вера бахаи учение прогрессивного откровения пивоваров

ства Божия и обретение божественной любви. Он

стремлении к горнему», любимыми детьми — «сер-

считал безрассудным удаление от мира в том слу-

дечные воздыхания», друзьями — «небесные силы,

чае, если отвергший мир инок не ставит названные

которые во время исхода души могут быть полез-

блага высшими жизненными намерениями.

ными для тебя». Согласно «Лествице» отречение

В «Лествице» непременным условием достиже-

от мирских родственных связей компенсируется

ния «небесного чертога» выдвигаются три вектора

приобретением новых связей — «рода ищущих

отречения: 1) отречение от внешнего мира — вещей,

Господа» (с. 31–32).

людей, включая родителей; 2) отречение от своей

Согласно Иоанну Лествичнику, не всякое стран-

воли; 3) отвержение тщеславия, которое сопут-

ничество следует относить к благим намерениям

ствует добродетели послушания. Соблюдение трех

и поступкам. Самонадеянность и дерзновение как

названных условий, ведущих к уклонению от мира,

мотивы странничества представляют собой не что

сравнивается со странничеством.

иное, как мирские страсти, от которых следует

Странничество определяется Иоанном Лествич-

решительно отрешиться. Странничество сравнива-

ником как «невозвратное оставление всего, что

лось автором «Лествицы» с библейскими события-

сопротивляется нам в стремлении к благочестию»

ми бегства Лота из Содома, а также «исхода» евреев

(с. 29). Осознавши привязанность к внешним

из Египта. Как в первом, так и во втором случае

телесным ценностям (вещам и людям) в качестве

избавившиеся от недостойных условий жизненного

препятствия для достижения «бестелесного ес-

существования люди нуждались в наставниках,

тества», подвижник благочестия оставляет их и от-

которым освобожденные полностью подчинили

правляется в странствие. Этим самым совершается

волю: в первом случае им послужил посланный

акт «первого отречения» из трех вышеназванных

Богом Ангел, во втором случае — призванный

векторов. При этом мыслитель проводил сущест-

Богом Моисей. Этим самым Иоанн Лествичник

венное различие между отношением к миру вещей

подводит к мысли о необходимости акта «второго

и миру людей. «Мы удаляемся от близких наших

отречения» со стороны вставшего на путь стран-

или от мест, — пояснялось в «Лествице», — не по

ничества — отречение от своей воли и безусловное

ненависти к ним (да не будет этого), но избегая вре-

ее подчинение воле Бога. «Все, хотящие понять

да, который можем от них получить» (с. 31). Вред,

волю Господню, должны прежде умертвить в себе

который может нанести подвижнику общение с

волю собственную; и помолившись Богу, с верою и

мирскими людьми, состоит в реальной возможнос-

нелукавою простотою вопрошать отцов и братий, в

ти осквернения сердца помыслами о непристойных

смирении сердца и без всякого сомнения в помысле,

делах мира. Осквернение сердца происходит даже в

и принимать совет их, как из уст Божиих, хотя бы

случае осуждения оскверняющихся людей, хотя сам

оные и противны были собственному их разуму,

обличитель не оскверняется их делами. В другом

и хотя бы вопрошаемые были не весьма духовны

месте игумен Иоанн остерегал монахов от пристрас-

(с. 213), — наставлял старец монахов в необходи-

тия к возлюбленным родственникам «чтобы ты не

мости выполнения послушания как иноческого

погиб в потопе миролюбия» (с. 32). «Пристрастие к

долга. Послушание определялось как доброволь-

какому-либо из родственников или из посторонних

ная смерть, «гроб собственной воли и воскресение

весьма вредно: оно может мало-помалу привлечь

смирения» (с. 37).

нас к миру и совершенно погасить огонь нашего

Аскетическая интенция на «отвержение от самого

умиления», — предупреждал старец (с. 33).

