28. Фейербах (1804-1872)

Он пошел по этому пути дальше: этот объективный дух потом тоже был отринут.

Всё развитие Фейербаха шло по пути от абсолютного рациона­лизма, как гносеологической установки Гегеля, к номинализму. Средневековый номинализм - это отказ считать понятие чем-то значащим; для номиналиста значение имеют только индивидуаль­ные предметы, а т.н. общие понятия - это всего лишь наименова­ния, знаки для индивидуальных предметов, а общие наименования - обозначение для сходных предметов. Он шел по пути к номина­лизму. Нет ничего более противоречащего друг другу, как абсо­лютный рационализм и номинализм, это две крайности. Абсолют­ный рационализм - это убеждение, что действительность счерпы­вается понятиями, умозрительным знанием, а номинализм'вообще отвергает общее знание.

1. В системе Гегеля была препона. В действительности, в при­роде есть предметы, да и сама природа не исчерпывается этими понятиями, которые предлагал Гегель для того, чтобы представить систему абсолютного знания, какой-то иррациональный остаток остался, который не исчерпывался понятиями. Гегель был принуж­ден в отношении к этому иррациональному остатку употребить словосочетание "случайность в природе". Т.е. в этой действитель­ности есть элементы, которые не подвергаются рационализации, но, тем не менее, они существуют. Тем самым Гегель как бы при­знался, что его попытка рационализировать всё не удалась. Это и было зацепкой для Фейербаха, который развил своё теоретизиро­вание по этому поводу и пришел к выводам, что природу Гегель и не мог рационализировать, она не подвергается рационализации, бессилен оказался абсолютный рационализм Гегеля перед приро­дой, потому что в природе всё движется по пути к индивидуализа­ции. Есть понятие "спецификация"; скажем, есть общее понятие "животное", а "животное" дифференцируется на "млекопитающие"

2. Во-вторых, Гегель эту разницу между абсолютным знанием и не подвергающейся абсолютной рационализацией частью приро­ды квалифицировал: природная реальность не совпадает с по­нятиями, это плохо для реальности. А Фейербах сделал вывод обратный, более приноровленный к здравому смыслу и обычному пониманию: если есть разница между понятиями и той частью природы, которая не рационализируется, так эта разница означает, что понятия не соответствуют действительности, и это плохо для понятий. Так рассуждает и любой здравый человек -мы скорее отбросим понятия, нежели действительность. Если же сделан такой вывод, то по сути дела Фейербах поменял всю эту формулу. У Гегеля было: "Всё действительное разумно, и все ра­зумное действительно". Фейербах меняет эту формулу: Не все дей­ствительное разумно, не всё, что существует, подвергается систе­матизации. По сути дела, Фейербах поставил акцент на действи­тельности, природе, на индивидуальных предметах, а обобщения, которые предлагает рационалистическая система Гегеля, им обес­ценивается, и он её отвергает. Такой ход мыслей. Сама по себе мысль эта шла железной, непререкаемо логичной поступью. Нельзя быть абсолютным рационалистом. Это не просто неувязка, надо ставить под сомнение всю рационалистическую систему, сам за­мысел. Он пришел к выводу: весть рационализм не годится, замы­сел панлогизма фальшивый, его надо отбросить. Знание состоит не из понятий, а из образов индивидуальных предметов - из сенсуали­стических образов. Т.о. он пришел от рационализма к сенсуализму. Вся рационалистическая философия держится на разуме, на при­знании разума как единственного источника истины, а здесь всё это отбрасывается.

Это сказалось сразу на всём. Сам замысел абсолютного знания отбрасывается, рационализм отбрасывается, остаётся сенсуализм и номинализм. Более противоречивой позиции по отношению к пан­логизму придумать невозможно: панлогизм - это абсолютный ра­ционализм, а номинализм - отрицание рационализма и это ирра­ционализм (в том смысле, что разум, как источник знания, отверга­ется), за одним, правда, исключением - вопреки логике, Фейербах продолжал утверждать, что разум человеческий способен познать истину. Это свойственно всем сенсуалистам и номиналистам: что разум человеческий эволюционирует, когда-то приобретет абсо­лютное знание - газетное утверждение, скорее демагогический лозунг, пустая фраза.

