Istoria_Drevnei_Grecii

и, пройдя всю материковую Грецию, через Македонию выйти к городам фракийского побережья. Этот план был связан с большим риском, так как идти надо было через дружественную афинянам территорию Фессалии и в случае осложнений у Брасида не оставалось пути для отступления.

Спартанские олигархи опасались предпринять рискованный шаг и потерпеть очередную неудачу. Поэтому они отказались оказать материальную и военную поддержку Брасиду. Однако, рассчитав, что в случае успеха они будут иметь лишний козырь в переговорах о мире, а в случае неудачи они освободятся от беспокойного Брасида, руководители спартанской политики разрешили ему готовиться к экспедиции.

Поход Бросида мог дать Спарте много преимуществ. Прежде всего открывался новый фронт, который должен был ослабить афинский нажим на Пелопоннес. Кроме того, союз халкидикских городов, напуганный расправой над Потидеей, обещал организовать всеобщее восстание против тирании Афин и взял на себя финансирование экспедиции. Успех Фракийской экспедиции сулил блестящие перспективы для Спарты, так как вел к разложению Афинской архэ. Если бы удалось освободить халкидикские полисы от власти Афин, это значительно усилило бы центробежные силы во всем Афинском морском союзе.

Наконец, немаловажным обстоятельством было желание лакедемонян избавиться хотя бы от части илотов. После поражения при Пилосе Спарта все время опасалась восстания илотов. Еще раньше спартанцы, отобрав 2000 наиболее смелых и заслуженных илотов, тайком их убили, чтобы лишить массу своих рабов их главарей. Фукидид подчеркивает, что спартанцы сделали это, «устрашенные грубостью и многочисленностью илотов», а также что «всегда у лакедемонян большинство их мероприятий направлено было к ограждению от илотов» (IV, 80, 3). Теперь они дали Брасиду еще 700 илотов, снабдив их гоплитским вооружением. Кроме того, Брасид набрал еще 1000 добровольцев со всего Пелопоннеса. В августе 424 г. до н. э. он быстро прошел через Фессалию, так что фессалийские полисы не успели даже собрать войска для отпора, и прибыл в Македонию, где встретил дружественный прием со стороны царя Пердикки.

Появление Брасида на Халкидике вызвало массовые выступления против Афин. Среди эллинских полисов севера было очень сильно стремление отсоединиться от Афин и вернуть себе свободу. Боттиеи давно уже открыто выражали недовольство господ-

Афинская фаланга

ством Афин. Основание союза городов под гегемонией Олинфа также следовало расценивать как демонстрации враждебного отношения к Афинам. Наконец, значительное увеличение фороса еще более усилило антиафинские настроения. Важным фактором было и то обстоятельство, что македонский царь Пердикка, прежний союзник Афин, обратился к Спарте за помощью против Аррабея, царя Линкестиды. На всех этих моментах играл Брасид. Фукидид, сам действовавший на этом фронте, отмечает: «Действуя справедливо и умеренно по отношению к городам (во Фракии. — авт.), Брасид в это время отторгнул от афинян большую часть их» (IV, 81, 2).

Принципы политики пелопоннесцев во Фракии Фукидид формулирует в обращении Брасида к жителям Аканфа (IV, 85—88). Брасид подчеркивал прежде всего то, что все полисы, перешедшие на его сторону, полностью обретут свою независимость. Затем он торжественно обещал не вмешиваться во внутренние дела полисов, т. е. не поддерживать олигархов против демократов. В случае отказа принять его условия Брасид угрожал опустошить поля аканфян, что ввиду наступления времени уборки урожая лишило бы их продовольствия на зиму. Таким образом, Брасид привлек на свою сторону Аканф, Стагир и Аргил и беспрепятственно подошел к главному владению афинян во Фракии — Амфиполю. Историк Фукидид, бывший в этом году стратегом, находился в то время с семью триерами у Фасоса, на расстоянии полудня пути от Амфиполя. Вызванный на помощь к Амфиполю, он направился в город, но опоздал. Брасид предложил амфипольцам очень выгодные условия капитуляции, и город сдался ему без боя. Фукидид успел захватить только Эйон, пригород Амфиполя. За свою пассивность он был изгнан из Афин и с тех пор жил на чужбине.

Переход Амфиполя на сторону Спарты был весьма тревожным симптомом для Афин. Они теряли основной источник снабжения корабельным лесом и значительные денежные доходы. Афинские союзники «тайком обращались через глашатаев к Брасиду с просьбой зайти к ним, причем каждый город желал отложиться первым» (IV, 108, 3). Брасиду удалось в течение 5 месяцев захватить две трети Халкидики 1. Только Палленский полуостров оставался еще в руках у афинян, но и там было неспокойно.

Перемирие

Весной 423 г. до н. э. между Спартой и Афинами было заключено перемирие сроком на один год. Руководители спартанской политики рассчитывали на то, что перемирие приведет к миру и что им вернут пленных спартиатов, Пилос и Киферу взамен за фракийские приобретения Брасида. Равным образом и Афины были склонны к перемирию, так как хотели собрать резервы на Халкидике до отпадения от них всех полисов этого района.

