Внешние формы почтения, которые русские князья должны были демонстрировать ордынским князьям, достаточно далеки от западноевропейского оммажа.
Едва ли под властью Орды могли развиваться дружинные отношения: ведь князья сами были "служебниками" монгольских ханов. Русские князья, обязанные в новых условиях выполнять волю Орды, не могли уже примириться с независимостью старшей дружины, с ее былыми правами. Становясь "служебниками" ханов, они поневоле впитывали этот дух империи: беспрекословную покорность подданных и безграничную власть правителей.
Другой существенной причиной недоговорного типа отношений внутри правящей элиты была гибель в ходе ордынского нашествия основной массы дружинников. Так, среди родов московского боярства, за исключением Рюриковичей, Гедиминовичей и выходцев из Новгорода, нет ни одной фамилии, предки которых были бы известны до Батыева нашествия.[7, С. 39–46]. Конечно, точно определить количество дружинников, убитых в 1237–1238 гг., невозможно. Приходится опираться на косвенные данные. Процент потерь дружинников едва ли был меньшим доли погибших среди князей. В рязанской земле погибло девять князей из двенадцати. Из трех ростовских князей – двое. Из девяти суздальских князей было убито пятеро. Внезапная почти полная смена состава дружинников привела под власть князей северовостока Руси сразу большое количество новых людей, вышедших из непривилегированных слоев населения, привыкших к повиновению и готовых быть слугами, а не боевыми товарищами.
Новая знать возникала в княжеском дворе. Дворяне становятся владельцами земель, получая их от князя. Дворяне ХIII века – мелкие слуги князя. Но теперь "дворяне" - уже не рядовые служилые люди, а аристократия, из числа которой выходили военачальники и администраторы. Между дворянами ХIII и ХVI веков есть, однако, и общее: те и другие люди – двора, они не свободны уже по названию. Стоит обратить внимание на этимологию. Бароны, сеньоры, джентри, паны - во всех этих названиях не видно признаков службы или подчинения кому бы то ни было. Барон – "воинственный человек", сеньор – старший, джентри – благородный, пан – господин.
Дальнейший ход объединения страны и централизация государства окончательно утвердили власть великого князя как государя и повели к постепенному превращению всех его подданных в холопов.
С появлением официальной формулы "Яз холоп твой" определится рубеж – победа отношений подданства-министериалитета на севе- ро-востоке Руси не только в документах, но и в сознании людей. Не
121
следует забывать и о том, что рождение независимой от монголов государственной власти на Руси совпадает по времени с ожиданием Второго пришествия и Страшного суда Христа в 1492 году – семитысячном от сотворения Мира. Люди средневековья верили в особую пастырскую функцию великокняжеской власти, после гибели Византии ставшей во главе православного и богоизбранного народа.
Особый вопрос – история городов, порядки в которых могли повлиять на направление развития государственности. В науке немало споров о их роли и значении в развитии страны. И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко приходят к выводу, что города киевского времени
ина севере, и на юге были не княжествами-монархиями, а республиками. Едва ли с этим утверждением можно согласиться, но домонгольские города, действительно, обладали своими правами и в перспективе могли завоевать большие. Русские города существенно отличались от европейских: были теснее связаны с округой (волостями) и почти всегда (особенно на северо-востоке) имели князя. Волостное крестьянство подчинялось корпорации служилых людей во главе с князем. Чтобы представить влияние монгольского нашествия на развитие русских городов, обратимся сначала к истории Западной Европы.
Пышному расцвету городов во Франции в ХII – ХIII веках способствовали различные обстоятельства. Одно из них состояло в том, что на смену бурному Х веку с набегами арабов, норманов, венгров пришел спокойный ХI век, когда почти исчезла военная опасность. Сеньор был обязан защищать город от врагов. Это придавало ему большую власть
изначение в военное время. В ХI веке его общественно значимая роль заметно снизилась. Именно тогда на первый план выступили противоречия между горожанами и сеньорами. В конце ХI – начале ХII века произошли кровавые "коммунальные революции" (освободительные движения против сеньорального режима). Они завершились победой горожан. Завоеванные ими свободы были зафиксированы в "хартиях вольностей", которые в дальнейшем расширялись. Постепенно в городах уничтожались поземельные связи с сеньором и все виды личной зависимости. Власть переходила в руки выборных городских советов. Город делал свободным любого, кто прожил в нем год и один день, занимаясь ремеслом. Нарождавшееся гражданское общество вырастало во многом благодаря этим правам и свободам.
