4.2. Рыночный механизм усиления конфликтного элемента социальной безопасности

От состояния рынка зависит приращение богатства общества, т.е. рынок является не чисто экономической категорией, но также категорией политической. Рынок становится политической категорией не только потому, что от него зависит, получит приращение богатство в обществе или нет, но еще и потому, что рынок – это способ социально-политической связи, способ принудительного объединения людей, особой принудительной коллективной жизни. Этот способ объединения характеризуется тем, что он связывает людей между собой, делает их социальными существами через разъединение и конфликт. Однако даже при разъединительно-объединительной форме связи он формирует систему социальной безопасности, доставляя индивиду и обществу богатства, созданные в недрах производства. Совокупное богатство общества является объективной основой социальной безопасности. Без продукта, удовлетворяющего потребности индивидов, речь о его социальной безопасности может быть прекращена.

В рыночных отношениях для индивида создается неопределенность того, какое положение он займет в результате конкурентной борьбы. Тем самым для индивида границы социальной безопасности становятся размытыми и окончательно неопределенными, и ему приходится самому удерживать свою потребность на минимально возможном уровне. При этом и государству неведомо, где же предел социальной безопасности для индивидов, за которым их подстерегает опасность. Поэтому посредством конкуренции уясняется нижний предел социальной безопасности. Чем выше конкурентная борьба ‑ тем ниже может быть нижний предел социальной безопасности. Слабая конкуренция ‑ или ее отсутствие ‑ повышает уровень социальной безопасности. Именно монополия может привести к периоду социальных гарантий, ведущему к ассоциации, дальнейшему уделу человечества. Социальные гарантии являются только переходом, промежуточным этапом, пишет Ш. Фурье, между несчастной судьбой, называемой цивилизацией, и счастливой судьбой, или сосьетарным строем.¹¹⁷

Рынок формирует социальную безопасность на минимальном уровне. Однако он ее формирует исходя из потребностей сокращения издержек на производство товаров. Но в силу того, что производство с каждым годом увеличивается, то и общий уровень социальной безопасности увеличивается. Но он не конструирует систему безопасности, он создает систему опасностей. Эта система опасностей связана с частной собственностью, конкуренцией, социальной дифференциацией и конфликтом. Это происходит в силу того, что «цель капиталистического производства отнюдь не потребление. Целью всякого производства есть доход…» ‑ пишет М.И. Туган-Барановский.¹¹⁸ Мы не будем забегать вперед и здесь остановимся на особенностях рынка как способа организации общества на двойственных основаниях – опасных и безопасных.

Безопасность для рынка категория исключительного следствия, как производная от достижения своей цели – дохода. Потребности индивидов также есть следствие достижения дохода. Рынок в своем движении к цели порождает не безопасность, а в основном опасность для индивида не только в плане доставки опасных товаров и услуг, но и в плане неважности для него потребления как основы социальной безопасности. Все дело в том, пишет М.И. Туган-Барановский, что с точки зрения капиталистов, регулирующих национальное производство, рабочая плата, т.е. доход большей части общества, составляет не доход, а капитал, который может быть с выгодой заменен другим капиталом – машинами. Поэтому в капиталистическом обществе сумма национального дохода может уменьшаться, а спрос на товары возрастать; страна может становиться богаче, а доходы ее могут падать, хотя это кажется парадоксом при первом взгляде.¹¹⁹ Порожденные иллюзии о том, что рынок нацелен на производство социальной безопасности, рассыпаются, как только мы начинает понимать основную цель капиталистического способа производства, и какую роль в нем играет рынок. Рынок организует общество на потребностном основании, но ближайшей целью рынка является доход ‑ прибыль и заработная плата. Последние отношения определяют и организующие способности рынка, и способности формирования социальной безопасности. Но так как доход категория не только экономическая, но и социальная, обозначающая в своих долях социальное положение индивида, то можно и должно говорить об особом уровне социальной безопасности, который может быть предложен обществу рынком. Рынок формирует в данном случае такую социальную безопасность, которую можно определить через доход. Чем выше доход, тем выше система безопасности как общества в целом, так и отдельно взятого индивида. Рынок социальную безопасность измеряет доходом, но при этом ему все равно будет ли этот доход отражать, как говорит М.И. Туган-Барановский народное потребление, либо потребление средств производства, либо потребление общественных классов, источником дохода которых является прибавочная ценность.¹²⁰

Для того чтобы рынок был сориентирован на удовлетворение потребностей индивидов и общества, в целом необходимо сделать так, чтобы потребности и доход стали тождественными. Но этого рынок не может себе позволить и потому потребностям индивидов рынок отводит роль средства получения дохода и достижения своей генетической цели – дохода. Поэтому современные либерально настроенные экономисты в гражданском обществе видят средство для функционирования рынка. Так Е. Ясин только в 2004 году пришел к выводу о том, что для бизнеса настало время повернуться лицом к гражданскому обществу, но только лишь для того, чтобы потом оно поддержало деловое сообщество.¹²¹ Идея о гражданском обществе, как средстве, а то и условии функционирования бизнеса, постоянный лейтмотив у отечественных проповедников рыночных отношений. И это свидетельство того, что как только российский бизнес сведет счеты с противным ему государством с помощью гражданского общества, так он точно так же сведет счеты и с самим гражданским обществом.

