вера бахаи учение прогрессивного откровения пивоваров

дау или рукописей из монастыря Мельк), однако недостаток места не позволяет здесь на них остановиться. Вместо этого обратимся к заключительной части доклада, в которой ставится вопрос о том, как же следует подходить к проблеме аутентичности (авторской подлинности) Экхартовых текстов, сохраненных для нас описанной Лёзером рукописной традицией, которая, как оказывается, представляет собой плод редакторских правок, вторгающихся в самый глубинный смысл мистических откровений автора, или же результат выборки и сокращений, сделанных монастырским проповедником в силу его понимания их ценности и истинности.

На фоне всех этих открытий правомерна постановка вопроса об «истинном Экхарте», т.е. о собственной авторской фиксации его проповедей. Предшествующие исследования Экхартовых текстов уже позволяли предположить, что он собственноручно составил книгу своих латинских проповедей, а также что он располагал и аналогичным рукописным сборником на немецком языке. Теперь же на основании текстовых сопоставлений автор доклада делает предположение, что, работая над своими текстами и над немецкой версией «Liber Benediсtus», редактором которой он являлся, Экхарт должен был иметь и рабочую тетрадь, в которую заносились и в которой шлифовались его мистические записи. Экхарт пишет о Моисее, что он создал четыре книги, а после этого — еще пятую, гораздо меньшую. Представление Экхарта о том, как писал Моисей, и его описание Августина, также имевшего, по Экхарту, заветную маленькую книжечку, можно экстраполировать на его собственную манеру работать: он (как и Августин) мог заносить в нее «все, что оставалось непонятным в тех [книгах]. Ее он всякое время носил с собой и имел при себе, и она была его самой любимой» (ср. в оригинале: allez, daz man in den andern verstân enkunde. Daz hâte er alle zît mit im und bî im und was im daz liebeste).

Доклад проф. Фр. Лёзера вызвал содержательную дискуссию. Кандидат исторических наук В.И. Мажуга (Санкт-Петербургский институт истории РАН) высоко оценил доклад немецкого гостя, охарактеризовав как образцовое исследование, в котором глубоко прослеживается историческая обусловленность процессов, участвующих в рукописной традиции. Фактически сделанные в докладе выводы требуют пересмотра всей системы рукописных источников Экхарта. Лёзер в ответ

пояснил, что взгляд на рукописную традицию Экхарта действительно претерпел за последние два десятилетия большие изменения. Курт Ру, например, еще полагал, что Экхарт создавал только устные проповеди, письменная фиксация которых принадлежала писцам. Позднее исследователи считали, что автор все же записывал свои проповеди и сам их переделывал. Но недавно в Бамберге найдены материалы, несомненно подвергшиеся обработке редактора. Почерк работы этих редакторов необходимо изучать. Эта задача столь же важна, как и задача изучения самого Экхарта, так как редакторы давали новую жизнь его произведениям. Необходимо также принимать во внимание исторические события и обстановку в конкретном монастыре в момент создания новой редакции. Например, монастырь Мельк посещал Николай Кузанский, и там могли обсуждаться вопросы существа мистического учения. Кроме того, в XV в. была необходимость дать монашеской братии доступную версию проповедей Экхарта.

Тема многочисленных текстологических влияний на первоначальное наследие Экхарта, поднятая проф. Лёзером, получила продолжение в докладе М.Л. Хорькова «Учение Мейстера Экхарта о рождении Бога в душе в трактате “Von dem ewigen wort” (ркп. MI 476 из библиотеки Зальцбургского университета, ff. 143v–147v)». М.Л. Хорьков исследовал трактат неизвестного автора «О вечности Слова» (Von dem ewigen Wort) в рукописи XV в., которая хранится в университетской библиотеке Зальцбурга (Австрия) и до сих пор никогда не публиковалась. В центре внимания в его сообщении находятся текстологические связи и содержательное, идейное сходство трактата с учением Экхарта о рождении Господа в душе. Сравнив рукописный текст с близким по содержанию, но более кратким трактатом, изданным в 1857 г. Ф. Пфейфером в его труде о немецких мистиках, автор делает вывод о том, что оба текста являются частями традиции компилирования на основе мистических произведений предшествовавших эпох. Кроме Экхарта, на эту тему писали другие немецкие мистики (например, Иоганнес Таулер), отражена она и в немецком переводе сочинений св. Бонавентуры. Однако наиболее глубокую связь с трактатом автор находит, наряду с Экхартом, у нидерландского мистика XIV в. Яна ван Рюсбрука. В этом довольно обширном кругу мистической литературы на тему

рождения вечного Слова, рождества Господа и в целом на рождественскую тематику трудно выделить центральное ядро, оказывающее влияние на создание различных компилятивных вариантов. Наиболее важно, по мнению автора, значение изучаемого им трактата и подобных источников для осознания процессов, которыми сопровождалось освоение и переработка наследия Экхарта в XIV–XV вв., когда писания доминиканских мистиков утрачивали свое влияние и подвергались переосмыслению в духе августинских идей францисканских и августинских же проповедников.