На Руси же от ХI до начала ХIII века вече во многих городах хотя
исобиралось от случая к случаю, тем не менее могло как пригласить князя, так и изгнать его. Вечевой институт опирался не на букву закона, а на традицию общины. Для его развития нужно было бороться с
122
князьями, которым, конечно, не нравилось такое ограничение их власти.
Ордынцы периодически разрушали русские города. Ни один город северо-востока Руси не мог чувствовать себя спокойно даже в те периоды, когда наступало относительное затишье. Первый после Батыя ордынский поход на северо-восток состоялся в 1252 г. Затем наступило затишье в двадцать лет. Однако последняя четверть ХIII века уже полна карательными экспедициями: в эти двадцать пять лет Орда провела не менее пятнадцати крупных походов. В этих условиях естественной оказывалась консолидация князей и жителей городов, а не противоборство между ними. Роль и значение князя в условиях постоянной внешней опасности неизмеримо возрастали, что влекло за собой подавление городских прав.
Военно-административный характер русского города усиливался тем, что в землевладельцев зачастую превращались и горожане, не связанные с княжеской дружиной. Именно поэтому в русских городах не возник бюргерский городской патрициат. Этим обстоятельством и княжеским характером города на Руси обусловлено то, что здесь не сложилось ни специфическое "городское" право, ни собственно городские вольности. Вольности Новгорода и Пскова были правами не городов, а земель и боярства. По этим же причинам русские города фактически не знали и гильдейско-цеховой организации.
Русь не знала боярских замков: частоколы боярских усадеб защищали от воровства и разбоя, а не от неприятеля. Бояре обороняли не свои села, а все княжество в целом, съезжаясь в княжеский град.
Типологически русский вариант самодержавия близок византийскому, в котором тоже не было развитого вассалитета. Как отмечал А. Я. Гуревич, Византия не знала феодального договора, принципа вассальной верности или групповой солидарности пэров. «Вместо тесных «горизонтальных» связей между лицами одинакового статуса преобладали «вертикально» направленные отношения подданных к государю. Не взаимная помощь и обмен услугами, а односторонняя холопская зависимость низших от вышестоящих определяла облик этого общества. Самые могущественные, знатные и богатые люди, достигшие высших должностей в государстве, оставались совершенно бесправными и незащищенным в государстве по отношению к императору, который мог произвольно лишить их имущества, чина и самой жизни, так же как возвысить любого человека и выскочку из простонародья превратить в первого сановника империи». [2, С. 206]. Даже формулы самодержавной власти в России и Византии схожи: «а жало-
123
вати есмя своих холопов вольны, а и казнити вольны же», и «что угодно императору, то имеет силу закона».
Схожесть русско-византийских порядков не случайна. Основой могущества государственной власти являлась собственность. Если в западноевропейских государствах классического средневековья собственность конституировалась в очень большой мере через феодальную иерархию и вассально-ленную систему, то в Византии соответствующая роль принадлежала государственному механизму: он осуществлял власть над населением и вместе с тем выполнял функции по присвоению и распределению если не всего, то довольно значительной части прибавочного продукта.
Для историка, знающего ход русской и мировой истории, такое соотношение власти и общества говорит о деспотическом характере самодержавия. Историк хорошо знает, что деспотизм всегда сковывает саморазвитие общества. Любая централизация консервирует сугубо средневековый тип отношений в обществе, не создавая твердых гарантий прав и обязанностей личности. Подданство в холопской форме тормозило создание гражданского общества и способствовало будущему расцвету крепостничества.
То, что знает историк, неведомо средневековому человеку: ни как пойдет развитие страны дальше, ни то, что именно в его жизни окажет благотворное, а что катастрофическое влияние на судьбу страны. И главное, он может и не ощущать – вопреки мнению С. Герберштейна,
– что власть его «гнетет». Ему, напротив, может быть комфортно. Плано Карпини удивлялся монгольскому обществу, терпящему абсолютно неограниченную власть монгольского хана, беспредельную и в отношении собственности, и в отношении жизни подданных, тогда как последние не испытывали от этого «тиранства» ни малейшего дискомфорта, а, напротив даже, считали подобное устройство жизни наилучшим.
Таким образом, типологически русский вариант самодержавия близок к византийскому и может быть охарактеризован как деспотическое самодержавие, окончательно оформившееся в эпоху Ивана 1У Грозного.
2. Иван Грозный. Становление самодержавия как специфической формы государственного устройства
По традиции Иван 1У представляется жестокосердным и свирепым самодуром, утверждавшим право на самодержавие, право на принятие всех решений одному человеку – царю. В. О. Ключевский утверждал, что Иван 1У был первый из московских государей, кото-
124
рый узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника Божия. Возникает вопрос, шли бы исторические процессы в Московском государстве так же, как они шли, если бы вместо Ивана 1У был другой царь? Ключевский считал: «Жизнь Московского государства и без Ивана устроилась бы так же, как она строилась до него, но без него это устройство пошло бы легче и ровнее…». [4, С. 184]. Следовательно, путь России был предопределен процессами исторического развития предшествующих веков.