Философия религии. Этим он особенно прославился. Понача­лу, когда он был гегельянцем, он вслед за Гегелем утверждал, что между религией и философией есть разница. Она, действительно, есть. потому что традиционная религия признаёт Божественное Откровение, а философия Гегеля не признаёт, она пантеистична. Но когда он отбросил гегелевскую систему, он стал утверждать, что философия Гегеля похожа на религию или обслуживает рели­гию, потому что оправдывает религию. Задача же философии не оправдывать религию, а объяснять её происхождение и сущность. В этом объяснении природы религии и её происхождения Фейер­бах выдвинул замечательно яркую теорию, там есть свои плюсы, чем он прославил себя в значительной степени.

Суть религии - религиозный человек объективирует лучшие черты самого себя или лучшие черты человека вообще, и полу­чившийся объект берет за объект поклонения. Попросту говоря, лучшие человеческие качества увеличиваются в бесконечной сте­пени. и это объединяется в понятии Бога, а Бог становится предме­том поклонения. Человек как бы поклоняется самому себе. Т.е. человек идеализирует и объективирует человеческие качества, и в этом состоит иллюзия, потому что нет предмета "Бог". Человек же создает понятие о Боге сам. Поэтому тайна богословия - это тайна богословия - это антропология (антропоморфизм). Можно сказать проще: человек антропоморфизирует Бога, т.е. собирательное че­ловечество берет в качестве объекта для религиозного поклонения. Если раскрыть эту иллюзию, то получается, что никакого Бога нет, и надо отказаться от Бога.

Но вопрос о происхождении религии у Фейербаха так не реша­ется. Когда возникла эта иллюзия? Здесь просто указывается на антропоморфизм, который якобы ставит под сомнение саму рели­гию. Не ставит он под вопрос религию! Все традиционные религии всегда видели в Боге личность, молились этой личности, просили самых конкретных вещей. А кому ещё молиться? Абстрактным словосочетаниям ("начало добра" и т.п.)? Все традиционные мо­литвы антропоморфичны: к Богу обращаешься на "Ты" (имея ввиду личность), и ничего страшного тут нет. Вопрос же о происхожде­нии религии у Фейербаха не решен. Этот вопрос как раз выясняет внешний предмет, который возбуждает в нас религиозные пережи­вания. Человек не может молиться иллюзии. Если человек бессоз­нательно создал иллюзию, значит, он просто дурак. А если он соз­нательно создал эту иллюзию, то сознательно созданной иллюзии он никогда не сможет молиться.

Фейербах пошел по другому пути. Из этой частичной правды он сделал неправомерный вывод: богословие превращается в ан­тропологию, и т.о. тайна религии и богословия - это антропология в максимально широком смысле. Тем самым отрицается Бог, Фей­ербах переходит к атеизму.

Итак, он номиналист, сенсуалист, атеист, то в сущности он ма­териалист, потому что единственная реальность у него осталась материальная. Правда, этот приход к материализму, надо отдать должное, здесь обоснован. Это не глупенький начетчик поначитал-ся брошюрок, а серьёзный выход от чрезмерной гегелевской отвле­ченности к плоскому материализму. Это то, что предрекал в свое время Гегелю Шопенгауэр: из этой туманной философии вследст­вие отвращения к ней будет переход к плоскому материализму, так и получилось.

Фейербах высоко ценится некоторыми философами. Маркс и Энгельс просто у него перенимали всё, кроме его объяснения рели­гии, потому что это объяснение серьезное, а обычные атеисты та­кой аргументации не употребляют, а просто говорят, что Бога вы­думали подлецы, а поверили дураки - это даже не аргументация, а хулиганство или хамство.