В ходе дискуссии, отвечая на вопрос В.И. Мажуги, М.Л. Хорьков пояснил, что рассматривает данную компиляцию как единое целое, а не как сборник эксцерптов. Профессор Фр. Лёзер рассказал, что ему приходилось знакомиться с этими рукописями. В 30-е гг. Й. Квинт использовал в их публикации только те части конволюта, относительно которых была установлена их принадлежность Экхарту. Другими частями он тогда не интересовался, хотя этот конволют — настоящая энциклопедия немецкого Средневековья, содержащая, помимо Экхарта, произведения Таулера и других авторов. Лёзер поддержал тезис М.Л. Хорькова о переработке мистического наследия в смысле его приближения к идеям Августина, что было в русле реформ XV в. Далее дискуссия в связи с обсуждаемым произведением коснулась различных сторон распространения учения бл. Августина, роли переводческой деятельности Вильема Мербеке.

Доклад проф. Е.Р. Сквайрс и докт. филол. наук Н.А. Ганиной «Новонайденный фрагмент “Струящегося света Божества”» из Научной библиотеки МГУ и проблемы рукописной традиции Мехтильды Магдебургской» был представлен одним из соавторов, Е.Р. Сквайрс. Вводя слушателей в курс основных проблем изучения наследия великой немецкой монахини-визионера, она подчеркнула, что все до настоящего времени известные рукописные источники происходят из областей Германии, значительно удаленных от родных мест писательницы, родившейся в остфальской диалектной области (т.е. недалеко от Магдебурга) и скончавшейся в 80-х гг. XIII в. в монастыре Гельфта вблизи саксонского города Айслебен. И в хронологическом отношении известные науке источники (1345 г. и позднее) значительно удалены от времени, когда Мехтильда создала свой труд. По этой причине

вся немецкая текстологическая традиция вынужденно базируется на алеманнском переложении, сделанном братией «друзей Божиих» из Базеля в середине XIV в. Все остальные известные рукописи «Струящегося света» также относятся к югу или юго-западу Германии, в то время как письменные свидетельства на родном диалекте Мехтильды

ииз близкого к ее жизни времени полностью отсутствуют. По словам Х. Нойманна, «книгу Мехтильды мы сегодня читаем не в оригинальном облике, в этом нет сомнения». Этой лакуной в традиции обусловлено распространение точки зрения, что при ее жизни подвиг Мехтильды не снискал признания, а сама великая монахиня не имела последователей на родине и прославилась лишь через полвека на юге и юго-западе благодаря базельским «друзьям Божиим». Драматическое состояние источниковедческой базы создавало, таким образом, весьма одностороннюю картину истории

ираспространения немецкой женской мистики. Лакуны в традиции не позволяли точно установить соотношение сохранившихся письменных источников. Стеммы, составленные в П.Г. Фёлькером в 1967 г., не оставляли сомнений в том, что даже самая качественная полная рукопись (из южного монастыря Айнзидельн) отделена от архетипа рядом промежуточных ступеней. Для исследования этих промежуточных ступеней ученые располагали лишь косвенными указаниями латинских переводов, которые, к сожалению, также сохранились только начиная с середины XIV в.

Для решения этих проблем открытая в Москве в 2008 г. рукопись «Струящегося света Божества» Мехтильды Магдебургской предоставляет новые возможности и принципиально меняет перспективы критики текста и истории рецепции Мехтильды. Древность Московского фрагмента, датированного концом XIII в., и его географическое происхождение из нижненемецкого Гальберштадта, близкого к родине и местам проживания Мехтильды, сообщают находке особое место в ее традиции. В докладе приведены текстологические и языковые (диалектные) критерии, на основании которых сделана эта оценка находки. Некоторые текстуальные отличия Московского фрагмента свидетельствуют в пользу его более высокого положения в стемме среди остальных источников.

На близость к средненижненемецко-среднене- мецкому оригиналу указывает обилие нижнене-

мецких особенностей языка; перу магдебургской мистической писательницы, очевидно, принадлежат точные рифмы и ассонансы, которыми отличается рассматриваемый фрагмент от известных более поздних списков. Приведем один из представленных примеров сохранения исконной рифмы Мехтильды в Московском фрагменте. Уже первая строка («Истинная Божья любовь имеет семь начал») позволяет подтвердить реконструкцию издателей «Струящегося света» (Г. Ноймана и Г. Фолльман-Профе, 2002–2003 гг.), согласно которой для пары minne («любовь») — ange(n)ge / anegenge («начало») предлагается конъектура aneginne («начало»). В новой находке мы видим именно эти впоследствии утраченные aneginne, что наряду с другими подобными особенностями позволяет определить Московский (Гальберштадтский) фрагмент как более раннюю ступень традиции Мехтильды. Разумеется, в связи с обнаружением нового источника возникают дальнейшие, обусловленные уже непосредственно Московским фрагментом теоретические проблемы.

