500 Архатов

ложения — странствующий монах с кривым посохом, старик,

греющий руки над жаровней, женщина в накинутом на голо

ву платке, священник с церковным подносом, на котором

помещены пожертвования, человек, углубившийся в чтение

толстого фолианта, монах в очках (кстати, это одно из

самых ранних в Японии изображений человека в очках).

Некоторые из фигур даны в гротесковой манере. Один из

персонажей, например, самозабвенно ковыряет в носу, дру

гой чешет в ухе, третий — толстый, с одутловатым лицом —

весь поддался вперед, словно подслушивая что-то.

Здесь есть не только отдельные портреты, но и целые

скульптурные группы — два сплетника, толстых бритоголо

вых монаха (один что-то шепчет на ухо своему собеседнику,

лицо которого светится от удовольствия), пьяницы (один из

них с умильно сморщенной физиономией подставляет друго

му кубок, а тот наливает рисовую водку — сакэ— из боль

шой бутыли), мужчина кормит младенца, сунув ему, в рот

нечто вроде соски, в то время как мальчишка постарше

карабкается к нему на колени.

Скульптуры в Китаине передают радостное, оптимистическое

настроение: они изображают множество весело хохочущих,

улыбающихся лиц. Вся эта необычная галерея образов

— пример рождения жизнеутверждающего искусства,

•едва прикрытого религиозной оболочкой, она знаменует

новый шаг в развитии антиканонических тенденций, свойст

венных народной скульптуре вообще. По своим художественным

достоинствам, по силе выразительности эти произведения

безвестных каменотесов заслуживают того, чтобы быть

поставленными в ряд с работами таких выдающихся мастеров

деревянной скульптуры, как Энку и Мокудзики.

Ознакомление с указанными произведениями полностью

опровергает долгое время бытовавшее мнение, что в позднее

средневековье скульптура находилась в состоянии упадка,,

что бездумное подражательство подменяло подлинно творческие

искания. Лучшими своими работами, проникнутыми

демократическим содержанием, близкими и понятными простым

людям, в той или иной степени отображающими реальную

действительность, народные мастера внесли большой

вклад в дело оживления прогрессивных традиций японского

искусства.

Этим, однако, не исчерпывается значение подобного рода

произведений. Они представляют большой интерес с точки

зрения историко-этнографической. Углубленное их изучение

раскроет неизвестные доселе страницы в истории жизни

японского трудового народа.

1 Ряд работ Я'наги Сасэцу о Мокудзики был опубликован в 20-х годах.

В 1955 г. они были переизданы и вошли в 9-й том Собрания избранных

сочинений Янаги (Я наг и Сосэцу , Сэнсю дай кан, Токио, 1955).

2 Наибольший интерес представляют: М а р у я м а Н а о к а д з у, Энку-

но тёкоку (Скульптура Энку), Токио, 1961; Цути я Ц у н э ё с и, Энкуно

тёкоку (Скульптура Энку), Токио, 1960; Гора й С и г э, Бисё буду

(Улыбающиеся будды), Токио, 11966; М о р и к а в а Ф у к а к у, Хоккайдо-

но кобуцу (Древние будды Хоккайдо), Хакодатэ, 1962; В а к а с у г и

К эй, Но-но хотокз (Будды в поле), Токио, 1963; В а к а с у г и К э и,

Сэкибуцу дзюнрэй (Паломничество к каменным буддам), Токио, I960; Т а йго

X а т и р о, Робо-но сэкибуцу (Придорожные каменные будды), Токио,.

196(3.

3 В а к а с у г и К э й, Но-но хотокэ, стр. 102.

4 В а к а с у г и -К э й, Сэкибуцу дзюнрэй. стр. 242.

5 Там же, стр. 214.

6 Наиболее характерны статуи Дзидзо в храмах Дзёруридзи, Корю

дзи, Рокубара'мищудзи .(Киото), Дзюрин'ин (Нара).

7 М о т и д з у к и Синдзё, Сава Рюкэн, Умэхара Такэс и..

Буцудзо. Кокоро то катати (Буддийские изображения. Душа и форма).

Токио, 1966, стр. 214—2il6.

8 Тамже, стр. 2111.

9 Вакасуг и К э й, Сэкибуцу дзюнрэй, стр. 94—05, 224.

10 Там же, стр. 82—183.

11 Хотя божества буддийского .пантеона бесполые, в Японии с течением

времени К аннон стали изображать в виде женщины. Это особенно харак

терно для народной скульптуры.

12 В а к а с у г и К э й, Сэкибуцу дзюнрэй, стр. 225.

13 Там же, стр. 224.