Государство в средневековье нуждается прежде всего в деньгах и солдатах. В удельные века содержание немногочисленного служилого люда обеспечивалось тремя главными источниками: 1) денежное жалование; 2) вотчины, приобретению которых служилыми людьми содействовали князья; 3) кормления, доходы с известных правительственных должностей, на которые назначались служилые люди. Успешным собиранием Руси московский государь-хозяин приобрел один новый капитал: то были обширные пространства земли, пустой или жилой, населенной крестьянами. Только этот капитал он и мог пустить в оборот для обеспечения своих служилых людей. В середине ХVI века этот капитал иссяк. В 1550 году государство использует, вероятно, последние резервы земли для предоставления ее в «службу»: около 200 тыс. десятин в Московском и ближайших уездах. Получившая эти земли тысяча «наиболее справных» помещиков образовала впоследствии нечто подобное царской гвардии и служила офицерскими кадрами для провинциальных дворянских ополчений.
Как разворачивались события с начала 1550-х годов мы доподлинно не знаем. Можно лишь предполагать исходя из текущих в это время процессов, что именно тогда роль денег стала играть земля, ею стали заменять денежное жалование за службу. Ясно, что деревни, которые получили новые помещики, были разными, но по большей части малыми (иногда на одно село приходилось несколько помещиков, порой помещики вовсе не имели крестьян). Следовательно, мы можем предположить возникновение эффекта неплатежа заработной платы, который во все времена был чреват потерей верности служилых людей господину. Взоры советников царя обратились к Казанскому ханству.
В 1552 году Казань была взята, но вовсе не с тем, чтобы поставить ханство в вассальную зависимость (как это было в 1487 году при Иване III) и тем самым создать условия для стихийной массовой колонизации земель ханства. Цель государства была иная – получить новый ресурс земли для испомещивания, т. е. колонизации, организуемой государством. Москва экспроприировала лучшие земли Поволжья – земли хана и татарской знати. Крым и Турция встали в за-
125
щиту единоверцев татар, и с 1555 до 1572 года шла напряженная борьба за Поволжье с Крымом и Турцией. В 1570 году Девлет-Гирей даже взял штурмом Москву, сжег и разорил ее.
Не получив сразу ожидаемых результатов в Казани, но мобилизовав большую армию, Иван Грозный ввязался в новую войну, обещающую быть победоносной и принести государству новые земли и тягловых крестьян. В 1558 году армия двинулась на запад, в Ливонию, где развитие событий лишь поначалу складывалось в пользу Москвы. Однако с 1560 года начались «годы великого запустения». Чтобы вести войну на три фронта: на западе – против Польши и Швеции, на юге
– против Крымского ханства, на востоке – держать войска против недавно покоренных народов Поволжья, требовалась большая армия. Надо было испоместить новые тысячи служилых, найти для них земли
скрестьянами.
Вкризисных условиях царь демонстративно отказался от власти, удалившись в Александровскую слободу. Народ просил царя не бросать его, а царь требовал для себя чрезвычайных полномочий и получил их. Гениальный В. О. Ключевский кратко и точно определил роль опричнины: «Царь как будто выпросил себе у государственного совета полицейскую диктатуру – своеобразная форма договора царя с народом». [5, С. 165]. В результате опричнины было согнано с земель до 12 тысяч, а физически уничтожено до 10 тысяч прежних землевладельцев. Парадокс в том, что униженные и оскорбленные, лишенные исконных древних прав и привилегий бояре практически не протестовали, кроме бежавшего за границу «диссидента» князя А. Курбского. Диалог царя и князя Курбского, согласно В.О. Ключевскому, можно свести к двум фразам. А. Курбский: «Обычай у московских князей издавна желать братий своих крови и губить их убогих ради и окаянных вотчин, ненасытства ради своего». Царь: «Жаловать своих холопий мы вольны и казнить вольны же». [6, С. 155].
Почему развитие Московского государства пошло именно таким путем?