Условия перемирия состояли в сохранении status quo; лакедемоняне и их союзники получали свободу торговли на море 2, но запрещалось передвижение их военных судов. Зато очень важным был пункт о перебежчиках, сформулированный спартанцами следующим образом: «Перебежчиков, ни свободных, ни рабов, не принимать в течение этого времени ни нам, ни вам» (IV, 118, 7). Включение в условия перемирия специального пункта, предусматривающего отказ от приема перебежчиков, притом со специальной оговоркой о рабах, несомненно, последовало по требованию Спарты и свидетельствует косвенным путем о наличии большого числа илотов, бежавших в Пилос.

Однако еще во время переговоров против Афин восстала Скиона, город на Палленском полуострове, отрезанный от Брасида Потидеей, находившейся тогда в руках афинских поселенцев. К Скионе присоединилась соседняя Менда. Экклесия по предложению Клеона решила осадить Скиону и перебить всех

1 Увеличение фороса, предпринятое год назад Клеоном, пагубно отразилось на положении афинян в этом районе. Главный город Ситонийского полуострова — Торона — платил теперь вместо прежних шести 12 талантов (IG, I2, 218). Несмотря на наличие афинского гарнизона, жители Тороны предпочли сдаться без боя Брасилу.

2 Правда, с некоторым ограничением. Их торговым судам не разрешалось пользоваться парусами, и они должны были иметь не больше 500 талантов (ок. 11 тонн) груза (IV, 118, 5).

ее жителей. В ответ на это Брасид направил войска в Скиону и Менду. Отношения его с Пердиккой к тому времени испортились, и тот вступил в переговоры с афинянами, которые выслали против Скионы Никия с 50 кораблями, 1000 гоплитов и 2000 легковооруженных. Воспользовавшись поддержкой мендских демократов, афиняне захватили Менду и предложили жителям осудить олигархов и восстановить демократический строй. Скиона же была окружена осадными стенами. Согласно надписи Inscriotiones Graecae I2, 90, в это время три города боттиев: Калиндоя, Трипоя и Кемаки — заключили союзный договор с Афинами.

После окончания перемирия, летом 422 г. до н. э., под Скиону отправился Клеон, взяв с собой 30 кораблей, 1200 гоплитов и 300 всадников из афинян и еще большее число союзников. Энергичным ударом с суши и с моря он захватил Торону, «обратил в рабство торонских женщин и детей, самих же торонян, пелопоннесцев и других халкидян... всего около 700 человек, отправил в Афины» (V, 3, 4).

После этого Клеон морским путем двинулся к Амфиполю, завоевав попутно Галепс, Мекиберны, Клеоны и Акрофы 1. Здесь ему навстречу выступил Брасид, имевший значительный численный перевес и лучших по качеству воинов. В битве под Амфиполем (октябрь 422 г. до н. э.), окончившейся поражением афинян, погибли оба полководца: Клеон и Брасид, представлявшие — каждый в своем государстве — наиболее воинственно настроенные партии. Фукидид, описывая это сражение (V, 6—10), не скупится на обвинения Клеона в «невежестве и малодушии, в сравнении с опытностью и отвагою противника», т. е. Брасида. Действительно, военными способностями Брасид несомненно превосходил Клеона. К тому же он располагал опытными воинами, верящими в своего начальника. Клеон же командовал 1200 гоплитами и 300 афинскими всадниками, не считая, правда, больших контингентов союзников. Ни гоплиты, ни тем более всадники не питали доверия к Клеону, считая его выскочкой. Именно это обстоятельство вынудило Клеона действовать вопреки принципам

1 Фукидид, возможно из личной ненависти к Клеону, обвинял его в бездействии (V, 6, 2). Однако Клеон прибыл во Фракию в середине сентября 422 г. до н. э. и за один месяц захватил пять городов, что при низкой технике осадных работ того времени явилось исключительным достижением. Здесь еще необходимо учесть, что жестокие расправы Клеона с отпавшими союзниками усиливали их сопротивление и замедляли его продвижение.

военного искусства. Как пишет Фукидид, «Клеон знал ропот воинов и, не желая раздражать их пребыванием в бездействии на одном месте, ... выступил в поход» (V, 7, 2). Таким образом, поражение Клеона объясняется не только и не столько военными, сколько политическими причинами. Как бы то ни было, одновременная гибель Клеона и Брасида значительно облегчила путь к мирным переговорам.

Никиев мир

ВАфинах после смерти Клеона радикальная демократия теряет влияние. Ее агрессивные планы потерпели крушение. Поражения при Делии и на Халкидике значительно усилили мирные настроения. Серьезные опасения возбуждали также склонные к отпадению афинские союзники.

Спартанцы стремились к миру по уже указанным выше причинам. К ним надо еще только добавить, что война принимала затяжной характер и вполне могла кончиться восстанием илотов под руководством пилосских мессенян. «Илоты,— говорит Фукидид,— перебегали к неприятелю, и лакедемоняне постоянно ждали, как бы остававшиеся на месте илоты, рассчитывая на беглецов и на сложившееся тогда положение дел, не возмутились против них снова» (V, 14, 3). К тому же в 421 г. до н. э. кончался срок тридцатилетнего мира с Аргосом. Союз Афин с Аргосом был весьма опасен, так как в этом случае некоторые города Пелопоннеса перешли бы на сторону Аргоса.