Открывая дискуссию, проф. Фр. Лёзер дал высокую оценку находке, сделанной в библиотеке Московского университета, назвав ее международной сенсацией. По мнению ученого, значение этого открытия еще предстоит полностью осознать, так как представленная в докладе рукопись — лучшая из известных на сегодняшний день рукописей Мехтильды Магдебургской. По хронологии и происхождению это именно та часть традиции Метильды, которой остро не хватало исследователям немецкой женской мистики. На вопросы участников о размерах, внешнем виде рукописи и способе ее сохранения до настоящего времени Е.Р. Сквайрс сообщила, что найденная рукопись относится к так называемым макулатурным находкам. Листы рукописи долгое время служили переплетным материалом для книги и были отделены от ее пе-

реплета в конце XIX в. в том месте, где ее хранили (библиотеке Соборной гимназии г. Гальберштадта, находящегося недалеко от Магдебурга, в федеральной земле Саксония-Ангальт)5. В результате такого вторичного использования сохранилось шесть пергаменных листов рукописи, но по той же причине они частично повреждены клеем, имеются разрывы и потертости, что, к сожалению, затрудняет прочтение некоторых мест текста. Кроме того, нет никаких сведений о местонахождении остальных листов рукописи.

Немецкой рукописной традиции был также посвящен доклад Н.А. Бондарко «Особенности текстового членения в рукописной традиции немецких трактатов Давида». В докладе обобщен большой материал ранней францисканской прозы южнонемецкого круга, в центре которого стоят Давид Аугсбургский и Бертольд Регенсбургский. Развитие религиозной мистики между 1250 г. и концом XIV в. автор разделяет на пять периодов, первый из которых включает создание трактатов самими Давидом и Бертольдом, а также возникновение первых авторизованных сборников их проповедей. Последующие же этапы характеризуются дальнейшей рецепцией их наследия от прижизненных версий 60-х гг. XIII в. до первых обработок латинских проповедей, в основном созданных в 70-е гг. Уже на этой стадии можно говорить о коллективном характере развития наследия мистики в среде миноритов. Последняя четверть XIII в. — время создания основных собраний проповедей, в которых тексты двух великих францисканцев объединены с другими францисканскими, а также с цистерцианскими прозаическими произведениями. К этому (третьему) этапу относится создание таких важных и авторитетных комплексов источников, как большой и малый корпус Давида, некоторые важные сборники проповедей Бертольда, а также собрание «Сад духовных сердец», объединяющее труды

Давида и Бертольда. Однако и последующие два этапа характеризуются созданием важных собраний

иобработок: рукописи четвертого этапа представляют собой настоящий клад для исследователей Давида, а к концу XIV в. сложились два больших рукописных комплекса, включающих, например, «Зерцало добродетелей», считающееся наряду с «Семью Правилами добродетелей» вершиной стилистического мастерства Давида.

Сосредоточив внимание на этих двух источниках, Н.А. Бондарко продемонстрировал методику текстологического анализа на основе особенностей членения текстов и на материале маркеров текстовых частей. Были показаны также способы определения очередности этапов традиции на основе ошибок и индивидуальных особенностей словоупотребления, в том числе на примере предложных падежных конструкций. Однако наиболее интересным и новым оказался метод исследования пояснительных рубрик на полях рукописей (маргинальных глосс) и прослеживания их судьбы в процессе дальнейшего традирования текста. Как показал докладчик, при создании списков глоссы часто оказываются включенными в текст в виде заголовков его частей и разделов, и в этом процессе переписчики и редакторы обнаруживают сходства

иразличия, которые позволяют прослеживать прямые связи между списками. Предложив на этой основе убедительные решения сложных и актуальных проблем традиции Давидовых трактатов, Н.А. Бондарко сформулировал новый интересный взгляд на вопросы рукописной традиции в целом. Вместо исключительной концентрации исследований на задаче установления оригинала, стоящего в истоке каждой традиции, автор предлагает уделить больше внимания промежуточным этапам собирания, переработки и копирования религиозных трактатов в авторитетные текстовые комплексы, которые также являются важной формой исторического развития первоисточников и, как таковые, сами по себе представляют большой научный интерес. Сославшись на высказывания таких крупных исследователей, как Курт Ру, Георг Штеер, Г.-Й. Шивер, Н.А. Бондарко предложил взгляд на мистическую прозу францисканских авторов с позиций прагматических параметров ее рецепции. Учет установок и лингвопрагматических ориентиров, которыми руководствовались редакторы и переписчики францисканского наследия, следует

