2.3. Мобильность

Как уже было отмечено выше, профессиональная биография наших информантов – это, по сути, история их передвижений – то есть история смены мест работы, что, зачастую, сопряжено со сменой мест жительства. Итак, мы можем зафиксировать достаточно высокую степень профессиональной мобильности агентов инновационной экономики.

«…сейчас работодатели, если видят кандидата, который работает в одной компании больше пяти, там от пяти до десяти лет, то считается, что человек даже может и не очень удачный, такой не очень спешный. Что он застрял в этой компании, он не стремится к изменениям, к росту, чему-то еще. И в общем фактически, там, люди, если работают 10 лет на одну компанию, на рынке становятся неинтересны. Потому что это очень специфические люди становятся, они знают только свой бизнес, свою там сферу, свою там отрасль» (Наталья, менеджер по подбору персонала в финской компании, 29 лет).

«Скажем так, что в докризисные времена средняя продолжительность работы на одном месте был год тире два года» (Ольга, программист в финской компании, 34 года).

Частая смена работы информантов продиктована их видением, их собственной концепцией персональной профессиональной карьеры. Как правило, профессиональная карьера для инноваторов не линейна, она не разворачивается в рамках одной организации как достижение все более высоких позиций. Карьера связывается, скорее, с профессионализацией, наработкой различных опытов и компетенций, что, опосредованно связано с поиском лучших позиций. Безусловно, наши информанты, рассказывая о причинах смены мест работы, говорят о хороших или плохих условиях труда, о высокой или низкой, прозрачной или непрозрачной заработной плате или же о проблемах с руководством. Однако при этом не менее важной категорией, описывающей причины мобильности, является «интерес», в частности, интерес к новым проектам, к новым профессиональным задачам и пр.

Пространственная мобильность информантов тоже достаточно высока, ибо она, в конечном итоге, есть «инструмент», профессиональной мобильности. Большинство из наших информантов имеют опыт учебы и/или работы за границей – как правило, это Западная Европа и США:

«Понимаете, наука у нас сейчас стала настолько международная, что граница удержания или граница пребывания в той или иной стране, она практически стирается» (Владимир, руководитель корпоративной лаборатории, канд. физ.-мат. наук, 59 лет).

Вообще, географическая мобильность и частота перемещения практически не проблематизируется, не интерпретируется как проблема, а напротив как мощный ресурс для развития, профессионализации и карьерного роста. Смена места работы и места жительства интерпретируется как дополнительная строчка в CV, свидетельство опыта и (как правило) профессионализма:

«Да, мобильность очень развита. Если в Москве проехать с юга на север займет три часа, а скорее даже больше, в Санкт-Петербурге часа полтора, то здесь ты в пределах города передвигаешься значительно быстрей. Однако, несмотря на это, очень многие работают и живут в разных городах. Ну, вот я – работал в Дюссельдорфе, а жил в Мюнстере» (Александр, инженер-программист, 41 год, ФРГ).

В данном поле «укорененность» выступает, прежде всего, антитезой мобильности, она интерпретируется как обременение, тормозящее движение и развитие. Причем «обременение» – это эмическая категория, она звучит у наших информантов. В качестве тормоза для мобильности выступают «семейные, бытовые вещи, а не идеологические какие-то вещи и не способность работы за рубежом» (Владимир, руководитель корпоративной лаборатории, канд. физ.-мат. наук, 59 лет). Это, прежде всего, определенные семейные обязательства (престарелые родители, маленький ребенок) или же какие-то финансовые обязательства (в частности, долг по ипотеке). Последний фактор как раз может быть использован институтами для удержания работников.

Совершенно очевидно, что агентов данного поля можно рассматривать как номад, для которых мобильность – «один из аспектов свободы» (Braidotti, 1994: 256). Номады игнорируют границы, живут «везде и нигде», что позволяет им «позиционировать себя в переплетении возможностей, а не оставаться парализованными одной жизненной специальностью» (Бауман, 2002: 49-50).

Мобильность и «патриотизм»

Пространственная мобильность наших информантов отчасти актуализирует тему патриотизма. Эта тема иногда появляется в интервью, когда информанты делятся опытом жизни и работы в разных странах. Безусловно, здесь не идет речи о патриотизме в традиционном его понимании, и в этой среде он практически не встречается, ибо опыт жизни в других странах и опыт работы в международных командах способствует «глобальному», вненациональному мышлению. Однако информанты, зачастую, рассказывают о «национальной гордости» российской академической школы:

«Я это сам замечал, но недавно я услышал это и от одного своего американского коллеги. К сожалению, у россиян по-прежнему присутствует стиль общения с коллегами на Западе… превосходство какое-то, то есть «все дураки, а мы самые умные» /…/ Я считаю, это очень большой вред наносит сейчас и научным учреждениям, оставшимся в России, ну и в целом российской науке» (Владимир, руководитель корпоративной лаборатории, канд. физ.-мат. наук, 59 лет).

Однако, следует признать, что информанты, упоминая о подобных проявлениях «патриотизма», критикуют их, дистанцируются и приписывают их «старой научной школе»:

«То есть, у них нет такого, что у нас русских, особенно у старой школы научной: «Ну, это же мы все еще 30 лет назад знали и делали!» Ну и где вы теперь. Да?» (Алексей, один из основателей компании №3, кандидат физ.-мат. наук, 37 лет).

Биографические истории современных российских инноваторов нарративно демонстрируют их стремление включить себя, свою профессиональную карьеру, свой жизненный опыт в глобальный контекст «экономики знаний». Обычно такая дискурсивная задача реализовывалась информантами через утверждения вроде: «Специалист, он и в Африке специалист», или: «Я не чувствую себя каким-то особенным, там, русским. Мы как братья все – жители одной планеты», и еще: «Профессионализм ты не можешь поправить, он у тебя есть, и все. И везде смотрят сначала на то, что ты можешь, а уже потом на то – откуда ты».

Если несколько сместить угол восприятия «патриотизма», можно сказать, что любой инновационный предприниматель, ведущий бизнес в России сегодня, в определенной степени патриот:

«Потому что, на самом деле, стыдно. Стыдно! Мы вот за границей… каким товаром можно характеризовать Россию? Мы чем известны? Какие у нас экспортные продукты?- нефть, газ, ну, раньше танки были…А сейчас уже и это… еще лес, в общем – сырье. Сырье и водка. А хочется, конечно, чтобы какой-то…пусть хоть какой-то продукт будет сделан на таком уровне, чтобы все сказали: а, вот это да!» (Александр К., директор Центра менеджмента и маркетинга при университете, 63 года).

Он, видимо, патриот, поскольку продолжает вести инновационный бизнес в нашей стране вопреки всем институциональным барьерам, культурным стереотипам. Но по этой же причине, в других нарративах он «дурак», который не хочет видеть очевидного, учиться на чужих печальных примерах и возможно такая близорукость обернется для него худшим вариантом (отъем бизнеса).