Однако потребности и потребление учитываются рынком, а гражданское общество организуется таким образом, чтобы из него постоянно черпался материал для воспроизводства рынка. Но для того чтобы этот материал не требовал для себя больших затрат, его организация должна быть наиболее приспособленной к их минимизации. В связи с чем рынку ничего не остается делать, как растрачивать часть своих сил на ликвидацию самых вопиющих результатов своей деятельности. Ему приходится что-то скрывать от гражданского общества, что представлять в благовидном свете, а что-то уничтожать. Так, если коснуться такого явления рыночных отношений, как преступность, то можно увидеть, что только рынку выгодно удерживать ее в определенных пределах. Чем выше преступность, особенно имущественная, тем больше рынок перекладывает на плечи наемных работников и части буржуазии ее содержание. Ибо преступность – простой, вне закона осуществляемый, перераспределительный процесс. Значит та часть населения, которая выключена из процесса производства, не занята трудом, содержится теми, кто трудится. Но превышение преступности над производительным трудом является катастрофой для рынка, и потому он заинтересован в разумных пределах преступности, но не в ее уничтожении.

Ориентированность рынка на потребности, мы еще раз повторимся в этом, не является его целью. Он на них ориентирован как на средство. Но и при такой ориентации происходят метаморфозы с рынком, как в любом действии человека: средства превращаются в ближайшие цели, для того чтобы сложится в средство для более перспективной цели. Так происходит и с рынком. Гражданское общество для него становится перманентной целью, наполняющей социальным смыслом действия рынка. А в периоды важности этого средства не только для функционирования рынка, но и его существования, рынок может забыть о своих корыстных целях, а его идеологи могут не выпрыгивать из штанов для того, чтобы доказать важность рынка для гражданского общества. Поэтому появляются представления о социальной направленности рынка, но она существует и может существовать только как идеализация перманентно возникающего отношения рынка к гражданскому обществу. Возможно ли закрепить перманентно возникающее отношение? Естественно, возможно, и оно закрепляется в таких понятиях, как «социально ориентированный рынок», «социально ориентированное рыночное хозяйство», «социальное государство». Оно так же закрепляется в понятии «социальная безопасность», для которого социально ориентированный рынок и социальное государство имеют методологическое значение. Но когда рынку придаются социальный характер, то впадают в противоречие, потому что в действительности рынок не всегда социален и человечен, не всегда конституируемое социальное государство социально. Данное противоречие действительно присутствует, но оно разрешается в действительности посредством меры социальности, которая заключена как в рынке, так и в государстве. Критика этой меры указывает нам на то, идеологи рынка и идеологи государства хотят либо уменьшить социальность рынка и государства, либо ее увеличить. То же самое происходит с социальной безопасностью. Она в каждом конкретном случае определяется мерой, которой либо мало, либо много. Могут сказать, что много социальной безопасности не бывает. Бывает тогда, когда она подвергается калькуляции, т.е. высчитываются затраты на ее поддержание. Не бывает абсолютной безопасности в обществе. Она всегда относительна затрат на ее поддержание.

От того, насколько рынок сориентирован на удовлетворение потребностей общества, зависит и его способность формировать необходимый уровень социальной безопасности общества и каждого отдельного индивида. Понятие «социальная ориентированность» и «социальная безопасность» отражают один и тот же процесс приближения рынка к запросам общества и индивида. Однако если понятие «социальной ориентированности» указывает нам на вектор направленности рынка, то понятие «социальная безопасность» ‑ на конечную цель движения рынка и на свободное от опасностей и угроз положение индивидов и общества. Для исследователя важно понять и раскрыть механизм движения рынка к социальной безопасности, раскрыть пределы социальной ориентированности, чтобы не требовать от него невыполнимого.

Рынок, производя богатство – прибыль, – формирует социальную дифференциацию как систему мотивов к производительной деятельности, тогда как государство находит в такой социальной дифференциации основу своего собственного воспроизводства и выступает как продукт побочного следствия рынка ‑ социальной дифференциации, тогда как его претензии к рынку всеобъемлющи. Поэтому для рынка, если он пытается вырваться из тяжелого пожатия государственной десницы, есть один проверенный временем путь – доводить уровень социальной дифференциации до уровня развитых капиталистических стран, т.е. до уровня наименьшего различия в доходах различных социальных групп.