признать одним из важнейших методов анализа его письменной традиции. С этой точки зрения не столько оригинал, сколько именно отдельные рукописные носители, продолжающие развитие этого наследия, должны быть признаны в качестве главного и центрального объекта исследования. Эти средневековые соавторы великих мистиков решали задачи, сходные с теми, которые стоят перед сегодняшним исследователем: они тоже должны были делать выбор и решать, как верно передать мысль и слово автора. Как отмечал Фр. Лёзер, сфера взаимоотношений между текстом и читателем окажется значительно расширенной, если будет осознана необходимость включения в сегодняшний анализ тех различных возможностей прочтения первоисточника, которые могли иметься в распоряжении средневековых редакторов и воплощаться в их работе. Бинарная оппозиция текст-читатель является в известном смысле искусственной: ее следует заменить более сложным взаимодействием, включающим других (предшествующих) читателей

иих вклад в жизнь текста.

По докладу Н.А. Бондарко было задано много

интересных вопросов, их обсуждение стало продолжением общей дискуссии о методах и задачах изучения рукописной традиции. Отвечая на вопрос М.Л. Хорькова, Н.А. Бондарко объяснил, что в качестве основы для определения малого и большого корпусов Давида Аугсбургского им было принято понятие первоначального корпуса (Urkorpus), которое однако является теоретической конструкцией. В.И. Мажуга, М.Г. Логутова и Фр. Лёзер обменялись конкретными наблюдениями над тем, как совершается постепенное перенесение маргинальных рубрик в основной текст. Эту проблему, с которой встречается каждый исследователь средневековых рукописей, докладчику, по мнению слушателей, удалось показать и доказательно объяснить. Фр. Лёзер отметил, что подобный подход можно рекомендовать для анализа заголовков в Московской рукописи «Струящегося света Божества» для дальнейшего уточнения ее места в традиции Мехтильды Магдебургской. В заключение немецкий ученый выразил свое глубокое удовлетворение тем, что именно российскому филологу-германисту удалось заполнить пробел в традиции Давида Аугсбургского, значение и важность которого впервые доказал Курт Ру, учитель и соотечественник Фр. Лёзера.

Докладом Н.А. Бондарко завершился цикл выступлений, непосредственно посвященных ре- лигиозно-мистической традиции. В следующем выступлении М.Г. Логутовой [«Тексты молитвы “Adoro te in cruce pendentem” в рукописных книгах Хельмштедтского собрания (б-ка герцога Августа, Вольфенбюттель, Германия)»] был представлен жанр молитвы и рассмотрены проблемы варьирования в молитве цикла «Adoro te in cruce pendentem»

иее текстологического изучения. Среди различных текстов молитв с зачином Adoro te автор выделяет данный тип, возникший в IX в. и к XV–XVI в. получивший большое распространение в Северной Германии. Обычно он встречается в цикле из шести или

семи молитв с различными обращениями (O domine ihesu xriste adoro te in cruce pendentem… / … in cruce vulneratum… / …in sepulchro positum… / …resurgentem a mortuis… и др.). Интересный материал обнаружен докладчиком в знаменитой библиотеке в Вольфенбюттеле (Германия), где наряду с латинскими хранятся и нижненемецкие молитвенные циклы этого типа, а один содержит нижненемецкие версии параллельно с латинскими. Перевод на народный язык (региональный нижненемецкий язык Северной Германии) свидетельствует о популярности этого типа. Интересно, что в XV в. за использование данного текста для обращения к Господу полагалось очень щедрое отпущение грехов (на 400014 лет!). Однако автор находит и в самой молитве объяснение ее большой популярности. Индивидуальный характер молитвенного обращения, перевод молитвы на родной язык, ее выразительная и эмоциональная, но лаконичная форма, удобная для устного воспроизведения, обеспечивали молитве долгую жизнь в среде рядовых христиан. В семейных молитвенниках, передававшихся от поколения к поколению и дополнявшихся все новыми листами

итетрадками, данную молитву можно встретить по нескольку раз написанной различными почерками. На материале богатых источников из Вольфенбюттеля в докладе проиллюстрировано многообразие словесных формулировок и грамматико-синтак- сических вариантов передачи латинского текста в его нижненемецких переводах. Связывая молитвенную практику северных немцев с духовностью распространенных здесь религиозных течений (течения Devotio nova и традиционного немецкого мистицизма, в основном в развитии Генриха Зойзе), М.Г. Логутова подчеркнула личный, глубоко

субъективный характер отношения к молитве в Северной Германии.

