Yastrebitskaya_A_L_-_Srednevekovaya_kultura_i_gor

Флоренция или Генуя, в которых античные традиции были отно- сительно незначительными. Эта диалектическая прерывистость городского развития действительно казалась бы парадоксальной, если бы не то обстоятельство, что мы сталкиваемся с ней еще раз, на закате истории Средневековья, когда можно наблюдать, что капитализм осуществляет успешный рывок именно там, где тра- диции цехового строя и средневековой экономики не получили классического выражения. Не Фландрия, а Голландия оказывается средоточием раннекапиталистического развития, не предкапита- листические центры Италии ХГѴ в., а английские города, не игравшие прежде столь заметной роли в европейской экономике и политике. Мы имеем дело, следовательно, не с парадоксом формулировки, а с диалектикой действительности: средневековый урбанизм не просто разнообразится в пространстве, но видоизменяется с течением времени, так что одни районы и типы городов то переживают подъем — в соответствии с создавшейся общей ситуацией, — то, напротив, отстают от других и становятся живым, но медленно отмирающим анахронизмом.

Европейская «городская ткань» на протяжении Средневековья претерпевает серьезные трансформации. Современные исследования показывают, что примерно с середины XIV—XV в. постепенно изменяется ее иерархическая структура в результате формирования, с одной стороны, нового «высшего эшелона» — региональных столиц, резиденций суверенов и центров административного управления рождающейся новой национальной и территориальной государственности, а с другой — массы поселений, городских по своим функциям, но зачастую лишенных какого-либо, «соответствующего», правового статуса, — так называемых «неполноценных» городов. Меняется и пространственно-территориаль- ное «расположение» городской сети под воздействием разных факторов и процессов хозяйственного, социального, политического характера. Это — и подъем горнодобывающей и горнорудной промышленности, способствовавший возникновению городов в областях, до этого почти не знавших урбанизации (Гарц, чешское Рудогорье, саксонские Эрцгебирге, Норвегия), и развитие нового сукноделия, производства бумазеи и полотна (стимулировавших, в частности, образование городов в Бретани, Нормандии, Юго-За- падной Германии), и формирование новых силовых линий и Центров в европейской хозяйственной и политической жизни под влиянием великих географических открытий и возвышения европейского Северо-Запада в противовес Средиземноморью, и складывание общеевропейской торговли зерном, мясным скотом, винами и т.п.

41

Параллельно происходило оформление прежде разрозненны^ провинциальных городских систем в единую взаимосвязанную систему исторической области, страны. Важную роль в этом про-, цессе играли так называемые «малые города» — особенно в Центральной и Восточной Европе, на Балканах, где они выступают как специфическая форма урбанизации позднего Средневековья ц раннего Нового времени*.

Таким образом, изучение ритма, темпов, факторов и фор^ урбанизации в их конкретно-историческом развитии и разработка на этой основе ее региональной типологии является одной из] насущных задач современной медиевистики. Нельзя сказать, чтобы] попыток решения этой задачи не было. Так, широкое признание! в современной историографии, в частности центрально-европей- ских стран, получили периодизация и типология европейской средневековой урбанизации, разработанные немецкими медиевистами К. Хаазе и X. Штообом. :

К. Хаазе, исходя из классического, идеального типа средневекового города, обладающего правом, автономией, отграниченного от сельского мира, выделяет в истории европейской урбанизации три этапа с весьма подвижными внутренними границами. Первый этап — «раннесредневековая эпоха» — охватывает период от империи Каролингов до XIII в. Это время господства, по выражению Хаазе, «скованного города». О городе в правовом, топографическом, терминологическом смысле нет и речи: он пребывает еще в стадии рождения и становления под влиянием «хозяйственных импульсов, фискальных, экономических интересов феодальных господ». Вторая эпоха — это время города в правовом смысле, когда происходит его оформление как «юридического лица» — «дееспособной корпорации». Иногда этот период называют, «упрощая историю», считает Хаазе, «коммунальной эпохой». Движение в этом направлении начинается в области бассейна рек Мааса и Шельды, постепенно смещаясь на восток, оно достигает немецких земель где-то около 1100 г. Германия вносит в этот процесс известное своеобразие, связанное с оформлением в позднее Средневековье сильной территориальной власти и государственности. В свяви с этим в немецких землях было весьма ощутимо сковывающее сеньориальное влияние на городское развитие и более тесная включенность города (через посредство системы налогообложения и управления) в структуру территориальной государственности и хозяйственной жизни. «Вольные», «имперские» и «ганзейские» города испытывали политическое и экономическое дав-

•См. Очерк III. С. 190-221.

