Yastrebitskaya_A_L_-_Srednevekovaya_kultura_i_gor

ло ста мелких городков в Венгерском королевстве имели право на устройство общевенгерских ежегодных ярмарок. Почти 60% их происходило вне сферы хозяйственного влияния больших городов (до 100 км). Вместе с тем в наиболее развитых областях, вблизи важных торговых путей малые города входили в хозяйственную орбиту больших городов, располагаясь в пределах их четырехили восьмимильной зоны. Малые ярмарочные центры группировались здесь в радиусе 16—19, 32—38, 50—60 км от больших городов. Выполняя функции посредника между большим городом и деревенской округой, они одновременно служили промежуточным этапом в процессе урбанизации крестьянского элемента, устремлявшегося в города. В целом система «большой — малый» город обеспечивала в этой стране с относительно поздней

исвоеобразно формировавшейся урбанизацией возможность постоянного более или менее равномерно распределенного рынка для сельскохозяйственной продукции и ремесленного производства.

Аналогичную систему функционального взаимодействия малых

ибольших городов фиксируют исследования чешских урбанистов

(Й. Яначек, Р. Новый). Мелкие чешские городки XIV—XV вв., в массе частновладельческие, в своих хозяйственных взаимосвязях были ориентированы не столько «по горизонтали» (друг на друга), сколько «по вертикали» на более крупные городские центры и, в конечном счете, через их посредничество или непосредственно — на большой, как правило, королевский город. Эта структура отражалась в специфической периодичности локальных торгов и ярмарок, либо предшествовавших ярмаркам в больших городах, либо следовавших вскоре после них. Это позволяло купцам-оптовикам запастись на местных рынках необходимым товаром — продуктами питания (зерно, вино, пиво), изделиями ремесленного производства, а также реализовать привезенное: соль, красители, продукцию металлообработки, железо и т.п.

Малые города окружали поясом (в радиусе 20—25 км) Прагу и другие (но уже на расстоянии 19—20 км) меньшие по значению и величине королевские города, как, например, Мост или Жатец. В Польше, где большие города отстояли друг от друга на 40—50 км, пространство между ними заполняли малые города, входящие в сферу непосредственного хозяйственного или политического воздействия большого города и располагавшиеся в радиусе 17 или 20/30 км (как, например, это было в округе Познани).

Скрепленная строгой периодичностью локальных еженедельных или ежедневных торгов, местных и областных ярмарок, эта

209

система обеспечивала стабильный товарооборот в пределах области и рынок для сельскохозяйственной продукции крестьянского и домениального хозяйств, городского производства, углубляя разделение труда между городом и округой, способствуя росту специализации.

Таким образом, как это следует из приведенного материала, малые города и местечки, даже оказываясь в сфере политического или хозяйственного воздействия более крупных городских центров, не утрачивали своей специфической хозяйственной функции местного рынка, доступного прежде всего для крестьян всех деревень округи. Но особенно возрастала экономическая роль малых городов в регионах с немногочисленными крупными городами и развитой агрикультурой, как, например, в Англии XIII—XIV вв. или французском Провансе и Венгерском королевстве в XV в. в условиях роста спроса на европейском рынке на продукцию сельскохозяйственного производства. Купечество малых городов не только распределяло товары и кредит в округе: их рынки и ярмарки, создававшие в своей совокупности постоянный рынок для продукции крестьянского и сеньориального хозяйства, усиливали товарообмен в пределах областей, внося свой вклад в формирование внутреннего рынка страны.

«Радиус и сила цивилизующего влияния малых городов, как будто, невелики, — писал в своей давней статье JI. М. Баікин (когда он интересовался еще социально-экономической историей), — но зато таких городов было много, подчас в десятке километров друг от друга. Словно тонкие кровеносные сосуды ветвились они густой паутиной вокруг основных торгово-промышленных артерий. Для неподвижной старины попросту не оставалось места»6 . Хотя автор этих строк имел в виду малые города Италии, но его образная характеристика, как легко заметить, точно отражает самое существо этого феномена европейской урбанизации.

Проблема «большой — малый» город имеет, на мой взгляд, еще один заслуживающий внимания аспект, так сказать, «генетический». Часто небольшие размеры городов объясняют их более поздним появлением и тормозящим воздействием на них ранее возникших и процветающих региональных центров. Но всегда ли причина только в этом? Не даюг ли о себе знать порой иные, более глубинные взаимосвязи, в частности, имеющие отношение к демографическим и хозяйственным процессам в регионе, к внутригородской специализации, к географическому, наконец, положению молодой агломерации?