Доклад вызвал живой интерес к бытованию рассмотренных молитвенных вариантов, и докладчику были заданы вопросы, касающиеся конкретной статистики их распространения. В ответе М.Г. Логутова привела интересные количественные данные. Так, около 20% найденных ею рукописей молитвы принадлежали светским владельцам, другая часть — монастырям, в основном цистерцианским, а также общинам «нового благочестия». Отчетливо видна роль гендерного фактора в переводе молитвы на немецкий язык: около 70% переводов принадлежали женским монастырям и лишь небольшое число — мужским. Интерес вызвало языковое разнообразие в формулировании молитвенного обращения. Отмечая его, Фр. Лёзер поднял вопрос о его связи с устным или письменным характером бытования молитвы. На вопрос Лёзера о признаках письменного воспроизведения молитвы как особой формы благочестивого занятия и обращения докладчик ответила, что в текстах часто встречается наставление читать и произносить молитву (нем. leset «читайте» и sprechet «говорите»), иногда даже детским почерком на полях, но нигде нет аналогичного наставления переписывать ее. Г-жу проф. Штёллингер-Лёзер заинтересовало наличие и содержание миниатюр в текстах молитвенников. М.Г. Логутова привела пример молитвенника XV в. из Кёльна, первая часть которого отражает тематику жизни Христа и заканчивается молитвой «Adoro te». Эта молитва связана с мессой св. Григория, и поэтому, если в рукописи нет соответствующей миниатюры, ее полагалось читать перед изображением этого святого.

Доклады кельтологов Е.А. Париной и У. Магона не были связаны напрямую с религиоведческой проблематикой и не ограничивались рукописными памятниками религиозной направленности, однако в них также затрагивались общие вопросы целеполагания, методики, верифицируемости, которые обсуждались в связи с изучением религиозной письменной традиции. Далее будут освещены в первую очередь именно эти аспекты двух последних сообщений.

Е.А. Парина выступила с докладом на тему «Реконструкция текстов в кельтской филологии: методология работ последних лет», в котором обсуждались проблемы истории ирландской

иваллийской рукописной традиции в связи с возможностями реконструкции древних культурных текстов. На примере работ западных и отечественных исследователей автор показала взаимодействие текстологических реконструктивных методик и лингвистических сравнительно-исторических приемов. Один из описанных ею опытов реконструкции касался валлийского поэтического текста «Гододин», в котором отражены исторические события, позволяющие датировать его создание VI в., однако сохранившаяся рукописная традиция является гораздо более поздней. Автор реконструкции (Дж. Кук), не ограничиваясь восстановлением текстологического облика произведения, поставил перед собой задачу воспроизвести и языковую форму, соответствующую VI в. Притом прямых языковых свидетельств столь глубокой хронологии нет,

ипотому Кук сделал попытку восстановить некую «архаическую необретонскую» языковую сущность, сняв все известные сравнительно-историческому языкознанию фонетические изменения, имевшие место после VI в., и приняв для транскрипции этого гипотетического текста особую систему фонетической записи. Примеры подобных реконструкций знакомы филологам: наиболее известную из них представляет в классической филологии переписывание текста «Илиады» Гомера на греческом языке крито-микенского периода. Сама по себе возможность такого «состаривания» отдельных фрагментов текстов не оспаривается филологами (Н.Н. Казанский), однако серьезные возражения вызывают делаемые на их основе древние датировки всего текста целиком.

Другой опыт реконструкции (ирландской саги «Приключение Коннлы») направлен на воспроизведение, на основе богатой и надежной фиксации в рукописях XII–XIII в., более древней языковой формы текста (соответствующей VIII в.), для верификации которой ученые располагали реальными языковыми свидетельствами глосс, относящихся именно к этому периоду. Обсуждая правомерность

иметодические различия сравниваемых реконструкций прототекста, Е.А. Парина выделяет также характерную для современной кельтологии практику издания отдельных источников, в задачи которого вообще не входит конструирование прототекста. В своем обзоре направлений филологической и языковой реконструкции в кельтологии автор дает полное представление о вкладе российских филоло-

гов в эту область (А.А. Королева, А.И. Фалилеева, В.П. Калыгина).

Контрастное представление различных реконструктивных стратегий в докладе Е.А. Париной вызвало оживленное обсуждение преимуществ каждого из них и возможностей сочетать различные методики. Фр. Лёзер сослался на аналогичный опыт реконструкции предыдущего состояния текста при отсутствии необходимых для этого эмпирических фактов языка: «Энеида» Генриха фон Фельдеке, представителя рыцарской поэзии XII в., была подвергнута «обратному переводу» на его родной лимбургский диалект, и других лимбургских источников того времени не существует.