42

ение со стороны княжеской и территориальной власти, «являя

с06ой изолированные острова независимости». Создаваемые в аннее Новое время новые города были ориентированы, считает

КХаазе, исключительно на потребности княжеских дворов и территориальных правителей. Третьему периоду, который, по мысли Хаазе, начинается с Французской революции, предшест- вовало столетие «переходного периода», когда постепенно города из самоуправляющейся общины превращались в город как институт административной системы9

X.Штооб, исходя из среднестатистических данных о росте городов в Центральной Европе, выделяет пять периодов, принимая во внимание преобладание городских поселений с определенным набором признаков. Период до 1150 г. — время так называемых «материнских городов» и формирования самого типа «средневеко- вый город»; 1150—1250 гг. — период «больших основанных» горо- дов «старого типа» и тиражирования на широком пространстве, в том числе и Восточной Европы, вызревшего «в лоне материнских городов» городского права; 1250—1300 гг. отмечены распространением «малых городов»; 1300—1450 гг. — время так называемых «неполноправных» городов; в период с 1450 по 1800 гг. число вновь возникших городов в целом невелико, но распространяются новые их типы — горные города («выраставшие словно из-под земли»), княжеские резиденции (спланированные «с точным геометрическим расчетом») и города-«убежища» — эмигрантские города. В 1800 г. европейская урбанизация вступает, как считает Штооб, в новую фазу подъема

Т и п о л о г и и е в р о п е й с к о й у р б а н и з а ц и и , разработанные К. Хаазе и X. Штообом, базируются на обобщении массового материала конкретных исследований городов, в том числе картографических и топографических, преимущественно Центральной и Восточной Европы. И все же это скорее формальный инструмент (бесспорно полезный и необходимый), облегчающий исследователю ориентацию во временной перспективе и многообразии форм, чем работающая модель, учитывающая динамику развития городского феномена во всей сложности его социальных, хозяйственных, социокультурных и политических взаимосвязей, так же как и функционально-иерархические смещения, пространственные и морфологические изменения собственно Урбанизационной (городской) системы. В этих типологиях нет главного — собственно урбанизации, как динамической целостности, как конкретно-исторического системного процесса, а именно такой подход к проблеме представляется наиболее продуктивным.

43

Одним из первых опытов типологии именно урбанизационно-j го процесса, а не отдельных городских форм, является многотом-і ная «История городской Франции». Об этом труде следует сказать подробнее. Созданный под руководством Ж. Дюби и при непосредственном участии ведущих историков «Школы Анналов», в том числе и Ж. Jle Гоффа, этот труд представляет собой первый опыт написания истории европейского города и урбанизации с позиций социокультурного синтеза. Первые три тома его посвящены непосредственно Средневековью и раннему Новому времени11

Охватывающий хронологически огромный период — от Античности до XX столетия, а пространственно — практически всю Западную Европу (территории и области, в отдельные исторические периоды имевшие так или иначе отношение к французской государственности), этот труд синтезирует материалы конкретноисторических исследований города в этом ареале за последние полвека. В нем аккумулировано все то новое, что привнесло в изучение города развитие археологии Средневековья, приложение лингвистических, социально-географических, историко-демогра- фических методов к области городской истории. В него вошли также и новые материалы по аграрной истории западноевропейского Средневековья, отражающие многовековую эволюцию хозяйственного и социального пейзажа «деревенской Франции». Это — тот контекст, в котором развертывается рассмотрение истории «городской Франции» и который она, в свою очередь, призвана дополнить, расширить и уточнить, акцентировав прежде малоучитываемые взаимосвязи, но важные для понимания средневековой системы в ее целостности.

Французские медиевисты подчеркивают своеобразие природы средневекового города как исторического феномена и его положения в феодальном мире, следуя в этом во многом за М. Блоком. Среди специфических черт социального климата западноевропейского Средневековья, писал Блок, нет ничего более своеобразного, чем городская коммуна. В гораздо большей степени торговый и ремесленный, чем город Античности, он также более четко был отделе« от сельской округи, в которой без всякого сомнения нуждался. Он неоднократно предпринимал шаги для эксплуатации ее и господства над ней, но не так, как «открытые для земельной аристократии близлежащей округи политические и религиозные центры классических цивилизаций». Располагавшиеся в безбрежном пространстве сельского мира, испытывавшие сеньориальное давление и гнет, средневековые «буржуа»—горожане составляли (благодаря своей, пусть и относительной, завоеванной свободе,