18 Зак

С. А. Арутюнов

ТРИРАТНА В СИНТО

Японцы наших дней мало религиозны. Причины этого

различны. Сыграла свою роль дробность буддийских сект,

ожесточенно соперничавших на протяжении всего средневе

ковья; боги синто, национальной японской религии, ставшей

в XX в. стержнем империалистической монархической идео

логии, не смогли спасти страну от военного поражения

1945 г. Сокрушительный военный разгром, бедствия разрухи,

унижения американской оккупации, а затем быстрый пово

рот к капиталистическому «процветанию», невиданному по

слевоенному буму все перевернули вверх дном в сознании

рядового японца. Старые ценности утратили свое значение,

освободив место новым. Единственное божество, в которое

сейчас всерьез верит масса людей,— это божество богатства,

преуспеяния, жизненного успеха. Символ этого божества —

бетонно-стеклянные вертикали банков и оффисов, соблазни

тельно подмигивающие за полночь желтые и лиловые огни

оживленных улочек, щиты с кричащей рекламой благ жизни,

густо насаженные вдоль дорог по лесистым склонам гор,

•среди

рисовых полей и над черепичными крышами сельских

домиков.

Пульс Японии бьется сейчас в том же ритме, что и во

всех развитых капиталистических странах Европы и Амери

ки:.те же цели, те же средства, те же проблемы.

И все же Япония разительно не похожа ни на одну из

стран Запада. Причина этого — ее культурный фон, веками

вложившийся национальный колорит. В его сложной гамме

красок особенно ярко выделяются мазки-явления, так или

иначе связанные с основными религиями страны — синто и

буддизмом.

Начиная с VI в., времени проникновения в Японию последнего,

эти две религии развивались в тесном взаимодействии.

Особенно сильным было влияние буддизма на синто,

до того весьма примитивного и разнородного родо-племенно

го культа: в средние века он был близок к полному раство

рению в буддизме. Синтоистские божества отождествлялись,

с теми или иными бодхисаттвами, строились смешанные

синто-буддийские храмы. Во многих синтоистских храмах

объектами поклонения стали буддийские статуи.

В конце XIX столетия правящие круги Японии в своем

стремлении превратить синто в государственный патриотический

культ национальной исключительности японцев провели

определенную чистку, пытаясь освободить синтоизм от буддийских

наслоений. Две религии были организационно четка

разграничены, буддийские объекты поклонения удалены из.

синтоистских храмов. Но стереть полностью следы многовекового

воздействия, конечно, невозможно. Эти следы неожиданно

проглядывают в некоторых элементах ритуала, где на

первый взгляд какое-либо инородное влияние предположить

трудно.

Большое место в синтоистском ритуале занимают жертвоприношения.

Наблюдать этот обряд можно в каждом храме,

реже — в домах набожных пожилых людей. Подносят цветы,,

рисовое вино, рисовые лепешки, рыбу и другую пищу. После

соответствующей молитвы ее обычно съедают сами священники

или верующие. Дары всегда подносятся на специальной

подставке очень своеобразной формы — полый деревянный

куб, на трех гранях которого сделаны фигурные отверстия,,

сверху закрыт более широкой деревянной дощечкой с бортиками.

На нее-то и ставятся дары.

Хотя изучение роли синтоизма в жизни японцев входило»

в задачи моей командировки, на эту деталь храмовой утвари

я сперва не обратил особого внимания. Предметы синтоистского

обряда довольно разнообразны, варьируют от храма

к храму, и чтобы изучить и описать их полностью, пожалуй*

не хватит всей жизни, но необычные подносы увидишь везде:

и в домах, и в храмах ортодоксального синто, и в святилищах

различных сект.

Из религиозного центра крупнейшей секты тэнрикё —

города Тэнри, названного по ее имени, я выехал в горные

районы префектуры Нара, в городок Симоити. Расположенный

в центре лесопромышленного района, он славится на вск>

страну производством хаси — палочек для еды. Утверждают,,

что чуть ли не девяносто процентов их поставляет этот городок.

А потребность в них огромна. Ведь всюду — и в столовой,,

и в дорогом ресторане, и в уличной харчевне посетителю подают

в пакете некрашеные деревянные хаси, которые он после

еды выбрасывает. Я не мог даже вообразить, как бесконечно

разнообразны сорта и вид этих изделий, изготовляемых

в Симоити,— тут и обычные варэбаси — дощечки с пропилом,

которые потребитель должен сам расколоть на две

18* 275

палочки, и масабаси с красивым косым узором слоев дре

весины, и великое множество других. Маленькие мастерские,

заставленные несложными станками, завалены ворохом па

лочек, стружек и опилок.

Оказалось, однако, что в Симоити есть и другое дерево

обрабатывающее производство. В некоторых мастерских

грудами, горами лежали те самые странной формы подносы.

