Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Бирюков - Художественные открытия Шолохова.docx
Скачиваний:
67
Добавлен:
26.02.2016
Размер:
630.38 Кб
Скачать

16 Января 1918 года к казакам обращается Третий съезд Советов. Он определял обстановку так:

«С первых же дней великой рабочей и крестьянской революции, происшедшей в октябре прошлого года, ра­бочие и крестьяне верили, что трудовое казачество не пойдет против трудящегося народа, а примкнет к той ве­ликой борьбе против богачей и поработителей... Вы оправдали нашу надежду, товарищи трудовые казаки...

Всероссийский съезд гордится вами, братья трудовые казаки. Вы объявили войну врагам народа — Каледину; Милюкову и их шайке...

Боритесь дальше. Сотрите с лица земли врагов наро­да. Выгоните Каледина и всех, кто с ним, из Новочеркас­ска, очистите эту землю от контрреволюционных банд».

Осенью 1918 года, чтоб высвободить колеблющийся народ Дона из-под влияния активно действовавших контрреволюционеров, ВЦИК и Совнарком еще раз за­верили, что Советская власть никакого расказачивания, никакой ломки строевого и экономического быта, затра­гивающей интересы трудящихся Дона, не допустит, на их веру и бытовой уклад не покушается. «Советская власть предоставляет казачеству полную самостоятель­ность в деле устроения своей жизни, своего быта»61.

От имени Совнаркома Реввоенсовет республики рас­пространял на Южном фронте обращение: если казаки, втянутые в белогвардейскую авантюру, сложат оружие и подчинятся Советской власти, они не понесут ника­кого наказания, им будут прощены все преступления, которые они совершили против народа на службе у Крас­нова, им будет обеспечен мир, спокойствие и независи­мость.

В декабре 1919 года к казакам Дона, Кубани, Терека, Уральска, Сибири и Оренбурга обратился Седьмой съезд Советов. Он подробно разъяснил все то, что служило опорой вражеской пропаганды и склоняло казаков на их сторону: «Вас долго обманывали, братья казаки. Генера­лы и помещики говорили вам, будто Советская власть хочет отнять у вас земли, разрушить ваш быт, закрыть церкви, насильно ввести в коммуну»62.

Съезд заверил казаков, что будут прекращены все злоупотребления со стороны недостойных представите­лей власти.

Па этой основе устанавливались правильные взаимо­отношения с трудовым казачеством. И политические ра­ботники очень много сделали, чтоб просветить народ, разъяснить суть политики Советской власти, парали­зовать вражеское влияние. Но отдельные советские работники допускали грубые ошибки, которые играли на руку врагам. Важнейшие директивы, обращения Совет­ского правительства порой не доводились до сведения на­селении Дона, узаконенные меры подменялись произ­вольными решениями — взять хотя бы случаи конфиска­ции земли у середняков, насильственное создание ком­мун, стихийные реквизиции. На местах становилось правилом не считаться с традициями казаков, их стрем­лениями к участию в общественной жизни. Губительно сказывался и анархизм. «Преступные бандитские и деклассированные, недемобилизовавшиеся еще, анархически настроенные солдатские элементы, примазавшиеся и втесавшиеся в эти (красногвардейские.— Ф. Б.) отряды, нещадно чернили и пятнали всю пришедшую на Дон Красную гвардию»63.

От анархистов, прикрывающихся революционной фразой, авантюристов, их необузданного своеволия, де­морализации, пьянства, террора страдали жители Росто­ва, Екатеринодара, хуторов и станиц, воинские части. Казаки, привыкшие к строгому порядку, не могли с этим мириться.

В. А. Антонов-Овсеенко в книге «Записки о граждан­ской войне» рассказывает о многих фактах бестактно­сти, в том числе религиозной, и делает вывод: «Переги­бы... давали кулацким контрреволюционным элементам острый материал для развертывания своей подрывной работы»64.

Это резко усугубляло и без того сложную обстановку, вызывало недоверие, сомнения. Но все же правильная общая политика Советской власти:, привлекавшей к себе всех трудящихся, настойчивое стремление установить дружбу с трудовым народом Дона приближали казаков и расшатывали до основания белогвардейский тыл. Возь­мем хотя бы разложение красновщины. 13 октября 1918 года «Известия ВЦИК» сообщили о восстании мо­лодых казаков, которое закончилось боями с каратель­ными экспедициями. Подобные столкновения происходи­ли в Урюпинском, Усть-Медведицком, Ростовском, Та­ганрогском округах. Казаки отказывались идти на фронт. «Правда» в октябре и декабре писала о том, как на ми­тингах, уклоняясь от мобилизации, казаки выступали щ Советскую власть. В Миллерове, когда привезли ране­ных, толпа кричала: «Не дадим сыновей на убой! Долой атамана Краснова!»

30 декабря 1918 года К. Мехоношин сообщал Ревво­енсовету республики: «Имеющиеся данные о Донской ка­зачьей армии говорят за то, что разложение ее идет быстрыми шагами, понижая с каждым днем ее боеспо­собность, и в настоящее время нам приходится сталки­ваться лишь с частичными наступательными операциями в тех местах, куда сосредоточивается небольшая группа особых карательных отрядов, под давлением которых прочими казаками ведется бой, и то только на территории Донской области. Но с каждым боем ряды этих ка­рательных частей редеют и их влияние на прочие каза­чьи полки слабеет. О поднятии старого духа Дона не мо­жет быть и речи, т. к. вождь их — Краснов в широких кругах не пользуется авторитетом». I

Далее там же отмечалось, что казаки отказываются от мобилизации, несмотря на строгость карательных мер. На фронте «сплошь и рядом боевые приказы не выполня­ются и подвергаются на митингах обсуждению. Растет недовольство офицерами. Дезертирство с каждым днем увеличивается и на некоторых участках фронта принима­ет массовый характер, Всюду замечается нежелание вое­вать»65.

В начале 1919 года казаки бросают позиции, уходят в тыл. Станицы поднимают восстание против Краснова и обращаются к красным за помощью — спасти их от ка­рательных отрядов. На полковых митингах выносятся по­становления— с Советской властью не воевать. Полки гамн создают ревкомы.

Семь станиц во главе с Вешенской подняли восстание против Краснова, перебили офицеров. 5 января станичный сбор в Вешенской постановил послать делегацию для пе­реговоров, упразднить карательные отряды, освободить арестованных. 28-й Донской казачий полк бросил позиции у Калача, пошел в Вешенскую искать Краснова, чтоб рас­правиться с ним. От имени полка был издам приказ: «Всем гражданам станицы соблюдать тишину, порядок, спокой­ствие, дабы было возможно мирно ликвидировать гнездо предателей, грабителей и мародеров красновцев, им мес­та нет между честных людей родного Дона. Они нагло навязали трудовому казачеству и крестьянству брато­убийственную бойню и, прикрываясь именем Бога, про­изводили сотни тысяч расстрелов лучших людей земли русской и Дона, десятки тысяч томятся в тюрьмах наших братьев, сотнями ударов шомполов секли наших братьев. Царство насильников кончилось...

Так пусть же будет наша власть трудового казачест­ва, крестьянства и рабочих, с нами Бог правды, справед­ливости и братства»60.

К 3 февраля полностью сдали оружие 25, 26, 27-й кон­ные, 24-й и 25-й пешие полки. После митинга в открытом поле казаки проводили командный состав Красной Ар­мии криками «ура!».

В станице Кумылженской население встречает совет­ские части хлебом и солью. Политкомы устраивают ми­тинги среди населения. В Синяевке после митинга казаки постановили собрать тысячу пудов хлеба в пользу семей павших красноармейцев-москвичей.

  1. февраля в Филоновской 700 человек отказались на­ступать. Многие были приговорены к расстрелам и арес­тантским отделениям.

  2. февраля в Бутурлиновке состоялся многотысячный митинг жителей и красноармейцев. Была устроена демон­страция протеста по поводу убийства Либкнехта.

На фронте 9-й армии шло братание казаков с крестья­нами.

8 февраля к нашим передовым частям пришла делега­ция Краснокутского района — просили помочь против красновской мобилизации. Казаки помогли красноармей­цам взять Краснокутскую.

10 февраля советские части при вступлении на станцию Попасную были встречены населением криками «ура!».

13 февраля разведка курского полка попала в плен. Вернулась и привела с собой 150 казаков.

«Прекратить сопротивление», «Сложить оружие», «На­доело воевать», «Арестовать контрреволюционных офице­ров», «Идти на Краснова» — вот лозунги трудового каза­чества в январе—феврале 1919 года67.