Как показывает уже рассматривавшееся в другой связи исследование Д. Николаса, во Фландрии, например, в «большие» города

210

могли вырасти только те предгородские образования, которые, подобно Генту и Брюгге, сложились в областях с повышенной плотностью населения и были расположены на стыке зон с разной хозяйственной ориентацией: в данном случае, на агрикультуру и скотоводство. Снабжение продовольствием и сырьем собственного населения, занимавшегося кожевенным производством и сукноделием, и операции по перепродаже зерна из соседних областей составили их изначальную функцию, так же как и основу богатства и последующего промышленного процветания. Города же, возникшие не просто позже, но в центре слабонаселенных хлеборобных областей, остались в основном (подобно городам Юго-Западной Фландрии) мелкими и второстепенными, поскольку их торговоремесленные функции, не найдя приложения, не получили соответствующего развития.

Особенности хозяйственно-географического «месторасположения» помогают, с другой стороны, понять причину чрезвычайной устойчивости и процветания некоторых малых городов, которые, выйдя на историческую арену достаточно поздно, тем не менее смогли утвердить себя как городские центры, несмотря подчас, на могущественное соседство. Таков, в частности, северонемецкий ганзейский Букстехуде. Возникший в XIII в. на стыке плодородных нижненемецких маршей и скотоводческой области, расположенный на судоходном притоке Эльбы, открывавшем выход к морю, этот город быстро набрал силу, став не только одним из важных звеньев в транзитной торговле (зерном, шерстью, продуктами питания), но и хозяйственным центром обширной округи. Здесь рано оформились многочисленные и политически влиятельные ремесленные корпорации, сложилась собственная правовая традиция. Расположенный по соседству с Гамбургом, Букстехуде вплоть до XV в. успешно сопротивлялся мощному давлению с его стороны.

«Новые» малые города XV—XVI вв.: симптом «угасания» или видоизменение форм средневекового урбанизма? Концепция Упадка города в позднее Средневековье имеет немало приверженцев в зарубежной медиевистике. Показателем уровня интереса к этой проблеме служит, в частности, то, что именно ей был посвящен один из пленарных докладов и специальная Секция на IX Международном конгрессе по экономической истории (Берн, 1986 г.).

В качестве одного из «ярких» симптомов «угасания» в XV— XVI вв. средневекового урбанизма (наряду с прогрессирующим ограничением городской автономии, трансформацией цехов и

211

коммунальных институтов, изменениями в социальной и имущественной структуре городского населения и т.п.) указывают обычно на малые города, распространение которых в названные столетия действительно приобрело характер массового явления.

«Временем малого города» называет, в частности, X. Штооб период с 1300 по 1450 г. По его подсчетам, уже к началу эпидемии чумы (1330—1340 гг.) малые города (от 800 до 2000 жителей) и так называемые «карликовые и неполноценные» городские агломерации с числом жителей менее 800 человек составили ок. 66% городов от общего их числа, объединив свыше 60% городского населения Центральной Европы. Близкие этим соотношения фиксируют исследователи в Польше, Чехии, Словакии. В Тоскане начала XV в. основную массу городов составляли агломерации с населением до тысячи жителей, в которых, как уже отмечалось, проживало около 34% городского населения области в целом69

При оценке новых малых городов обычно подчеркивают домениальный характер их происхождения, связывая с этим их хозяйственную нестабильность, зачастую кратковременность существования, правовую неполноценность, как отражение все той же хозяйственной слабости и «неразвитости». Конечно, примеров этого более чем достаточно. Но взятые сами по себе, вне контекста системных процессов позднего Средневековья, примеры эти мало что дают для понимания природы феномена «новых» малых городов.

Не менее рискованно было бы возводить в ранг градообразующего фактора позднего Средневековья и инициативу локальных или территориальных феодальных властей даже там, где она особенно бросается в глаза: в Юго-Западной Германии, Саксонии и Тюрингии, Франконии и Гессене, области Миттельгебирге, чеш- ско-моравских землях, в Польском и Венгерском королевствах.