Главы обоих государств Никий и спартанский царь Плейстоанакт относительно быстро договорились между собой об условиях мира. Решено было вернуться к довоенному положению вещей, с той только разницей, что фиванцы получали Платеи, а афиняне — Нисею. Города на Халкидике и во Фракии: Аргил, Стагир, Аканф, Стол, Олинф и Спартол, добровольно перешедшие на сторону Брасида, сохраняли независимость, но им дозволялось по желанию вступить в союз с афинянами. Пленные обеих сторон подлежали возвращению на родину. Гражданский мир должен был обеспечиваться тем, что во всех возвращаемых афинянам городах желающим дозволялось уходить со своим достоянием куда угодно. Кроме того, афиняне гарантировали автономию тем союзным полисам, которые регулярно уплачивали форос, установленный Аристидом.

Вслучае каких-либо разногласий по интерпретации договора, заключавшегося сроком на 50 лет, спорные вопросы должны были решаться третейским судом.

Никиев мир полностью отвечал интересам самой Спарты, но им были весьма недовольны спартанские союзники: Беотия, Коринф, Мегара и Элея, которые ничего не получали от договора, а Мегара даже теряла Нисею.

Однако наибольший удар Никиев мир наносил Коринфу. Как уже указывалось выше, основные интересы этого полиса были связаны с северо-западом Греции. Победы Демосфена передали афинским со- юзникам-акарнанам все опорные пункты Коринфа на западе. Анакторий был взят штурмом, а амбра-кио- ты вынуждены были вступить в союз с акарнанами. Коринф потерял также третью свою колонию Соллий. Ионические острова оставались в сфере влияния демократической Керкиры. Таким образом, борьба за Западную Элладу была полностью выиграна афинянами. Вот почему перечисленные выше спартанские союзники отказались подписать условия мирного договора, а их отношения со Спартой резко ухудшились. Дело шло к разрыву, что было выгодно прежде всего Аргосу, пользовавшемуся большими симпатиями среди пелопоннесцев.

Спартанское правительство предвидело нависшую угрозу и пыталось нейтрализовать ее не только миром, но и союзом с Афинами. Уже спустя месяц после подписания мирного договора был заключен оборонительный союз Афин со Спартой. В договоре, составленном формально на основах равноправия, обращает на себя внимание важное одностороннее обязательство афинян: «Если восстанут рабы, афиняне обязуются помогать лакедемонянам всеми силами по мере возможности» (V, 23, 3). Этот пункт договора ярко напоминает афинскую политику времен Кимона 1. Обращает на себя внимание, что аналогичного обязательства афиняне от спартанцев не потребовали, так как, очевидно, в меньшей степени опасались волнений рабов.

По отрывочным сообщениям Фукидида, разбросанным по IV и V книгам его произведения, мы можем проследить, как быстро нарастала угроза восстания илотов после удачной для афинян пилосской кампании. Основным фактором, склонявшим Спарту к мирным переговорам, было, оказывается, не столько же-

1 Афиняне могли заключить этот союз либо по инициативе Никия, стремившегося доказать Спарте благожелательность Афин, либо же текст союзного договора был утвержден одновременно с условиями мирного договора и был лишь опубликован позднее. В пользу первого предположения свидетельствует Плутарх («Никий», 10), указывающий на опасения Никия в связи с происками коринфян и беотян.

лание выручить своих пленных (среди них было не более чем 120 спартиатов), а угроза восстания рабов. Именно эта угроза парализовала активность Спарты во время экспедиции Никия на Киферу, она же вынудила лакедемонян создать впервые в их истории специальную воинскую часть для поддержания «порядка» в Лаконике и для предотвращения массовых побегов илотов в Пилос. Несмотря на все эти меры, угроза общего восстания илотов все более нарастала, вплоть до того, что спартанцы вынуждены были пойти на мир даже под угрозой разрыва с союзниками, фактически только ради предотвращения восстания рабов.

В социально-политическом отношении заключение мира было в Афинах победой «богатых, старшего поколения и большей части земледельцев», как определяет состав сторонников мира Плутарх («Никий», 9). За мир стояли, понятно, также и лаконофильские элементы. Однако основной силой, действовавшей в Афинах в пользу мира, было аттическое крестьянство. Аристофан прав, вкладывая в уста Тригея слова: «Одни лишь земледельцы мир нам возвратить сумеют» («Мир», 511), и, восхваляя блага мира, обращается исключительно к тематике сельскохозяйственных работ:

Видит Зевс, блестит мотыга наостренным лезвием

Ина солнышке сверкают вилы зубьями тремя! Как чудесно, как нарядно выстроились их ряды! Как мне хочется вернуться поскорее на поля.

Иперекопать лопатой залежалый чернозем.

(Там же, 566—570).