44

образу жизни, интересам, ментальности своих жителей) подлинно «инородное тело»12

Суть проблемы, полагает, однако, Jle Гофф, развивая мысль Блока, заключается в уяснении характера и степени этой «инородности». «Те новые формы активности (экономической по существу, как считает Ж. Ле Гофф, расходясь в этом с Ж. Дюби. — Авт.), которые породили городской процесс и которые остаются главнейшими в жизни города, — превращают ли они города в деструктивные организмы социокультурной системы, базирующейся на эксплуатации земли (и тем самым в феномены обособленные и исключительные) или же они являются элементами, которые модифицируют систему, не трансформируя ее, однако, коренным образом — вот в чем вопрос?» Город, полагает Ле Гофф, «нашел свое место» в феодальной системе. Он сформирован вместе с нею, но не как «союзник» (sisteme allie. — Ив Барель), а как его составная, неотъемлемая часть (partie integrante), образовав «фео- дально-(сеньориально) бюргерскую систему» (le systeme feodobourgeois). Эта система существовала так же долго, как и сеньориальный способ производства, не препятствуя экономическому функционированию рынка и не слишком сдерживая «буржуазные» (бюргерские) амбиции. Но справедливо и то, пишет Ле Гофф, что средневековый город, в силу своей экономической логики, основывающейся в большей мере на деньгах, чем на земле, а также благодаря своей системе ценностей, противопоставивший аристократическому идеалу вертикальной иерархии иерархию горизонтальную, наконец, благодаря своим представлениям о времени и о труде мог подтачивать феодальную систему изнутри, трансформируя ее тем самым в систему капиталистическую; он, конечно, предвосхищал и революцию индустриальную».

Таким образом, Ж. Ле Гофф не считает, подобно О. Бруннеру или И. Барелю, что имела место некая обособленная «городская средневековая система». Он предпочитает говорить о «симбиозе и противодействии» города и «феодалитэ», — о городском феномене как интегративной части феодальной системы, как феномене своеобразном и важном, «вписывавшимся в ее пространство и функционирование» и обладавшим повсеместно «общими чертами»; имела место, по выражению Ле Гоффа, некая «городская сеть/система» ((«reseau uibain»). Оригинальность этого феномена (как и противостояние его системе), по мнению Ле Гоффа, нигде не обнаруживается столь выразительно как в области культуры. Изучение специфики городской средневековой культуры, роли христианства в его сложении, так же как и роли самой городской культуры в создании и оформлении городского пространства со-

45

ставляет сегодня один из новых доменов урбанистической медиевистики, мощный импульс развитию которого был дан прежде всего работами самого Jle Гоффа13 Его концепция относительно природы средневекового города и его места в системе феодализма является, на мой взгляд, несомненно наиболее продуктивной в современной науке именно в с и л у е е о р и е н т а ц и и на исторический синтез как глобальную, «тотальную» историю.

«История городской Франции» является также и первой попыткой конкретно-исторического моделирования урбанизационных процессов на основе социокультурного синтеза, «ибо не существует», как говорится во введении, «еще городской истории Англии или Германии» (Ж. Дюби), как, впрочем, добавим от себя, и России. Генеральная идея этого научного предприятия французских медиевистов как раз заключалась в том, чтобы, развернув исследование в длительной временной перспективе на динамичном огромном пространстве исторической территории Франции, выявить «ритмы, преемственности, разрывы» в городской ее истории. Главное, как пишет Дюби во введении к изданию в целом, заключается в том, чтобы понять, что представлял собой городской феномен и каково было его место в «совокупном развитии обширной экономической и социальной системы — социокультурной формации, комплексной самой себе»14

ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Что же представлял собой город высокого, классического Средневековья (XI—XIV вв.)?

Исследования 60—90-х годов позволяют дать следующую его характеристику. Город был поселением, обособленным от окружающей территории в экономическом, правовом и топографичес- ко-бытовом плане, обладавшим при этом устойчиво-стабильным населением, в отличие от раннесредневекового рыночного места, колонии «бродячих» купцов и иных эмбриональных форм.

Под топографическим обособлением следует разуметь физическое отддаение города от деревни с помощью стен, на расстоянии мили от которых прекращала свое действие юрисдикция городских магистратов. Еще существеннее, чем топографическое обособление города, было его хозяйственное, экономическое обособление. В трактовке вопроса надо быть, однако, чрезвычайно осторожным. Во-первых, средневековый город отнюдь не порывал с сельским хозяйством. Горожане имели огороды и полевые угодья, пасли свой скот в общинном лесу, который, кроме того, доставлял им стро-

46

ительный материал и топливо, женщины пряли лен, шерсть и т.д. 0 это относится не только к захолустным городам, почти не отличавшимся от деревушек, но и к значительным центрам (таким как, например, Любек или Дубровник) — ситуация, фиксируемая исследователями в Европе повсеместно.