себя» рассматривается важнейшим условием в пре-

В качестве эталона для страннического подража-

одолении господствующего положения «телесного

ния Иоанн Лествичник приводил Иисуса Христа,

естества», довлеющего над духовной жизнью чело-

Который назвал своей подлинной матерью и

веческой личности: «Кто победил свое тело? Тот,

подлинными братьями тех, кто творит волю Отца

кто сокрушил свое сердце. А кто сокрушил свое

небесного (см.: Мф. 12: 49). Исходя из приведенной

сердце? Тот, кто отвергся себя самого; ибо как не

евангельской позиции, Иоанн предлагал именовать

быть сокрушительным тому, кто умер своей воле?»

отцом того человека, «кто может и хочет потрудить-

(с. 144). Однако автор «Лествицы» на собственном

ся с тобой для свержения бремени твоих грехов»,

жизненном опыте осознает труднодостижимость

матерью — «умиление, которое может омыть тебя от

такой задачи. Он ставит ряд риторических вопро-

скверны», братом — «сотрудника и соревнователя в

сов, на которые первоначально не находит ответа,

Панков Г.Д.

например: «Каким образом и способом связать мне

наруживаемый помысел, хотение уничтожения, же-

плоть мою, этого друга моего, и судить ее по при-

лание тесноты, путь к божественному вожделению,

меру прочих страстей?», «Как мне возненавидеть

обилие любви, отречение от тщеславия, молчания

ту, которую я по естеству привык любить?», «Как

глубины» (с. 29). В данном определении обнаружи-

сделать нетленной ту, которая получила тленное

ваются новые аспекты странничества, дополняю-

естество?». Иоанн обращал внимание на амбива-

щие рассмотренный выше аспект «невозвратности»,

лентное отношение плоти к человеческой личности:

среди них выделим и рассмотрим: 1) потаенность;

она и друг, и враг человеку; она и помощница, и

2) «божественную вожделенность».

соперница для него; она и заступница, и предатель-

1. Потаенность странничества является одной из

ница в отношении человека. Как поступить челове-

важнейших этических норм в системе аскетической

ческому естеству с плотью, и каким образом одер-

культуры, которая призвана блокировать возмож-

жать над ней победу? Терзаемый поисками ответа

ное тщеславие со стороны странника. Тщеславие

на эти вопросы, аскет обращается к самой плоти и

определялось Иоанном Лествичником в качестве

получает от нее следующий совет: «Я имею в себе

«расточения трудов», «потерей потов», «похити-

отца своего — самолюбие. Внешние разложения

теля душевного сокровища». Оно сравнивалось

происходят от угождения мне и от чрезмерного во

с муравьем, ожидающим собрания пшеницы для

всем покоя; а внутренние от прежде бывшего покоя

того, чтобы поглотить собранное богатство. По-

и от сладострастных дел… Если явственно познаешь

добно муравью, «дух тщеславия» веселится при

глубокую мою и твою немощь, то тем свяжешь мне

виде умножения добродетели, и когда те поспели,

руки. Если гортань умучишь воздержанием, то

подобно пшенице, «дух тщеславия» крадет на-

свяжешь мне ноги, чтобы они не шли вперед. Если

копленные добродетели, используя их в качестве

соединишься с послушанием, то освободишься от

одежды, благовоний и украшений. «Тщеславный

меня; а если приобретешь смирение, то отсечешь

человек есть идолопоклонник, хотя и называется

мне голову» (с. 145–146).

верующим, — отмечал Иоанн Лествичник, — Он

В приведенном выше определении странниче-

думает, что почитает Бога, но в самом деле угождает

ства следует обратить особое внимание на выра-

не Богу, но людям» (с. 162). Выставляя на показ

жение «невозвратимое оставление всего». По всей

приобретенные добродетели, тщеславный человек

видимости, Иоанн Лествичник был свидетелем

тут же их и уничтожает: пост тщеславного остается

ряда случаев, когда уединившийся от своего «оте-

без награды, а молитва его становится бесплодной.