Радикальные демократы, потеряв Клеона, все еще не оправились от этого удара, а их новый вождь Гипербол только с трудом мог противостоять Никию, влияние которого достигло в это время апогея. «О Никии постоянно говорили, что он человек приятный богам и поэтому... ему предоставлена была возможность назвать своим именем величайшее и прекраснейшее из добрых деяний» (Плутарх. Никий, 9).

Несмотря на всеобщее стремление к окончанию военных действий, Никиев мир мог быть и фактически был только передышкой в войне, охватившей весь эллинский мир. Архидамова война показала наличие колоссальных материальных ресурсов у Афин и их неприступность с суши. Спартанская коалиция оказалась слишком слабой для того, чтобы уничтожить архэ. Но все же и Афины не были в состоянии нанести решающий удар Пелопоннесскому союзу. Никиев мир сохранял в силе все те противоречия в Элладе, которые породили Пелопоннесскую войну. Вопрос о гегемонии так и не был решен.

Открытым оставался также вопрос о борьбе между олигархами и демократами. Наконец, за время Архидамовой войны значительно усилились центробежные стремления как в Афинской архэ, так и в Пелопоннесском союзе. Из всего этого следовало, что Никиев мир, заключенный на 50 лет, мог быть только перемирием, передышкой. Раньше или позже указанные противоречия должны были взорвать его. Та же участь должна была постигнуть и союз, заключенный между Афинами и Спартой.

Политические следствия Никиева мира

Период, последовавший после Никиева мира, Фукидид правильно называет ненадежным или подозрительным замирением (V, 25, 3; 26, 3): «В течение шести лет и девяти месяцев стороны воздерживались от походов в земли друг друга, но за пределами своих земель они, среди ненадежного замирения, причиняли друг другу очень большой вред» (V, 25, 3). Действительно, несмотря на то, что Никиев мир соответствовал желаниям широких народных масс Афин и Спарты, хотя условия мирного договора отражали реальное соотношение сил, достигнутое в результате десятилетней вооруженной борьбы, все же окончательное примирение достигнуто не было. Больше того, даже условия мирного договора не были

выполнены обеими подписавшими его сторонами. Фактически был произведен только обмен пленными между Афинами и Спартой. Спартанцы получили наконец около 300 пленных, захваченных на Сфактерии и в других местах 1.

Пункты договора, относящиеся к возврату захваченных территорий, не были выполнены. Практически речь шла о возвращении афинянам Амфиполя, где находился пелопоннесский гарнизон под командованием спартанца Клеарида, а также Панакта, пограничного укрепления на границе с Беотией, захваченного в конце Архидамовой войны фивянами. Афины же

1 Фиванцы вернули многочисленных, захваченных ими при Делии и в других местах афинских пленных только через год после заключения мира (V, 42, 2).

должны были вернуть Спарте прежде всего Пилос, где в это время находился гарнизон из навпактских мессенян, и Киферу. Платеи и Нисея должны были остаться соответственно в руках Фив и Афин.

По жребию Спарта была обязана первой вернуть Амфиполь. Однако Клеарид сначала отказался это сделать, а после повторного требования возвратился с остатками войск Брасида в Спарту, оставив Амфиполь в руках его жителей, готовых защищаться против Афин до последней капли крови. Панакт был возвращен Афинам лишь весной 420 г. до н. э., после того как вопреки договору были срыты все его укрепления и когда Спарта заключила сепаратный союз с Беотией, что тоже, по мнению афинян, противоречило условиям Никиева мира.

Этими обстоятельствами воспользовались афиняне для того, чтобы задержать в своих руках Пилос и Киферу. В отношении Пилоса афиняне пошли только на частичную уступку, заменив летом 420 г. до

н.э. мессенский гарнизон афинским и вывезя оттуда илотов, которые перебежали к ним из Лаконики. Кифера, по-видимому, тоже осталась в руках афинян 1. Таким образом, из всех условий Никиева мира полностью был соблюден лишь один пункт, который должен был предупредить дальнейшее бегство спартанских рабов — илотов. В связи с тем что Спарта не соблюдала условий договора, илоты из Пилоса были перевезены обратно «для разбойничанья» в 418 г. до

н.э. (V, 56, 3).

Однако наибольшим препятствием к установлению мира было противодействие основных спартанских союзников: Беотии, Коринфа, Мегары и Элеи. Самая сильная из них Беотия имела все основания отказаться от мирного договора. Будучи лишенной каких-либо торговых интересов вне Центральной Греции, Беотия опасалась Афин только с суши. Поход всей армии афинских гоплитов (...) на Фивы окончился полным разгромом при Делии, причем в этом сражении беотяне одержали победу своими собственными силами, без какой-либо помощи Спарты. Во время Архидамовой войны они захватили не только беотийские Платеи, но и афинский Панакт. Кроме того, под прикрытием пелопоннесских ополчений беотяне ежегодно грабили территорию Аттики, а их собственные земли почти не подвергались нашест-

1 Фукидид ничего не сообщает о судьбе Киферы после Никиева мира. Однако исходя из того, что киферяне участвовали в Сицилийской экспедиции на стороне Афин (VII, 57, 6), можно предполагать, что Кифера, так же как Пилос, осталась во власти афинян.