В специальных цехах я проследил весь процесс их изготов

ления. На подносы идет только самое лучшее дерево —•

японский кипарис хиноки. Ствол кипариса распиливают на

тонкие доски, а потом механический резак превращает их в

заготовки в виде паркетных плиток. Мастер делает в каждой

три пропила, три аккуратных поперечных желобка. Быстрое

вращательное движение руки, и дощечка складывается в

аккуратный кубик без дна и верха. Его подхватывает второй

мастер и на небольшой машинке прошивает деревянными

шпонками ту грань, где сошлись концы дощечки. Третий,

вооруженный маленькой фрезой, почти не глядя, без всяких

меток и шаблонов прорезает в стенках кубика три фигурных

•сердцевидных

отверстия. Через несколько дней он попадает

на алтарь, и, возможно, облаченный в мантию VIII в. жрец

будет производить с ним торжественные и непонятные манипуляции.

Пока же его весьма непочтительно кидают на пол

мастерской, а затем в тачку. Это же не ритуальная утварь,

а объект современного поточного производства. Почти те же

приемы употребляются для изготовления плоских досок с

бортиками, которыми покрывают куб.

Производство это меня очень заинтересовало, и я впервые

спросил о названии столь своеобразных предметов. Мой

провожатый, человек, далекий от религии, не знал его и

начал объяснять мне назначение предметов, но тут вмешался

мастер:

— Мы делаем осамбо.

Само по себе слово ничего мне не сказало. Чтобы понять

большинство японских специальных терминов, нужно увидеть

иероглифы, которыми они пишутся. Кто-то из работников

крошечной фабрики здесь же на дощечке начертил мне

три знака: о — обычная приставка почтения, сан — три, хо —

драгоценность. Вместе это читается «осамбо» и означает

примерно «три почетные драгоценности».

Тогда мне не пришло в голову, какие именно драгоценности

имеются в виду. Сначала я подумал, что коль скоро

речь идет о предмете синтоистского ритуала, подразумеваются

три святыни синтоизма — зеркало, меч и священная

подвеска, которые, по преданию, были вручены первому императору

Японии. Только по возвращении в Токио, приводя

в порядок свои полевые записи, я проверил значение «осамбо

» в толково-этимологическом словаре и с изумлением

узнал, что это — калька санскритского «триратна». Хорошо

известно, что «триратна» — специфически буддийское понятие,

означающее «три драгоценности» буддизма — Будду, дхарму,

сангху... Но тогда выходит, что жертвоприношения, совершаемые

ежедневно на десятках тысяч синтоистских алтарей по

всей Японии, выполняются во имя основ буддийского вероучения.

Мне удалось установить, к какому моменту в долгой истории

синто-буддийского синкретизма относится возникновение

осамбо. Большинство рядовых синтоистских священнослужителей

владеет только техникой ритуала, и лишь немногие из них

(образованные) знают толкование слова. Триратна в синтоистской

церемонии — типичный пример религиозного заимствования,

когда первоначальный смысл обряда или предмета полностью

забыт, и он сохраняется исключительно по традиции.

Проблемы синто-буддийского синкретизма изучались

только применительно к средним векам, когда этот синкретизм

признавался и проводился сознательно и открыто. Однако

существование таких явлений, как осамбо, показывает,

что и после максимального очищения синто от элементов

буддизма в 70-х годах прошлого века в национальной рели

тии японцев могут быть обнаружены очень многие скрытые

ж неосознаваемые буддийские заимствования.

СОДЕРЖАНИЕ

От

редактора

Материалы сессии, посвященной столетию

со дня рождения Ф. И. Щербатского

1Н. И. Конрад| О Федоре Ипполитовиче Щербатском 5В.

И. Кальянов. Академик Ф. И. Щербатской. Его жизнь и деятельность

. 13Г.

М, Бонгард-Левин. Буддологическое наследие Ф. И. Щербатского 27

А. Д. Литман. Вклад Ф. И. Щербатского в изучение индийской философии

38

А. Я. Сыркин. Труды Ф. И. Щербатского и некоторые аспекты соотношения

индуизма и буддизма 42

Статьи и сообщения

В. Н. Топоров. Мадхья'мжи и элеаты: несколько параллелей . .5 1

Э. Н. Темкин. Философские взгляды Бхамахи . . . . . .69 '

И. Д. Серебряков. К вопросу об источниках истории и хронологии

материализма в Индии

78.

A. И. Володарский. Древнеиндийские системы нумераций .... 82

B

. А. Кочергина. Об изучении сложных слов санскрита в древней

Индии SO

A. А. Вигасин. О развитии эндогамии древнеиндийских вар-н .. . 97

Е. М. Медведев. О самоуправлении североиндийских городов раннего

средневековья 103

Е. С, Семека. Структура некоторых цейлонских ритуалов и мифов

(в связи с культом деревьев) 1 ISБ.