В тех случаях, когда появляется возможность сопоставить распространение новых малых городов с конкретными, протекающими в данной области хозяйственными, социальными, политическими процессами, обнаруживается воздействие более глубоких и сложных взаимосвязей. Так, согласно данным исследования польского урбаниста Я. Веселовского, распространение новых малых городов в Великой Польше приходится на последние десятилетия ХГѴ в. и приобретает массовый характер в 1400—1450 г. (17 новых городков каждые десять лет) — как раз тогда, когда эта историческая область вступает в новый этап экономического развития и оказывается в центре пересечения новых главных путей общеевропейской торговли массовым товаром, продуктами питания, прежде всего — зерном и мясом70. Новые городки — в мас-

212

се магнатские и шляхетские — центры доменов. Но одновременно зачастую — это этапы на пути дальних торговых транспортов. Это совпадает с тем, что мы уже знаем о росте в эту эпоху товарности домениального хозяйства, включении его в широкие рыночные отношения. Отсюда — особая заинтересованность феодальных собственников в возвышении правового статуса таких центров, в ограждении привилегиями, которые обеспечивали возможность свободной (от регламентации купеческих корпораций) торговли, активными участниками которой были и сами феодалы. Возможность относительно свободной торговли привлекала сюда и крестьян. Материалы исследований Я. Веселовского, Г. Самсоновича позволяют сделать вывод о том, что новые малые города располагались вдоль основных путей пересекавшего Великую Польшу европейского транзита и ее торговых контактов с соседними областями. Однако в массе своей, особенно в XV в., сосредотачивались эти городки на путях локального обмена. Важно также и то, что многие из них вели свое происхождение от поселений (приходские села, деревни), выполнявших функции городских и сезонных ярмарочных центров задолго до официального оформления их городского статуса.

Данные картографического анализа городской сети Великой Польши в эти же столетия проливают свет и на другое обстоятельство, важное для понимания феномена новых малых городов также

ив других европейских регионах. На первой стадии своего распространения они заполняли лакуны внутри провинциальных городских систем, способствуя их уплотнению особенно в зонах, хозяйственно более развитых. В дальнейшем, малые города распространяются на соседние области, не знавшие или почти не знавшие урбанизации. Это сопровождалось установлением стабильных хозяйственных взаимосвязей между отдельными, до того замкнутыми на самих себе провинциальными городскими системами. Итогом было сложение к концу XVI в. достаточно плотной

ив целом стабильной городской системы в этой области. На эту роль новых малых городов в оформлении региональных и областных городских систем и их взаимосвязей указывают также и материалы исследований французских медиевистов.

Вэтой связи возникает вопрос: всегда ли замедление ритма новых городских локаций, фиксируемое исследователями, в частности в тех же польских или немецких землях со второй половины XV—XVI в. может рассматриваться как проявление упадка городского развития? Не является ли замедление темпа урбанизации в некоторых случаях, напротив, показателем известной «насыщенности городами» данной страны, области и отсутствия в этот

213

период хозяйственной потребности в новых агломерациях? Характерно, что в той же Великой Польше редкие уже в XVI—XVII вв. новые городские локации появлялись преимущественно в пограничных районах и там, где прежде не было локальных рынков.

В контексте городской системы конкретной территории следует, видимо, оценивать и исчезновение части мелких городов. Несомненно, они больше были подвержены опасностям, связанным с войнами; в первую очередь становились жертвами изменения хозяйственной конъюнктуры и т.п. Исчезали прежде всего те из них, которые меньше были защищены в правовом отношении, слабо укоренены локально, в ком, наконец, исчезала потребность у их владельцев. Но как сказывались эти потери на состоянии и функционировании городской сети в целом? Там, где она сформировалась, как, например, в той же Великой Польше, (или в Саксонии, Вестфалии, Рейнской области, Швабии), исчезновение некоторого числа малых городов не вело обязательно к принципиальным изменениям, отражаясь в основном лишь на иерархии ее отдельных звеньев.

Проблема нестабильности положения многих новых малых городов позднего Средневековья имеет, однако, и другой аспект. В частности, не является ли эта нестабильность обратной стороной (или следствием?) их способности порой быстро адаптироваться к новым, иногда чрезвычайным условиям хозяйственной жизни, демографической ситуации, политической обстановке и, особенно, — к потребностям спроса?

Яркие примеры подобной адаптационной способности дает, в частности, история городской Франции, причем в самые черные периоды Столетней войны: это уже упоминавшиеся выше бургады графства Бигорры, пиренейских княжеств, городки провинции Бурбоннэ, Бретани, поднявшиеся к активной торгово-промыш- ленной деятельности в 20—50-е годы XV столетия благодаря своей позиции нейтралитета.

Становление новых малых городов в ряде областей и территорий явственно обнаруживает к тому же воздействие новых силовых линий и центров европейской хозяйственной жизни. Так, рост со второй половины XV в. мелких городков в Артуа и Шампани, расширении их сети в Швабии, Эльзасе, Хагенау было обусловлено импульсами, исходившими от новых европейских промышленных и финансовых центров — Лиона, Аугсбурга, Нюрнберга, Ульма. Сеть новых мелких городов в Верхней Германии, Западной Швейцарии была вызвана к жизни открытием новых путей европейской транзитной торговли через альпийские перевалы (Йохберг, Шплюген) и потребностями фрахтового обслуживания.