чества» инок вновь возвращался в мир и расточал

В таком случае тело странника бессмысленно из-

в его пучине собранные в уединении блага. В этой

нуряется, не получая за это награды, но, напротив,

связи синайский подвижник наставлял монахов

приобретая вред для души. «Монах, сделавшийся

подражать библейскому Лоту, покинувшему

рабом тщеславия, ведет двойственную жизнь, по

безвозвратно «мерзости Содома», а не его жене,

наружности пребывая в монастыре, а умом и по-

которая обратилась назад, откуда она вышла, и

мышлениями о мире», — поучает в «Лествице» ее

сделалась неподвижным соляным столбом. Упо-

автор (с. 164).

добляя мирские страсти Египту, а духовные бес-

Когда Иоанн Лествичник высказывал мысль, что

страстия — Иерусалиму, Иоанн, игумен Синайской

не всякое странничество есть добро, под этим так-

горы, обратился к монашествующим с призывом:

же подразумевалась несовместимость подлинного

«Беги из Египта невозвратно; ибо сердца, обра-

странничества с тщеславием. Уклонение странника

тившиеся к нему, не увидели Иерусалима, то есть

от мира не должно служить поводом для тщеславия,

земли бесстрастия» (с. 31).

поскольку «странничество есть отлучение от всего

Рассмотренное выше понимание странничества

с тем намерением, чтобы сделать мысль свою нераз-

как «невозвратное оставление всего» еще не со-

лучною с Богом» (с. 29). Принцип потаенности, о

ставляет полноту взгляда на данный феномен в

котором выше шла речь, должен служить духовной

«Лествице» Иоанна. Сразу же за приведенным

константой странничества и одновременно орудием

выше определением странничества следует второе

борьбы за чистоту аскезы. «Начало к истреблению

его определение: «Странничество недерзновенный

тщеславия есть хранение уст и любление бесчестья,

нрав, неведомая премудрость, необъявленное зна-

середина же — отсечение всех помышляемых ухищ-

ние, утаиваемая жизнь, невидимое намерение, необ-

рений тщеславия, а конец (если только есть конец в

этой бездне) состоит в том, чтобы стараться делать

радости». Чтобы подвижник не впал в мирской

перед людьми то, что нас уничижает, и не чувство-

соблазн, «аскетика радости» требует от него

вать при этом никакой скорби», — говорится в

воздержания от этого чувства: «Рукой смирения

«Лествице» (с. 166).

отвергай приходящую радость как недостойный

Обращает на себя внимание, что в приведенном

ее, чтобы не обольститься ею и не принять волка

выше высказывании наряду с принципом пота-

вместо пастыря», — предупреждает Иоанн (с. 100).

енности аскезы как противостоянии тщеславию

Вот почему, когда Иоанн Лествичник упоминал

вводится еще один принцип — аскетическое са-

о ежедневном празднике подвижников, которые

моуничижение, что выражено словами «любление

ежедневно плачут по Богу, тут же следовала проти-

бесчестья» и «стараться делать перед людьми то,

воположная мысль, согласно которой «нет радости

что нас уничижает, и не чувствовать при этом ника-

для осужденных в темнице, нет праздника на земле

кой скорби». Оба этих принципа рассматриваются

и для истинных монахов» (с. 96). Монаху надле-

Иоанном как взаимодополняемые в общем потоке

жит воспринимать земное свое существование

страннического образа жизни, о чем, например,

как заключение в темнице, находясь в которой он

свидетельствует высказывание в «Лествице»:

жаждет свободы и ежедневно неустанно плачет в

«Молчание и безмолвие — враги тщеславия; но если

своем стремлении ее обретения. «Вожделенность

ты находишься в общежитии, то переноси бесчес-

Бога» означает для заключенного вожделенность

тие» (с. 227). Посредством названных принципов

духовной свободы.

странником совершается акт «третьего отречения»

«Плач по Богу» также определялся Иоанном

из трех вышеупомянутых векторов.

Лествичником как «златое жало, уязвлением сво-

2. «Божественная вожделенность» странниче-

им отвлекающее душу от всякой земной любви и

ства определялась в «Лествице» как плач по Богу.

