ТеорияХудожКультуры

УДК 008

ББК 71.0 Т 33

Ответственный редактор

доктор философских наук

Н.А. Хренов

Редколлегия:

А.С Вартанов, Е.В. Дуков, А.Я. Рубинштейн, К.Б. Соколов, В.И. Тасалов, Ю.У. Фохт-Бабушкин, Н.А. Хренов

Рецензенты:

доктор философских наук

В.П. Крутоус,

доктор философских наук

А.С. Мигунов

Теория художественной культуры. Вып. 13. – М.: ГИИ, 2010. – 454 с. – ISBN 978-5-98287-026-1

Очередной (13-й) выпуск ежегодника «Теория художественной культуры» посвящен трансформациям искусства в художественной культуре ХХ в. Три основных аспекта обсуждения этой острой и теоретически значимой проблемы образуют три раздела коллективного научного труда. Первый раздел «Метаморфозы искусства в ХХ – начале XXI в.» открывается статьей Н. Хренова о проблематике кризиса искусства в ХХ в.; автор различает в ней два смысловых пласта – «искусствоведческую констатацию» и «культурологическую интерпретацию», которые выступают как взаимодополняющие друг друга. Второй раздел – «Мифотворчество в истории художественной культуры» – осмысляет, теоретически и исторически, взаимосвязь мифа и искусства в XIX – ХХ вв. Третий раздел сбор- ника–«Мифкаккатегориякультуры»–такженоситконцептуальныйхарактер. В статьях этого раздела обсуждаются вопросы категориальной интерпретации мифа в современной философии культуры, рассматривается миф как категория западной и русской философии. Сюда включена статья о мифологической компоненте эпохи «оттепели» и статья, в которой исследуется история романтического мифа о «гениальном безумце».

Для искусствоведов, философов, культурологов, эстетиков, а также для тех, кто интересуется художественной культурой и искусством.

3

Введение

Очередной, 13-й выпуск ежегодника «Теория художественной культуры» посвящен историческим судьбам искусства и их теоретической рефлексии в ХХ–начале XXI в. В последней обозначились противоположные тенденции: с одной стороны, возникло ощущение очередного кризиса искусства – уже наступившего или еще наступающего в ближайшей перспективе, в результате которого искусство в привычных для нас формах перестает существовать, и то, что развивается на месте искусства сегодня – либо не вполне искусство, а что-то другое; либо искусство, кардинальным образом изменившее свою природу. С другой стороны, наметилась тенденция намеренной архаизации искусства, его обращения к своим истокам, когда искусство предстает в своей синкретической слитности с другими, смежными явлениями культуры – мифом, религией, ритуалом. О чем свидетельствует современная архаизация искусства – о путях его выхода из кризиса или о формах его самоуглубления? О расширении культур- но-историческогоконтекста,вкоторомосознаетсебясовременное искусство, или о неразрешенных проблемах его художественноэстетической идентификации? Эти и другие теоретические вопросы обсуждаются на страницах настоящего выпуска.

В книге четыре раздела, структурирующие публикуемые в ней исследования и материалы.

Первый раздел – «Метаморфозы искусства в ХХ – начале

XXI в.» – посвящен обсуждению перспектив развития искусства в текущем столетии. Открывающая раздел статья Н.А. Хренова, подводящая предварительные итоги дискуссиям о кризи-

5

Теория художественной культуры. Выпуск 13

се искусства в ХХ в., ставит принципиально новую проблему, в свете которой все предшествующие споры о кризисе искусства приобретают иной, неожиданный смысл: автор предлагает различать искусствоведческий и культурологический подходы к кризисным процессам в истории искусства. Первый из них берет на себя функцию констатации кризиса, второй занимается его интерпретацией. Завершающая раздел статья В.М. Петрова переводит проблему «конца искусства» в русло информационного подхода, что, по мнению автора, намечает теоретический выход из создавшейся тупиковой ситуации.

ДавнийавторГИИ,казанскийученыйБ.М.Галеев,посвятил последнююсвоюстатьюместусинестезиивсистемеметафорическогомышления.Ксожалению,автору,недавноушедшемуизжизни, уже не доведется увидеть свою работу вышедшей в свет. Другой путь рассмотрения перспектив развития искусства в XXI в. предлагает Т.Е. Савицкая, полагающая парадигмой культуры будущего виртуальную реальность. В статьях И.В. Кондакова и Ю.В. Стракович обсуждается вопрос о границах искусства в современной культуре (на примере музыки). Если первая из этих статей направлена на осмысление национальных границ в искусстве ХХ в., стремительно размывающихся и приобретающих условный, символический смысл, то во второй статье речь идет оборьбенаграницемеждусовременноймузыкойиэкономикой,о путях и формах коммерциализации искусства.