вию. В связи со всеми этими обстоятельствами условия Никиева мира должны были казаться беотянам несправедливыми, и они чувствовали себя вполне способными выдержать единоборство с Афинами.

В данной обстановке Мегара тоже предпочитала ориентацию на Беотию союзу со Спартой, предавшей ее интересы в нисейском вопросе. Такова же была, как указывалось выше, и позиция Коринфа. Ввиду всего этого Беотия не согласилась подписать Никиев мир, а заключила с Афинами отдельное краткосрочное перемирие, которое подлежало продлению каждые 10 дней; Коринф же вообще не пожелал вступать в какие-либо переговоры с Афинами.

Всё же спартанские союзники не могли бы противопоставить себя союзу Афин со Спартой, если бы на Пелопоннесе не было еще одного сильного государства, способного объединить вокруг себя всех потенциальных противников Спарты. Таким полисом был Аргос, давнишний соперник Спарты за гегемонию на Пелопоннесе. Кроме того, важно было различие в политическом устройстве обоих полисов. В то время как в Спарте были олигархические порядки, Аргос был демократическим государством. Предметом раздора между Аргосом и Спартой была плодородная область Кинурия, присоединенная несколько веков назад к Лаконии. Аргос вряд ли мог рассчитывать на возвращение Кинурии. Но длительная Архидамова война показала относительную слабость Пелопоннесского союза, и, в частности, главного антагониста Аргоса — Спарты. Это обстоятельство несомненно должно было усилить военные настроения в Аргосе.

Однако, несмотря на свой демократический строй, аргосцы не осмелились открыто выступить во время Архидамовой войны на стороне Афин, так как были окружены со всех сторон членами Пелопоннесского союза и не могли рассчитывать на помощь извне. В связи с этим Аргос строго соблюдал условия 30-лет- него мира со Спартой, срок которого истекал в 421 г. до н. э. В это время аргосцы «находились во всех отношениях в благоприятнейшем положении, потому что они не участвовали в Аттической войне и даже извлекли себе выгоды из того, что были в мире с обеими воюющими сторонами» (V, 28, 2).

Поэтому предложение коринфян о заключении союза нашло благоприятный отклик в Аргосе. Ввиду того, что военный престиж лакедемонян значительно пал после Сфактерии, к Аргосу присоединились также другие демократические полисы Пелопоннеса — Элея и Мантинея, имевшие террито-

риальные споры со Спартой. К этой коалиции примкнули халкидикские полисы и, после некоторых колебаний, Коринф. Аристократическая Беотия и идущая в ее фарватере Мегара сохранили свою самостоятельность.

Географическое положение коалиции Аргоса, Мантинеи и Элеи было таково, что она полностью отрезала Спарту от Северного Пелопоннеса и, следовательно, от ее союзников. Дальнейшее существование этой демократической коалиции означало бы полный раскол Пелопоннесского союза и, следовательно, конец спартанской гегемонии. Таким образом, весь ход событий ясно показывал, что союз с Афинами был бесполезным и даже вредным для спартанцев.

Поэтому после возвращения из Афин пленных в спартанской внешней политике произошел резкий поворот. Эфоры, подписавшие Никиев мир, не были переизбраны, а новые эфоры — Клеобул и Ксенар — резко выступили против союза с Афинами и заключили сепаратный союз с Беотией, что несомненно должно было повести к разрыву с Афинами.

Логическим следствием всех этих событий должно было стать заключение союза между четырьмя демократическими полисами Эллады: Афинами, Аргосом, Мантинеей и Элеей. Такой союз действительно был заключен в середине лета 420 г. до н. э. Демократической коалиции противостоял олигархический союз Спарты, Беотии и Мегары, поддерживаемый принципиальным противником Афин — Коринфом.

Политическая борьба в Афинах и выдвижение Алкивиада

Такой ход событий не оставлял камня на камне от всей лаконофильской политики Никия. Поведение Спарты, особенно после возвращения пленных спартиатов, не могло расцениваться в Афинах иначе как предательство. В экклесии ответственность за это логически должна была пасть на группу Никия, что создавало объективные перспективы для усиления радикально-демократической группировки, к которой присоединились все круги населения, потерпевшие ущерб от прекращения военных действий. О том, что таковые имелись, прекрасно свидетельствуют разговоры Тригея в Аристофановом «Мире» (1208—1263) с Оружейником, Копейщиком, Панцирщиком, Шлемщиком, Трубачом и другими. За этими карикатурными фигурами несомненно стояли влиятельные ремесленные круги, не желавшие поступаться своими эко-

номическими интересами. Сюда же примыкал и руководящий состав армии и особенно флота, который за 10 лет военных действий привык играть первую скрипку в афинской политике. Наконец, не следует недооценивать и той поддержки, которую находила эта группировка среди широких масс афинского демоса. Военная служба приносила относительно неплохое жалованье (драхма в день гоплитам и три обола матросам). Афинские гоплиты нечасто выводились

вбой, а обычно несли гарнизонную службу. Операции флота в условиях безраздельного господства афинян на море тоже представляли мало риска. Следовательно, определенная прослойка демоса была лучше обеспечена во время войны, чем во время мира. Однако во главе оппозиции против Никия становится не маловлиятельный руководитель радикалов Гипербол, а молодой Алкивиад. Это обстоятельство в значительной степени повлияло на все дальнейшее развитие событий.