Автор второго сообщения по кельтской рукописной традиции У. Магон (Mahon W. The Post-Medieval Manuscript Tradition in Ireland) охарактеризовал развитие рукописной традиции

вИрландии в различные эпохи, начиная с XVI в. и до Нового времени. Своеобразие культурной и литературной ситуации Ирландии, отличающее ее от континентальной Западной Европы, состоит

воживлении рукописной традиции, в том числе и монастырской, в то время, когда уже существовало книгопечатание, и даже в эпоху появления газет и журналов. Так, из примерно 4000 сохранившихся гэльских манускриптов лишь 250 созданы до рубежа XVII в. Для религиозной и религиоведческой тематики интересно, что предпосылкой позднего всплеска этой деятельности были периоды (начиная с 70-х гг. XVI в.), когда молодым ирландцам открылась возможность получить католическое теологическое и филологическое образование в крупных центрах Франции, Фландрии, Испании. Среди деятелей этого нового типа были такие, как М. Малконер, после обучения в Лувэне и Саламанке вступивший в братство мо- нахов-францисканцев, или Дж. Китинг, который получил образование в Реймсе, прежде чем стать священником у себя на родине. В результате этого движения Лувэн (в сегодняшней Бельгии) стал главным центром ирландской учености в Европе. С другой стороны, возник интерес к гэльским рукописям и их собиранию и изучению со стороны английских переселенцев в Ирландии. Общий научный и культурный рост в созданной таким образом филологически ориентированной ученой среде Ирландии поддерживал интерес к древнему рукописному наследию и способствовал осознанию

собственной самостоятельной — островной — христианской духовности, независимой от авторитета Рима. Материал У. Магона, таким образом, органично дополнил выступления других участников Круглого стола, проиллюстрировав важную роль, которую играет жизнеспособная и сохраняющая актуальность рукописная традиция для развития

иосознания национальной духовности.

Взаключение «Круглого стола» все участники поблагодарили его устроителей, директора Института лингвистических исследований в СанктПетербурге проф. Н.Н. Казанского и сотрудника того же института Н.А. Бондарко. М.Г. Логутова,

специалист по западным рукописям, многолетний сотрудник Российской Национальной библиотеки, поблагодарила участников «Круглого стола» за атмосферу любви к рукописям, за трудолюбие, знания и преданность делу изучения древнего рукописного наследия.

Гость из Германии проф. Фр. Лёзер выразил глубокое удовлетворение и даже удивление высоким уровнем и разнообразием ведущихся в России исследований в области западноевропейской средневековой религиозной рукописной традиции и пожелал организаторам продолжения успешной работы «Круглого стола».

© Сквайрс Е.Р., 2010

19–20 ноября 2009 г. в Национальном Полоцком историко-культурном музее-заповеднике прошла

ІІІ Международная конференция по теме «Симеон Полоцкий: мировоззрение, общественно-полити- ческая и литературная деятельность», приуроченная к 380-летию Симеона Полоцкого.

В работе конференции приняли участие ученые из Беларуси, России, Украины. Спектр тем конференции был довольно широк: историческая взаимосвязь белорусской, русской и украинской культур; литературная, педагогическая и общественная деятельность Симеона Полоцкого; Полоцк XVII в.

иконфессии на территории Беларуси в XVII в.

Сдокладом «Православная Литургия в поэтическом творчестве Симеона Полоцкого» выступила докт. филол. наук, гл. науч. сотр. ИМЛ РАН Л.И. Сазонова. Она представила авторский анализ

взаимодействия стихов Симеона, написанных для царской семьи к праздникам, и традиционных православных литургических текстов, исполнявшихся вместе со стихами, отметив сохранение Симеоном православной поэтической традиции, при всем новаторском характере его произведений.

Жизнь и творчество Симеона Полоцкого волнует не только историков, филологов, теологов, искусствоведов, но и писателей. На конференции с презентацией своего фильма о Симеоне Полоцком выступил Б.А. Костин, писатель, председатель Совета региональной общественной организации «Санкт-Петербургский клуб любителей русской словесности “Ода”», заслуженный работник культуры России.

Еще одним интересным событием для участников конференции была демонстрация электронной копии «Лексикона» или Польско-церковно-сла- вянского словаря Симеона Полоцкого (78 листов in folio). Национальный Полоцкий историко-куль- турный музей-заповедник приобрел электронную версию в библиотеке Упсальского университета (Швеция). Эта рукопись была издана в монографии, которую подготовила Улла Биргегорд (Birgegård U. Johan Gabriel Sparwenfeld and the Lexicon Slavonicum: His Contribution to 17th Century Slavonic Lexi-

cography. Uppsala, 1985. S. 51–54; Birgegård U. Johan Gabriel Sparwenfeld and the Lexicon Slavonicum. Bd. I–V. Acta Bibliothecae Upsaliensis 24. I–V. Uppsala, 1987–1992). Госпожа Улла изучила данную рукопись наряду с другими лексиконами, привезенными Габриэлем Спарвенфельдом из Москвы в Швецию,

иустановила, что Спарвенфельд использовал эти лексиконы при составлении своего «Лексикона».