Второй раздел коллективного труда – «Мифотворчество в истории художественной культуры» – связан с метаморфозами искусства ХХ в. в процессе его мифологизациии и демифологизации. Авторы этого раздела демонстрируют различные аспекты взаимодействия искусства и мифологии за последние сто с лишним лет. М.В. Гришин исследует искусство как форму репрезентации религиозной традиции. Л.И. Сараскина рассматривает образ Америки в творчестве Достоевского как миф и утопию. Е.А. Шахматова анализирует роль мистического сознания в европейской и русской художественной культуре на рубеже ХIХ–ХХ вв. Г.В. Варакина осмысляет мифологизацию музы-

кального театра в начале ХХ в. на примере дягилевского балета. В.Ф. Колязин посвятил свою статью постмодернистскому прочтению мифа в берлинском дадаизме (прочтение трагедии Ф. Геббеля «Нибелунги» Франком Касторфом).

Третий раздел выпуска продолжает тему взаимодействия искусства и мифа в ХХ в. в специфическом аспекте – «Миф как категория культуры». Акцент осмысления искусства сделан на

6

Раздел 1

МЕТАМОРФОЗЫ ИСКУССТВА В XX – НАЧАЛЕ XXI в.

Н.А. Хренов

Кризис искусства как проблема культуры

Отношения филологии, искусствознания и культурологии в эпоху становления культурологической мысли

Проблема взаимоотношений между науками не нова, но попрежнему дискуссионна. Последняя точка по этому поводу еще не поставлена. Этот вопрос, несомненно, обостряется по мере трансформации культурологии из разрозненных идей в некую систему, то есть в науку. Если сегодня можно констатировать, что наука о культуре достигла высокого уровня развития и уже приобреланекоторуюсистемность,то,следовательно,можносказать, что она уже способна претендовать на осмысление каких-то таких проблем, которые в собственно искусствознании и филологиидосихпорнеполучилиисегодняещенеполучаютполногоосвещения. Однако после нескольких десятилетий внимательного чтения работ Ю.М. Лотмана, В. Проппа, Е. Мелетинского, Д. Лихачева,В.Топорова,Вяч.Вс.Иванова,О.Фрейденберг,С.Аверинцева, Н. Конрада и беспрецедентного цитирования М.М. Бахтина это более чем странное утверждение. Разве на некоторые вопросы,волнующиекультурологов,ответыуженеданы?Чембылабы культурологическаямысльбезработназванныхвеликихотечественных филологов? Да, в эпоху увлечения этими мыслителями наука о культуре лишь находилась в процессе становления, устремляясь то по линии марксистской ортодоксии, то по линии позитивизма. Правда, это не мешало культурологической рефлексии прочно прописаться в филологии и искусствознании.

8

Н.А. Хренов. Кризис искусства как проблема культуры

Да, собственно, разве она в этих сферах не возникла? Это для отечественной культурологии оказалось даже благотворно. Именно филология, да еще и искусствознание, о котором речь впереди, явилась основой того, что в России новая наука больше берет от комплекса гуманитарных наук, нежели от естест- венно-научного знания. Может быть, это ее отличает от науки о культуре в других странах. Разве Ю. Лотман не сделал уже значительного вклада в теорию и историю культуры? Ведь многие его работы касаются методологии культурологического знания

вгуманитарных науках. Разве, анализируя Рабле, М. Бахтин не открыл вообще целые пласты культуры, уходящие в древность, или, анализируя Достоевского, он не увидел в структуре его романов их созвучность философии Античности? Как пишет Ю. Кристева, М. Бахтин восстанавливает прерванную формалистами связь с исторической поэтикой. «Цель его анализа уже не в том, чтобы понять, “как сделано произведение”, но в том, чтобы установить его место в пределах определенной типологии знаковых систем, существующих в истории. Вот почему он предпринимает исследование романной структуры как с точки зрения ее структурного (синхронического) своеобразия, так и с точки зрения ее исторического возникновения. Романная структура является для него “моделью мира”, специфической знаковой системой, историческую новизну которой как раз и следует уточнить; вот почему эта структура рассматривается также и под историческим углом зрения: по отношению к традиции – к жанру как воплощенной культурной памяти; и результаты синхронического анализа подтверждаются результатами анализа диахронического (“диахрония подтверждает синхронию”). Так, установив вначале основополагающие особенности романной организации у Достоевского, Бахтин затем обнаруживает ее истоки

вмениппейной и карнавальной традиции»1. Поэтому М. Бахтин и формулирует: «Литература – неотрывная часть культуры, ее нельзя понять вне целостного контекста всей культуры данной эпохи»2. Это элементарная формула культурологического подхода к искусству.