В станице Казанской казаки перебили своих офице­ров, собрались— больше десяти тысяч — на митинг и приняли такую резолюцию:

«Советская власть показала себя при всех тяжестях положения в стране честной и боевой защитницей инте­ресов трудящегося народа России: и рабочих, и кресть­ян, и казаков. Пусть эта власть объединит нас с осталь­ной социалистической Россией для мирной, братской, трудовой жизни...

Долой, белые кровопийцы, с нашего Дона. Мы твердо берем винтовку и говорим: «Смерть вам, предатели».

Привет! Горячий привет тебе, Владимир Ильич, не­преклонный борец за интересы трудящегося народа. Мы становимся бесповоротно под красное знамя, находящее­ся в твоих руках»68.

Командующий Донской белоказачьей армией генерал Денисов 14 февраля 1919 года в своем докладе так писал о причинах поражения белогвардейских войск:

«Чрезвычайно большую роль сыграла агитация боль­шевиков... Переход к красным как боевых частей, так и станиц сначала выражался в пассивной форме, в не* желании сражаться с красными, а затем и в активной — в переходе к красным и в борьбе со своими братьями.

Измена населения общему делу, переход станиц на сторону красных и признание ими Советской власти...

Наконец, весь этот тыловой развал, вся эта тыловая агитация, гибелыю отразившаяся на положении нашего фронта...»69

Bi?i6op был сделан большинством казаков. Семьдесят тысяч человек из Донской армии сложили оружие и только пятнадцать тысяч ушли за Северный Донец. Пол­ностью освобождены Усть-Медведицкий, Хоперский, Верхне-Донской, 2-й Донской округа и большая часть Дотецкого и Сальского округов. Красная Армия дошла до Северного Донца и Маныча.

Трудовое казачество приступило к установлению но- В0Г9 порядка. Теперь задача состояла в том, чтоб закре­пить усдех на основе деклараций 1917 года и ленинской программы завоевания средних слоев крестьянства. Но все же выполнить полностью эти задачи не удалось. Боль­ше того: вскоре поднялось восстание.

А. Серафимович тогда же объяснил это, прежде все­го, неправильным отношением к трудящимся Дона:

«А население?

Его не видели. Мимо него шли к Новочеркасску. По­беды заслонили и население, его чаяния, его нужды, его предрассудки, его ожидания нового, его огромную 119* требность узнать, что же ему несут за красными рядами, его особенный экономический и бытовой уклад»70.

Вместо гибкой политики, учитывающей естественны^ трудности перехода к новой форме государственности, на Дону стало проводиться так называемое «расказачу вание», извратившее линию Советской власти. Это вьь звало повсеместное восстание донских станиц.

Из чего исходили вдохновители политики «расказачи- ваиия» — некоторые деятели Донского бюро, в особенно­сти С. Сырцов и прсдреввоенсовета Л. Троцкий? Дон-?- очаг контрреволюции, почти все казаки — реакционная сила, орудие произвола и насилия, нагаечники, опричнй* ки. На Дону — единая сословная нерушимая связь тру* жеников с паразитами, бедняков с богачами. Это и со­ставляет основу донской контрреволюции. Казачество в целом — слепое и тупое орудие в руках монархистов-по­мещиков, генералов и реакционных политических дея­телей.

В феврале 1919 года появилась, например, статья, которая называлась: «Борьба с Доном». В ней были сплошные выпады против казачества, его быта, истории:

«Дон выступил против нас, против русского револю­ционного трудового народа, выступил в своей прежней исторической роли разбойника, душителя всяких свобод­ных начинаний в России...

Казачество для России всегда играло роль палача... У казачества нет заслуг перед русским народом и рус­ским государством...

Стомиллионный русский пролетариат не имеет 'ника­кого нравственного права применить к Дону великоду­шие»71.

Отсюда линия — на расказачивание...

Эта установка, сказавшаяся на поведении многих ра­ботников на Дону, компрометировала в глазах народа Советскую власть, ее гуманистическую природу. Воспи­тательные меры подменялись карательными, классовая борьба — борьбой с казачеством в целом. Оправданием служило то, что на Дону якобы восемьдесят про­центов населения чужды Советской власти, все осталь­ные— пассивны, то есть нет там для нас никакой опоры. Если учесть, что казаки составляли 43 процента, то сколько же крестьян зачислялось в тот же враждебный ла­герь?.. Получалось так, что декреты Советской власти, Конституция, решения VIII съезда партии будто бы сов­сем не относились к казачеству. Часто брались под подо­зрение даже донские коммунисты, отдельные советские работники, командиры только потому, что они были ка­заками.

Когда коммунист В. С. Ковалев, прошедший воен- но-полевой суд, каторгу, Петропавловку, ссылку в Си­бирь и ставший после революции видным советским ра­ботником на Дону, предлагал — а это было накануне вос­стания— опереться на опытных людей из казаков, в том числе и беспартийных, на это отвечали: «Донское бюро РКП самым решительным образом отвергает и всякую мысль о правительстве с беспартийными... В «правитель­ство» уже на Дону играли, когда выявились тенденции заигрывать с казацкими федералистичёскими вожделе­ниями»72. Так «обосновывалась» практика отстранения от деятельности не только рядовых казаков, но даже опытных и известных на Дону руководителей из народа и назначения нередко таких, которые не имели никакого представления о местных условиях, о народе, о его образе жизни, Обычаях...

И так случалось не только в станицах и хуторах. Рос- тово-Нахичеванский на Дону Военно-революционный комитет, 'опиравшийся на пролетариат, докладывал в марте 1919 года в Москву, что «случайные» лица, обле­ченные «особыми» полномочиями, вместо того чтоб помо­гать по-товарищески, умеют только «диктовать, предпи­сывать, и притом чуть ли не без права апелляции». «В ре­зультате— трения, нам ставят палки в колеса, работа и у нас тормозится, энергия падает...»73

Донское бюро стало проводить тактику полного и ре­шительного «расказачивания». Это касалось хозяйствен­ных устоев, правового положения и быта всего казачест­ва. Борьба приняла форму «огульного обвинения казаков в контрреволюционности»74. Середняки, а порой и ка­зачья беднота рассматривались в общей массе с эксплу­ататорами. Методы советского строительства подменя­лись самоуправством.

Один из главных работников Донбюро С. Сырцов в январе 1919 года обосновал такую линию: «Принимая во внимание, что значительная часть Донской области по самой природе своей враждебна социалистической вла­сти, что отдельные сочувствующие единицы тонут в море темной невежественной буржуазной казачьей массы («трудовое революционное казачество» больше существу­ет как агитационная формула, чем на самом деле),— предоставить самой массе, почти однородной в экономи­ческом отношении, строить местные органы власти было бы ошибкой». «Нельзя доверять населению Дона»75.

Считался порою нормальным и такой ход дела. «По­беды Красной Армии вдохнули уверенность в крестьян,— обобщал «положительные» итоги своей деятельности С. Сырцов в апреле 1919 года,— и они начинают распра­ву с казачеством... Ревкомы под влиянием требований крестьян переименовывают станицы и хутора в волости и деревни (это, может быть,'на первый взгляд и мелочь, но для казачества, так дорожащего своими традициями

и бытовыми особенностями, не остается иллюзией:, начи* нается «расказачивание» казачества, то,, чего оно так- бо­ялось)... В целом ряде станиц и хуторов выводится из обихода слово «казак»... Станицы в Миллеровском .рай­оне... обезлюдели. Казаки с семьями и кое-каким иму­ществом ушли с отступающей армией, зная, что остав­шихся ждет крутая расправа...

Общие условия заставляют нас, идя навстречу кре­стьянам (за исключением самих верхушек), сделать их своей опорой в деле ликвидации казачества...»76

Появились распоряжения о реквизициях, контрибуци­ях без разбора, уплотнении станиц, распылении каза­чества, всяких новых административных делениях, за­прещалось носить лампасы, собирать ярмарки, изжива­лись названия «станица», «казак». Были случаи, когда комиссарами в станицы назначали австрийских военно­пленных. Такое грубое вмешательство в бытовые тради­ции в корне противоречило политике партии. 3 июня 1919 года Ленин телеграфировал Реввоенсовету Южного фронта, он отменял головотяпские распоряжения и напо­минал о крайней осторожности в подходе к населению, его традициям, недопустимости всякой ненужной ломки, озлобляющей народ77.

Но даже и эта телеграмма не отрезвила зарвавших­ся «руководителей». «Они придерживались старой линии «расказачивания» и этим занесли серьезный вред Рес­публике»,— говорится в «Истории Коммунистической пар­тии Советского Союза»78. «Все это озлобило казачество, увеличило число противников Советской власти»79.