Чем «товарнее» человек, тем в большей степени его социальные перемещения в обществе, или социальная мобильность, его переходы из одного состояния в другое зависят от простого механического перемещения товарной массы. Переход из одного слоя в другой связан с той товарной массой, которой он обладает. По мере накопления этого товара, цена которого соответственно растет, индивид приобретает право перехода в большую степень зависимости от товара, все больше сам становится товаром. Человек, на какой бы ступени своего благосостояния он не находился, сращивается с вещными отношениями настолько, насколько это возможно. Став вещью, он во всех остальных видит вещи и хочет, чтобы в действительности они были таковыми.

Эта организация мира вещей ‑ наиболее удобная организация для рынка. Если торговля есть форма связи между людьми, то они должны быть товарами, передвигающимися на своих ногах. Человеку в этом мире не осталось ничего человеческого: ни любви, ни дружбы, ни потребностей, проистекающих от желания, ему уготовано быть вещью и развиваться как вещь. Если он в своей основе не может быть в последующем отремонтирован, модифицирован, то его удел быть изгоем этого общества. Если же он приспособлен к изменению еще некоторое время, то на это будут потрачены усилия владельца товара; в противном случае, как и любой товар, потерявший свою былую физическую и моральную силу, он идет в утиль.

Человек, включенный в эту зависимость от товара, в рыночных условиях достигает той степени социальной безопасности, каковой лишается тот, кто исключен из вещной зависимости. Вещная зависимость есть исполненная жизни зависимость. Однако подобная зависимость представляет суррогат социальности и социальной безопасности, в силу того, что сам человек становится товаром и, социальность которого, заключена в цене рабочей силы.

Рынок есть не только отношения между индивидами как носителями собственности, рынок есть способ организации общества. Исходя из такой посылки, рынок представляет собой способ выстраивания зависимостей между индивидами как носителями частной собственности; он организует, в конечном счете, не людей, а частную собственность. Поэтому рынок достигает социальной безопасности для индивидов и общества в целом воспроизводством частной собственности, а экономическая сущность человека заключается в частной собственности. Организовывать экономически ‑ значит выстроить зависимости между владельцами и распорядителями. Владеть чем-либо ‑ значит определять судьбу того, что находится во владении, его состояние как внутреннее, так и внешнее. В связи с чем организовывать человека экономически значит определять его владельцем и распорядителем чего-либо.

Общество, состоящее из владельцев и распорядителей того, чем владеют, и есть экономическое общество. Результатом взаимодействий владельцев и распорядителей будет тот же результат – владение и распоряжение. Поэтому экономическая организация общества предполагает установление зависимостей между собственниками. Собственник – это тот, кто владеет, распоряжается и получает выгоду от владения и распоряжения.

Собственность как некоторое отношение находится в постоянном изменении к тому или иному индивиду. Все эти изменения направлены на то, чтобы собственность принадлежала не одному индивиду, например, королю, а многим одновременно. Тем самым отношения собственности меняются, а для того чтобы это было возможным, необходимо сделать так, чтобы владели и распоряжались (или могли это делать) многие участники различных социальных отношений. Это возможно достичь при условии, что индивиды могут выступать не только носителями собственности, но и обладателями таких характеристик, которые не определяются собственностью как некоторого владения и распоряжения, а определяются природой или сознанием. Поэтому рыночное регулирование ограничено и не дает возможности установить полноту отношений, а предлагает некоторый важный, и сущностный, срез современных человеческих отношений.

Рынок как механизм регулирования взаимодействий субъектов собственности требует существенного вмешательства в регулирование человеческих отношений, не касающихся собственности. Это дополнительное регулирование возможно неденежными, или не рыночными регуляторами. К этим регуляторам относятся различные виды неденежного регулирования: политика, мораль, религия, т.е. регуляторы сознания и действия.

Рынок, используя денежные механизмы регулирования и организации общества, определяет, в конечном счете, положение индивида как носителя собственности, а тем самым рынок определяет социальную безопасность как безопасность собственности. Если индивид наделен правом собственности, значит, есть и вероятность вступления в отношения собственности. Но если тот или иной индивид этого права лишен, то его положение заранее предопределено, и он не может вступить в эти отношения. Для него они как действительные отношения отсутствуют. Тем самым для него отсутствует социальная жизнь и все, что с нею связано.¹²² Предопределенность социального положения правом собственности позволяет рынку регулировать социальное положение только отчасти, т.е. как действительное отношение собственности. Но правами собственности занимается не рынок, а тот механизм регулирования, который противоположен ему, т.е. политика. Политика как способ регулирования отношений в обществе оказывает воздействие на отчужденные права собственности, как некоторый абстрактный принцип, и на реальные права собственности, как некоторый конкретный принцип. Отчужденное право собственности конституируется, конкретное право приобретается каждым, исходя из своего положения в системе отношений собственности, т.е. – из своего социального положения.