1 Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М., 2004. С. 13.

2 Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 329.

9

Раздел 1. Метаморфозы искусства в ХХ–начале XXI в.

Произведение искусства в диахронии: восприятие произведения за пределами породившей его культуры

С высказыванием М. Бахтина не приходится спорить. Однако более глубоким, а главное проблемным, является его суждение о том, что литература не замыкается в своей эпохе, а смысл произведения выходит за пределы своего времени. Поэтому применительно к литературе он и использует выражение «большое время». «Между тем произведение уходит своими корнями в далекое прошлое. Великие произведения литературы подготавливаются веками, в эпоху же их создания снимаются только зрелые плоды длительного и сложного процесса созревания. Пытаясь понять и объяснить произведение только из условий его эпохи, только из условий ближайшего времени, мы никогда не проникнем в его смысловые глубины»3. Так формулируется проблема, касающаяся уже не только соотношения «произведение и культура», но и соотношения «произведение и культуры». Полагаю, что осмысление этой проблематики требует уже вмешательства культуролога.

Это соотношение волновало не только философов, но и искусствоведов. Процитируем в связи с этим близкую к выводам М.БахтинамысльХ.Зедльмайра.«Сохраняяэстетическуюзамкнутость, образование несет в себе следы своей предыстории и контуры будущих преобразований. Его свойства (по крайней мере, достоверные) понимаются на основании того, что данное состояние достигнуто благодаря уже прошедшему и одновременно является переходом к другим, более поздним состояниям»4.

Х. Зедльмайр утверждает, что понимание отдельных духовных явлений существенно зависит от более высоких связей, в которые эти явления могут быть включены. Вот как Х. Зедльмайр иллюстрирует эту мысль, обращаясь к творчеству Микеланджело. «Помещая искусство Микеланджело (либо часть его) в классический Ренессанс или в становящееся барокко, или в пробившуюся сквозь ренессансные формы постготику, мы будем получать каждый раз другие, как бы заново возникающие черты, которые, хотя и способны существовать вполне объективно, самого наисокровеннейшего у Микеланджело не касаются. А то, что в формы ХVI века врывается дух гораздо более древнего рода, что с Terribile Микеланджело может быть связано

3 Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 331.

4 Зедльмайр Х. Искусство и истина. О теории и методе истории ис-

кусства. М., 1999. С. 81.

10

Н.А. Хренов. Кризис искусства как проблема культуры

(не исторически, но пра-феноменально) с Terribile романики, – подобного нептуническое восприятие духовных эпох не допускает. Такой вулканический прорыв более глубоких духовных пластов весьма типичен для эпох великих внутренних перераспределений уровней. Из-за недооценки сложившегося положения вещей все толкования искусства Микеланджело до сих пор терпели неудачу»5.

Соотнося произведение искусства или творчество конкретного художника с определенной эпохой, как М. Бахтин, так и Х. Зедльмайр усматривали проблему в том, что таким соотношением самого произведения и культуры времени появления этого произведения смысл произведения далеко не исчерпывается. Этот смысл, оказывается, соотносим с предшествующими и последующими состояниями истории. Кажется, что для последующего исследования этого заключения достаточно. Но достаточно лишь для филологии и искусствознания. Каждый специалист в меру своего дарования и традиции, заданной конкретной научной дисциплиной, а может быть, еще и модной сегодня герменевтикой, приступает к изучению какого-то конкретного явления. Однако для культуролога этого недостаточно. Ему нужна общая картина. Поэтому он находится в поисках. Так, для того чтобы осмыслить сложившуюся в Европе в начале ХХ в. ситуацию, О. Шпенглеру пришлось предпринять морфологию всемирной истории. Культуролог подхватывает идею «большого времени» и продолжает углубляться в его закономерности. Они могут пригодиться затем и представителям конкретных дисциплин.

От рассмотрения текста как интертекста к констатации социально-психологического контекста соотношения произведения с удаленными в истории состояниями

Набрасывая перспективы будущих исследований, выделим для обсуждения несколько аспектов диахронического рассмотрения функционирования произведения искусства в истории. Поставим сначала такой вопрос: в каждом ли произведении актуализируются предшествующие художественные состояния, иногдавесьмадревние?ВысокооценивающаяподходМ.Бахтина Ю. Кристева отвечает на этот вопрос утвердительно. Она утверждает, что всякий текст есть интертекст, ибо «в пространстве того

5 Зедльмайр Х. Искусство и истина. О теории и методе истории ис-

кусства. М., 1999. С. 93.

11