Белогвардейская пропаганда использовала эти фак­ты. Кричала о насилиях, о том, что коммунисты ведут борьбу со всем народом, не только крупными, но и мел­кими собственниками. Распространялись копии непроду­манных приказов и распоряжений в качестве агиток:

Политика «расказачивания» воспринималась многими коммунистами как явление чуждое, насквозь преступное и авантюристическое. В. А. Антонов-Овсеенко писал в 1933 году, что «целый ряд ответственных работников предостерегал от этого шага»80, то есть «расказачива­ния». Из этого факта не делали секрета наши опытные руководители в центре и на местах, протестовали, осве­щали истинное положение в докладах, письмах, цен­тральной печати. Вот их высказывания.

Казачий отдел В ЦИК докладывал Совету Народных Комиссаров в июле 1919 года: «С начала же Октябрь­ской революции на сторону Советской власти стал тру­довой казак и оказал резкое сопротивление своим контр­революционным элементам тем, что, во-первых, послал своих представителей во В ЦИК, и, во-вторых, тем, что повел активную борьбу с генералами, помещикахми и ка­питалистами, не только своими, но и с успевшими спря­таться в казачьих областях из центральных губерний России. Стоит только вспомнить 1, 4, 14, 32-й и 37-й каза­чьи полки, поехавшие на Дон, организовавшие там борь­бу и добившиеся было полного торжества Советской вла­сти на Дону, а Кубанская 5-я дивизия на Кубани,.. В де­кабре прошлого года и в январе нынешнего кто как не трудовые казаки помогли очищению части Донской обла­сти от красновских и деникинских банд... Таким образом, казалось бы, задачи Советской власти должны были по­лучить правильное разрешение, так как и трудовое рево­люционное казачество было на стороне Советской вла­сти...» Однако некоторые ответственные руководители «не только не пожелали глубже заинтересоваться для пользы дела пролетарской революции казачьим бытом и историей, но и часто слепо, не предвидя дальнейшего хода событий, заявляли категорически о немедленном уничтожении казачества как такового... Ни казацкие бунты против Московской-власти в прежние века, ни бун­ты Стеньки Разина, Емельяна Пугачева и других, нако­нец, бунт казаков северных округов Донской области, отдела Кубанской области в 1905 году ими не был учтен, и Сибирского в 1914 году... На массовый террор без раз­бора (доказательного материала достаточно дано пре­зидиуму ВЦИК) население казачьих областей ответило массовыми восстаниями, и много тех средних элементов казачества, которые могли бы примкнуть к общей про­летарской семье и повести с ней борьбу с Деникиным и их прихвостнями, отшатнулись от Советской власти и очути­лись в лагере Деникина...»

Казачий отдел предлагал отменить неправильные при­казы и распоряжения, изданные местными властями, за­менить в необходимых случаях работников в революци­онных комитетах, строить Советскую власть на Дону в соответствии с духом законодательства Республики, назначать комиссарами также и казаков81.

Практика голого администрирования, неоправданно­го применения военной силы вызывала несогласие и в са­мом Донбюро, и в Реввоенсовете Южного фронта, и осо­бенно среди рядовых советских руководителей на Дону, политработников и? командиров.

Вот что писал член Реввоенсовета Южного фронта Г. Сокольников: «Восстание в Вешенском районе нача­лось на почве применения военно-политическими инстан­циями армии и ревкомами массового террора по отноше­нию к казакам, восставшим против Краснова и открыв­шим фронт Советской власти»82»

Впечатления К. Краснушкина, члена партии, коман­дированного из Москвы в Хоперский округ: «Деятель­ность ревтрибунала*., с безапелляционными приговорами без участия защиты при закрытых дверях была настоль­ко вызывающа и настолько не соответствовала духу пар­тии и Советской власти, что это бросается в глаза при по­верхностном ознакомлении с его делами... Дело в том, что трибунал разбирал в день по 50 дел, а по этому мож­но судить, насколько внимательно разбирались дела... С самого начала моего приезда я с помощью товарищей коммунистов из центра провел энергичную работу с рай- бюро и ревкомом, настойчиво требуя смещения состава^ ревтрибунала и предания его суду. Этого удалось почтл добиться, однако наступил острый момент восстаний и, наконец, эвакуаций, почему разрешение этого вопроса было отложено. Начало восстаний было положено одним из хуторов, в который ревтрибунал в составе Марчевского, пулемета и 25-ти вооруженных людей въехал для того, чтобы, по образному выражению Марчевского, пройти Карфагеном по этому хутору»83.

Подобные факты изложили в своих докладах заве­дующий продотделом Морозовского райревкома Г. Дон- сков, член Казачьего отдела ВЦИК М. Данилов, член партии, командированный из Москвы в Хоперский округ М. Нестеров, сотрудники ВЧК Смирнов и Балакирев и другие.

В докладах и письмах, как правило, выражалось мне­ние, что при другом — более тактичном— обращении тру­довые казаки надежно перейдут на нашу сторону. Полит­работник И. Е. Потемкин даже полагал: «Казак в общем развитее крестьянина, и если подходят к нему осторожно, он легче усваивает все новшества Советской власти. На строение казачества главным образом определяется со­циально-экономическими условиями, в которых он нахо­дится, но можно перестроить и его миропонимание. Хо­роший партийный советский работник на Дону должен знать особенности казачества и играть на душевных свойствах его, и как только казак принимает сторону убе­дившего его, то он идет напролом...»84.

. Дивизионный политком С. Попиралин так передавал сноп впечатления: «...среди них слишком много суеверий к нам, потому что много запуганы Красновым, но масса очень добродушно везде принимает нас»85.

О положении на Дону докладывал 8 июля 1919 года Ленину и Калинину командир Красной Армии Ф. К. Ми­ронов. Он сообщил о том, что еще 15 марта 1919 года Реввоенсовет Республики и Главком разрешили ему фор­мировать казачью дивизию. Но потом по неизвестным причинам решение было отменено. Не приняты были if его предложения об отношении к трудовому донскому казачеству.

По мнению Миронова, в старом поколении казаков заметна власть реакционных традиций. Но не менее вли­ятельно стало и то новое настроение, которое принесла революционная эпоха и которое заставило фронтовое ка­зачество идти в ногу с общей солдатской массой. Послан­ное, например, в конце 1917 года на борьбу с большеви­ками в Екатерииославской губернии и Донецком бассей­не ^фронтовое казачество не поддержало своего началь­ства п осталось верным трудовому народу». Миронов напомнил об отказе 32-го, 37-го и других полков «от выполнения боевого приказа под г. Александровском, причем 32-й полк был встречен большевиками с музы­кой».

Далее Миронов писал о трагедии фронтовиков, кото­рым трудно было потом, в 1918 году, оторванным от поли­тических центров, предоставленным самим себе, разо­браться в обстановке: с одной стороны — давили отцы и деды, духовенство и офицерство; с другой стороны — «в этот момент (март—апрель) окраины Дона начали под­вергаться безудержному разгулу провокаторов, вливших­ся в огромном числе в тогдашние красногвардейские ря­ды: пылали отдельные хутора, обстреливались церкви артогнем во время богослужения и т. п. Генералы Ма­монтовы, полковники Застегаевы ликовали: поводы к ка­зачьему восстанию сама революция вкладывала в-руки этих жандармов царя. Эта тяжелая драма фронтового казачества будет когда-нибудь освещена беспристраст­ною историей...»

События настолько сложны, докладывал Миронов, что «ум станичника бессилен разобраться». Он предлагал сделать главный упор на политическое просвещение ка­зачьих масс.

«Исходя из этого,— докладывал Миронов, глубоко убежденный, что казачество не так контрреволюционно, как на него смотрят и стараются обрисовать, и что прак­тичностью и умелой политической работой его вновь мож­но вернуть в стан борцов за пролетарские интересы,— я, уезжая на Западный фронт, 15 марта предложил Рев­военсовету Республики такие мероприятия:

«Чтобы казачье население удержать сочувствующим Советской власти, необходимо:

  1. Считаться с его историческим, бытовым и религиоз­ным укладом жизни. Время и умелые политические ра­ботники разрушат темноту и фанатизм казаков, привитые вековым казарменным воспитанием старого полицейско­го строя, проникшим во весь организм казака.

  2. В революционный период борьбы с буржуазией, по­ка контрреволюция не задушена на Дону, вся обстановка повелительно требует, чтоб идея коммунизма проводилась в умы казачьего и коренного крестьянского населения путем лекций, бесед, брошюр и т. п., но ни в коем случае не насаждалась и не прививалась насильственно, как это «обещается» теперь всеми поступками и приемами «слу­чайных коммунистов».