пристрастия» (с. 91). Это означает двойственную

«Плач по Богу, — писал Иоанн Лествичник, — есть

позицию сознания: «вожделение Бога» бок о бок

сетование души, такое расположение болезненного

следует с отречением от всего мирского. Слезы

сердца, которое с исступлением ищет того, чего оно

сравниваются с очистительным огнем: «Как огонь

жаждет, и, не находя его, с трудом за ним стремится

сжигает хворост, так и чистые слезы истребляют

и горько рыдает вслед его» (с. 91). Плач по Богу рас-

всякие внешние и внутренние скверны» (с. 95).

сматривался аскетической константой. Синайский

Странничество рассматривается в «Лествице»

подвижник подчеркивал необходимостью хранить

Иоанна не в виде мирного «исхода» от мира, но в

это драгоценное приобретение, которое легко теря-

качестве «духовной брани», которая является одной

ется и истребляется телесными попечениями.

из ключевых ценностей аскетической культуры.

В «аскетике плача» Иоанна Лествичника «бо-

В аскетической мысли старца смысл «духовной

гоугодный плач» отчетливо отграничивается от

брани» состоит в достижении «чистоты бестелес-

«слезы тщеславия»: если мотивом тщеславного

ного естества» как идеала христианского благо-

плача служит самопревозношение, то основанием

честия. Данному идеалу противостоит телесное

истинного плача является болезнь души, которая

состояние человеческого естества, пораженное

не возносится, но ожидает от Бога утешения, как

разнообразными модусами осквернения. Поэтому

жаждущий ожидает прохладной воды. Такое уте-

для утверждения «небесной чистоты» человеку

шение жаждущий Бога со временем получает, и

необходимо победить свою естественную приро-

оно перерастает в духовное умиление и духовную

ду. Начало чистоты связывается мыслителем с

радость («смех души»). Духовное состояние ра-

отсечением помыслов от «блудных прилогов», ее

дости и умиления противопоставлялось телесной

динамика — с постепенным отсечением нечистых

радости и телесному умилению: в первом случае

помыслов, конечным этапом которого должно

состояние плача сменялось ежедневным праздни-

явиться умерщвление тела. В случае достижения

ком, во втором — телесное празднование сменится

победы над естественной природой, человеческой

вечным плачем в «темнице для осужденных».

душой познается «Тот, Кто превыше естества»

Аскетические нормы не только распространяются

(с. 130). Между тем праведный Иоанн считал

на плач, но также и на радость, которую пережи-

невозможным выполнение указанной задачи в

вает подвижник от «духовного плача». В таком

повседневном мире, поэтому и поучал он монахов

случае «аскетика плача» дополняется «аскетикой

о том, что никто из подвижников не вправе присваи-

Панков Г.Д.

вать себе приобретение искомой чистоты. В таком

прилог вовсе уничтожает, хотя и пребывает в теле,

случае духовная борьба против плоти выглядит

но уже воскрес из гроба» (с. 130).

неотъемлемым образом жизни странника на земле,

Однако ценностная значимость поста и молитвы

неотступным спутником странничества.

в аскетической практике утверждалась только при

Достижение победы над собственным теле-

условии их наполнения духовной чистотой, кото-

сным естеством требует отвержения себя самого,

рая должна вытеснить интенции «сознания плоти»

обуздания воли. Поэтому брань аскета должна

и этим самым очистить пространство человеческой

быть устремлена в отношении себя самого. Иоанн

души. Например, пост и молитва тщеславной ду-

Лествичник выделял три искушения, посредством

ши оскверняет священное пространство поста и

которых плоть стремится осуществить свою власть

молитвы. Результатом их осквернения Иоанн Лест-

над душою — славолюбие, сластолюбие и сребро-

вичник считает бесплодность молитвы и поста, со-

любие (с. 312). Последним противопоставлялась

вершаемых тщеславным человеком. «Тщеславный

добродетель бесстрастия, способная проявляться в

подвижник, — писал синайский старец, — сам себе

смирении, кротости, молчании и других духовных

причиняет двойной вред: первый тем, что изнуряет

ценностях. Например, «благовония смирения»

тело, а второй, что не получает за это награды»

рассматриваются оружием в истреблении всякого

(с. 162). В таком случае пост и молитва должны

огорчения и раздражительности (с. 103), а кротость

не только рассматриваться средствами духовной

(«споспешница послушания») трактовалась как

брани, но также ареной, вокруг которой разверты-

«узда неистовству», пресечение гнева, «узы на бе-

вается указанная брань.