Во-вторых, хозяйственная деятельность средневекового города XI—XIV вв., даже в тех сферах, которые выходили за рамки аг- рарного производства, определялась средневековыми экономичес- кими принципами, присущими мелкотоварной стихии. Основной задачей считалось не производство прибавочного продукта и за- воевание новых рынков сбыта, а простое воспроизводство и под- держание уровня жизни, соответствующего социальному статусу. Хорошо известно, что ремесло и торговля в большей части средневековых городов были организованы по корпоративному принципу: цехи стремились сохранить мелкий характер ремесленного предприятия и поддерживать равенство между членами организа- ции. При всем различии между отдельными городами и отраслями производства почти все цеховые статуты ограничивали размеры мастерской, число подмастерьев, количество станков, продолжительность рабочего дня, регламентировали количество приобрета- емого сырья, объем выпускаемой продукции, ее качество и цену.

Таким образом, город вписывался в общую экономическую систему Средневековья, был ее необходимым составным элементом, но вместе с тем — колыбелью, в которой вызревали и росли новые хозяйственные силы. Прежде всего, город выступал как средоточие специализированного производства: если крестьянин был не только земледельцем, скотоводом и виноградарем, но также столяром, ткачом, кожевником, изготовлявшим почти всю свою несложную утварь собственными руками, то ремесленник, даже если он отдавал известную часть своего времени выпасу скота или рыбной ловле, или домашним поделкам, являлся прежде всего профессионалом: кузнецом, ткачом, бочаром. Даже такие «крестьянские» работы, как выпечка хлеба или приготовление пива, становятся в городе обособившейся профессией. Город противостоит деревне экономически не только и даже не столько тем, что он производит иную продукцию, но тем, что он производит ее иначе — руками специализированных мастеров. Город заботится в первую очередь об удовлетворении своих внутренних потребностей, но он удовлетворяет их при помощи сравнительно узких профессионалов. И чем дальше, тем ремесленная специализация становится более разветвленной, более дробной. Именно в этом смысле городской труд Средневековья является подготовительной школой для капиталистического способа производства.

47

Другое коренное отличие городского хозяйства от деревенской заключалось в том, что городская экономика в несравнимо боль шей степени ориентировалась на денежный обмен. В деревне денежные отношения возникали в форме уплаты ренты феодалу,; оплаты феодалом помочей и некоторых других видов работ, прц поездке крестьянина на городской рынок или при обращении к ростовщику. Межкрестьянские отношения (да и значительная часть отношений с сеньором) оставались в значительной мере за; пределами денежного обмена и выражались в разного рода отработках, «услугах», натуральных займах и т.п.

Иное дело — в городе. Город с самого своего возникновения был тесно связан с рынком, и хотя горожане нередко все знали друг друга, их хозяйственные отношения никак не сводились к натуральным услугам. Горожанин покупал на рынке одежду и утварь (во всяком случае, ее существенную часть), галантерейные изделия, даже хлеб и рыбу — то, что крестьянин в нормальных условиях производил в собственном хозяйстве. Но этого мало: в городе ремесленник и торговец, как правило, нанимал подмастерье и платил ему заработную плату, тогда как в деревне наем батрака в крестьянском хозяйстве XI—XII вв. оставался редким явлением, да и сеньория использовала наемный труд в ограниченном масштабе. Разумеется, в положении ранних подмастерьев XII—XIII вв. сильны были черты «семейной» эксплуатации: статус подмастерья был временным, он питался и жил в доме мастера. И все-таки главное, что определяло общественное положение подмастерья и его отношения с хозяином, состояло в заработной плате. Именно «наемная» сторона статуса подмастерья, его бытие в качестве наемного работника имели за собой будущее. В XIV—XV вв. в

западноевропейских городах создается особый слой постоянных, «вечных» подмастерьев: цеховые уставы тех лет знают подмастерьев, женатых и живущих отдельным домом, что противоречило принципам цеховых порядков, но сделалось к этому времени необходимостью. Одновременно с этим мастера берут на себя детальный надзор за поведением подмастерьев. Обособление подмастерьев как социальной категории привело к образованию особых организаций — братств подмастерьев, факгачески противостоящих цехам, в которых наемные работники были административно бесправными или в лучшем случае неполноправными.