Российской науке этот факт известен. Л.И. Сазонова в книге «Литературная культура России. РаннееНовоевремя»(М.,2006.)отметиласоссылкойна издание шведской исследовательницы следующее: «Симеон занимался также лексикографической работой и составил польско-церковнославянский словарь. Словарь хранится в славянском рукописном собрании библиотеки университета г. Упсала (Швеция). Рукопись принадлежала крупнейшему европейскому филологу И.Г. Спарвенфельду, который привез ее из Москвы, где жил в течение трех лет (1684–1687), будучи королевским стипендиатом. На первой странице рукой Спарвенфельда сделана запись: “Отца иеромонаха Симеона Полоцкого словник полоно-славенский. Simeonis Polscij Lexicon Polono-Slavicum Fragmentum”».

При обсуждении имеющейся информации и гипотез по поводу происхождения «Лексикона», по словам Л.И. Сазонова, информации, от кого Спарвенфельд получил эту рукопись, нет. Никаких свидетельств нет и о том, что он получен от Сильвестра Медведева. Известно лишь то, что у Спарвенфельда в Москве был широкий круг общения, так же, как

иу Симеона круг общения не сводился только к личности Сильвестра Медведева. Возможно, что Спарвенфельд получил эту рукопись от кого-то, с кем Симеон поддерживал отношения.

Доцент кафедры истории украинской литературы Харьковского национального университета им. В. Каразина Е.Ю. Матушек посвятила доклад современнику Симеона Полоцкого Лазарю Барановичу — «Лазарь Баранович — Симеон Полоцкий: особенности коммуникации». Она рассмотрела диалог между архиепископом Черниговским Лазарем Барановичем и Симеоном Полоцким, который

выступал в качестве критика и читателя двух сборников проповедей Лазаря Барановича. Рецепция первого сборника была изложена Симеоном Полоцким в четырех эпиграммах, посвященных «Мечу». В анализе докладчика Симеон Полоцкий предстал в качестве не только адресата писем Барановича, но

ипосредника между Лазарем Барановичем и российским царем Алексеем Михайловичем. Автор считает, что общение двух писателей во многом показательно длякультурно-политическогодиалогамеждуУкраи- ной и Россией во второй половине XVII в.

Проблеме семантики топоса Мир в «Вертограде многоцветном» Симеона Полоцкого был посвящен доклад аспиранта кафедры русской и зарубежной литературы Гродненского университета им. Янки Купалы А.А. Булгаковой. Она отметила, что «Вертоград многоцветный» — книга, написанная Симеоном в «московский» период его творчества, является образцом русского барокко. Кроме того, она создана в переходный период русской истории

икультуры (от Средневековья к Новому времени, от закрытого типа культуры к открытому), в период максимально неустойчивый, хаотичный, когда происходила ломка старого мировоззрения, средневековых форм мышления и видения мира. По мнению докладчика, отсутствие четкой мировоззренческой системы и соответственно картины мира привели Симеона Полоцкого к обращению к парадигме устойчивых значений этого топоса: «мир — море», «мир — сад», «мир — человек», «мир — книга» и «мир — храм», которые воспринимаются (уже на бессознательном уровне) как образы-метафоры, воплощающие архетипической идеи гармонизации мира, обеспечения его целостности.

Доктор географических наук, проф. Военной академии Республики Беларусь И.А. Захаренко высказал предположения о «Востоковедной деятельности Симеона Полоцкого» после анализа некоторых его произведений.

Ксожалению, в Полоцк не смогли приехать некоторые ученые из тех, кто предварительно подавал заявку на участие в конференции и чьи выступления могли бы заинтересовать участников и слушателей (Л.У. Звонарёва«Врачи и врачевание в виршах Симеона Полоцкого», О.Д. Баженова«Симеон По-

лоцкий об иконописании и белорусская сакральная живопись XVII в.», Л.Н. Сидорович «Представле-

ния о духовности в поэзии Симеона Полоцкого», О.В. Пуреховская«Симеон Полоцкий о русском иконописании XVII столетия», Г.В. Гайдук«Истоки астрологического символизма в творчестве Симеона Полоцкого»). Тексты их докладов будут размещены в сборнике материалов ІІІ Международной конференции «Симеон Полоцкий: мировоззрение, об- щественно-политическая и литературная деятельность», который будет издан к концу 2010 г.1 Там же можно будет прочесть интересные материалы, касающиеся времени и культурного пространства, в котором жил и творил Симеона Полоцкий (Д.В. Дук «Полоцк в XVI–XVII веках: историко-сравни- тельный анализ», В.В. Глинник«Новые сведения из истории ренессансной реконструкции Софийского собора в Полоцке», О.Н. Левко«Конфессиональные особенности культовых памятников Витебщины XVII–XVIII вв. (по археологическим исследованиям)», В.Г. Пуцко «Белорусское сакральное искусство XVII в. в России», В.В. Голубович «Евреи в Полоцке в 1-й половине XVII в.»).