. 3. В данный момент не нужно бы брать на учет живо­го и мертвого инвентаря, а лучше объявить твердые це­ны, по которым и требовать поставки продуктов от насе­ления, предъявляя это требование к целому обществу данного населения, причем необходимо считаться со сте­пенью зажиточности его.

4. Предоставить населению под руководством опыт­ных политических работников строить жизнь самим, строго следя за тем, чтобы контрреволюционные элемен­ты не проникали к власти, а для этого:

: 5, Лучше было бы, чтобы были созваны окружные съезды для выбора окружных советов и вся полнота влас­ти передана была бы исполнительным органам этих съездо®, а не случайно назначенным лицам, как это сделана теперь. На съезд должны прибыть крупные политические работники из центра. Нельзя не обращать внимания на невежественную сторону казачества, которое до сих пор не видело светлых политических работников и всецело находилось в руках реакционного офицерства и духовен­ства и т. д.».

Миронов говорит далее, что эти его предложения не были рассмотрены, хотя поданы были своевременно. Он продолжал:

«И только один человек понял меня, только один че­ловек согласился со мною — товарищ Аралов. Он на мо­ей записке написал: «Всецело присоединяюсь к политиче­ским соображениям и требованиям и считаю их справед­ливыми. Член РВС Аралов».

И если бы все согласились, как согласился т. Ара­лов,— теперь мы Донского фронта не имели бы. Будем ли мы и дальше слепы? Нет, это стоит слишком дорого»86.

В марте к предложениям Миронова присоединился и главком II. И. Вацетнс. Еще более важно — их одобри­тельно принял Ленин. Но они стали известны ему лишь в июле. Участник беседы комиссар Казачьего отдела ВЦИК М. Макаров так передает слова Ленина: «Жаль, что вовремя мне этого не сообщили». И о Миронове: «Та­кие люди нам нужны. Необходимо умело их использо­вать».

В. И. Ленин и М. И, Калинин обещали Ф. К. Мироно­ву, всяческое содействие87.

Почему же письмо Ф. К. Миронова запоздало?

Дело обстояло так. Реввоенсовет Южного фронта до­ложил о предложениях Миронова Троцкому. При этом было высказано: предложения Миронова расходятся с осуществляемым курсом, его вмешательство в политику способно принести только вред и вообще его пребывание на Дону нежелательно, как еще раньше докладывал Сырцов,— выступления Миронова вносят, дескать, боль­шую смуту. Троцкий после «криминальных» предложений убрал его с Дона под видом повышения в должности и пе­ревел на Западный фронт, запретил формировать каза­чью дивизию.

Миронова удалили... Его предложения скрыли, дабы ничто не мешало проводить курс «на ликвидацию контр­революции»... Все, что говорил Миронов об извращенияхполитики, о преступной линии Троцкого на Юге,— «пред- реввоенсовета» объявил демагогией предателя.

Интересны документы, связанные с деятельностью В. Трифонова на Дону, комиссара Особого экспедицион­ного корпуса, члена Реввоенсовета Республики. Они пол­ностью подтверждают все то, о чем говорилось выше. Он писал А. Сольцу: «Прочитай мое заявление в ЦК партии и скажи свое мнение: стоит ли его передать Ленину? Если стоит, то устрой так, чтобы оно попало к нему. На Юге творились и творятся величайшие безобразия и пре­ступления, о которых нужно во все горло кричать на пло­щадях, но, к сожалению, пока я это делать не могу. При нравах, которые здесь усвоены, мы никогда войны не кончим... Южный фронт — это детище Троцкого и являет­ся плотыо от плоти этого... бездарнейшего организатора. Публике нашей нужно обратить серьезное внимание. Ар­мию создавал не Троцкий, а мы, рядовые армейские ра­ботники. Там, где Троцкий пытался работать, там сейчас же начиналась величайшая путаница»88.

А Вот листовка, подписанная членом Реввоенсовета Республики Трифоновым:

«...Действия отдельных негодяев, примазавшихся к Советской власти и творивших преступления и беззако­ния на Дону, на которые ссылаются белогвардейские захребетники, со всей строгостью осуждены центральной Советской властью. Часть этих негодяев уже расстреля­на, часть ждет своей участи и будет расстреляна, как только виновность их будет установлена. Советская власть не может и не будет потакать врагам народа, не­годяям, злоупотреблявшим своею властью,— их ждет бес­пощадная кара...

Вам, трудовые Донские Казаки, при посредстве Со­ветского правительства протягивают свою руку помощи и дружественной поддержки многомиллионные трудовые массы Советской России...»89

Донская проблема обсуждалась в печати. В «Извести­ях» с рядом ярких размышлений по этому поводу высту­пили В. Свешников, Н. Беляков-Горский, Т. Седельни­ков90. Дон может стать советским, казак должен быть за­воеван— вот о чем писали в прессе. И эти надежды оправдывались. Несмотря на то, что конфликт принял форму вооруженной борьбы, трудовой народ Дона посте­пенно осознавал, что он вступил на неверный путь, борясь.с Советской властью и невольно поддерживая своих врагов — белогвардейцев, Деникина. На тяжелом опыте казаки убеждались, что им ближе Красная Армия, и пе­реходили в ее ряды.

М. И. Калинин отмечает в 1919 году: «...у нас—самые лучшие кавалеристы-казаки, перешедшие от Деникина, и теперь мы уже деникинских казаков бьем советскими ка­заками»91.

В декларации Казачьей секции VII Всероссийского съезда Советов (декабрь 1919 года ) отмечалось: «Ряды трудового казачества, своей кровью искупающего грехи прошлого, растут и увеличиваются. Из красных казаков Советская власть создает свои дивизии и корпуса. Рань­ше других проснулось трудовое казачество Дона»92.

В обращении к трудовому казачеству VII Всероссий­ского съезда Советов говорилось: «Советская власть чуж­да мести. Она готова предать забвению ваши заблужде­ния, ваши прошлые грехи, ваше преступное участие в борьбе с Рабочс-Крестьянской Россией... Советская Власть протянет вам руку примирения, встретит вас как раскаявшихся братьев»93.

Правительство разрабатывало новые законы. Взять хотя бы амнистию, объявленную северокавказским крае­вым военным совещанием в июле 1921 года всем трудо­вым казакам и крестьянам, втянутым в контрреволюци­онные банды94.

В том же году состоялась встреча М. И. Калинина с казаками Петровской станицы Хоперского округа, быв­шими повстанцами.

«Я... приехал узнать ваши нужды,— начал Калинин — Можете каждый говорить, кто что хочет, никто не будет привлечен за свои слова. Можете говорить как на духу... Ладите ли вы с исполкомом?.. Не груб ли он?..

Казаки. Ничего, мы довольны.

Калинин. Если будут неправильные распоряжения, то вы их исполняйте, а потом приезжайте ко мне в Моск­ву, там не звери живут, не укусят. Расскажите мне, в чем дело, и я пришлю сюда человека, который все рассле­дует и накажет, если неправильно делалось.:. Вон наши крестьяне, они никогда не скажут: долой Советскую

» V ПС

власть, а они говорят: долой комиссара, если плохой»*3.

К донским событиям возвращались потом военные ис­торики— В. А. Антонов-Овсеенко и Л. С. Дегтярев. Они говорили о том, как важен трезвый учет тех ошибок, ко* рые были допущены, особенно в 1919 году. ^ -

• В «Истории Коммунистической партии Советского Со­юза» сказано:

«Большие трудности были на Дону. Здесь в начале весны советские войска достигли крупных успехов, но за­крепить их не смогли. Серьезную угрозу тылу 8-й и 9-й армий Южного фронта создал антисоветский мятеж дон­ских казаков в станицах Казанская и Вешенская, распро­странившийся затем на северную часть Донской области. Почвой для мятежа были колебания среднего крестьян­ства, которые захватили и среднее казачество. Но эти колебания не имели бы таких последствий, если бы не серьезные ошибки, допущенные в решении казачьего во­проса. Классовый подход к казачеству был нарушен, при­менялись репрессии не только к казакам-кулакам, вое­вавшим против Советской власти, но и к обманутым ими середнякам. Местные ревкомы проводили «расказачива­ние»... Все это озлобило казачество, увеличило число про­тивников Советской власти. Попытки командования Кра­сной Армии подавить мятеж оказались безрезультатны­ми»96.

Что же из всего этого следует? Вполне очевидно, что колебания трудового народа Дона нельзя объяснять толь­ко двойственной природой промежуточных слоев.