Алкивиад, сын Клиния, по происхождению принадлежал к наиболее знатным аттическим родам. По матери он был родней Алкмеонидов. Отец его погиб

вбитве при Коронее, и малолетний юноша был отдан под опеку Перикла. Один из богатейших людей Эллады, Алкивиад был типичным представителем того поколения афинских аристократов, которое привыкло поставлять политических руководителей демоса. В этом отношении Алкивиад вполне мог стать вторым Кимоном или Периклом. Воспитанный в обстановке формального народоправства, при фактическом единовластии Перикла, Алкивиад уже с юных лет преисполнился презрения к демократии и считал народные массы лишь пьедесталом к власти. Большое влияние оказал на него Сократ, антидемократическая сторона учения которого очень импонировала его молодому ученику. Об образе мышления молодого Алкивиада лучше всего свидетельствует рассказываемый Плутархом и Диодором анекдот. «Желая переговорить с Периклом, Алкивиад пришел однажды к его дверям. Ему сказали, что Перикл занят и обдумывает, как бы ему отчитаться перед афинянами. Уходя, Алкивиад сказал: «Не лучше ли было бы подумать о том, как бы вовсе не давать отчета» («Алкивиад», 7). В этом анекдоте уже чувствуется различие между старшим поколением времени Перикла и молодым поколением афинских аристократов, к которому принадлежал Алкивиад.

Согласно афинским законам Алкивиад, родившийся в 452 г. до н. э., мог выставить свою кандидатуру на пост стратега только по достижении 30 лет, т. е. в

421 г. до н. э. Но и до того времени он всячески старался завоевать известность и популярность, как важнейшую ступень к власти. Он посылает на соревнование в Олимпии семь колесниц, причем получает одновременно первую, вторую и четвертую награды, заказывает хвалебную оду у первого писателя Эллады Еврипида, тратит громадные суммы на хорегии, наконец, делает всякие чудачества, вроде уродования своей прекрасной собаки, только ради того, чтобы о нем говорили афиняне. Плутарх («Алкивиад», 10) очень метко характеризует положение и стремления Алкивиада: «Происхождение Алкивиада, его богатство, доблесть в боях, множество друзей и родственников открывали ему большие возможности в достижении государственных должностей, но он больше всего стремился завоевать себе значение обаятельностью речи перед толпой».

Отрицательное отношение Алкивиада к демократическим порядкам в Афинах хорошо характеризуется Фукидидом, который вкладывает в уста Алкивиада заявление о «присущей демократическому строю разнузданности», осуждение «господства демоса» и, наконец, известное определение демократии как «общепризнанного безумия» (VI, 89, 5—6).

Сам факт большого влияния Алкивиада объясняется деморализацией афинского демоса, в значительной степени деклассированного, привыкшего жить на доходы от эксплуатации рабов и союзников.

Алкивиад должен был бы примкнуть к лаконофильской аристократической партии. Сюда вели и его происхождение, и связи с Сократом, и, наконец, личные связи его семьи со Спартой 1. Он был в дружественных отношениях с пленными спартиатами и стремился получить проксению лакедемонян. Однако уязвленное личное самолюбие в связи с тем, что спартанские послы предпочли обратиться при заключении мира к Никию, толкнули Алкивиада в антиспартанский лагерь. Таким образом, Алкивиад вынужден был примкнуть к демократическим группировкам в афинском народном собрании.

Здесь, противодействуя Никию, Алкивиад путем интриг и прямого обмана сорвал переговоры Спарты с Афинами и добился союза между афинской и пелопоннесской демократией (Афины — Аргос, Мантинея, Элея).

1 Алкивиад «искони находился в тесных дружественных отношениях с эфором Эндием, вследствие чего члены Алкивиадова дома на основании уз гостеприимства и получили лаконское имя, а отец Эндия носил имя Алкивиада» (VIII, 6, 3; ср. V, 43, 2).

Перспективы демократической коалиции были блестящими. Недавно Афинская архэ в десятилетнем единоборстве с Пелопоннесским союзом заставила противника просить мира. Теперь же к ней присоединился нейтральный до того времени Аргос. В то же время лагерь ее противников распался: часть его членов — Мантинея и Элея — присоединились к лагерю демократии. Да и сама Спарта полностью потеряла ореол непобедимости. В руках афинян все еще находился Пилос. Дело дошло до того, что элейцы не допустили лакедемонян к участию в Олимпийских празднествах, что считалось неслыханным оскорблением в то время. Казалось, достаточно будет одного удара, чтобы окончательно разгромить Спарту. Авторитет ее в глазах всей Эллады упал так низко, что даже союзники Спарты фиванцы захватили в следующем, 419 г. до н. э. лаконскую колонию Гераклею Трахинскую, хотя это и вызвало возмущение спартанцев.

Летом того же года избранный стратегом Алкивиад прибыл с небольшим отрядом гоплитов на Пелопоннес и, двигаясь вдоль северного побережья полуострова, уговорил жителей Патр соединить свой город длинными стенами с морем, что дало афинянам новый опорный пункт на Пелопоннесе.