Ответ лежит в рамках традиционного исторического социальноэкономического анализа. Домонгольская Русь не знала соединения понятий владения и собственности на землю: русский князь домонгольского времени считался государем, но не владельцем земли, понятие о князе как верховном землевладельце возникло только в монгольский период. Но право князя на землевладение не было наследственным. Оно давалось вместе с ярлыком на княжение и передавалось
свыдачей нового ярлыка от одного князя к другому. Действительным верховным землевладельцем по монгольскому праву был хан Золотой
126
Орды. После распада Золотой Орды это право распространилось на улусных властителей, в том числе на Великого князя Московского. В соответствии с древним монгольским правовым понятием вся земля в независимом Московском государстве, кроме земли церкви, была собственностью Великого князя. Он был вправе как предоставлять любую нецерковную землю во владение за службу, так и отбирать ее. В соответствии с этим правом с половины ХV века устанавливается правило, что все личные землевладельцы должны нести воинскую повинность. Это право распространялось и на наследственные владения бояр – вотчины. Государь конфисковал земли феодалов (чаще всего под предлогом нарушения условий службы, за измену), мог, предоставляя новые земли, отбирать старые, иными словами, перераспределять земельный фонд государства.
Перераспределение земельного фонда, использование его как бюджета постепенно превратилось в одну из основных функций Московского государства, а единоличная собственность государя на землю – основной вид собственности – стала экономической базой самовластия, диктата государства над обществом. Однако полной самодержавности препятствовала экономическая независимость церкви. Поэтому борьба за единственную неподконтрольную государству собственность – церковную – стала едва ли не главной целью государства. Если в Западной Европе между государством и церковью шла борьба за власть, то в Восточной - за собственность, конкретно за собственность церкви. Сколько кому тогда принадлежало земли в северовосточной Руси, доподлинно неизвестно. Оценки историков весьма приблизительны. По ним монастыри владели от 1/5 до 1/3 всей земли, «черные»(независимые от феодалов и зависимые от великого князя, т. е. государства) крестьяне также от 1/5 до 1/3, государь и феодалы –
1/3 – 1/5.
Качественную характеристику землевладения одним из первых дал С. Соловьев. Его положения в целом разделяют современные историки. Он писал: «Новое Русское государство, составленное московскими князьями, было государство бедное, доходы великих князей были невелики… а между тем опасности со всех сторон, надобно отбиваться от врагов… на войско идет много денег; денег нет, но много земли, и поэтому стали раздавать земельные участки тем, кто шел служить к князю; пока служил, земли оставались за ним, переставал служить – землю отбирали; эти-то земельные участки и назывались поместьями, а владельцы их помещиками. Были и вотчинники, которые вечно владели своими землями, потому что получили их в наследство от предков; но…вотчины их все время уменьшались оттого,
127
что каждому хотелось при смерти дать что-нибудь в церковь, особенно в какой-нибудь монастырь, на помин души, денег не было, и давали на помин души земли; монастыри обогащались, а светские землевладельцы беднели и должны были просить у великого князя поместий, чтоб иметь возможность служить…». [17, С. 235, 236].
Церковь была государством в государстве, имела свои интересы, отличные от интересов светской власти. Победа иосифлян в 1551 году была обусловлена всем ходом исторического развития. Она лишила светскую власть морального обоснования секуляризации церковных земель. Возможность испомещивания, т. е. платы за службу, теперь была ограничена землями «черных» крестьян и перераспределением боярских земель. Вначале шел процесс исчерпания земель великокняжеского домена. Последовавший за этим захват «подрайской землицы» Казанского ханства и предоставление ее в «службу» является косвенным свидетельством дефицита «служебной» земли. Повидимому, и этой земли оказалось недостаточно, поскольку экономический смысл опричнины можно видеть в прецеденте использования следующего по очереди резерва – перераспределения боярской земли. При изгнании с половины территории государства наследственных владельцев земли бояр по сути дела речь шла об экспроприации боярских земель. Опричнина является прецедентом, согласно которому в Московии утверждался единый земельный собственник – государство, все светские собственники становились временными арендаторами государственной земли. Еще в начале царствования Иван Грозный считал всех подданных холопами, но сделал их таковыми лишь в опричнину, лишив главного вида собственности.
Проблема социальной сущности и последствий опричнины давно обсуждается исследователями. В ХХ веке в отечественной историографии господствовала концепция С. Ф. Платонова. Он рассматривал опричнину как форму борьбы с княжеско-боярской аристократией – главным противником централизации государства. В результате опричнины было подорвано могущество старой знати, боярства, в пользу новой знати – поместного дворянства. В действительности опричнину можно рассматривать как форсированную централизацию, предпринятую без достаточных экономических и социальных предпосылок, а потому вылившуюся в массовый террор. В целом это не была антибоярская политика. Скорее, это был конфликт внутри господствующего сословия, спровоцированный Иваном IV в целях укрепления своей власти. Он был многократно усилен маниакальной подозрительностью и жестокостью самодержца, а также его скорее всего сознательной попыткой создать новый тип политического режима, близ-
128
кий к восточной деспотии. Иван IV всемерно отстаивал «спасательную» роль ничем не ограниченного самодержавия. Для этого он намеренно затушевывал то, что он был первым русским царем, представляя самодержавие исконно русским явлением, начиная с Владимира Святославовича и Владимира Мономаха. Крайне резко Иван IV критиковал западные монархии с сословным представительством.