Ровесник Шеллинга, современник Гегеля, но в философии за­нял совершенно особое положение. Если линия Фихте-Шеллинг-Гегель шла по пути панлогизма, то для Гербарда задачей филосо­фии был не поиск абсолютного знания, которое исчерпает всю действительность. Он занял более реалистическую позицию по отношению к философии, оценил философию более скромно, но зато более реалистично. Для него философия, как и для Канта. исходным своим пунктом имела понятие, но не искусственно изо­бретенное или составленное философом, а то понятие (или те поня­тия), которые даются нам эмпирически. Как мы в языке встречаем общие понятия, как мы встречаемся с понятиями в эмпирических науках, с этими понятиями и нужно иметь дело, брать их за исход­ный материал. Философия должна взять эти понятия, продумать их до конца, усмотреть между ними некоторые противоположности, а то и противоречия, и здесь и открывается работа для философа -надо эти противоречия ликвидировать, а противоположности снаб­дить посредствующими объяснениями. Т.е. философ делает то. что делает учитель с речью ученика начальной школы: выслушает его, поправит речь, исправит ошибки - и дело сделано. По такой моде­ли должен действовать и философ - взять житейские понятия

Метафизика.

Он остановился на понятию, которое близко к понятию Лейб­ница. У Лейбница была монада, а он назвал эту монаду "реал". Он как бы соглашался и с Кантом, у которого было понятие вещи в себе, которое считалось недоказуемым, но постулируется. Так и здесь реал непознаваем, но вместе с тем он постулируется неиз­бежно. Вся действительность состоит из реалов.

Понятие о душе. Душа - это всего лишь постоянство аппер­цепции. Апперцепция - это то, на что ложатся восприятия. Каким способом мы усваиваем эти восприятия - это и есть специфическая особенность личной апперцепции, это и есть душа, а так доказать невозможно, есть или нет душа. То, каким способом каждый из нас апперципирует внешние восприятия, этот способ и есть индивиду­альная особенность нашей души.

Натурфилософия. В сущности он брал ту действительность, которую ему предлагали естественные науки. Он ничего не говорил ни "за", ни "против", а просто брал её такой, какая она есть. Этим он поощрял естественные науки. Т.к. он не внес ничего своего ори­гинального, то он не навредил естественным наукам и ничем их не вдохновил. Помните натурфилософию Шеллинга? Она была фан­тастическая, проникнутая поэтическими вдохновениями. Ничего не имея общего с естественнонаучным взглядом на природу, она, од­нако, вдохновляла и философов, и естественников. Оттуда исходи­ли романтические импульсы, которые подталкивали людей. Так частенько бывает с философами: по существу они не обладают естественнонаучным образованием, но от них исходило вдохнове­ние, которое философствующих естествоиспытателей подвигало на энергичные исследования или размышления. Здесь же нет ни отри­цательных, ни положительных импульсов, поэтому ничего особен­ного в его натурфилософии нет.

В психологии же он сказал новое слово, Особенно в педагоги­ке. Он несколько лет провел в Швейцарии в качестве домашнего учителя (многие философы бывали домашними учителями). Там он познакомился с Песталоцы (1746-1827) - гениальным педагогом. Вся его педагогика сводится к тому, что он относился доверитель­но и гуманно к темам. В педагогике есть только 2 стратегические идеи: или вы берете детей и начинаете им насильственно в голову вбивать истину (как говорил и Маркс), или же нужно относиться к ним гуманно, терпимо и доверчиво. Особенно здесь последнее сло­во важно: не то, что потакать капризам детей (ибо тогда он вырас­тет хуже, чем в первом случае, потому что метод неправильный), а мудро, может быть даже строго, но доверчиво относиться к ним. Трудно провести даже критерий; строгость должна быть, но не переходящая в террор. На практике это, видимо, даже легче понять. С детьми нужно обращаться как со взрослыми, не унижая их. Это сделать можно, и это не нелепо. Диаметрально противоположная педагогическая (террористическая) идея состоит в том, что я -взрослый, а он - дурачок (потому что молоденький), поэтому ему надо навязать взрослые мысли. На самом деле это не так, дети та­кие же, как мы, только в их возрасте развит другой аспект. Нор­

