_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 4

У ОКЕАНА

For Patricia Le Grande

Ветер дует и дует — напорист и рьян, Пальмы гнет и пылит у курортного скверика. Как рубанком стругает с утра океан, Вьются белые стружки у желтого берега.

Распирает под ветром опять паруса,

Ивеселое солнце на запад катится, Золотит берега, розовит небеса

Ина каждой волне, расколовшись, дробится.

Вот в сверкающих брызгах волны поперек, Под шального прибоя размерные залпы, С оснеженной вершины скользит паренек

Итотчас же взлетает на новые Альпы.

Идевчонка бежит по песку босиком, А за нею собаки — отчаянно лают,

Пахнет рыбой, смолою и мокрым песком,

Итри тысячи чаек кричат и летают.

То кидаются в небо, над пляжем паря, То в прибой окунутся — высокий и хлесткий; Белый парус до самой волны накреня, Кто-то ловит ладонью слепящие блестки.

А девчонка бежит вдоль шипящей межи, Мимо мокрых камней в голубой круговерти, И повсюду грохочет и буйствует жизнь, — Жизнь чистейшего сплава, — без примеси смерти!

** *

Не зачерствей, как пень, с годами, Окаменеть не торопись, Опять вишневыми садами В далекой памяти пройдись.

Мимо давно знакомой хаты Перешагни за перелаз, Где рыжий клен, как пес кудлатый, Тебя облизывал не раз.

Где с детства были сердцу любы Душистый стог и сеновал, Где частокол, оскаля зубы, Крапиву в зарослях жевал.

Пройди к ручью, где вечность не был, Где в зной, чтобы набраться сил, Ты, над водой склонившись, небо, Хватая пригоршнями, пил.

Остановись у той же липы,

Кземле колени преклони

Ииз ручья, как прежде, выпей, Вновь неба русского хлебни.

Потом, в густой траве укроясь, Приляг и сквозь завесу трав Смотри, как вытянется поезд, Лиловым дымом степь застлав.

Как, поравнявшись с лесом вскоре, Переползет через поля И в небо —. голубей, чем море —

Уйдет, как молодость твоя.

Уйдет, как жизнь, неповторимо! Зови и плачь — не возвратишь! Побед и поражений мимо — В ночную синь, в ночную тишь.

НАЧАЛО БУРИ

Откатится, вновь наплывает; Швыряет зловещей волной, Голову разбивает Об острые камни прибой.

Ударит то глухо, то звонко, То рушится в полный свой вес, Сосняк на скале, как гребенка, Запутался в космах небес.

Такой удручающей хмури Давно этот край не видал. Вот первый, изваянный бурей, Взметнулся чудовищный вал.

Теперь уж пойдет! Начинай-ка, Нахлынь, все кроша и круша, — И падает белая чайка, Как в адскую бездну душа.

МАСТЕРСТВО

Ивану Елагину

Читая стихи твои снова, Я просто поверить не мог, Как ловко упрямое слово

Вбараний ты скручивал рог.

Имне оставалось дивиться, Как смог ты в ловушку увлечь,

Икак укротить эту львицу — Строптивую русскую речь.

Она меня лапой стегнула

Иклык обнажила, как нож,

Аты без хлыста и без стула

К ней в клетку так запросто вхож.

Ишаг твой почуя спросонок, Она встрепенется и вот — К тебе подбежит, как котенок,

Имастеру руку лизнет.

** *

Присела птица сонная На черное окно. Внизу Невы зеленое, Игорное сукно.

Всю ночь знаменья всякие, Да шорохи окрест, На куполе Исакия,

Как туз трефовый, крест.

Дорогами окольными, Бочком, как будто вор,

Вновь месяц, как Раскольников, Проходит в темный двор.

Опять при мертвом свете том Ползет по этажам, Уже почти столетие Кого-то ищет там.

Обрывки фраз до Невского Доносит шепотком:

«Вам, сударь, Достоевского? — Пошел в игорный дом».

РУССКИЙ ПАРНАС В РАССЕЯНИИ

Там, в этой книжной лавке, Где букинист рассеянный, Чахнет на старом прилавке Русский Парнас в рассеянии,

Книги стоят рядами, В темном углу скучая, Нетронутые годами Возле халвы и чая.

Непроданная поныне Горечь русской души —

Этот рыдал в Берлине, Тот голосил в Виши.

Этот — поэт без звания, Тот — титулованный князь: У князя давно графомания В скитаниях развилась.

Тлеют давно страницы. Выцвело имя поэта. Лирик скончался в Ницце, Трагик в Бельгии где-то.

Слава их редко тешила, Статуи им не высила, На шеи наград не вешала,

Не клала венков на лысины.

Жили с мечтой о чуде — Хоть в виршах восстать из мертвых! Только стихи, как люди — Мало стихов бессмертных.

Многих уже не стало В майской звенящей сини.

На кладбищах полыхала £ирень, как тогда в России.

Спит букинист у кассы, Похрапывает глухо, В стаканчике из пластмассы Чай и дохлая муха.

Робко через оконце, Грязную раму минуя, Входит мутное солнце В эту тоску земную.

Спит букинист, не слышит, Как, обкорнав сатирика, Трагика съели мыши И доедают лирика.

ИВАН БУРКИН

МЮНХЕНСКОЕ

Я живу под бедлам, под поэму, Масса музыки, много возни. Снятся сны на любовную тему, И мечтаю на тему весны.

А вокруг тополя как гвардейцы, За патроном — патрон и патруль. Настроению некуда деться, И оно приютилось у струн.

