einhard_zhizn_karla_velikogo

ПРИЛОЖЕНИЕ I V

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

К«ЖИЗНИ КАРЛА ВЕЛИКОГО»*

1.Последние Меровинги

2.Пипиниды-Каролинги

3.Карл Великий

Общие сокращения и обозначения, принятые в таблицах 1 - 3

Сокращения, принятые в таблице 1

ААвстразия

Б Бургундия

ННейстрия

Обозначения, принятые в таблице 3

* При составлении таблиц использованы издания: RICHE, р. 367; (NELSON),

p. xi.

ТЕОДЕРИК IV НВА (| 737)

го

3. КАРЛ ВЕЛИКИЙ

(768 г. — КОРОЛЬ ФРАНКОВ, 774 г. — КОРОЛЬ ЛАНГОБАРДОВ, 800 г. — ИМПЕРАТОР)

[1] ^ ок. 768 г. — Химильтруда Пипин Горбатый (769 - 811), п. 792 г. — монах Прюмского монастыря.

[2] = 769 г. — дочь короля лангобардов Десидерия, в 770 /1 г. была отвергнута. [3] = 771 г. — Хильдегарда, дочь графа Герольда (758 - 783)

-Карл (772/3 - 811), 790 г. — король Нейстрии.

-Аделаида (773 - 774).

Карл Лысый (823 - 877), с 838 г. — король, с 875 г. император. Лотарь (778-779/80).

Берта (779/80 - п. 823), ок. 795 г. — любовница поэта Ангильберта (после а. монастыря св. Рикье) -

Хильтруда.

[5]- 794/6 г. — Лиутгарда (ум. 800 г.).

[6]+ — Мадельгарда

Руотхильда (ум. 852 г.), 840 г. — настоятельница монастыря Фармутье. [7] 4= — Херсвинда

Адальтруда.

[8] + — Регина Дрогон (801 - 855), 818 г. — клирик, 820 г. — а. монастыря Люксей, 823 г. — еп. Меца, 834 г. — арх.

Гуго (802 / 6 - 844), 818г. — духовное лицо, 822/3 г. — а. монастыря св. Квентина, 834 г. — арх.

[9] + — Аделаида Теодорих (р. 807), 818 г. —духовное лицо.

[10] 4= — имя неизвестно Ричбод (800 / 05 - 844), 840 г. — а. монастыря св. Рикье.

ПРИЛОЖЕНИЕ V

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ КАРЛА В ПЕРЕВОДЕ М. М. СТАСЮЛЕВИЧА

(В 820 г.).

Предисловие биографа

Предпринимая описать общественную и домашнюю жизнь, равно как и значительную часть подвигов своего государя и воспитателя Карла, наилучшего и заслуженно знаменитого короля, я имел в виду быть возможно более кратким, но заботился и о том, чтобы не опустить ничего из дошедших до меня сведений, а вместе не обременить излишними подробностями тех, кто не любит читать новейших сочинений; едва ли, однако, есть какая-нибудь возможность неудовольствия таких лиц, которым надоедают даже

идревние произведения писателей, обладавших и красноречием,

иученостью. Хотя я не сомневаюсь, что и кроме меня найдется не мало людей досужных и образованных, которые не считают современное до того ничтожным, чтобы в нем предать забвению и осудить на молчание все, как недостойное памяти; но и эти люди, увлеченные любовью к вековечному, желают лучше описывать знаменитые деяния других, нежели спасти славу своего имени от забвения потомства. Все это, как я полагаю, не должно было удерживать меня от предпринятого мною труда, так как я уверен, никто не мог бы описать с такою достоверностью, как я, все, что пережито мною и что я познал, как говорится наглядною верою; сверх того, мне не могло быть известно, будет ли современное нам описано кем-нибудь другим или нет. Я предпочел бы даже вместе с другими писать об одном и том же предмете и передать его потомству, лишь бы не допустить погибнуть во мраке забвения славной жизни и знаменитых деяний, едва ли даже возможных для людей нынешнего времени, — деяний наилучшего и величайшего в эту эпоху короля. Но была еще и другая причина, думаю, не менее основательная, и которая одна по себе могла принудить меня взяться за труд: это, именно, заботы Карла обо мне и постоянная дружба со времени моего пребывания при дворе, его и детей; он меня так привязал к себе и сделал меня таким должником и при жизни, и за могилой, что я справедливо был бы

обвинен в неблагодарности и осужден, если бы, позабыв все его благодеяния, прошел молчанием блестящие и знаменитые подвиги человека, сделавшего мне столько добра, — как будто бы он никогда не существовал, и как будто бы его жизнь не заслуживает ни литературного воспоминания, ни похвального должного слова. Конечно, для полного осуществления предпринятого мною недостаточно моих слабых и ничтожных сил: оно было бы в состоянии затруднить самое Туллиановское красноречие.

