А. П. Платонов

Мои размышления над прозой А. П. Платонова

...Чтобы что-нибудь полюбить, я всегда дол­жен сначала найти какой-то темный путь для сердца к влекущему меня явлению, а мысль шла уже вслед...

А. Платонов

Судьба произведений А. П. Платонова удивительна: со временем их актуальность не уменьшается, а возрастает. Все слышнее становится его тревога о человеческом счастье "столь нужном, столь достоверном, как неизбежность..." Все необычно и не похоже ни на что в мире писателя А. Платонова. Голос писателя как бы слегка приглушенный, печальный. Кажется, что это тихий житейский разговор писателя с читателем. Глубинная тишина заставляет ду­мать, сопереживать сильнее, чем все громкие слова совре­менников А. Платонова.

В ранних произведениях А. Платонов пишет о своем детстве. В рассказе "Семен" он повествует о душе ребенка, его мировоззрении, о судьбе мальчика, на которого легли все домашние заботы после смерти матери: "...В нем цвела душа, как во всяком ребенке, в него входили темные, неудер­жимые, страстные силы мира и превращались в человека..." В этом произведении поражает образ отца. Он как бы вмещает в себя всю силу любви к людям, сопереживание. Стоящий на коленях перед маленькими еще людьми, как перед всем человечеством, не умеющий выразить своей не­посильной для сердца любви и жалости к ним. Может быть, в образе отца перед нами сам Платонов: "...отец обыкно­венно лазал по полу на коленях между детьми, укрывал их получше гумени, гладил каждого по голове и не мог выра­зить, что он их любит, что ему жалко их, он как бы просил у них прощения за бедную жизнь".

Рассказ "Неодушевленный враг" — о Великой Отече-

662

ственной войне. В нем через разговор солдат, русского и немецкого, Платонов выразил сущность фашизма. Придя завоевывать чужую землю, превращать людей в рабов, неза­метно для себя немецкие солдаты сами стали рабами, раба­ми Гитлера. "Не человек! — охотно согласился Вальц. — Человек есть Гитлер, а я нет. Я тот, кем назначит меня быть фюрер!"

И именно русский солдат "был первой и решающей силой, которая остановила движение смерти в мире; сам стал смер­тью для своего врага и обратил его в труп, чтобы силы живой природы разломали его тело в прах".

Никого не оставляет равнодушным судьба героя рассказа "Возвращение" Иванова, вернувшегося с войны с ожесточив­шимся нечутким сердцем. Вначале он не может понять, как выжила его семья, он видит лишь внешнюю сторону жизни, подсказки и реплики сына Петрушки. Стыдится своего рав­нодушия к сыну оттого, что Петрушка нуждается в любви и заботе сильнее других, потому что на него "жалко сейчас смот­реть". Поражает, как точно Платонов показал противоречие между ребенком и войной, ребенком, который стал взрослым по вине войны. Иванов не может вообразить, какой тяжелый труд проделала эта юная душа, он уходит из семьи. Настоя­щее "возвращение" — к сокровенному — произошло в мо­мент, когда герой увидел бегущих за ним детей.

''...Иванов закрыл глаза, не желая видеть и чувствовать боли упавших обессилевших детей, и сам почувствовал, как :я£йрко у него стало в груди... Он узнал вдруг все, что знал прежде... Прежде он чувствовал другую линию через преграду самолюбия, интереса, а теперь внезапно коснулся ее обнажив­шимся сердцем..."

Романы "Котлован" и "Чевенгур" звучат в наши дни как пророчество. Весь трагизм в том, что они, эти вещие пророче­ства печального будущего, не были услышаны за потоком фраз и громких слов.

Писатель создавал эти произведения в начале становле­ния социалистического общества. И еще тогда предупреждал о полном крушении светлой идеи, если в основе человеческой деятельности не будут лежать профессионализм, наука, сози­дательный труд.

663

"Чевенгур" - самое крупное произведение Платонова, со­средоточившее многочисленные и разнообразные наблюдения писателя, инженера, мелиоратора, общественного деятеля, "всеми силами работавшего на благо Советской России",

Кроме прямого смысла, относящегося к путешествию глав­ного героя — Саши Дванова — есть и другой, сокровенный смысл: продвижение всего человечества в сторону будущего возможно, по Платонову, лишь в том случае, если его будут совершать с распахнутым сердцем! Автор наравне с героями и вместе с читателями предпринимает попытки осмыслить пути нового мироустройства.

Чевенгур — символ и одновременно конкретное место бу­дущей счастливой жизни. Роман описывает далекий и дол­гий путь к Чевенгуру. Через времена и жизни многих людей. Через обморочное существование бобыля, безысходность уто­нувшего рыбака, прозябание многодетного Прохора Дванова и его семейства тянется нить повествования.

Идет "степная воюющая революция". С такой ноты начи­нается путешествие Саши по вздыбленной России. Во время своего путешествия с какими только людьми не приходится сталкиваться ему, чем не доводится заниматься! Перед ним разворачивается фантастическая по своей неожиданности кар­тина деятельного осуществления новой жизни.