Без конца продолжается Мюнхен —

. Бород кисти пера и ди-пи, Где иллюзии мрут словно мухи,

И предсмертный совет их: «Терпи!»

Где в чаду падшей веры и версий Вымирают талант и шедевр, Умирают с надрывом Морфесси И надрыв: «...не гони лошадей!»

Где встречаются струны и страны, Где расходятся все языки, Где порядков сугубо астральных Не выдерживают русаки;

Икляня все на свете стихами, Пьют под рифму, под песню дурят;

Иснарядами рвутся стаканы,

Ибесчинствует денатурат.

Ивсе тайны, и души все настежь. Ни барьеров, ни прав, ни кулис.

Лишь обрывки каких-то династий Да отрывки ненастий и лиц.

МЕМУАРЫ

Итак, я еду в мемуары. Какая чудная страна!

Проедешь время самоваров — Навстречу мчится старина.

Навстречу мчатся тройки, кони, И, несмотря на бубенцы, В минувшем веке так спокойно, Что отдыхают все концы.

И не теряя ни минуты, Минуя массу мелочей,

Яеду в отпуск в век минувший,

Вэпоху ласковых свечей.

Вминувшем веке еще рано. Россия спит на трех китах. ^ Сейчас проснутся ветераны, Богатыри, орлы... Итак,

Ягде-то в прошлом. Время быстро Летит вдоль памятных времен. Жуковский, Пушкин, декабристы — Эпоха, полная имен.

Царит в умах Европы Байрон,

Всердцах погас Наполеон. Властитель лени, русский барин

Вмечты о братстве погружен.

Послушайте, какие речи Произносил минувший век! Какие планы брал на плечи Себе минувший человек.

Подумайте, какие вкусы Царили у минувших дам! Блеснет гусар проезжим усом — И сердце дамы — пополам.

Мазурки легкое порханье, Но мысли дерзостный скачок

Встряхнет артель, аршин, Архангельск...

Россия чувствует толчок.

Уже навстречу мчатся тучи. В Европе, дряхлой и больной, Подули ветры конституций

Иветры вольности шальной.

Яслышу колокол минувший

Иобещавший много звон,

Звон, все надежды обманувший, — Как много дум наводит он!

НЕ СКУЧНО, НО ГРУСТНО

Мы, по правде сказать, не скучаем, И не спит окружающий мир. Стоит нам размечтаться за чаем — Закипит, забушует Алжир.

Стоит нам задремать у камина, Как немедленно Ближний Восток — Или весь иль одна половина — Из ножон вынимает клинок.

Успокой нас скорее, Всевышний! Где застряла так долго весна? Где же Куба, что из дому вышла

Иобратно уже не вошла...

Ипока продолжаются пренья, В свои руки берет все зима И, рассеявши все подозренья, Всей страной управляет сама.

Иприняв во внимание это

Идругое, не лучше ли тут

Подойти нам вплотную к предмету, Выбрав новый и верный маршрут.

Взять хотя бы проблему Алжира Или тему любви, например. Темы бесятся ныне от жира,

А проблемы — те с места в карьер...

Взять хотя бы вот Марью Петровну

Иее окружающий свет. Все проблемы ее поголовно Упираются нежно в корсет.

Ипопавши в ее окруженье

Ив ее заколдованный круг, Ищут выхода из положенья Юбки, кофточки, жир и супруг.

Апроблемы прекрасного пола!

Адилеммы мужей и мужчин!

С ними связан наследник престола, А престол с целым рядом причин.

И, пожалуй, на данном этапе Согласиться мы все же должны: Наше дело могло быть и в шляпе,

Ипрестол — у великой княжны.

Иприпомнил я ночи в Коломне

Имедвежьи углы при луне, Красно-солнышко в каменоломнях

Исвет-батюшку на целине.

Ио чем бы ни шли разговоры, Стоит нам в них дойти до царя — За границей сияет аврора, А в отечестве гаснет заря.

ФЛАГИ

К огромному сердцу идут и идут поезда.

Идва полушария дружно шумят на вокзале. Зачем география, выпорхнув вновь из гнезда, Летит без разбора по всем мировым магистралям?

Игрозные флаги нарядным и пестрым гуртом

На вече пришли, обнажив свои звезды, как шпаги. Один обнажил угрожающе молот с серпом, Другой — полумесяц, как знак азиатской отваги.

Аэтот все солнце в защиту свою обнажил, Сосед его небо свое развернул очень ловко

Ик небу пока осторожно, с оглядкой пришил Не молот, не месяц, а тихую божью коровку.

Ивот разгорелся у флагов неистовый спор. Бряцают крестом, полумесяцем. Дикие сцены!

Арядом шумит геометрии каменный бор, Гудят и трещат горизонта зубчатые стены.

Трясется земля под копытами всех эстакад, Дрожит от волненья подавленный лепет природы,

Игород, предчувствуя скорый громоздкий закат, Свалил, как горшки, свои башни в зеркальные воды.

Ибронзовый всадник, заехав нечаянно в сквер, Где шапками всех закидали могучие клены, С железным вниманьем глядит, как вблизи инженер На плечи Геракла кладет небосвод из бетона.

Но близятся сумерки. Чахнет болезненный день, Цепляясь за крышу попавшего под руки зданья. Ему даже в окна взглянуть на прощание лень:

Одною ногой он вступил уже в область преданья.

А флаги шумят, развели на весь мир канитель,

Ив дальние царства подул от них ветер булатный.

Ачерное небо спеша заезжает в отель

Идва этажа для себя занимает бесплатно.