Исторические документы свидетельствуют о двух ли­ниях в подходе к сложной донской проблеме. Первая ис­ходила из классового принципа. Она была рассчитана на соглашение с трудовым народом Дома, привлечение его на сторону Советской власти методами агитации, опытом революции и советского строительства. При этом, разу­меется, учитывались все и всякие осложнения: сословные предрассудки, замкнутость, политическая отсталость, влияние верхов казачества, бытовые пережитки, тянув­шие назад. Но они не воспринимались как непроходимая пропасть, отделяющая казаков от всего народа. Была твердая уверенность, что Советская власть — и только она — способна объединить в общую семью всех трудя­щихся, вывести казаков на широкий путь. Вот почему так заинтересованно, с таким волнением излагали коммуни­сты свои планы, активно вмешивались в трагические со­бытия, чувствуя родного брата по классу в трудовом ка­заке, боролись за него. И вот почему они так нетерпимо относились ко всем случаям, когда видели кричащие рас­хождения между нашими декларациями, лозунгами, об­ращениями и тем, что позволяли себе иные «деятели» — завзятые крикуны и политиканы. Задача состояла в том, чтоб представить идеи Советской власти в их истинном, неискаженном содержании.

Другая линия исходила из представления о едином казачестве — оплоте империализма и наемной силе царя; оно якобы окаменело в консервативности, живет без дви­жения, без революционного проблеска и признаков де­мократических чувств. Здесь тактика была рассчитана в основном на применение силы без особого разбора.

Такая линия проводилась в то время некоторыми ра­ботниками не только в отношении казаков, но и кресть­ян, и там, где она одерживала временно верх, это по­рождало недовольство масс, волнения. И немало на­до было приложить усилий, чтобы выправить потом положение.

Именно тогда вопрос об отношении к среднему кресть­янству стал главным и решающим. Ленин на VIII съезде партии (март 1919 года) указывал, что надо «стать на почву прочного союза, чтобы исключить возможность тех неоднократно случающихся уклонений и неправильнос­тей, которые отторгали от нас среднего крестьянина, тог­да как на самом деле мы, как руководящая коммуни­стическая партия, впервые помогшая русскому крестья­нину скинуть до конца иго помещиков и основать для него настоящую демократию,— мы вполне могли бы рассчиты­вать на полное его доверие. Эта задача не того типа, которая требует беспощадного, быстрого подавления и наступления. Она, несомненно, более сложная»97. Ле­нин четко разграничивал: «По отношению к помещикам и капиталистам наша задача — полная экспроприация. Но никаких насилий по отношению к среднему крестьян­ству мы не допускаем. Даже по отношению к богатому крестьянству мы не говорим с такой решительностью, как но отношению к буржуазии: абсолютная экспроприация богатого крестьянства и кулаков»98.

Подводя итоги, Ленин напоминал, что «сплошь и ря­дом по неопытности советских работников, по трудности вопроса, удары, которые предназначались для кулаков, падали на среднее крестьянство». «Главный урок — быть чрезвычайно осторожным в нашем отношении к среднему крестьянству и к мелкой буржуазии». Для этого необхо­димо знать сельский быт, местные условия, проявлять такт, гибкость, терпение, выдержку, ибо крестьянство — это класс, который колеблется. «Мы не можем рассчиты­вать, чтобы средний крестьянин стал немедленно на нашу сторону. Но если мы правильно будем вести политику, то через некоторое время эти колебания прекратятся, и кре­стьянин сможет встать на нашу сторону»; «не сметь ко­мандовать!..»99— вот лозунг вождя, провозглашенный на VIII съезде партии под аплодисменты зала.

Вопрос о средних слоях потребовал к себе «сугубого и трижды сугубого внимания» еще и потому, что на них, стремясь любыми средствами «скинуть большевиков»100, делали ставку Колчак и Деникин, меньшевики и эсеры. Белогвардейцы планировали широкое наступление и ор­ганизацию восстаний.

Необходимо было войти в полное доверие к мужикам, высвободить их из-под влияния врага. Главное здесь—* научиться разговаривать с крестьянами, доказать практи­чески, примером, на деле. «Словами они не дадут себя убедить и прекрасно сделают, что не дадут. Плохо было бы, если бы они давали себя убеждать одним прочтени­ем декретов и агитационными листками» 101.

В программе партии, принятой на VIII съезде, было записано: «По отношению к среднему крестьянству поли­тика РКП состоит в постепенном и планомерном вовле­чении его в работу социалистического строительства. Партия ставит своей задачей отделять его от кулаков, привлекать его на сторону рабочего класса вниматель­ным отношением к его нуждам, борясь с его отсталостью мерами идейного воздействия, отнюдь не мерами подав­ления, стремясь во всех случаях, где затронуты его жиз­ненные интересы, к практическим соглашениям с ним, идя на уступки ему в определении способов проведения социалистических преобразований» 102.

Но опасной помехой на пути жизненно необходимого соглашения с трудовым народом были загибщики, грубо нарушавшие линию партии. «К нам присосались,— гово­рил Ленин на Восьмом съезде партии,— кое-где карьери­сты, авантюристы, которые назвались коммунистами и надувают нас, которые полезли к нам потому, что комму­нисты теперь у власти, потому, что более честные «слу­жилые» элементы не пошли к нам работать вследствие своих отсталых идей, а у карьеристов нет никаких идей, нет никакой честности. Эти люди, которые стремятся только выслужиться, пускают на местах в ход принуж­дение и думают, что это хорошо. А на деле это приводит иногда к тому, что крестьяне говорят: «Да здравствует- Советская власть, но долой коммунию\» (т. е. комму­низм). Такие случаи не выдуманы, а взяты из живой жиз­ни, из сообщений товарищей с мест. Мы не должны за­бывать того, какой гигантский вред приносит всякая не­умеренность, всякая скоропалительность и торопливость*

Нам нужно было спешить во что бы то ни стало, путем отчаянного прыжка, выйти из империалистической вой­ны, которая нас довела до краха, нужно было употребить самые отчаянные усилия, чтобы раздавить буржуазию и те силы, которые грозили раздавить нас. Все это было.нег обходимо, без этого мы не могли бы победить. Но если подобным же образом действовать по отношению к сред^ нему крестьянству,—-это будет таким идиотизмом, таким- тупоумием и такой гибелью дела, что созпателыно так ра­ботать могут только провокаторы» ,03.

Таких фактов при каждой проверке оказывалось не­мало. В то время на Восточном фронте М. И. Калинин: арестовал семьдесят человек провокаторов, пробравших­ся к руководству и творивших насилия над народом от имени Советской власти. «Мы изживем эту полицейщин ну»104,— обещал Калинин крестьянам, имея в виду всяких загибщиков.

Так шла борьба на два фронта: против явных врагов и против их пособников — бюрократов, хамов, ворюг. Об этом свидетельствуют, например, материалы «Правды». II. Мещеряков 10 октября 1918 года публикует статью «О хамстве», предлагая «всеми силами и мерами» бороть­ся против «высокомерия, наглости и рукоприкладства», снимать за это с должностей, а в важных случаях преда­вать суду. 15 октября появляется статья «Как мы помо­гаем белогвардейцам». В ней рассказано о волнениях в Варнавинском и Ветлужском уездах Костромской губер­нии, где но переписи 1916 года было 39 процентов безло­шадных и однолошадных хозяйств. Это — не в казачьем крае, более зажиточном, где все якобы определяли сос­ловные пережитки. Кто виноват? «Правда» отвечает: от­дельные руководители «воскресили в своем лице преж­них становых».

31 октября в печати выступил Е. Ярославский. В ста­тье «О «продотрядах» и заградительных отрядах» он раз­облачает преступления председателя продотряда, позво­лявшего себе своеволие, вплоть до обстрела воинского эшелона. «Действует как царь и бог,— пишет Е. Ярослав­ский,— ведь у него в руках вся полнота власти... Посмей пожаловаться на его безобразия! Арест, тюрьма, к стен­ке! Кому жаловаться? Таких фактов — множество. Эти жалобы идут со всех сторон... Надо самым серьезным об­разом заняться ревизией, проверкой, чисткой, устранени­ем, роспуском таких продармий, продотрядов, чрезвыч- комов и т. д. Иначе они явятся лучшими рассадниками контрреволюции... Надо сейчас же, немедленно, кругом оглядеться, за все организации взяться, все их нащупать и вычистить поганой метлой всю гниль и грязь, что успе­ла налипнуть за год революции. Видя эту нашу борьбу, обиженное этими господами трудящееся население уви­дит, что мы и они — две вещи разные».