А. Литвинский. Буддизм и среднеазиатская цивилизация . . 148

Иасим Бхатия (Индия) . Буддийский монастырь в Кара-тепе и

ранняя история буддизма в Средней Азии 170

Ф. А. Заславская. «Мунчск» из Караул-тепе, сумарни и счетные

палочки 179*

Г. М. Бонгард-Левин. Два новых фрагмента «Саддхармапундарики»

(предварительное сообщение) 187

Б. В. Семичов. О лхасском диалекте (из архива Ф. И. Щербатского) 192

B. С. Дылыкова. О сюжете одного тибетского предания ... . 205>

М. В. Софронов. Транскрипция санскрита в тангутских версиях Suvarna-

prabhasa и Mahamayurividyarajnl . . . . . . .211

В.

И. Гохман. Культура и языки тайских народов (к вопросу о классификации)

219»

278

Л. Е. 1\лускина. Буддизм и ранияя японская поэзия (по материалам

«Манъёсю») 226

i/. А. Иофан. О буддийской иконографии в Японии в VII—VIII веках

н. э. (смысл и язык изображений) 246

JT. Б. Комаровский. Преломление буддийских представлений в японской

народной скульптуре позднего средневековья ... . 258

•С. А. Арутюнов. Триратна в синто

274

CONTENTS

Prom Editor .....

4

Proceedings of the Stcherbatsky Anniversary Conference

N. I. Konrad, | F. I. Stcherbatsky

5

V. I. Kalyanov, Academician F. I. Stcherbatsky: His Life and Work . 13

G. M. Bongard-Levin, The Buddhological Heritage of F. I. Stcherbatsky 27

.A. D. Litman, F. I. Stcherbatsky's Contribution to the Study of Indian

Philosophy 38

A.

Y. Syrkin, F. I. Stcherbatsky's Works and Some Aspects of Comparison

between Hinduism and Buddhism 42

Articles and Notes

У. N. Toporov, Madhyamikas and Eliates: Some Parallels ... . 51

E.

N. Tyomkin, The Philosophical Views of Bhamaha 69

I. D.

Serebryakov, Sources on the History and Chronology of Materialism

in India 78

A. I. Volodarsky, Ancient India's Systems of Figures

82

V. A. Kochergina, Study of Compound Sanscrit Words in Ancient India 90

A. A. Vigasin, The Development of Endogamy of Ancient Indian Varnas 97

E.

M. Medvedev, The Self-Government of North-Indian Towns in the

Early Middle Ages 103

E. S. Semeka, Structure of Some Ceylonese Rituals and Mythes . .11 5

B. A . Litvinsky, Buddhism and Central Asian Civilization ... . 148

Nasim Bhatiya, Buddhist Monastery in Kara-tepe and the Early History

of Buddhism in Central Asia 170

F. A. Zaslavskaya, «Munchak» from Karaul-tepa

179

G. M. Bongard-Levin, Two New Fragments of Saddharmapundanka . 187

B.

V. Semichov, On the Lhassa Dialect (from Stcherbatsky Archives) 192

V. S. Dylikova, On the Motiv of one Tibetain Legend

205

M.

V. Sofronov, Sanscrit Transcription in Tangut Versions of Suvarna-

prabhasa and Mahamayuri-vidyarajfii 211

V. I.

Gohman, Culture and Languages of Thai Peoples (the Problem

of Classification) 219

A.

E. Gluskina, Buddhism and Early Japanese Poetry 226

N. A. Iofan,

On the Buddhist Iconography in Japan in VII—VIII A. D.

(Meaning of the Images) 246

G. B.

Komarovsky, The Interpretation of Buddhist Ideas in Japanese

Folk-Sculpture in Late Middle Ages 258

S. A. Arutyunov, The Triratna in Shinto

274

ИНДИЙСКАЯ КУЛЬТУРА

И БУДДИЗМ

Утверждено к печати

Институтом востоковедения

Академии наук СССР

Редактор Л. Ш. Фридман

Младший редактор Е. Г. Марченко

• Технический редактор Л. Ш. Береславская

Корректоры И. Б. Осягина и Л. И. Письмак

Сдано в набор 29/VII 1971 г.

Подписано к печати 27/1 1972 г.

А-05521. Формат 60 X 90'7 Бум. № i

!6.

Печ. л. 17.5. Уч.-изд. л. 18,38

Тираж 4000 экз. Изд. № 2813. Зак. № 807

Цена 1 р. 17 к.

Главная редакция восточной литературы

издательства «Наука»

Москва, Центр, Армянский пер., 2

3-я типография издательства «Наука»

Москва К-45, Б. Кисельный пер., 4