Едва Дванов узнает, что в Чевенгуре "устроен" коммунизм, как немедленно отправляется туда. Если прежде путешествие длилось, распространялось вширь и вдаль, то теперь оно уст­ремляется вглубь. Повествование сосредоточивается на глав­ном: на поисках сущности человеческой жизни и человечес­кого счастья.

Собравшиеся в Чевенгуре люди хотят научиться жить как-то иначе — более разумно, одухотворенно, светло. Но это ока­зывается непосильной задачей, которую решить поодиночке невозможно.

Роман Платонова "Чевенгур" - это печальная сказка о горьком человеческом опыте, в котором заложены многие и многие смыслы. Утверждается идея родственности, слитности человечества: человек стремится к человеку, человек понима­ет человека, человек помнит о человеке.

Наверное, только так и можно выжить человечеству. А -

664

иначе оно потерпит крах, как потерпел его вдохновленный выдумкой, но так и не осуществленный Чевенгур.

Игнорирование экономических, экологических и общече­ловеческих законов и замена их только декларациями и ло­зунгами неизбежно приведут к краху.

Величие простых сердец в прозе А. П. Платонова

Все возможно — и удается все, Но главное — сеять души в людях.

А. Платонов

К середине 30-х годов, переосмыслив свой опыт публицис­тики, достижения романтика и сатирика, А. Платонов заново открыл для себя Пушкина. Великому поэту посвящена ста­тья "Пушкин — наш товарищ" и самая крупная, ставшая известной читателю после смерти Платонова пьеса "Ученик лицея". Над ней писатель работал вплоть до последнего мгно­вения жизни. Открыв частицу Пушкина в себе, он создает классические новеллы: "Фро", "Река Потудань", "Июльская гроза" и "Возвращение". Обогатился и художественный мир Платонова. Именно Пушкин научил его видеть великое зод­чество, идущее в глубинах быта, в пестром смешении "высо­кого" и "низкого", научил найти свою "Ассоль из Моршанс-ка", будущую героиню рассказа "Фро". Не преуменьшая роль сатиры, Платонов писал, что важно все же, бичуя недостатки, помнить о высшей тайне, которая есть в народе: "И голодно, и болезненно, и безнадежно, и уныло, но люди живут, обречен­ные не сдаются..."

Величие простых сердец... Величие людей, без кото­рых "народ неполный...", их способность преображать мир, побеждать невыносимое, жить и тогда, когда, кажется, невоз­можно жить — это истинно платоновская тема.

Это сказалось уже в новелле "Таыр" о пленнице, сумев­шей принять все удары судьбы и как бы "сработать" их (любимое слово Платонова), истереть, освоить и победить "каменное горе". Новелла "Фро" — поэма о бессознательной

665

красоте чувства любви, ожидании материнства. Не случайно в центре всей группы героев (муж — инженер, заворожен­ный некими таинственными машинами; отец Фро, старый машинист; сама героиня Фрося - Фро) оказывается жен­щина, мудрая естественностью чувств, верностью инстинк­там любви, обязанности продолжения рода человеческого. Прославить человечество, поразить его сенсацией открытия — важно, но кто подумает о том, как его, это победоносное человечество, продлить!

Подлинным шедевром мировой прозы является повесть "Джан". Такую веру в человека, такую силу исторического оптимизма в художнике XX века трудно с чем-либо сопо­ставить.

Человек среди песков... Среди особого пространства, где он стоит ровно столько, сколько "стоит" его мужество, его душа... Где нельзя быть иждивенцем, перекладывающим все трудности на других. В пустыне надо видеть мир очень зорко — не физическим зрением, а с помощью памяти, воображения. Пустыня безмолвна, не "говорлива", но сколь­ко неизреченных слов услышит здесь чуткое сердце, какие глубокие "вздохи" донесутся отсюда до него! Восток лишь дремал тысячелетиями, вздыхая среди солнечного изобилия, но сколько великих идей рождалось среди этих вздохов, в кажущейся его лени... И в сущности, весь подвиг главного героя "Джан" коммуниста Чагатаева, выводящего народ "джан" — символический образ всех одиноких, брошенных, обездоленных - из плена бесплодной впадины в пустыне, был победой над этими "тормозами" покорности, разобще­ния, обессиливавшими людей.

Платонов писал: "Писать надо не талантом, а "человечно­стью" — прямым чувством жизни", — и сам писал всей жизнью, вовлекая в любую картину самые далекие духовные и физические впечатления, раздумья многих лет. Пример то­му - чудесный рассказ "Июльская гроза".

Вначале так легко идти по полевой тропке, среди хлебов вместе с двумя крестьянскими детьми Антошкой и Наташей к их бабушке. Но постойте! Кто это? Откуда? Что за старичок-полевичок появился вдруг перед детьми? Человек это или доб­рый дух, своего рода добрый домовой?