«Правда» обсуждает вопрос о том, кто кому должен подчиняться — «чрезвычайки» исполкомам или наобо­рот. М. Ольминского тревожит опасность превышения власти. 3 декабря он выступает против политических за­гибов, когда в одном месте объявили кулаками девяносто процентов населения, в другом — каждую деревенскую женщину, приносившую на базар кринку молока. «Поис­тине никакой белогвардеец не выдумал бы худшей клеве­ты на Советскую власть...— пишет М. Ольминский.— Не­ужели Октябрьская революция с лозунгом отобрания земли от помещиков проведена лишь для того, чтобы, на­делив разоренных крестьян землею, объявить их кулака­ми-кровопийцами и начать новую войну против них?.. Та­ких деятелей следовало бы сажать на скамью подсуди­мых рядом с белогвардейскими организаторами деревен­ских восстаний за явное неподчинение политическим ука­заниям советского центра». В. Д. Воич-Бруевич рассказал о встрече В. И. Ленина с крестьянами — пензенскими, курскими, смоленскими, самарскими и другими в начале 1919 года. Все жаловались на местные порядки.

«Ясно было,— комментирует автор,— что вопрос о вла­сти на местах был больным и крайне важным вопро­сом» 1о5.

Особенно широкая кампания по проверке дел в де­ревне началась после VIII съезда партии. Передовая «Правды» от 2 апреля 1919 года определяла как задачу дня — оградить бедноту и середняков от всяких насилий. Правительство издает декрет о льготах среднему кресть­янству, о мерах содействия кустарной промышленности, объявляет амнистию арестованным и осужденным, при­нимавшим участие в выступлениях против Советской вла­сти. Вскрываются и устраняются неполадки, злоупотреб­ления. Работают Бюро жалоб и заявлений, Госконтроль. Ленин требует, чтоб хорошо была поставлена агитация словом и делом, чтоб крестьян принимали для бесед от­ветственные лица и активно выступала в защиту серед­няка пресса. На места едут М. И. Калинин и другие дея­тели Советского государства. Всесоюзный староста счи­тал, что «между Советской властью и средним крестьян­ством могут быть недоразумения, но ни в коем случае не может быть вражды»106.

Газеты публикуют письма крестьян, данные ревизион­ных комиссий, выезжавших на места, следственные ма­териалы. 16 апреля 1919 года в «Известиях» напечатана статья «Как делаются кулацкие восстания» о возмути­тельных фактах насилия местных властей в Новосиль- ском уезде Тульской губернии: «Поразительно то, что почти целые волости квалифицировались как кулацкие...

У такого кулака оказалось: курная хата без трубы; кроме «кулака» живут еще там овцы, свиньи, поросята и ребятишек человек 12».

Именно о таких случаях писал Д. Бедный в стихотво­рении «Правда. С товарищами красноармейцами? беседа по душам». Онр было напечатано в «Правде», перепеча­тано газетой «Беднота» и выпущено отдельно издатель­ством ВЦИК для массового распространения. Поэт так переложил подлинную жалобу фронтовиков-красноар­мейцев:

Пишут из дому родители, Обернулась-де татарщиной Плачет каждая строка: Власть рабочих и крестьян.

Там какие-то грабители Не под новой ли мы барщиной,

Утесняют мужика... Дорогой наш брат Демьян?

Д. Бедный отвечает на это:

Дышат правдою сгущенные Краски вашего письма. Шайки гадов развращенные Навредили нам весьма;

«Челядь сброшенных господ» Приспособясь помаленечку, Так, чтоб было ей тепло, Где — прижала деревенечку, Где — ограбила село.

Доведя ж до озверения Волость целую, скорей Полк звала для усмирения Непокорных бунтарей.

• ••••'••••I

Не пугайтеся охальников: Есть у нас на них узда, Всех разнузданных начальников Ждет возмездие суда.

Такова была партийная линия.

«Правда» 1 июля 1919 года предупреждала: «Легче на поворотах!» Эта статья о том, как в «азарте, стремясь не позднее одного года превратить собственническую де­ревню в коммунистическую, наши центральные земель­ные учреждения нарочно, закрыв глаза на действитель­ность и лишив права голоса местные губисполкомы, де­лают одну печальную ошибку за другой», не считаются «с необыкновенно живучими и сложными хозяйственными явлениями».

М. Ольминский писал в 1921 году в рецензии на кни­гу К. Н. Соколова «Правление ген. Деникина (из воспо­минаний)», изданную в Софии: «Вообще после чтения белых бытописателей белогвардейщины получается не­отразимое впечатление, что их положение с самого нача­ла было гораздо более безнадежным, чем могло иногда казаться нам, жителям Советской части России».

Но всякие «леваки», которые «не скупились на энер­гическое проявление власти», усиливали врага 107.

Вот почему Ленин так много уделял внимания дерев­не, боролся с извращением, «левизной», экстремизмом, «революционной фразой». Не будь этого вмешательства во все то, что происходило порой на местах, открытого разоблачения загибщиков, провокаторов, Малкиных (яр­кий тип насильника из «Тихого Дона»), не будь реши­тельных шагов к признанию и немедленному устранению неполадок — обстановка могла бы стать критической.

Постепенно, под влиянием руководителей, несоглас­ных с политикой «расказачивания», изменилась линия ру­ководства и на Дону, пришла в соответствие с нормами и законностью.

Ошибаются те исследователи, которые не учитывают . конкретно-историческую обстановку, считают извраще* ния естественными издержками времени, а предпочитают ограничиться общим положением о двойственной природе собственника. От этого происходят, мол, какие угодно по­следствия, извилистые пути, трагические ситуации. Об­стоятельства—в нем самом, в глубине его сознания. И рассуждают эти критики о мелкой буржуазии так, что будто до них iiiiKfo не знал, что собственник —это мел­кая буржуазия, что она склонна к колебаниям. Знали сие и до них, по вся суть в выводах, которые из этого дела­лись.

Ленин много говорил о мелкой буржуазии. Но это по­нятие у нето вмещало людей разных категорий. И отно­шение к ним устанавливалось неодинаковое. Одно дело— «элементы разложения» старого общества, которые по­казывают себя «увеличением преступлений, хулиганства, подкупа, спекуляций, безобразий всякого рода». Тут «нуж­на железная рука»106,— подчеркивал он. Другое дело — колебания крестьяшша-труженика. Он должен стать со­юзником. За него надо бороться. Мелкая собственность— жизненная основа существования — угнетает мужика, давит, приобретает иногда власть над ним, тянет назад, огрубляет, но отменить ее нельзя. «...У мелкого хозяина ни один социалист в мире никогда не предполагал отни­мать собственность. Мелкий хозяин будет существовать долгие годы» ,09.

Только опыт убеждает крестьян в выборе пути — по­стоянно напоминал Ленин практическим работникам. А это значит, что в том опыте, который складывался из сум­мы наших мероприятий, распоряжений, не должно быть никаких привходящих причин, которые могли стать пре­пятствием. Надо в крайнем случае «использовать эти ко­лебания мелкой буржуазии так, чтобы нейтрализовать ее, помешать ей встать на сторону эксплуататоров»110.

Нельзя согласиться с тем утверждением, что будто бы восстание было неизбежно, неотвратимо, иначе, дескать, все похоже было бы на мечту о «сладкой революции», на «идиллию», ничто якобы не могло предотвратить и круп­ного мятежа в 1919 году, и недовольство продразверст­кой.

Как тут все «запрограммировано»! Обязательный об­щий закон...

-Идиллии никто не предполагает, но и фатальной не­избежности подобных явлений не существует.' Десятый ■ съезд партии, например, нашел радикальный способ пре­дотвратить нежелательные события, к которым могло привести недовольство продразверсткой.

1 Исторические материалы свидетельствуют о том, ка­ким решающим фактором в сложных ситуациях периода революции, гражданской войны являлось соблюдение ленинских теоретических, политических и тактических положений. Но не менее важна и другая сторона —ак­тивная и сознательная деятельность самих масс, осмот­рительность, реалистическое 'Представление о происходя­щем. Донские события дают немалый материал, чтоб из­влечь уроки из ошибок, причиной которых были политиче­ская отсталость, инертность некоторой части народа, безрассудное доверие к тем, кто использовал ситуацию для своих корыстных расчетов. Эта проблема тоже очень

широко поставлена в «Тихом Доне».