В связи с тем что конституируется отчужденное право собственности, конституируется также относительный характер этой собственности, то есть индивиду не предоставляется пожизненно это право, оно всякий раз может быть аннулировано либо в результате неэффективного распоряжения собственностью и последующим разорением, либо форс-мажорными обстоятельствами природного, экономического и политического характера. Отчужденность собственности придает последней общественный характер, и только тот приобретает реальное право владеть и распоряжаться, кто по своим социальным и природным качествам способен это делать. Поэтому перед каждым индивидом стоит задача овладеть и успешно распоряжаться; осуществлять такие действия, которые в действительности делают его собственником. Так биржевой спекулянт, который посредством манипуляций с ценными бумагами становится реальным собственником их материально-вещественного содержания, владеет собственностью до тех пор, пока менеджмент компании успешно справляется с приращением капитала. Но в противном случае он лишается собственности в форме ценных бумаг. Собственность растворяется вместе с обесцениванием акций. Разорение собственника ввергает его в такое положение, в котором он сохраняется как собственник, но только своих способностей к труду. Если последние не востребованы (он только и умел управлять автомобилем, кататься на сноуборде и водных лыжах и т.п.), то индивид впадает в систему отношений, которые не организуются ни рынком, ни государством.

Общественный характер частной собственности позволяет обществу, базирующемуся на рыночных отношениях, быть социально динамичным. Однако эта динамичность ограничена, а количество крупных собственников остается практически неизменной долей населения стран с рыночной экономикой. Отчужденность собственности, ее относительный характер по отношению к каждому индивиду порождает иллюзию того, что каждый может стать Рокфеллером. Таких случаев немного, но они есть, и всякий раз они подпитывают эту иллюзию, сохраняющуюся в народе достаточно прочно и долго. Этот феномен вполне объясним не тем, что изредка – раз, может быть, два раза в столетие ‑ появляются такие крупные собственники, как Билл Гейтс, а тем, что собственность носит отчужденный, общественный характер. То есть она в каждый момент времени не принадлежит никому и принадлежит всем и каждому одновременно в той или иной конкретной форме.

С политической точки зрения рынок не в состоянии создать такое объединение людей, создать такую человеческую организацию, в которой он осознавал бы себя социальным существом. Рынок, а точнее, обмен, как общая форма связи индивидов между собой посредством вещи или посредством превращенной в товар вещи, порождает организацию индивидов с ярко выраженными индивидуальными качествами. Это происходит, потому что рынок только тогда может стать всеобщей формой обмена между людьми или индивидами, когда производимое для себя становится одновременно потребностью и для других. Индивидуализированный человек, способный к производству того, что является предметом потребности другого, есть субъективная основа рынка.

Индивидуализированный человек, ограниченный только отношениями с вещами (и как производитель, и как потребитель), посредством обмена создает сообщество производителей и потребителей, которые противостоят друг другу. Одни созидают, другие разрушают, одни стремятся осуществить действия, противоположные тем, которые стремятся осуществить другие. В пределах рынка ведется борьба между производителями и потребителями, между различными субъектами собственности, между субъектами однотипной и разнотипной форм собственности.

Государство дополняет рынок и выступает наравне с конкуренцией, собственностью, деньгами как структурными элементами рынка. Без государства современный рынок невозможен, как без государства невозможна частная собственность, конкуренция и деньги. Государство не просто вездесуще, оно всегда выступает как особый способ организации общества, который позволяет минимизировать экономические издержки, создает условия для конкуренции и окончательной победы производителя над потребителем. То, что государство в кабинетах чиновников кует победу производителей, а не потребителей, стало ясно в лучшие годы его существования. А лучшими годами существования государства и государственной собственности было время социализма. Диктат производителя над потребителем в эти годы наиболее заметен, но заметны и последствия этого диктата. Германское государство на рубеже 50 – 60-х годов ХХ столетия также предприняло попытку принудительно стимулировать потребление в угоду развитию собственного производства. Но экономическая политика германского государства оказалась более успешной и перспективной, чем политика бывшего Советского Союза.

Государство как безденежная форма организации общества в рыночных условиях носит извращенный характер, но при этом добивается значительных успехов в деле объединения общества и сохранения порядка и безопасности. Этому способствует то, что, индивид обучен и воспитан в рыночных условиях и не представляет себе, что возможны иные формы связей между людьми, которые бы выражали его человеческую сущность. Человеческая сущность сегодня выражена принуждением к исполнению чуждого человеку закона, решения и организации.