_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 4

Здесь легла подкиевская сила. Город Канев. Эх, Тарас Шевченко,

Слышишь ли меня? И молвит: слышу, Казаченьку, где ты, казаченько?

Я не вижу, выхожу на крышу. Что клубится по дороге дальней? Колобок, ушел он от медведя, Василек повылинял печальный. Привереда, едя-недоедя.

Ухо приложил к земле: не слышу Трепет наших флагов по-над Доном. На Памира северную крышу Вышла я и жду тебя с поклоном. Марево в ночах струится, льется, Заслонилась слабою ладонью.

Едет, едет, бубенец смеется.

Ты не спи на солнце, доню, доню.

26 августа 1942

** *

Океанская глубь, океанская ширь. Зелена и бела на бумаге Сибирь, И коричнев Кавказ, и Кура коротка,

Опираясь на Кремль, как на два локотка,

Смотрит сонно Москва, и подвески огней Запевают малиновым звоном у ней.

Питерсбурх, Петербург, Петроград, Ленинград...

Это Летний крыловский сияющий сад.

Почему же он вечно в крови и снегу? Я не знаю, Сережа, и знать не могу.

** *

Разлуки, расстоянья, разобщенья. Друзей не видишь и по сорок лет. Не пишешь. Не боясь забвенья, Не отмечаешь и — теряешь след. Не торопясь и положась на память, В густой траве и голубом снегу,

Ты знаешь, что сверкают между нами Пунктиры звезд, уложенных в дугу.

Мы встретимся, пройдя по ним мгновенно, Сотрется время, расстоянья — нет...

Шумят леса, шумят леса нетленно, В глазах, от озера, зеркальный свет. Душа, не бойся и не бойся, голос.

Мы опрокинуты, но узнаны тотчас...

Ты так терпела, знала и боролась: Сиянье слез стоит в сияньи глаз.

16 февраля 1980

** *

Не умирай, не верь, не жди, Что будет райская награда. Покроют руки на груди Цветами из чужого сада. От выцветающих оград, Где спят напуганные адом, Ты не увидишь этот сад,

Не пролетишь над этим садом. Взойдет непышная трава Над желто-розоватой глиной,

Ибудешь помнить ты едва Озерный шорох лебединый, Цветы на письменном столе, Грозу, встающую над скатом,

Ируку на плече крылатом, Крылатом только на земле.

1935

** *

Шаги эпохи тяжелей, Чужую жизнь обеспокоив,

Пусть свищут ветры из щелей

Вбессонных лагерях изгоев. Здесь не смыкали т а з еще, Не выходила смерть отсюда, Здесь перебитое плечо Привычно поджидает чуда. Но близок час, когда с земли Их увезут в ночи угрюмой Серебряные корабли, Неузнаваемые трюмы...

Впоследний раз они, томясь, Пойдут покорно и без жалоб...

Но ангелы счищают грязь С воздушных мостиков и палуб...

Земля дымком пороховым Покроется, но будет просто Увидеть райский полуостров,

Сказать — Эдем; подумать — Крым...

Там над землянкой — тишина, И там выходит из окопа

Такая райская весна,

Трава такая Перекопа...

1935

Но как-то раз я напилась из ближнего ручья. Случайно брызнула в лицо целебная струя.

И я прозрела. Сердце вдруг застыло от тоски: Смотрели на меня в упор стеклянные зрачки.

** *

Вэти жуткие дни, потрясенные громом событий, У камина не можем мы мирно дремать в тишине. Нас опутала быль, и дрожат неразрывные нити, Отражаясь чудовищной тенью на белой стене...

Мы не верим в любовь — это странное старое слово. Дружбу, правду, покой всловарях только можно найти. Потому на знакомых порою мы смотрим сурово И чужими глазами на встречных глядим на пути.

Разве наши дома не пытались безумцы разрушить? Разве мы не пилили железной решетки тюрьмы? Те, кого уже нет, — это наши погибшие души. Те, кто чудом спаслись, — это чудом спасенные мы.

** *

Судьба сулила: будет так...

И сбылось жуткое пророчество —

Вмоей гостиной полумрак, Напротив в кресле — Одиночество.

Со мной безмолвный разговор Ведет, с улыбкою невинною. Я возмущаюсь: «Вы, как вор,

Как вор вошли в мою гостиную.

Мы не знакомы и теперь, Не знаю имени и отчества...»

— «Вы сами мне открыли дверь», — Мне отвечает Одиночество.

«Что ж, оставайтесь. Я уйду,

Яспорить вовсе не намерена».

—«Найду везде. Всегда найду», —

Мне возражает гость уверенно.

Я негодую: «Мой совет — Забыть угроз прием испытанный...» Страницы книги недочитанной Чуть слышно шелестят в ответ...