* $ *

Вот та историческая канва, которая положена в осно­ву «Тихого Дона». Все этапы, пройденные казаками за десятилетие, описаны с исключительным вниманием ко всем сторонам жизни, через множество восприятий, пере­живаний, судеб. Есть экскурсы в прошлое. И чего бы ни касался писатель, глубоко проникает его исследователь­ский взгляд. Видна устремленность повествования — по­казать сложный, порой мучительный путь определенной части народа к новому, объективные трудности, когда истина нелегко доставалась даже незаурядными каза­ками. Мнение отдельных критиков, будто в это десятиле­тие всем и все было ясно и выбор пути зависел только от личной воли и желания,— не совсем верное. Заблуж­даться могли и очень умные, честные люди.

Извилистый путь народа в «Тихом Доне» показан с беспощадной правдивостью. Амплитуда колебания — крайняя. Это не увлечение острым сюжетом, как быва­ет в иных случаях, не искусственное построение ради Об­разной зримости, а точное воспроизведение исторической обстановки, того крутого восхождения на гору, которое должен был совершить казак.

Писатели правдиво изобразили .весь уклад сельской -жизни, специфическую казачью среду, где светлое перемежается с мрачным, жестоким, отсталым, разумное — q безрассудством, новое — с уходящим, но еще цепким и кивучим. С виду это был «тихий» Дон. Но уже в нем на­чала кружиться коловерть. Новые идеи, брожения прони­кают и в глухой хутор Татарский. Там создалась группа вокруг подпольщика Штокмана — Христоня, Валет, Да- выдка, Котляров, Филька-чеботарь, Мишка Кошевой. Они читали Некрасова, Никитина, «мусолили» «Краткую ис­торию донского казачества», в ней находили про Пугаче­ва, Разина, Булавина. «Добирались до последних времен. Доступно и зло безвестный автор высмеивал скудную казачью жизнь, издевался над порядками и управлени­ем, над царской властью и над самим казачеством, наняв­шимся к монархам в опричники...

  1. Правильно! Справедливо! — бухал Христоня.

  2. Не сами виноваты, довели до такой страмы каза­ков.— Кошевой недоуменно разводил руками и морщил красивое темноглазое лицо».

Казачьи традиции отстаивал в споре Иван Котляров. Но это не разъединило друзей. Они пройдут через миро­вую войну. Еще больше возненавидят эксплуататорский строй, офицерство, дворян, станут участниками револю­ционных событий, осознают классовый смысл борьбы.

Во время корниловского мятежа Котляров заявляет офицерам: «Мы не желаем воевать со своими. Против на­рода мы не пойдем! Стравить хотите? Нет! Перевелись на белом свете дураки! Генеральскую власть на ноги ста­вить не хотим. Так-то!»

Казаки дружно поддерживают: «Гнать их, этих благо­родий, взашей!»

Котляров и Кошевой будут устанавливать в своем ху­торе Советскую власть, работать непосредственно с на­родом изо дня в день. Это — люди, которые, сами пости­гая новое, искали и усваивали приемы руководства.

В роман входят все новые и новые образы революци­онных казаков — Бунчук, Лагутин, Подтелков, Криво- шлыков. Высоко их сознание, огромен их труд как орга­низаторов и участников великого процесса преобразова­ния жизни. Простого казака станицы Букановской Ивана Лагутина тревожит не только судьба нашего народа, но и других стран: «В Польше были — там как люди жи­вут? Видал аль нет? А кругом нас мужики как живут?.. Я-то видал! Сердце кровью закипает!..»

Постепенно распадалась вековая замкнутость и изо­лированность казаков.

С редкой выразительностью дан образ малограмотно­го, но несокрушимого в своих убеждениях казака Федора Подтелкова. Не так уж много сцен, в которых он участ­вует, но какие они поистине яркие. Подтелков на съезде фронтовиков, на митинге перед народом. Он говорит: «Я стремлюсь только к одному: к справедливости, к сча­стью, братскому союзу всех трудящихся, так, чтобы не было никакого гнета, чтобы не было кулаков, буржу­ев и богачей, чтобы всем свободно и привольно жи­лось...»

На переговорах с Калединым и Богаевским Подтел­ков находит «большие, сокрушающие слова убеждения». В стычке с Чернецовым, во время казни в Пономареве — всюду и во всем мы видим сильного человека, его прямо­ту, волю, мужество.

«Нас повесите опосля, а зараз хотелось бы нам погля­деть на своих друзьев-товарищей, пбддержать, которые духом слабы»,— говорит он в свсй смертный час взбесив­шимся палачам.

Подтелков — эпический герой. В его образе отражен^ шолоховское представление о революционном народе, поднявшемся от земли, накопившем горы ненависти про­тив эксплуататоров.

Но если революционные казаки сравнительно легко разбирались в событиях, определили свое место в общем строю, то середняки с трудом постигали истину. Пороги^ которые им пришлось перешагивать, были для них куда выше, а тропы — запутаннее, на них сильнее влияли встречные штормы. В то же время это — основная масса, и она заняла главное место и в эпопее,

Классовое самосознание пробуждается еще до войны и у этих казаков. Когда в доме Мелеховых заходит раз­говор о жуликоватом атамане, «чуть было не обмошен- ничавшем весь сход», и вспоминают, как он «смухлевал» и в прошлом году, Пантелей Прокофьевич отзывается! «Стерва давнишняя».

Видят казаки, как гнут их в бараний рог купец Мохов и его компаньон Цаца. В толпе около магазина «Томи* лин, вытирая о шаровары потные ладони, грудью пер на нахмуренного Сергея Платоновича.

— Прижал с векселем, гад, а теперя робеешь? То-то!

И: морду побью, ищи-с меня! Заграбил наши казацкие права. Эх ты, сучье вымя! Гад!»

■•■означалась война, Казаков охватывает тревога: «как зачнут народ крошить — и до дедов доберутся», «в ту­рецкую народ переводили, так и в эту придется». Но неко­торые настроены браво: «Супротив нас какая держава на ногах устоит?» О причине войны рассуждают приблизи­тельно, по догадкам: «астрицкий царь наезжал на гра­ницу и отдал приказ, чтоб всю свою войску согнать в од: ну месту и идтить на Москву и Петербург». Другие слы­шали, будто с турками «морю никак не разделют». Третьи заключали: «Мы об этом последние узнаем». Но стремительно развивавшиеся события заставили и каза­ков разбираться во всем, что происходило.

Разлагался фронт. Свергли царя. Трудовые казаки не тужат, одобряют, надеются на лучшее. Но среди них уже ходят «пророки», предсказывают гибель страны и каза­чества, сеют панику.

Керенщина. Лозунги разных партий. Сотни вопросов у казака. На митинге в 1-й Донской дивизии Бунчука спрашивают о большевиках:

«— А всчет землишки они как?

  1. Не заберут у нас?

  2. Войну-то прикончут? Или, может, зараз тольки сулятся, чтоб за них руки подымали?

  3. Ты нам все по совести рассказывай!

  4. Мы тут в потемках блукаем.

  5. Чужим-то верить опасно: Брехни много...

  6. Вчерась матросик какой-то об Керенском плакал, а мы его за волосья да из вагона...

—■ А ну, скажи: чем плохое Учредительное собрание?

- Ленина-то вашего немцы привезли... нет? А откель же он взялся... с вербы?

  1. Митрич, ты своей охотой приехал аль подослали тебя?

  2. Войсковые земли кому отойдут?

  3. А чем нам при царе плохо жилось?

  4. Меньшевики ить тоже за народ!

  5. У нас Войсковой круг, власть народная — на что нам Советы? — спрашивали казаки».

Нелегкие сомнения, за каждым вопросом — столько раздумий. А обстановка становится все более напряжен­ной. '

«Отцы-командиры» призывают, к. мятежу, чтоб. «еда.-?, сти Родину». Собрать армию оказалось нелегко. Естест­венно, они рассчитывают на казака и пускают в ход офодан, клевету, играют на патриотических чувствах,, за^. пугивают, идут на уступки.

Корнилов откровенно признается Каледину: «Нет у меня прежней веры в казака...» И предлагает: чтоб удержать за собой иногородних, казаки должны , поде­литься с ними наделами: «Земля... вокруг этой оси вер^ тятся сейчас мысли-и тех и других». .

•Этот.-разговор происходит в Большом театре,на мое-, ковском государственном совещании. Там же Каледин зачитывает «Декларацию двенадцати казачьих войск».