сов», «щит противу огорчения» (с. 177).

Согласно глубокому убеждению Иоанна Лест-

Особое значение в духовной брани отводилось

вичника, мощным оружием в борьбе за «небес-

смирению, роль которого представлена Иоанном

ную» чистоту поста и молитвы должно послужить

на примере борьбы против «сладострастного пса»:

бесстрастие, что уже выше отмечалось. В качестве

«Кто телесными трудами и потами ведет брань с

одной из форм проявления названной добродетели

сим соперником, тот подобен связавшему врага

аскетика указывает на нестяжание. Нестяжатель-

своего слабым вервием; кто воюет против него воз-

ного подвижника автор «Лествицы» назвал сыном

держанием и бдением, тот подобен обложившему

бесстрастия, который молится чистым умом, в

врага своего железными оковами; а кто вооружается

противоположность «любостяжательному мужу»,

смиренномудрием, безгневием и жаждою, тот подо-

который в процессе молитвы представляет «образы

бен убившему своего супостата и скрывшему его в

вещества», оскверняясь сам и одновременно осквер-

песке. Под именем песка разумей смирение, потому

няя молитву (с. 162–163). «Поистине блажен тот,

что оно не произращает пажити для страстей, но

кто стяжал совершенную нечувствительность ко

есть земля и пепел» (с. 130).

всякому телу и виду и красоте», писал Иоанн, и

Особыми ценностями в аскетической практике

одновременно дополнил названную мысль следую-

выступают пост и молитва как формы подвижни-

щей: «Не тот чист, кто сохранил нерастленным сие

ческой деятельности и средства противостояния

бренное тело, но тот, кто члены его совершенно по-

мирским ценностям. В «Лествице» пост наделен

корил душе» (с. 130). Требование покорить бренное

множеством характеристик, среди которых отме-

тело душе выступает важнейшим аксиологическим

тим такие, как «насилие естества», «погашение

императивом и универсальной смысловой констан-

телесного разжжения», «истребление лукавых

той христианской аскетической культуры.

помышлений», «чистота молитвы», «дверь умиле-

Важным условием аскетического восхождения

ния», «воздыхание смиренное», «радостное сокру-

к «небесному» совершенству выдвигалась обязан-

шение», «удержание многословия», «страж пос-

ность монаха регулярно помнить и размышлять о

лушания», «виновник бесстрастия» и др. (с. 127).

смерти. Согласно Иоанну Лествичнику, мысль о

Агональность как аскетическая универсалия также

смерти вытекает из осознания монахом болезни

распространяется на молитву. Это подтверждается

души, усугубление которой неумолимо влечет ее

следующей мыслью: «Отгоняющий сладострастно-

к вечному осуждению и смерти. Так, например, в

го пса молитвою подобен борющемуся со львом;

процессе духовного противостояния «лукавому

а кто противоречием низлагает его, подобен уже

владыке — чреву» подвижник поучал: «Сидя за

прогоняющему врага своего; тот же, который и

столом, исполненным снедей, представляй пред

ны, странничество как радикальный разрыв с миром

обстоятельством в аскетической мысли Иоанна

в направлении к святости требует неуклонного соб-

Лествичника радикальным способом деаксиоло-

людения «нетленной чистоты», с другой стороны,

гизируются все модусы «мирской» человеческой

эта же «небесная» чистота требует необходимым

привязанности и этим самым создается «священ-

условием странничество, определяемое Иоанном

ная ограда» вокруг пространства «сынов Божь-

как «невозвратное оставление всего, что сопротив-

их», именуемая в христианстве духовным домом.

ляется нам в стремлении к благочестию».