мальный ребенок доверчив ко всему, всему верит, и эту веру нельзя ломать или тем более оскорблять, а тем более воспользоваться этим. Мудрость у детей есть, и это точно (у подростков уже нет). Нельзя это разрушать, а разрушить это очень легко террором. На­сколько я понимаю, педагогическая идея Песталоцы как раз и со­стояло в том, что то, что у ребенка есть бесспорно - дар Божий -надо непременно сохранить, а сохранить можно только в одном случае — если ты уважительно и доверчиво к нему относишься. Но при этом не надо сходить на придурковатую позицию ребячества -что сам старик начнет ребячиться — это смешно, и дети видят эту фальшь. Кто под них подгоняет свое поведение, того дети не ува­жают и измываются над ним. На практике сравнительно легко осуществимо это странное на вид сочетание: доверчивость к детям и уважение к ним, но при этом ты должен быть взрослым, чтобы они видели в тебе взрослого. У Песталоцы было уважение к детям.

Для того времени это было что-то необычное. Тогда была стро­гая манера воспитания, муштра, поэтому эти идеи для того времени были внове. Мне кажется, что Гербардт перенял эту основную стратегическую педагогическую идею у Песталоцы и её детализи­ровал. Поэтому система воспитания Гербардта доминировала в XIX, но идея эта Песталоцы.

Гербардт боролся против модного в то время объяснять все душевные явления таким понятиями как "воля", "разум", "чувства", "способности". Это объяснение научно плохое, потому что понятия неопределенные. Легче легкого сказать: у него такая способность. Научное объяснение в то время, которое было связано с англий­ской ассоциационной психологией и сводилось к тому, чтобы объ­яснять душевные явления посредством комбинаций простых эле­ментов. Как мы объясняем в механике, физике: атомы сталкивают­ся, происходит движение. Требование, чтобы психическая жизнь рассматривалась также детально и строго, как и в естественнона­учной сфере, было новым для немецкой психологии (в английской уже было). Это ведет к механическому взгляду на психическую жизнь. Он механически объяснял физиологические или даже био­логические явления, зато это научно.

Этика.

В основе этического суждения лежат простые элементы, про­стые оценки, которые сами уже ни на чем не основываются, а яв­ляются элементарными оценочными суждениями в области нрав­ственности: справедливо - несправедливо. Это даже очевидно для детей, справедливо это или несправедливо. Дети обижаются, когда кому-то больше подарков, а кому-то меньше. Взрослые люди тоже бывают в этом отношении, как малые дети. Это всё элементарно, и все это понимают.

Необычное в этой этике - реализм, трезвость, отрицание замы­словатых рассуждений, всё приближено к обычному пониманию человека.

Очевидно одно: он не пошел по основному руслу, которое предлагали Фихте, Шеллинг и Гегель, а пошел по пути докантов-ской философии, которая требовала ясных понятий основанием суждений. Т.е. он реалист, если под реализмом понимать цель фи­лософии. Правда, его называли реалистом потому, что он ввел по­нятие "реал" (хотя понятие "реал" скорее синоним понятия "монада").

12.11.98

Когда началась русская философия? Если под русской филосо­фией нужно иметь какую-то философскую традицию, которую осуществляют какие-то личности, то такая традиция началась в XIX веке. Что касается философии как наличия философствующих личностей, то такое было и раньше. И в XVIII веке были люди, которых можно было бы назвать философствующими (Ломоносов по вопросу отношения веры и знания, Радищев о бессмертии души и смертности. Сковорода), но всё это не говорит о самостоятельной традиции, хотя и были философствующие люди. И в XVII веке

Россия, начиная с Петра, развивалась по совершенно новому способу, нежели был до него. Это уже европейское государство, она была открыта для Европы и, естественно, для гуманитарной культуры Европы (для технической она всегда была открыта). Хлынули туда и разные философские мысли. В XVIII веке в России была философская культура: переводные тексты или тексты на оригинальных языках, и была начитанность, были журналы с 60-х годов XVIII века, которые позволяли довольно быстро знакомиться с современными западными мыслями. Особенно при Екатерине II (немка), которая была даровитой натурой, журнально-литературное движение оживилось. В журналах печатались философские мысли, преимущественно французские просвещенческие (Вольтер и др.), в противовес просвещенческим мыслям, были распространены и масонские тексты (опора на чувства, сердечная вера, религия, но не церковная, а естественная).