666

"Из глубины хлебов вышел к детям худой, с голым, незнакомым лицом старичок; ростом он был не больше Наташи, обут в лапти, а одет в старинные холщовые портки, заплатанные латками из военного сукна, и он нес за спиной плетеную кошелку. Старик также остановился против де­тей. Он поглядел на Наташу бледными, добрыми глазами, уже давно приглядевшимися ко всему на свете, снял шапку, свалянную из домашней шерсти, поклонился и прошел мимо". Возникает сомнение: а реальную ли тропку среди хлебов рисовал Платонов, не условны ли и деревня, и гроза? Внешний мир творит, сплетая узы странных событий, си­ловое поле, оставляя в тени одни предметы, высвечивая другие.

Старичок-полевичок поклонился детям. "Поклонился" — не просто поздоровался, а как бы преклонился перед цветени­ем юности, перед будущим, осознав по-пушкински мудро и возвышенно:

Тебе я место уступаю,

Мне время тлеть, тебе — цвести.

Старичок словно робеет перед высшим смыслом жизни, который несут, не осознавая этого, дети. И когда они ушли от бабушки — под грозу, испытав страх перед сиянием молний, освещавших "бугры могучего мрака на небе", — этот стари­чок появляется вновь, появляется с весьма характерным воп­росом:

"_ Вы кто такой-то? — хрипло спросил их близкий чу­жой голос.

Наташа подняла голову от Антошки. Склонившись на колени, возле них стоял худой старичок с незнакомым лицом, которого они встретили нынче, когда шли в гости к бабушке...

— Нам боязно стало, — сказала Наташа".

Казалось бы, при первой встрече старичка с ребятами следо­вало спросить: "Вы кто такой?" Но тогда ничего не угрожало детям, мир был добр и благодушен, а для беседы о грозе, о стра­хе нужна опасная обстановка, нужен прекрасный и яростный мир. Тогда читатель внимательнее относится к смыслу слов

667

старичка: "Вы бойтесь, вам, это надо". Не боятся ничего лишь отжившие, омертвевшие или бесчувственные истуканы! Писа­тель своеобразно "пугает" (если вообще пугает) своих героев, восхищаясь яростью природы: "Антошкаувидел молнию, вы­шедшую из тьмы тучи и ужалившую землю. Сначала молния бросилась вниз далеко за деревней, подобралась обратно в вы­соту неба и оттуда сразу убила одинокое дерево..."

Л. Н. Толстой однажды сказал о возможностях человека: "Я убежден, что в человека вложена бесконечная не только моральная, но и физическая сила, но вместе с тем на эту силу положен ужасный тормоз — любовь к себе, или, скорее всего, память о себе, которая производит бессилие. Но как только человек вырвется из этого тормоза, он получает всемогущество".

Герои Платонова живут по этому принципу, это обыкно­венные люди со своими достоинствами и недостатками, но всех их объединяет величие простых сердец.

Писатель Андрей Платонов и его герой

..М будущем человеке элемент свободы осу­ществится как высшая и самая несомненная реальность...,

А. Платонов

Андрей Платонов начал писать очень рано. Он относится к писателям со славой, разгорающейся чем дальше, тем боль­ше. При жизни его издавали очень мало.

Платонов писал в своих статьях, рассказах, повестях, ро­манах обо всем: о тяжелом труде рабочих и крестьян, об интеллигенции, о науке, о спорте, о фантастике, о строителях города, о Великой Отечественной войне.

А. Платонов показал в своих произведениях тяжелую жизнь людей в тылу, солдат на фронте со всеми ее бытовыми трудностями.

В философской повести "Джан" Платонов выступил про­тив принудительного пребывания человека в армии, против дикарского состояния сознания, ратовал за первоначальную слитность с природой. '

668

Главной для писателя в 30-е годы становится проблема истинно человеческой свободы, проблема подлинной гармо­нии, проявляющейся на всех уровнях. В реальной жизни ее быть не могло — поэтому у Платонова возникают трагиче­ские нотки, вызванные невозможностью сиюминутного всеоб­щего счастья. Явственно они прозвучали в рассказах "Фро" и "Река Потудань". В рассказе "По небу полуночи" писатель уже предчувствовал опасность идей национал-социализма, гро­зящих миру.

Эти идеи превращали землю в пустыню, ум в безумие, де­тей в сирот.

В повести "Котлован" А. Платонов очень четко и зримо изображает тяжелую жизнь, труд людей-строителей. В ро­мане "Чевенгур" писатель показывает, как люди могут опу­ститься, всю грязь жизни. Но здесь есть и люди, которые удерживали себя от такой жизни. "Чевенгур" — "это черная дыра..."

В рассказе "На могилах русских солдат" Андрей Платонов зримо и убедительно показывает зверства фашистов в годы войны.

Платонов много писал о правлении Сталина, не называя его имени. Но Сталин, будучи внимательным и проницатель­ным читателем, понимал все это. Он запретил издавать про­изведения Платонова и многих других писателей. Андрей Платонов показал людям всю горечь и тяжесть жизни в годы застоя. Только в наши дни, уже после смерти писателя, его книги стали появляться и завоевывать читателей. Они про­должают учить нас великому дару любви, доброты, милосер­дия, справедливости.