Одновременно «Лествица» Иоанна призывает

Аскетическое отграничение подвижника христи-

каждого, идущего путем Христовым, совершить

анского благочестия от мирских ценностей в пользу

аналогичную деаксиологизацию, а значит, совер-

сотериологической альтернативы выглядит актом

шить «жертву отречения» от указанных соблазнов,

добровольного самопожертвования, возвышающего

чтобы трансформировать свое «плотское жилище»

личность над профанным в направление сакраль-

в дом духовного бытия.

ного измерения. В этом проявляются две стороны

В целом «Лествица» Иоанна оказала сильное

аскетической жертвенности — конструктивная и

идейное воздействие на последующую христианс-

охранительная. Конструктивность жертвенного

ко-аскетическую мысль и на монашеское подвиж-

служения Богу заключается в создании идеаль-

ничество в христианской традиции стран Западной

ного типа освященной и обоженной личности,

и Восточной Европы. Творчество синайского старца

охранительная сторона — в ограждении личности

внесло значительный вклад в развитие мировой

от «соблазнов мира». В соответствии с указанным

аскетической культуры.

© Панков Г.Д., 2010

исследователи считали ее незаслуженно забытой и

прежде всего собранием видений и пророчеств, но

недооцененной «гильдией теологов»4. Ныне Мех-

видения не составляют спецификума книги Мех-

тильда прочно утвердилась в истории немецкой

тильды (в отличие от сочинений многих женщин-

мистической традиции, а после 800-летнего юбилея

мистиков XIII в.). Это произведение, по точному

в 2008 г. и в связи с определенным ренессансом ка-

определению Ханса Урса фон Бальтазара, «не

толичества в Германии даже стала популярной. Имя

сводится к единой системе, оно принадлежит к тем

Мехтильды в России зазвучало в 2008 г., когда, с

редким книгам, которые открыты во все стороны и

одной стороны, в серии «Литературные памятники»

таковыми пребывают»9.

был издан первый русский перевод «Струящегося

Книга Мехтильды полифонична, ибо обобщает

света Божества»5, а с другой — в Научной библиоте-

опыт целой жизни и (что опять-таки отличает ее от

ке Московского университета была атрибутирована

множества женских мистических откровений того

древнейшая рукопись этого произведения.

времени) многосторонний религиозный опыт. В

Ценность труда Мехтильды исключительна,

этом произведении запечатлена не только жизнь ду-

поскольку «Струящийся свет Божества» — про-

ши, но и жизнь Церкви с ее уставами, праздниками,

изведение, перерастающее жанровые рамки даже в

памятью святых, поминовением усопших, трудами

специальном смысле, т.е. как мистический трактат6.

монахов-проповедников, женским монастырем и

Это синкретический текст, обобщивший догмати-

(в последней книге) монастырским кладбищем.

ческие понятия и размышления, духовные порывы,

Хотя, конечно же, религиозная лирика, выражаю-

культурные ассоциации, биографические экскурсы

щая стремление души к Богу, — ведущая голосовая

и личные впечатления немецкой образованной

партия «Струящегося света». Читателю нового вре-

христианки XIII в., представительницы саксонской

мени эта лирика на первый взгляд может показаться

элиты. В «Струящемся свете» свободно чередуются

«эротической» (особенно в имеющемся русском

проза, ритмизованная проза и стихи, причем, по

переложении), но сразу нужно сказать, что она ос-

общему мнению исследователей, уникальность

новывается не на индивидуальной психологической

памятника состоит в том, что поэтический язык

прихоти, а на общепризнанной в XIII в. традиции

словно рождается в нашем присутствии7. Мехтиль-

«Проповеди на “Песнь Песней”» и трактата “О люб-

ду недаром называют «мощной»8, она настоящий

ви к Богу” Бернарда Клервоского, трактата «О че-

поэт, хотя стихотворчество отнюдь не было ее за-

тырех степенях неукротимой любви» Вильгельма

дачей. Даже если воспринимать книгу Мехтильды

Сен-Тьеррийского и других произведений западно-

как собрание религиозных гимнов, этому памят-

европейских монахов-мистиков XII в. (преимущест-

нику не будет равных в средневековой немецкой

венно викторинцев10*). Соответственно мы имеем

литературе, а ведь «Струящийся свет» заключает

дело с образно-символическим языком западноев-

в себе не только гимнические фрагменты. Для

ропейской мистики, к XIII в. во многом ставшим

многих современников Мехтильды ее труд был

формульным для данной области11*. Сам вопрос

Ганина Н.А.