В начале XIX века уже стали появляться среди преподавателей русских Вузов знатоки новой немецкой философии (Канта, Фихте, Шеллинга). Эти учебные заведения: в Петербурге Академия Наук, Педагогическое училище. Хирургическая Академия, где препода­вались гуманитарные дисциплины. С 1755 года в Москве был Уни­верситет. В начале XIX века были открыты ещё 2 университета в 1803-04 годах (Казанский и Харьковский). Во 2-м десятилетии открылся Университет в Петербурге. В конце 1-го десятилетия была открыта в Петербурге Духовная Академия, которая держа­лась, правда, особняком, там был жестче контроль церковных вла­стей. В других же учебных заведениях многие преподаватели были знатоками философии, были некоторые немецкие преподаватели. Называют несколько имен: Флоровский "Пути русского богосло­вия" и "История русской философии", Зеньковский, Ливанский и Галич (Петербург), Давыдов и Павлов (в Московском Университе­те). Все они, как правило, преподавали не специально философию, а словесность и другие науки. Ливанский преподавал в Хирургиче­ской Академии. Они ухитрялись в свои общие рассуждения впле­тать философские мысли, они считались первыми русскими шел­лингианцами (натурфилософия). Т.е. уже в собственном смысле появились преподаватели философии. Но это - предыстория.

В 20-е годы этот интерес к философии стал распространяться уже более-менее широко. Организовывались кружки любителей философии; был в 23-м году в Москве организован заметный кру­жок любомудров (т.е. философов): Иван Киреевский, Погодин и другие организовали этот кружок ещё юными людьми. Их занятием было знакомить друг друга с философскими идеями, почерпнуты­ми ими из немецких книг. Интерес был именно к новой немецкой философии, а не к французской просвещенческой или к масонско­му мистическому пониманию религии. Прежде всего, интерес к Шеллингу. Упоминался и Спиноза, потому что он - популярный среди немецких философов мыслитель. Шеллинг был возобновите-лем философии Спинозы (пантеизм, рационализм), его философию даже называли "неоспинозизмом". Потом о Спинозе, видимо, забы­ли, целиком разбирали Шеллинга, а потом и Гегеля. Люди были образованные, т.е. прекрасно владели немецким, так что усвоение было.

Через 2 года этот кружок был закрыт в связи с выступлением декабристов, но затем был открыт кружок Станкевича в Москве:

Бакунин знал немецкий язык, он прочитывал книги, знакомил с ними Белинского. Популярен был там Гегель. Так что немецкая философия становилась известной и в России. Степень ознакомле­ния была лишь на уровне чтения книг. Это не то философское бро­жение, которое было в Германии, где были университеты, профес­сора, которые десятилетиями занимались философской литерату­рой, которые свое знание философской литературы выражали в книгах, статьях, диссертациях, это совсем другой уровень, более напряженный, квалифицированный, обсуждение было совсем иное. Здесь же просто знакомство и пересказы — нравится это — и всё. В кружке Станкевича влияние имел, преимущественно, Гегель, и там много занимались фразой "Всё существующее разумно и всё ра­зумное существует": как это понимать, соглашаться или нет; снача­ла согласились, потом не согласились, потом решили, что не всё существующее разумно, т.е. это ещё юношеское овладение фило­софским реалиями. До уровня немецкого университета это не до­ходило. Но литературное знакомство было и была какая-то техни­ка. В 40-е годы запас философской культуры, начитанности, уже был в русском образованном обществе.