Поощренные присутствием афинского отряда, аргосцы начали войну с Эпидавром (что в Арголиде), рассчитывая в случае удачи добиться прямого сообщения с Афинами кратчайшим путем через Эгину.

Нападение на Эпидавр вынудило Спарту к активным действиям. Летом 418 г. до н. э. во Флиунте собралось «превосходнейшее эллинское войско, какое до сих пор собиралось... В полном сборе были лакедемоняне, а также аркадяне, беотяне, коринфяне, сикионяне, пелленяне, флиунтяне, мегаряне, причем в каждом отряде были все отборные воины. Казалось, они в силах сразиться не только с союзным войском аргивян, но и со всяким другим, сколько бы ни присоединилось еще союзников к аргивянам» (V, 60, 2). Одни только беотяне поставили 5000 гоплитов, 5500 легковооруженных и 500 всадников.

Аргосцы, против которых выступила вся эта армия, собрали свое ополчение, ополчение мантинеян и 3000 элейских гоплитов. Афинские войска (1000 гоплитов и 300 всадников) явились позже. Однако, когда войска уже выстроились к бою, аргосские аристократы столковались со спартанским царем Агисом, сыном Архидама, и противники разошлись без боя. Это вызвало возмущение лакедемонян, которое еще более усилилось при получении известий о том, что противники захватили Орхомен (в Аркадии). Тог-

да возвратившиеся на родину спартанские войска были вновь направлены в район Мантинеи, на сей раз без союзников, которые не могли переправиться к спартанцам через враждебную территорию.

В битве при Мантинее (август 418 г. до н. э.) спартанцы одержали полную победу над аргосско-манти- нейско-афинским войском 1. В бою погибло 300 лакедемонян и 1100 их противников, в том числе оба афинских стратега. Эта битва показала военное превосходство лаконских гоплитов. В результате сражения Аргос разорвал договор с Афинами и сразу же заключил мир и союз со Спартой. Аргосские войска, соединившись со спартанским отрядом, произвели олигархический переворот в Аргосе и Сикионе. Мантинеяне, будучи изолированными, вынуждены были подчиниться. Победа лакедемонян получила резонанс и на далеком севере. Македонский царь Пердикка еще раз изменил афинянам и, кстати вспомнив об аргосском происхождении македонских царей, заключил союз с Аргосом и Спартой. Это обстоятельство еще более усилило стремление халкидикских полисов к полной независимости.

Военное и последовавшее вслед за ним дипломатическое поражение Афин было вызвано прежде всего их нерешительностью. В то время как в коллегии стратегов Алкивиад настаивал на решительных действиях, Никий, за которым шло большинство стратегов, безуспешно пытался возобновить дружбу со Спартой. Естественно, что незначительный афинский отряд в битве под Мантинеей не мог спасти своих союзников, а флот, который мог бы отвлечь часть спартанских сил и облегчить положение союзников, вообще не вышел из Пирея.

Становилось ясным, что соперничество между Алкивиадом и Никием губит Афины. В этой обстановке вполне логичным было предложение вождя радикальной демократии Гипербола 2 прибегнуть к ос-

1 3000 элейских гоплитов вернулись домой после Орхоменской операции, ввиду того что их союзники не хотели наступать на Лепрей (V, 62).

2 Мнения всех наших литературных источников о Гиперболе столь же резко отрицательны, как и голословны в их обвинениях. Фукидид (VIII, 73, 3), сообщая об убийстве Ги-

пербола в 411 г. до н. э. самосскими олигархами, характеризует Гипербола как «человека низкого положения (μοχθηρον ανθρωπον), изгнанного остракизмом не из страха перед его могуществом и влиянием, а за коварство (πονηριαν) и за то, что он

позорил государство». Аналогичные характеристики дает Плутарх («Никий», 11, и «Алкивиад», 13). Из Плутарха мы узнаем дополнительно, что Гипербол был «человеком простого происхождения» и что «он спокойно и равнодушно слушал о

тракизму. Предложение о проведении остракизма было принято экклесией. Однако Алкивиад, опасаясь изгнания, договорился с вождем лаконофильской группы Феаком и, возможно, Никием о совместном выступлении против Гипербола, который и был совершенно неожиданно подвергнут остракизму (417 г. до н. э.) Одновременно и Алкивиад, и Никий вновь были избраны стратегами.

