26 Октября (8 ноября) на Втором Всероссийском съезде Советов Ленин наметил основу для соглашения с трудовым казачеством, когда предложил специально оговорить в декрете:

«Б) Земли рядовых крестьян и рядовых казаков не кон ф и с куются»⁵¹.

В ноябре—декабре 1917 года Совет Народных Комис­саров заверил казаков: Советская власть не отнимет их «вольность», не будет вмешиваться в бытовые традиции; с них будет снята кабала службы; земля конфискуется только у казаков-помещиков, кто имеет тысячи десятин и .'in од но прибирает к рукам войсковые запасы; у трудо­вого казака землю никто не отнимет — она будет распре­делиться в соответствии с местными и бытовыми усло­виями; война разорила казаков, вытянула из них все со­ки— теперь они получат мир⁵². Это обращение принима­лось донцами и другими казаками с пониманием и со­чувствием. Сразу же после Октября казаки отказывались поддерживать контрреволюционеров.

«Никогда казачество не давало таких трещин в своих закостеиолых традициях,— писал в сборнике «Пролетар­ская революция на Дону» участник событий Г. Глухов,— как после Октябрьской революции.

Какой богатый материал был дан для работы казачь­ей мысли появившимися всюду большевиками со своими лозунгами о Советах, земле, фабриках, со своими прика­зами о новом военном укладе, выборном начале и т. д...»

На требование Войскового правительства — выпол­нить «священный долг казачества» — идти против боль­шевиков, Г. Глухов от имени полкового комитета заявил: «На кого мы будем наступать? Не на тех ли наших там­бовских и воронежских товарищей, с которыми мы так долго вместе лежали в окопах?»⁵³

В рапортах, телеграммах в Новочеркасск командиры казачьих частей сообщали о нарушениях дисциплины, неповиновении, открытых симпатиях к красным. Когда Корнилов в письме к Духонину призывал «изменить ход событий, принявших гибельное для страны направление», и возлагал особую надежду на казаков, Духонин поме­тил на письме: «Казаки заняли непримиримую пози­цию— не воевать с большевиками».

И снова сошлемся на Ленина. В декабре 1917 года он говорит о том, что силы контрреволюции «предпринима­ют попытку организовать восстание на Дону. Эта попыт­ка безнадежна, так как трудовое казачество против ка- лединцев». В январе 1918 года Ленин подводит итог то­му, как складывались отношения с казаками: «Опыт Со­ветской власти, пропаганда делом, примером совет­ских организаций берет свое, и внутренняя опора Кале­дина на Дону теперь падает не столько извне, сколько из- внутри»⁵⁴.

Многие казачьи части не только не поддерживали контрреволюцию, но подавляли ее в общем строю с рабо­чими и крестьянами. Приведем один документ от 28 ян­варя 1918 года:

«Мы, казаки 32 Донского казачьего полка, вернув­шись с фронта, признавая власть Народных комиссаров, постановили не расходиться по домам и вести борьбу с контрреволюционными войсками Каледина и К⁰ до тех пор, пока власть на Дону не будет вырвана из рук Ка­ледина и передана трудовому народу»⁵⁵.

Это настроение распространялось и на другие казачьи полки.

Яркой страницей в историю Дона вошел съезд фрон­тового казачества в Каменской в январе 1918 года, ульти­матум Военно-революционного комитета Каледину от имени съезда о передаче власти, разгром отряда Черне- цова на реке Глубокой, посланного разогнать ревком, поход революционных сил на Новочеркасск.

Ленин в 1918 году не раз ссылался на откровенное признание активного деятеля контрреволюции на Дону М. Богаевского: «наше дело проиграно, потому что за большевиков громадное большинство населения даже у нас»⁵⁶.

С сознанием полной обреченности уходит из жизни Каледин, покончив самоубийством. Вся военная опора его составляла сто сорок семь штыков.

В марте 1918 года был созван Первый съезд Советов Донской республики.

По многим станицам и хуторам проходиди собрания, на которых выносились постановления. В них выража­лось желание объединить трудовых казаков и крестьян, составить общий нерушимый лагерь, признать Советскую власть, провести в жизнь «все ее демократические нача­ла и бороться всеми имеющимися... силами против капи­тализма и бандитов, насильственно подрывающих авто­ритет Советской власти»⁵⁷.

Трудовое казачество не хотело поддерживать контр­революцию. Интересно письмо генерала Алексеева рукд- водителю французской миссии в Киеве: «Казачьи полки, возвращающиеся с фронта, находятся в полном нравст­венном разложении. Идеи большевизма нашли привер­женцев среди широкой массы казаков. Они не желают сражаться даже для защиты собственной территории, ра­ди спасения своего достояния. Они глубоко убеждены, что большевизм направлен только против богатых клас­сом, буржуазии н интеллигенции, а не против области, где сохранился порядок, где есть хлеб, уголь, железо, нефть...

Мы могли бы уйти на Кубань. Но и Кубанское войско выдерживает натиск большевиков только при помощи добровольческих частей, так как и кубанские казаки нравственно разложились»⁵⁸.

Ист смысла, конечно, выпрямлять пути, пройденные трудовым казачеством в годы революции. Они были не­легки, запутанны и часто трагичны.

Это было время разрухи, общей усталости. Давил мо­рально и экономически Брест, тяжелую необходимость которого не все понимали. Отсутствовала связь с. горо­дом по части экономической, окончательно упали в цене деньги, прибавилась ко всему вызванная исключительны­ми обстоятельствами продразверстка. В деревне и этого времени, хотя все пришло в заметное движение, еще чув­ствовался мрак, сюда не доходили даже газеты, многое определялось по слухам.

Па Дону была сильна верхушка казачества. Трудово­му казаку, стремившемуся к новому порядку, приходи­лось преодолевать влияние атаманщины с ее опорой на крупнейших владельцев, кулацкие и военные верхи, на вооруженную помощь немецких оккупантов и интервен­тов Антанты, на идеи сословной обособленности и сепа­ратизма. Больше того, надо было преодолеть натиск актайных сил общероссийской реакции. Открыто орудовало слетевшееся на Дон контрреволюционное воронье — ге- и ер алы, фабриканты, миллионеры, всякие политические деятели, попы, архиереи, представители соглашательских партий, придворные. Они собирали силы для свержения Советской власти, стремясь превратить Дон в Вандею; перетянуть казаков на свою сторону, сбить их с толку, опутать лживыми лозунгами, обещаниями, запугать.

Чем запугивали казака заправилы контрреволюции? Кричали, что большевики, Советы отберут у всех землю, дома, разрушат территориальную целостность Области, насильственно объединят в коммуны или вовсе сгонят с донской земли и заселят ее «мужиками», будут мстить за участие в карательных отрядах, закроют церкви, от­менят народные традиции. Сами они при этом всячески демонстрировали свою преданность бытовым традициям, обращались к истории Дона, воинственной старине, спе­кулировали даже на именах вожаков народных восста­ний— Разина, Булавина.

Вся эта пропаганда широко распространялась через печать, на митингах и собраниях, с амвона церкви, в лис­товках.

В этих условиях роль субъективного фактора была далеко не второстепенной, как представляется некоторым исследователям «Тихого Дона».

Борьба за трудового казака была делом важнейшим для всего государства. Второй Всероссийский съезд Со­ветов 8 ноября 1917 года принял обращение к «братьям- казакам»⁵⁹.