214

Появление новых малых городов в известной мере несомненно было связано также с глубинными процессами трансформации фео- дального способа производства и производственных отношений. Как уже отмечалось, позднее Средневековье было временем повсемест- ного ужесточения городских корпоративных структур и их монопо- лии в хозяйственной жизни, «замыкания» цехов, но одновременно — и подъема предпринимательской активности. Особенно интенсивно этот процесс протекал в старинных метрополиях, крупных и средних городских центрах. Напротив, в новых, тем более мелких, городах давление традиции до поры до времени было слабее, а возможности использования новых технологий, освоения новых видов массовой продукции, расширения объема и рамок производства — больше. Пример тому — мелкие фландрские центры нового сукноделия или швабские городки, специализировавшиеся на производстве хлопчатобумажных тканей, шелковой нити.

Не случайно система раздач и рассеянная мануфактура рейнских и верхнегерманских центров экспортного производства наложились на ремесленное производство не только деревни, но и небольших городов как непосредственной округи, так и отдаленных областей. Это имело следствием (по данным Ирзиглера по Кельну и Г. Аммана по Нюрнбергу) развитие разделения труда в сфере промышленного производства между большими городами и локальными городскими центрами. Мелкие городки в ареале мощного хозяйственного воздействия экспортного центра специализировались на производстве полуфабрикатов (шерстяной или хлопчатобумажной пряжи, проволоки и т.д.), некоторых видов массовых изделий из металла (ножи, мечи, котлы, предметы домашней утвари), ходовых сортов грубых сукон, возделывании технических культур 1. Полуфабрикаты получали окончательную отделку в мануфактурных мастерских городских предпринимателей; через них же поступала на дальние рынки основная масса изделий промышленного производства и сырье.

Однако, как уже отмечалось в другой связи, вовлечение ремесленного населения мелких городов в орбиту предпринимательской деятельности купечества крупных экспортных центров не лишало мелкие города самостоятельности. Как показывает история фландрского сукноделия или швабского производства хлопчатобумажных тканей, о чем говорилось уже выше, они жили полнокровной хозяйственной жизнью, имели собственную монопольную зону локальной активности и выход на дальний рынок. Вместе с крупным городом провинции, к которой они экономически тяготели, эти малые города образовывали хозяйственный и культурный «универсум».

215

В контексте региональной истории подчас в ином свете предстает и природа правовой «неполноценности» многих новых городов, на которую так любят ссылаться исследователи, связывающие новые малые города с «закатом» средневековой урбанизации и акцентирующие их политическую и хозяйственную несостоятельность. При более пристальном рассмотрении можно обнаружить, что эта политическая неполноценность отнюдь не всегда была адекватна реальной, порой весьма значительной, важности агломерации и фактически центральному характеру ее функции. Исследования, в частности бурговых городов, рыночных местечек

и«вольных поселений» в некоторых землях Юго-Западной Германии XV—XVI вв. утверждают в мысли, что «правовая неполноценность» многих из них — отражение не столько вырождения средневекового урбанизма в эту эпоху, сколько стремления набирающей силу территориальной власти приспособить объективный процесс урбанизации в регионе к своим нуждам и интересам.

Вэтом отношении показательна ситуация, сложившаяся в графстве Арнсберг (Южная Вестфалия) с его системой бурговых городков, крепостей и «вольных поселений». Исследовавший этот регион видный немецкий ученый-урбанист В. Эбрехт показывает, что эта система строилась с ориентацией на хозяйственное освоение края и с учетом естественно сложившейся специализации отдельных районов (агрикультура, лесное хозяйство, горнорудный

иплавильный промыслы) и локальных хозяйственных связей и центров, так же как и пролегавших неподалеку путей надрегионального обмена и европейского транзита

Одновременно предусматривалось обеспечение потребностей территориальной власти: расширение территории господства, защита ее границ и важнейших жизненных центров, а также ограничение роста самостоятельности бюргерства. Первое достигалось возведением укрепленных городков с широкими рыночными и иными привилегиями в пограничных районах; строительством системы крепостей вблизи горных перевалов, речных переправ, в тесном соседстве, наконец, со спонтанно выросшими там поселениямй с городскими функциями. Второе — дифференцированным наделением этих агломераций городскими правами, привилегиями, «свободами», которые предоставлялись таким образом, чтобы наиболее сильные и перспективные локальные центры оказывались обладателями только «свобод», что исключало, например, право проведения рынка, ярмарок, самостоятельного выбора судей и членов городского совета. Вся система «дарования» городских прав и привилегий в графстве фактически была ориентиро-

216

вана на то, чтобы не лишая локальные центры возможности хозяйственного роста, обеспечить монопольные права и центральное положение города-резиденции Арнсберга.