Денежные отношения, профессиональная специализация и наемный труд, определявшие городскую экономику (при всем сохранении в ней цеховых ограничений), вели к изменению коренных социально-психологических представлений: о времени и пространстве, о богатстве и бедности, о труде.

48

Город был обособлен от феодальной деревни еще в одном плане — юридически-социально-административном. В результате коммунального движения XI—XII вв. многие города сумели вы- свободиться из-под власти светских и церковных сеньоров и как бы стать вне феодального права, получив привилегию руководст- воваться городским правом на территории города и прилегающей к нему узкой полосе. Городское право не только обособляло коммуну, изымало ее из-под сеньориальной юрисдикции, но и — шире — противопоставляло феодальной системе. Хорошо известный принцип «Городской воздух делает свободным» позволял феодально зависимому крестьянину, прожившему год и день внутри городских стен, расстаться с его зависимостью и приобрести свободу. Многие города изгнали проживавших в них феодалов или ограничили их права, создав таким образом новую, городскую привилегированность. Города, наконец, установили свои формы административной организации: это были территориальные братства; торгово-ремесленные корпорации (цехи и гильдии), объединявшие полноправных мастеров — собственников мастерских и лавок; братства подмастерьев и, разумеется, прежде всего — органы коммунального самоуправления, городские советы.

Однако социально-административные особенности города еще более амбивалентны, чем экономические, и в этой сфере город и принадлежит, и вместе с тем не принадлежит феодальному миру. Прежде всего, класс феодалов был отнюдь не вовсе исключен из социальной среды средневекового города. Сюда входили некоторые светские сеньоры (особенно в Северной Италии и Южной Франции), поселявшиеся в городах. Сюда входила также та часть духовенства, которая сумела удержать какие-то позиции в городе; с начала XIII в. новые монашеские ордена — доминиканцы и францисканцы (минориты) — сосредоточили свою деятельность в городских предместьях, осуществляя идеологическое воздействие на город, этот центр богатства и средоточие ересей. Но главной частью этого слоя был патрициат — земельные собственники, эксплуатировавшие зависимых крестьян и в своем быту и поведении имитировавшие рыцарство. Они создавали обширные линьяжи и поддерживали родовую солидарность, заводили гербы, носили шпоры, стремились породниться с феодальной знатью и пройти посвящение в рыцари. Именно патрициат держал в руках, особенно в первое время после завоевания коммунальных привилегий, городские советы и осуществлял власть над городом и его ближайшей округой*. Город противостоял деревне своей социаль-

* См. об этом Очерк IV. С. 281—284.

49

ной структурой не в меньшей степени, чем хозяйственной активностью.

Прежде всего, городской патрициат, хотя и тяготел к анобли* рованию, принципиально отличался от подлинных баронов ц шатлэнов. Дело не столько в том, что патрициат оставался частично открытой социальной группировкой, куда доступ был относительно свободен для разбогатевших бюргеров. Важнее то, что эксплуатация земли не составляла основной функции городских, нобилей; их земельные владения были сравнительно невелики щ имели прежде всего престижное назначение, тогда как богатство^ патрициата XIII—XIV вв. складывалось в иной — торгово-ростов-' щической — сфере, в эксплуатации городских доходных статей) (откуп пошлин), в аренде городских имуществ. Деятельность яо4 билей исходила из монополии на городские привилегии и имущества, но она предполагала известную энергию и предприимчивость в области, как правило, чуждой «настоящим» рыцарям. Не случай-! но в XIII в. можно наблюдать интенсификацию сельского хозяйства в непосредственной близости от таких патрицианских центров, как Кёльн и Гент.

Но гораздо существеннее, видимо, было возникновение ремесленных городов с большим производственным размахом: во Фландрии, в Северной и Средней Италии в XIII—XIV вв. Здесь ремесленное производство (в первую очередь, сукноделие), рассчитанное на экспорт, давало настолько высокий доход, что значительная часть городского патрициата предпочла организацию ремесла ростовщичеству и откупу городских монополий.

В таких ремесленных центрах создается, помимо влиятельного слоя цеховых мастеров, совершенно новая для Средневековья общественная группировка — постоянный рабочий, не имеющий собственности и живущий продажей своего труда. Ремесленные города ХГѴ в. были охвачены сложными и острыми противоречиями: с одной стороны, это движения цеховых мастеров против патрициата, с другой — выступления «тощего народа», требующего уравнения в правах с полноправными членами цехов.

** *

Прослеживая смену парадигм медиевистической урбанистики, мы акцентировали внимание преимущественно на общих проблемах — происхождении европейского средневекового города, трактовке его сущности и места в общественной системе феодализма,

50