Опричнина имела для страны далеко идущие последствия. Во-первых, проблема соотношения власти и общества была ре-
шена в пользу власти. Опричнина подчинила общество неограниченной власти царя. Роль Боярской думы упала. (Хотя во время малолетства Ивана IV, в 1533–1547 гг., в стране фактически было боярское правление).
Во-вторых, ликвидированы экономически независимые от власти собственники, которые могли стать основой формирования в России гражданского общества. Произошло огосударствление общества: все зависели от государства и лично от царя. Собственность сохранилась, но собственник не был защищен законом, в любой момент мог лишиться собственности по приказу царя. Это не была частная собственность в западном смысле. Стиралась грань между ненаследственным владением и наследственной собственностью. Дворяне были владельцы, а не собственники. Хотя были и частные собственники, но их доля сокращалась.
В-третьих, по характеру Московское государство приблизилось к восточной деспотии: единоличная власть царя, вертикальный характер связей, корпоративность, колоссальная роль бюрократии.
Но все же это не Восток в чистом виде. Прямая, непосредственная демократия сохранилась на уровне общины. Поскольку большинство населения повседневно существовало в условиях коллективистской демократии, это не могло не сказаться и на общественном устройстве в целом. Шел, хотя и ограниченный, диалог власти и общества через Земский собор. Земские соборы часто представляют аналогом западного парламента, органом представительной власти в России. Это не соответствует действительности. Собор был порожден общинной демократией и является ее отражением со всеми недостатками. Земские соборы юридически никаких прав не имели. Собирали их по мере надобности, для выяснения настроения в обществе, а главное, финансовых возможностей населения для финансирования войн, для одобрения налогов и т. п. Как видно из состава первого Собора (1549 г.), он представлял собой не граждан, а сословия-корпорации: церковь, служилую бюрократию, городской посад. В дальнейшем в Собор войдут представители купечества, казачества, черносошных кре-
129
стьян. Нет документов, которые бы говорили о выборности членов Собора. Скорее всего, кого пригласить царь определял, собирая Собор, царь был убежден в его поддержке, иначе в нем не было необходимости. Вместе с тем Собор дважды сыграл историческую роль: выбрал царя (Бориса Годунова в 1589 году и Михаила Романова в 1613 году). Таким образом, Земский собор не был органом представительной демократии, он иного рода – элемент общинной, коллективистской демократии. Средневековые парламенты в Европе также носили сословно-корпоративный характер и являлись элементами диалога власти с обществом. В новое время эти парламенты стали выборными и представляли не корпоративные структуры, а граждан. Земский собор и общинная демократия связывали Россию с Европой, но Европой средневековой.
Таким образом, к началу ХVII века произошло оформление самодержавия как специфической формы государственного устройства.
Страна окончательно стала на особый путь развития, отличающийся от западно-европейского. Его характерным признаком является огромная роль государства в социально-экономической и политической сферах общества, а отчасти и в духовной. В жестокой зависимости от государства оказались не только крестьяне и посадский люд, но и представители господствующего сословия. Несмотря на формальную самостоятельность, церковь также зависела от государства.
Абсолютная власть монарха, в чем-то сопоставимая с властью русских царей, существовала во многих европейских государствах. В Центральной Европе было и крепостное право, внешне похожее на российское, хотя и формировавшееся на иной основе. Однако определяющая роль государства в сфере общественных отношений была свойственна только России. Эта черта сближала Русское государство со средневековыми державами Востока.
В экономике мощь государства опиралась на большой фонд государственных земель. Его основу составляли конфискованные Иваном III новгородские и тверские (великокняжеские) земли. Складывание единого государства ставило проблему комплектования армии, аппарата управления. Потребность в служилых людях в условиях неразвитости товарно-денежных отношений, скудости государственных финансов привела к созданию поместной системы. Она формировалась путем раздачи государственных земель в условное владение за службу. Такая практика, характерная скорее для раннего феодализма, создавала слой землевладельцев (помещиков), зависимых от государственной власти. Вотчинники отличались от помещиков тем, что могли свои земли продавать, дарить и передавать по наследству. Вместе с
130