о границах бернардинской мистики и сущностной

Отфрида Вейсенбургского (IX в.), парафраз «Пес-

природе различных мистических переживаний в

ни Песней» Виллирама (XI в.) или богатейшую

Западной Европе XIII в. при этом не снимается, но

традицию древнеанглийской религиозной поэзии

важно установить, что книга Мехтильды — не поп-

и прозы. Но для эпохи, когда раннесредневековая

рание тогдашних правил, а беззаветное следование

немецкая традиция либо прервалась, либо отошла

им. Не менее важно подчеркнуть, что правила эти

на второй план, а языком религиозной литературы

различались в зависимости от конкретных реалий

была латынь, «Струящийся свет Божества» — дей-

католической традиции. Мехтильду нельзя (как

ствительно один из первых трудов на народном

иногда делалось по неосведомленности) огульно

языке. И язык этот полон силы, красоты и изящес-

помещать в ряд «мистичек»12, известных своими

тва, ибо он прошел школу немецкой куртуазной

экстравагантными видениями, справедливо оцени-

литературы. По определению Ханса Урса фон

ваемыми в православной традиции как прелесть.

Бальтазара, это «светоносный немецкий» («das

Но об этом будет подробно сказано ниже.

leuchtende Deutsch»)15. Таким образом, труд Мех-

Основная тема Мехтильды — Бог и душа. Вполне

тильды — важная веха в истории немецкого языка

по-августиновски. Ту же формулировку найдем

и литературы. Находка же древнейшей рукописи

мы и у отцов пустынников. Но в Западной Европе

«Струящегося света», язык которой (среднениж-

XIII в. эта тема воплощается драматично. И дело не

ненемецкий-средненемецкий) наиболее близок к

в начальных образах из арсенала куртуазной куль-

оригиналу, также имеет огромную важность для

туры. Мехтильда, вызвав, отвергает их, и остается

уяснения закономерностей истории языка.

«истинная пустыня» («die ware wFstenunge»13).

Таково значение труда Мехтильды Магдебург-

Без сомнения, читатели Мехтильды могли и до

ской. Второй вопрос, представляющий собой как

сих пор могут испытывать то же ощущение, что и

текстологическую, так и регионально-историче-

читатель Марины Цветаевой: «Одна голая душа!

скую проблему — связи между Гальберштадтом, в

Даже страшно»14*. И там, где читатель думал ус-

котором хранилась ранняя рукопись «Струящегося

лышать (и извинить) отзвуки любовной песенки,

света», и Магдебургом. Обратимся к рассмотрению

на деле звучит суровая, возносящаяся ввысь «песнь

обстоятельств жизни и творчества Мехтильды в

отреченья от мира». Возможно, слишком суровая и

церковно-географическом контексте эпохи.

слишком возносящаяся ввысь, но это уже вопрос не

о Мехтильде, а о судьбах западного христианства

Мехтильда и западноевропейская

после 1054 г. Возникновение и распространение

мистика XIII в.

готики в архитектуре современно этим духовным

устремлениям.

О жизни Мехтильды (ок. 1208–1210 — 1280–

Следует указать, что книгу Мехтильды считают

1290-е гг.) известно крайне мало, и всеми сведе-

одним из первых немецких (и западноевропейских)

ниями мы обязаны ее собственным попутным

религиозных произведений, созданных на народном

замечаниям в тексте «Струящегося света» и крат-

языке, а не на латыни. Это не совсем так: доста-

ким указаниям составителя латинского перевода.

точно вспомнить хотя бы Евангельскую гармонию

Превосходное знание куртуазной культуры во всех