Пример бурговых городков и «вольных поселений» графства Арнсберг, так же как и разнообразных форм «неполноценных» городов в ряде других немецких территорий, позволяет утверждать, что под шапкой «негородских» правовых наименований выступали подчас агломерации, обладавшие широким спектром центральных городских функций. В массе это действительно центры домениального и территориального управления, но также — и локальные центры хозяйственной жизни края: торговли зерном, скотом, салом, винами, ремесленными изделиями. Однако их правовой статус, возвышая административно, исключал, как правило, рост политической самостоятельности их жителей.

Таким образом, как показывает рассмотренный нами в данном разделе материал, феномен новых малых городов плохо укладывается в рамки однозначной негативной оценки их как симптома упадка средневекового урбанизма. То, что уже известно о их хозяйственной жизни, роли в становлении и функционировании провинциальных городских систем, о природе правовой «неполноценности» некоторых их типов и т.п. убеждает, что речь идет о специфической урбанизационной форме, пребывавшей в соответствии с хозяйственными, социальными, политическими реалиями европейской жизни той эпохи.

Во всяком случае, их связь с мощной экспансией рыночных отношений и товарного производства как на Западе, в «центре» европейского средневекового мира, так и в его «периферийных и полупериферийных зонах» (если воспользоваться терминологией Валлерстайна) бросается в глаза. Показательно, что максимум их распространения приходится на период формирования основ общеевропейского рынка и «европейской мировой хозяйственной системы»73 В этом контексте новые малые города в равной мере и продукт, и носитель, и показатель интенсивности этого процесса, так же как и его региональной специфики. Думается, есть достаточно оснований полагать, что новые малые города, во всяком случае начиная с середины — второй половины ХГѴ столетия, — суть одно из проявлений трансформации средневекового урбанизма в ответ на те структурные изменения, которые сопровождали переход от классического феодализма высокого Средневековья к новому, переломному этапу его истории и которые подготовили основы капиталистического развития. С этой точки зрения, новые малые города не столько симптом «угасания» средневекового урбанизма, сколько, пожалуй, одно из свидетельств «долгого Средне-

217

вековья», предостерегающее от односторонней модернизации истории XV—XVI и даже XVII столетий.

Переломные периоды европейской истории, пишет Ф. Бродель, так или иначе всегда отражались на городе, а моменты роста обнаруживали себя во взрыве урбанизации. Движение при этом было обоюдным: город настолько же порождал подъем, насколько сам был им порожден. Но даже если город не был единственной причиной подъема, он обращал его к своей выгоде Эта линия развития давно привлекает внимание историков-урбанистов. Однако преимущественный интерес к внутригородским процессам, при том, как правило, в единичных средних и крупных центрах, дальней торговли, экспортного производства заслоняет перед исследователями другой аспект проблемы — движение в целом средневековой урбанизации как специфического феномена, ее видоизменения во времени и ее региональные, конкретно-истори- ческие особенности.

Именно это обстоятельство, на мой взгляд, прежде всего сказывается на трактовке новых малых городов. Но одновременно так или иначе дают о себе знать и стереотипы правового подхода к определению понятия средневекового города в целом, так же как и предпочтение, оказываемое исследователями количественным критериям (площадь, занимаемая городом, численность населения).

Вместе с тем, как убеждает рассмотренный нами материал, очевидно, что проблема «малого города» — это проблема городской системы в целом: присущего ей порога урбанизма (и урбанизации в функциональном смысле), иерархии ее отдельных звеньев и эволюции во времени. Но одновременно это также проблема конкретно-исторического развития области, территории, региона, страны, — происходивших там экономических изменений, социокультурных, демографических, политических процессов, — иными словами: тотальной (глобальной) истории — культурантропологического синтеза*.

* Мысль о важности изучения малых городов «широким фронтом» как общеевропейской феномена с целью как уточнения дефиниции самого понятия «город», так и выяснения в этом контексте их собственной специфики впервые была сформулирована в ходе дискуссий на Международном коллоквиуме в Бордо (октябрь 1985 г.), организованном по инициативе Центра городских исследований университета Бордо III и Национального центра научных исследований. По мнению Ж.-П. Пуссу, одного из руководителей коллоквиума, эта работа должна развертываться по двум фундаментальным направлениям: хронологическом — реконструкция для каждого из основных исторических периодов (Средневековья, раннего Нового времени и современности), описи малых городов с указанием

218