Прошло уже достаточно времени, чтобы человек не бился в истерике и мог об этом говорить. Элегическая эмоция грустной улыбки воспоминания. И всё, что было утрачено, ждёт нас там, и "прежде" и "там" сольётся. Элегия целиком и полностью построена на временной дистанции.

Жанр Дружеского послания противоположен элегии по эмоции. Это первый лирический жанр, который включает в себя бытовой, пространственный мир. Всё, что для оды было хорошо - ложе, меч предков и пр. - у Батюшкова никому не нужно, а ценности личные, домашние собственные, что раньше было возможно только в басне, низком жанре. И главный человек – не император, который олицетворяет гос-во, а сам поэт. В этом мире вино никогда не кончается, день только для пития и творчества, а ночь для любви, здесь не изменит любимая, и не предадут друзья, достаточно только сбежать, отгородиться от большого испорченного мира, а в этом нашем малом мире мы совершенно счастливы и ничто нам не угрожает. Если в элегии время текущее, то в дружеском послании - циклическое. И единица времени - сутки: творить, пировать, потом любить, а утром снова пировать... Но это одни и те же сутки. "Не знаю завтра и вчера", это полные счастья бесконечные сутки. Это была революция сознания: впервые лирика опоэтизировала и подняла на щит частную жизнь и противопоставила ей официоз. В своём личном, утопическом мире мы неуязвимы для времени. Но в этом мире есть и смерть: "упьёмся сладострастьем и смерть опередим". Возникает ощущение вседозволенности ЛГ, он даже может описать свою собственную могилу: "Прах счастливцев молодых" - так счастливы, что пофиг, что померли! Смерть не осмыслена эмоционально. Эпикурейская философия: "Смерти нет, пока я есть, а когда придёт смерть - меня не будет". Так чего бояться?

До декабристах оду больше не вспоминают. Батюшков и Жуковский создают устойчивый стиль Школы Гармонической точности. Штиль не жанра, а направления.

Жуковский ориентирован на песенность, Батюшков - на танцевальность (вакханка) - и это ещё один повод сделать мир эстетическим. Жуковский - поэт настроения, Батюшков - поэт страсти. Батюшковская страсть безумия настолько эсетизирована, что и зыбкость настроения Жуковскго и страсть Батюшкоа идут к одному: разные сферы мира становятся одинаково эстетизированы. И неуловимое, переменчивое Жуковского, и человеческое, ощутимое, эротическое Батюшкова.

Подробнее об элегии Жуковского и Батюшкова см. в билетах №1 и 4.