Тем временем обстановка на Пелопоннесе снова накалилась. Победа аристократии в Аргосе оказалась недолговечной. Полгода спустя, в том же 417 г. до н. э., аргосские демократы, улучив удобный момент, напали на олигархов и, победив их, восстановили демократию. Олигархи были изгнаны из города. Демократическая партия обратилась за помощью к Афинам и приступила к строительству Длинных стен, «чтобы обеспечить себе подвоз съестных припасов морем» (V, 32, 5). Опыт Архидамовой войны показал, что сооружения, подобные афинским Длинным стенам, были совершенно неприступными. Даже подавляющий численный перевес осаждающих не давал гарантии успеха. Единственным средством принудить осажденных к капитуляции было окружение укрепления и угроза голода. Длинные стены, соединявшие осажденный город с морем, находящимся в руках союзников, были для того времени полной гарантией независимости от Спарты и залогом длитeльнoгo союза с Афинами. Стены строились в обстановке большого

себе дурные отзывы, пренебрегая славой (некоторые называют такое бесстыдство и безразличие смелостью и мужественным образом действий); никто его не любил, но народ часто пользовался им, желая осмеять и оклеветать знатных». Многократно вспоминает о Гиперболе Аристофан. Однако из выпадов Аристофана мы узнаем только то, что Гипербол занимался продажей ламп, что он после смерти Клеона возглавил афинский демос («Мир», 680—692) и что он еще во времена Архидамовой войны поддерживал мысль об экспедиции в Сицилию. Представляет интерес фрагмент из Андокида, сохранившийся в схолиях к 1007 строке «Ос» Аристофана. Андокид заявляет: «Мне стыдно говорить о Гиперболе. Его отец, заклейменный раб, еще и теперь работает на Монетном дворе. Сам же он иноземец и варвар, делает лампы» (Фрагм. III, 2, изд. Леба). Поразительно, что среди всех этих резко отрицательных отзывов литературных источников о Гиперболе нельзя найти ни одного факта, порочащего Гипербола. Однако два постановления экклесии (lnscriptiones Graecae, I2, 84 и 95), докладчиком по которым был Гипербол, свидетельствуют о его большом авторитете среди демоса. По-видимому, в глазах приверженцев аристократии Гипербол, человек из низов, был столь же ненавистным, как Клеон, именно вследствие его демократизма. Все те краткие сведения, которые мы имеем о Гиперболе, свидетельствуют о его преданности демосу.

После конгресса сицилийских полисов в Геле и бесславного возвращения первой афинской эскадры события в Сицилии развивались почти без связи с ходом войны в континентальной Греции. Антагонизм между дорийскими полисами, возглавляемыми Сиракузами, и халкидской группой в составе Наксоса, Леонтин, Катаны, Мессены и Гимеры, удерживался в рамках местных конфликтов, так как Сиракузы предпочитали не доводить дела до крайности, чтобы не давать Афинам повода для нового вмешательства в сицилийские дела.

Великодержавные тенденции Сиракуз переплетались с социальной и политической борьбой. В ионийских полисах Сицилии обычно господствовал демократический строй. Несмотря на то, что в самих Сиракузах власть находилась тоже в руках демократов, Сиракузы обычно поддерживали ионийских олигархов. Это давало им возможность постоянно вмешиваться во внутренние дела их противников, не доводя притом дела до открытой интервенции.

Весьма показательны значительные социальные сдвиги, которые еще в конце Архидамовой войны произошли в Леонтинах. По сообщению Фукидида, «леонтинцы приняли в свою среду много новых граж-

дан, и демос помышлял о переделе земли» (την γην αναδασασθαι, V, 4, 2). Это исключительно важное сви-

детельство доказывает, до какой остроты доходила социальная борьба в период Пелопоннесской войны. Уже сам факт добровольного включения в свой состав новых граждан является исключительным событием в истории полисов того времени, стремившихся всегда к ограничению числа граждан. Революционное требование передела земли тоже звучит необычно в Элладе V в. до н. э. Этот лозунг станет популярным лишь позже, в период разложения рабовладельческого общества в Греции, в IV и

особенно в III вв. до н. э. Но наиболее характерной является тесная связь этих двух моментов: передела земли и приема новых граждан. По-видимому, прием новых граждан был обусловлен желанием усилить демос в предстоящей борьбе за землю.

Таким образом, рисуется довольно ясная программа демократической партии в Леонтинах, состоявшей в основном из обезземеленных и закабаленных крестьян, в то время как олигархами были крупные земле- и рабовладельцы. Демократическая часть граждан, чувствуя, что ей не справиться с олигархами, пользующимися поддержкой мoгущecтвенных Сиракуз, идет на радикальное мероприятие и официально включает в состав полиса много новых граждан, повидимому из местных жителей, возможно варваров1. В ответ на это богачи обратились за помощью в Сиракузы и изгнали простой народ, после чего сами разрушили город и переселились в Сиракузы. Демократы же укрепились в двух небольших пунктах на леонтинской территории и «начали вести войну с сиракузянами».

Феак, сын Эрасистрата, высланный в 422 г. до н. э. афинянами в качестве посла с заданием организовать помощь леонтинцам, ничего не добился и предоставил леонтинцев их судьбе 2.

1 Леонтинский лозунг раздела земли (γης αναδασμος) в со-

четании с отмеченным нами требованием керкирских демократов об отмене долгов (χρεων αποκοπγ) как бы переносит нас

в революционную обстановку времен Агиса, Клеомена и Набиса. Параллель усугубляется предпринятым в Леонтинах значительным расширением рамок гражданства.

2 Это тот же Феак, ровесник Алкивиада и руководитель лаконофильских олигархов, о котором говорилось в связи с остракизмом Гипербола. Трудно было найти менее подходящую фигуру для оказания помощи леонтинским радикальным демократам.