Итак, представляю тебе, о читатель, мой труд, назначенный для сохранения памяти о славном и великом муже; в этом труде ты будешь удивляться только его подвигам да еще, может быть, тому, что я, варвар, весьма мало знакомый с латинской речью, подумал, что могу порядочно и толково написать что-нибудь полатыни, и дошел до такого бесстыдства, что, по-видимому, пренебрег тем, что сказал Цицерон о латинских писателях, как мы то читаем в его Книге тускуланских бесед: «Взять на себя облечение в литературную форму своих размышлений и не уметь ни расположить их, ни отделать, ни обставить интересно для читателя может один человек невоздержный на досуг и писательство». Такое изречение великого оратора было бы в состоянии остановить меня, если бы я еще прежде не решился лучше испытать на себе суд людской и пожертвовать своею литературною репутацией, нежели, щадя самого себя, не сохранить памяти о столь великом муже.

[1] Ленивые короли

(В 820 г.)

Дом Меровингов, из которого в прежнее время франки избирали себе королей, прекратился, как обыкновенно то принимают, вместе с королем Гильдериком (III), который по приказанию римского папы Стефана был низложен, острижен и заточен в монастырь. Хотя этот род угас только с его смертью, но он уже давно не имел никакой жизненной силы и обращал на себя внимание одним тщеславным титулом королей, потому что могущество и государственная власть находилась в руках высших сановников двора, называвшихся майордомами, которые собственно управляли государством. На долю короля оставалось только довольствоваться одним королевским титулом и представлять собою изображение правителя, восседая на троне с длинными волосами и отпущенною бородою и выслушивая отовсюду являвшихся к нему посланников, которым он давал при прощании ответы, заранее

ему продиктованные и заученные наизусть таким образом, что можно было подумать, будто он говорил от самого себя.

Король, кроме бесполезного титула и скудного содержания, которое выдавал ему майордом по своему усмотрению, имел единственное, впрочем, очень мало доходное, поместье, составлявшее его собственность, помещение и прислугу, весьма немногочисленную и едва достаточную для самого необходимого. Всюду, куда бы король ни отправлялся, он ехал в повозке, запряженной парою волов, которыми правил пастух. Так он ездил во дворец на народные собрания, которые ежегодно происходили для блага государства; тем же порядком он отправлялся и обратно домой. Самое же управление государством и все, что только нужно было привести в исполнение или устроить во внутренних или внешних делах, обо всем этом заботился майордом.

[2] В то время, когда Гильперик был низложен, звание майордома носил отец Карла, Пипин, и притом по праву наследства. Отец Пипина, Карл (Мартелл), отлично действовал в этом звании, полученном им от своего отца Пипина (Геристальского); в это же звание выбирали только тех из франков, которые превосходили других древностью своего высокого рода и богатством владений. Карл (Мартелл) отнял у вельмож ту огромную власть, которую они себе присвоили было во всей франкской земле; прогнал обратно в Испанию сарацин, помышлявших о завоевании Галлии, разбив их на голову в двух больших сражениях, сперва в Аквитании, у города Пиктавия, а потом на реке Бирре, близ Нарбоны.

После нескольких лет, в течение которых Пипин, отец короля Карла (Великого), вместе со своим братом Карломаном отправлял наследованную ими от отца должность в совершенном согласии друг с другом, оставляя тень власти королю Гильдерику (III), Карломан отказался от забот о мирских делах по неизвестным причинам, но, вероятно, из любви к жизни созерцательной, и удалился на свободу в Рим. Там он сложил с себя светскую одежду, сделался монахом и несколько лет, вместе с прочей братией, прибывшей с ним для той же цели, пользовался желанным спокойствием на горе Саракт, где он построил монастырь при церкви св. Сильвестра (747 г.). Но скоро он принужден был искать другого убежища, потому что его любимое спокойствие очень часто было нарушаемо многими знатными франками, которые, исполняя свои обеты, совершали путешествие в Рим и заходили с приветствиями к своему прежнему повелителю. Когда он

увидел, что эти многочисленные посещения мешают его цели, то оставил гору и удалился в провинцию Самний, в монастырь свят. Бенедикта, на горе Казино, где и провел остаток дней своих, ведя благочестивый образ жизни.