Вполне логичным для полоцкого культурного пространства было представление на конференции следующих тем докладов: «Проложное “Житие Евфросинии Полоцкой”» (канд. филол. наук, ст. науч. сотр. отдела истории белорусского языка Института языка и литературы им. Я. Колоса и Я. Купалы Национальной академии наук Беларуси Э.В. Ермоленко); «Древние полоцкие евангелии-апракосы: лингвистические и текстологические особенности» (канд. филол. наук, ст. науч. сотр. того же института И.В. Будько); «“Проста мова” как элемент культуры юго-западной Руси XVI–XVII вв.» (науч. сотр. Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН Е.А. Смирнова); «“Предисловие” Франциска Скорины к Псалтири: Опыт религиоведческого анализа» (член белорусского союза композиторов

А.И. Короткина).

Для гостей конференции прозвучал концерт органноймузыкивСофийскомсоборе,былиорганизованы посещение действующего Спасо-Евфросиниевского монастыря и знакомство с программой фресковой росписи Спасо-Преображенского храма ХІІ в., а также экскурсии по музеям заповедника. В первую очередь было предложено познакомиться с экспозицией уникального Музея-библиотеки Симеона Полоцкого, который расположен в здании бывших

жилых келий Богоявленского мужского монастыря (монастырь появился на этом месте еще в XVІ в., но каменный корпус был возведен в конце XVІІІ в.).

Этот уникальный Музей-библиотека был открыт 25 марта 1994 г.; его экспозиционная площадь составляет 134,5 м2 и на ней экспонируется 145 музейных предметов. Оформлен музей в стиле западноевропейской библиотеки XVII–XVІІІ вв.: книжные шкафы, размещенные в два яруса, бюсты философов, читальный зал, глобус. Создан музей именно в этом месте неслучайно. Когда-то здесь находилось деревянное здание полоцкой братской школы, в которой и учился, а позже преподавал Симеон Полоцкий (Самуил Емельянович Петровский — Ситнянович). Во время пожара деревянное строение сгорело и на его месте в конце ХVІІІ в. по проекту известного итальянского архитектора Джакомо Кваренги был возведен жилой комплекс мужского Богоявленского монастыря.

Действующая экспозиция рассказывает о жизни

идеятельности Симеона Полоцкого — о самом раннем полоцком периоде, о годах учебы в Киеве

иВильно, о московском периоде жизни.

Какой бы период жизни Симеона мы не стали

рассматривать, везде видим яркую талантливую личность. Результатом его деятельности является впечатляющее, даже на сегодняшний день, количество личных произведений. Каждый день он писал стихи, пьесы, проповеди. Симеон Полоцкий — первый профессиональный русский поэт и драматург: в России с его пьес начался театр. Личной заслугой просветителя можно считать и создание так называемой Верхней кремлевской типографии, основательно оснащенной печатным оборудованием, с лучшими на то время художниками, иллюстрировавшими издания.

Значительную часть жизни Симеон Полоцкий посвятил педагогической деятельности — сначала полоцкая братская школа, позже московская школа приказа Тайных дел при Заиконоспасском монастыре. Как попытка возвести образование в Московском государстве на более высокий уро-

вень — проект академии, который был воплощен в жизнь уже после смерти Симеона — царевна Софья создаст Славяно-греко-латинскую академию на базе школы Заиконоспасского монастыря.

Основное место в музейной экспозиции отводится литературной и издательской деятельности Симеона Полоцкого. В музейных витринах разместились оригиналы книг: Тестамент (1680), Вечеря душевная (1683), Жезл правления (1753), книги XVII–XVIII вв., копии рукописей просветителя, его фигурные стихи в стиле барокко, а также работы современных ученых, посвященные жизни и деятельности знаменитого полочанина. В конце жизни Симеон Полоцкий создал Псалтирь рифмотворную — переложение на стихи 150-ти основных Библейских псалмов. Позже М.В. Ломоносов назовет эту книгу «вратами своей учености» и лишь в начале XXI в. она будет переиздана по одной из нотированных рукописей Российской Национальной библиотеки (СПб) РНБ. ОР. Сол. 692/8002.

Экспозиция музея постоянно пополняется. Самым значимым поступлением 2009 г. стала электронная копия польско-белорусско-церковносла- вянского словаря Симеона Полоцкого.

Помимо того, в Музее-библиотеке хранится часть коллекции печатных изданий из фондов заповедника и фонд научной библиотеки. Состав фонда универсален по содержанию. В нем представлены все отрасли знаний, но основную часть фонда составляют издания по общественным и гуманитарным наукам: история, культура, просвещение, искусство, религия, философия. Фонд насчитывает около 10 тыс. документов (из них 6 тыс. — книги и брошюры, 4 тыс. — периодические издания). Комплектование фонда ведется с учетом тем научных работ сотрудников заповедника. Работает читальный зал на десять мест.

В помещении Музея-библиотеки проходят презентации, встречи с известными поэтами и писателями, научные конференции. С 1999 г. стало традиционным проведение конференций, посвященных наследию Симеона Полоцкого.

© Джумантаева Т.А., 2010