** *

Ибледною улыбкой улыбаясь, —

С невестой так прощается солдат, —: Прощалось лето, как-то не решаясь Окрасить ярким пламенем закат...

Так уходили прадеды и внуки, Так замирает робкий стук дождя,

Так Швейцер, заложив за спину руки, Устало улыбался, уходя.

** *

Мерзлый Потомак Манит зимой. Мчится потомок, Только не мой.

Дети веками Рвутся вперед, Режут коньками Новенький лед.

Папе и маме —

Короб забот...

Тоже веками,

Это не в счет...

Сбросьте ваш короб Прямо сюда! Всякая прорубь — Только вода...

СВЕЧА

Я чувствую, что я тебя теряю Лишь потому, что удержать хочу...

Тебя я для себя оберегаю, Как на ветру дрожащую свечу.

С тобой светло, слова не так убощ, И если ты погаснешь на пути,

Мне будет страшно. Это ночь тревоги, — Мне без тебя дороги не найти.

Гори! Гори! — шепчу, как заклинанье, Гори! Гори!.. — в отчаянье кричу.

И если все же суждено прощанье, Вина моя — при всем моем желанье Я не сумела удержать свечу...

ПАМЯТЬ К ДЕТСТВУ ВОЗВРАЩАЕТСЯ

Память к детству возвращается — К первой, ласковой любви...

Если путь твой освещается, Это счастьем назови.

Будто зла и вовсе не было...

Или ты опять притих, Признаешь, что много требовал От своих и от чужих.

Ждал от всех тепла ответного,

Не дождался и погас...

Даже света чуть заметного Не осталось про запас.

Путь естественно кончается, Нить последнюю порви. Память с юностью прощается, Не мешай и не зови...

Август 1981

** *

Календарь, будильник, русская газета, Дни рожденья вместе с днями похорон. Кто-то не ответил нам когда-то, где-то То ли на улыбку, то ли на поклон...

Снова чья-то свадьба... Что вы, неужели?

Кто-то уезжает — мы проводим их...

Бее за эти годы очень постарели,

Все, конечно, кроме, кроме нас самих...

Л бывало, жили мы не только этим...

Было много ярких, радостных минут...

Календарь, будильник мы оставим детям;

Русскую газету дети не поймут...

АЛЕКСАНДР НЕЙМИРОК

БЛИЗКИМ

В той духоте, в той гуще парной (И боль и горечь по пятам...) Что вам поведал мрак полярный? Чему сподобились вы там?

Как будто возвратясь с допроса, Как будто телом по кресту...

Стучат вагонные колеса Из Котласа на Воркуту.

ОКТАВЫ

То было в пору, о которой суд Едва ли даже правнукам под силу.

Казалось, что народам вскрыли жилы

Ихлынула... Но яблони цветут, Гудят шмели, навозом пахнут вилы,

Имасляное солнце там и тут

К земле ласкается с тягучей лестью, Гуляя по берлинскому, предместью.

И всюду домики из рафинада...

Куда, когда ударит с неба смерть?

Жасминами усеянная жердь

Ломает геометрию ограды...

Арадио — фанфары, водоверть,

Итут же марширующее стадо, Окурки подбирающий старик,

И«Rader mussen rollen fur den Sieg»1.

1«Колеса должны вращаться для победы» (нем.). (Нацистский лозунг. — Ред.)

Мне ль вас забыть, веселые друзья, Вас, спутники во вражеской столице?

Япомню вас, я вижу ваши лица,

Яслышу шепот. Впрочем, что же я? Все не о том. Вон тусклой вереницей Бредут, о хлебе тихо говорят.

Их тоже помню. В валенках, босые...

По улицам Берлина шла Россия.

Что? Слышите? Да, да, летят на город.

Как воет, как мяукает весна!

Темно и душно. (Где теперь она?

У этого солдата сальный ворот...

Вот... заходила ходуном стена...)

Тишь...

Отошло...

Немецкие озера, Немецких весел равномерный всплеск И русских глаз пытливый тихий блеск.

В карманах нелегальщина. Вот так, Должно быть, собирались франк-масоны. Л впрочем, вздор! Отлив воды зеленой, (И лишь бы не сплошать, не сесть впросак. Не Петька рядом, рядом миллионы!), У берега лоснящийся лозняк, На рыжем пне носков промокших пара, И зарево далекого пожара.

Да! Это главное. Зеленоватый Покой, пожар и вера в чудеса. И что теперь земные голоса?

Что значат эти голоса сквозь вату? Она взмахнула, времени коса, И обернулась календарной датой. В ночи пустынной магния огни, Прекрасные и гибельные дни.