[3] Пипин, по определению римского папы, был возведен из майордомов в короли (752 г.). После того как он с небольшим пятнадцать лет (752 - 768) правил единовластно франками и кончил войну против герцога Вайфария Аквитанского, продолжавшуюся 9 лет сряду; он умер в Париже от водяной болезни, оставив после себя двух сыновей, Карла и Карломана, которые милостью божией наследовали королевство. Сами франки на всеобщем собрании народа поставили их обоих королями, однако с условием, чтобы они разделили государство на две равные части: Карл должен был получить ту часть, которою владел отец его Пипин, а Карломан — другую, которою когда-то управлял дядя его Карломан. Это условие было принято с обеих сторон, и каждый вступил во владение своею частью, которая ему досталась по определению (768 г.).

Мир между ними сохранялся с величайшим трудом, потому что приверженцы Карломана старались рассорить братьев и хотели даже возбудить между ними войну. Но такое опасение, как показали последствия, не имело твердого основания: после смерти Карломана, жена его со своими детьми и знатнейшими приверженцами убежала в Италию, и, бросив без всякой причины брата своего мужа, отдалась вместе с семейством под покровительство лангобардского короля Дезидерия. Карломан, после двух лет правления вместе со своим братом, умер от болезни. Карл же, по смерти брата, был, по всеобщему признанию, провозглашен королем франков (711 г.).

[4] Не считая удобным говорить о рождении, детстве и даже отрочестве Карла, так как нет для того никаких письменных показаний, ни очевидцев, которые взяли бы на себя сообщить о том сведения, я, отложив в сторону недостоверно известное, решился приступить прямо к изложению и объяснению деяний Карла, его характера и прочих сторон жизни. А именно, я начну с его внутренней и внешней деятельности, далее скажу о характере и наклонностях и, наконец, перейду к его администрации и смерти, не опуская в своем повествовании ничего, что заслуживает быть известным и о чем необходимо знать.

[51 Из всех войн, которые вел Карл, самая первая была война аквитанская (769 г.), начатая еще его отцом, но не оконченная; он предпринял ее в надежде скоро окончить еще при жизни брата (Карломана), которого даже просил явиться к нему на помощь. Хотя брат и обманул его своими обещаниями, но он несмотря на то деятельно продолжал предпринятый поход и решился окончить дело не прежде, пока своим постоянством и твердостью не достигнет того, чего домогался. Карл принудил Гунольда, который, по смерти Вайфария, занял Аквитанию и сделал попытку к возобновлению почти уже оконченной войны, оставить эту страну и бежать в Гасконию. Не оставляя Гунольда и там в покое, Карл перешел реку Гаронну и потребовал через послов у Лупа, герцога Гасконии, выдачи беглеца; в случае, если Луп замедлит удовлетворением его требования, Карл грозил ему войною. Но Луп, следуя более здравым советам, не только выдал Гунольда, но и сам, вместе со всею областью, признал над собою власть Карла (769 г.).

[6] По окончании этой войны и по устройстве дел в Аквитании, когда брат его, бывший соправителем, умер, Карл начал войну с лангобардами, вследствие настояния и просьб римского епископа Адриана. Такая же война еще прежде (756 г.) была ведена его отцом (Пипином Коротким), по приглашению папы Стефана, и стоила ему больших усилий, потому что некоторые из знатнейших франков, с кем он обыкновенно совещался, были до того несогласные с его волею, что, не стесняясь объявили свое намерение оставить короля и возвратиться домой. Тем не менее, война была тогда объявлена королю (лангобардов) Айстульфу и в короткое время окончена. Хотя причина войны у Карла и у его отца была подобная или, лучше сказать, одна и та же, но при всем том обе войны были ведены не с одинаковыми трудностями и имели совершенно различные последствия. Пипин заставил короля Айстульфа, после нескольких дней осады Тицина (н. Павия), дать заложников и возвратить отнятые у жителей Рима города и крепости, взяв с него клятву не покушаться на новое их завоевание. Карл же, начав войну, не прежде остановился, как принудив сдаться Дезидерия, утомленного продолжительною осадою, а сына его, Адальгиза, на которого все возлагали свои надежды, оставить не только государство, но и Италию (774 г.); все отнятое у жителей Рима Карл возвратил им; Руодгаза, наместника Фриульского герцогства, замышлявшего новое восстание, усмирил