Шолохов пишет: «По Дону, по Кубани, по Тереку, .но Уралу, по Уссури, но казачьим землям от грани до грани, от. станичного юрта, до другого, черной паутиной раски­нулись .с того-дня нити большого заговора», . . -. ■

Не так-то просто было разгадать темному казаку истинные замыслы верховного главнокомандующего Кор­нилова, когда он торжественно говорил о «великой Рос-, сии, и подвигах отцов и дедов», которые «стояли на стра­же чести и славы знамен», призывал «рыцарей земли Русской», казаков, «спасать родину и свободу, завоеван­ную революцией», обвинял-. Временное правительство в «неумении и неспособности» управлять, играл на патрио­тическом чувстве, к которому народ никогда не был без­различен. • '

И все же казаки, правда, с трудом, но, постигая исти­ну, отвечают:

«Не пойдем! Не будем сгружаться! В телеграмме, прописано, будто казаки сулились помогать Корнило­ву,— а кто нас спросил? Не сулились мы ему! Офицерья из казачьего союзного Совета сулились. Греков хвостом намотал,— пущай он и помогает...»

Октябрьская революция. Декрет о мире, земле. На митингах говорят о равенстве, братстве.

«— Товарищ, а что такое коммуния?

  1. А нас в нее запишут?..

  2. Непонятно гутаришь про коммунию. Покорнейше просим растолковать. Мы — люди темные. Ты нам прос­тыми словами жарь!»

' Притягивает новое. И во многом опять сомнения. Как раз б это"время появляется среди казаков проповедник сепаратистских идей Ефим Изварин. Он «покоряюще красиво рисовал будущую привольную жизнь на роди­мом Дону — когда править будет державный Круг, когда не будет в пределах области ни одного русака...». Он за федерацию, которую должны составить Дон, Кубань, Терек, горцы Кавказа, за восстановление уничтожен­ных русскими царями старинных порядков. За выселе­ние всех иногородних. За создание Донского государ­ства.

Изварин «просвещает» казаков: «Большевики лишь заигрывают и с крестьянами, и с казаками, но основное у них — рабочий класс. Ему они несут освобождение, крестьянству — новое, быть может, худшее порабоще­ние». Казаки и большевики, говорил он, сошлись только на одном: немедленный мир. «Но-о-о, как только кон- чит-ся вой-на и большевики протянут к казачьим владе­ниям руки, пути казачества и большевиков разойдутся!» О том же говорит на сходах в станицах и хуторах Кале­дин.

«В Быхове, в женской гимназии, бесславно закончи­лось ущемленное историей корниловское движение. За­кончилось, породив новое: где же, как не там, возникли зачатки планов будущей гражданской войны и наступле­ния на революцию развернутым фронтом?» Снова при­зывы, игра на чувствах любви к родине, Дону, снова обе­щания. Но казаки стали лучше разбираться в событиях. Планам контрреволюционеров мешает то самое, чего они особенно боялись,— «враждебность, незримой бороз­дой разделившая офицеров и казаков еще в дни импе­риалистической войны...». Призывы теперь не действуют. С Доном не получилось, уходят дальше, на Кубань. Это так называемый «ледяной поход»...

Созданный на съезде в Каменской Донской Военно- революционный комитет требует от войскового атамана передать власть. Но у Каледина свой довод: правитель­ство не может без воли народа сложить полномочия. «Соберется,— отвечает он,— Большой войсковой круг — и ом будет вершить судьбами края, но до его созыва я должен остаться на своем посту».

Не каждый мог разобраться в этой тонкой диплома­тии, поскольку действительно управление в области бы­ло по традиции выборным и каждый казак, пусть фор­мально, проявлял свою «волю».

Правительство обещало распустить прежний состав Круга, выбрать новый на основе прямого, равного и тай­ного голосования, отдельно собрать съезд неказачьего населения, а также отмечало, что будет обеспечена пол­ная свобода выборов и свобода агитации.

Далее говорилось, что правительство не желает граж­данской войны, защищает свой край, никому ничего не навязывает, наступательных действий не предпринимает и не хочет, чтоб кто-то навязывал свою волю Дону, население должно само устроить свою жизнь. Прави­тельство готово послать депутацию к большевистский отрядам, предлагает и ревкому принять в ней участие. Оно назначит комиссии для обеследования нужд каза­ков.

Все вроде бы логично и тем не менее казаки отказа­лись поддержать правительство.

Нельзя не видеть, каким чутьем и прозрением обла­дал народ, которому все-таки удавалось найти правиль­ный выход в создавшейся ситуации, разгадать хитро­сплетения белогвардейцев. Шолохов это объясняет рос­том сознания казаков, опытом, что они приобрели.

Нелегким окажется и вопрос о земле, которая всегда вызывала раздор среди самих казаков — между «верхо­выми» и «низовыми». Вот как об этом рассказано в «Ти­хом Доне»:

«В апреле 1918 года на Дону завершился великий раздел: казаки-фронтовики северных округов — Хопер­ского, Усть-Медведицкого и частично Верхне-Донского — пошли с отступавшими частями красноармейцев; казаки низовских округов гнали их и теснили к границам об­ласти.

Хоперцы ушли с красными почти поголовно, усть-мед- ведицкие — наполовину, верхнедонцы лишь в незначи­тельном числе.

Только в 1918 году история окончательно разделила верховцев с низовцами. Но начало раздела намечалось еще сотни лет назад, когда менее зажиточные казаки се­верных округов, не имевшие ни тучных земель Приазо­вья, ни виноградников, ни богатых охотничьих и рыбных промыслов, временами откалывались от Черкасска, чи­нили самовольные набеги на великоросские земли и слу­жили надежнейшим оплотом всем бунтарям, начиная с Разина и кончая Секачом.

Даже в позднейшие времена, когда все Войско глухо волновалось, придавленное державной десницей, верхов.-, ские казаки поднимались открыто и, руководимые свои­ми атаманами, трясли -царевы'устои: бились с коронны- ми войсками, грабили на Дону караваны, переметыва­лись ; на'Волгу и. подбивали -на бунт сломленное Запо­рожье».

Взводный Бахмачев говорит, что даже в Донском рев­коме есть опасения, как бы к их земле не потянулись мужики. . i

% да ить, милый человек! — убеждающе восклицал

чей-то ломкий, почти мальчишеский альт: —Пойми, что нам давать не из чего! Удобной земли на пай падает полторы десятины, а энта — суглинок, балки, толока.. ЧЦ го давать-то?

  1. С тебя и не берут, а есть такие, что богаты землей.

  2. А войсковая земля? - :

  3. Покорнейше благодарим! Свою отдай, а у дяди выпрашивай?.. Ишь ты, рассудил!

Войсковая самим понадобится.

  1. Что и гутарить.

  2. Жадность заела!

—. Какая там жадность!

  1. Может, припадет своих казаков верховских пере­селить. Знаем мы иховы земли — желтопески одни.

  2. То-то и оно!»

Разговор фронтовиков свидетельствует о том, как сложен был и этот вопрос, если разрешать его практиче­ски, как опасна спешка в перераспределении земли, как необходимо было учитывать местные условия и мнения трудового народа, на чем настаивал с первого же дня революции Ленин.

Но и в этом случае, показывает Шолохов, франтов и.п ки склонялись к тому, чтоб наделить иногородних зем­лей, уравнять «верховских» с «низовскими», а это уже была радикальная мера.

Переход к новому естественно порождал много за­труднений. Вопросы возникали на каждом шагу. И здесь* раскрывает писатель, решающее значение приобретала толковая убедительная агитация, на фактах самой жиз­ни. Ленин писал в ноябре 1918 года: «Надо уметь при-, влечь к себе, включить в общую организацию, подчинить общепролетарской дисциплине наименее пролетарские, наиболее мелкобуржуазные слои трудящихся, которые поворачивают к нам. Тут лозунг момента — не борьба с ними, а привлечение их, уменье наладить воздействие ца них, убеждение колеблющихся, использование нейт­ральных, воспитание,—обстановкой массового пролетар­ского влияния,— тех, кто отстал или сов,сем недавно еще начал отделываться от «учредиловских» или «патриоти­чески-демократических» иллюзий»111.

Эта обязанность возлагалась на партию, на лучших сынов рабочего класса, армию. На многое открывает глаза казакам хутора Татарского Штокман. Он просве­щает их, борется с предрассудками и косностью. Когда Дон кипел, наседала контрреволюция, казаки путались в противоречиях, колебались, Штокман возвращается в хутор и идет на открытый разговор, объяснение начис­тоту.

Потом он выступает в еще более опасной обстанов­ке — перед восставшим сердобоким полком, пробует обуз­дать стихию, разоблачить предателя Вороновского и по­гибает агитационно, как оказал бы Фурманов.

Вспомним, как Гаранжа ясным словом, доходчиеой логикой рассуждения, личной убежденностью сумел вы­звать в Григории Мелехове чувства протеста против су­ществующих порядков. Или хорунжего Бунчука, который агитирует в офицерской среде, затем — в солдатском эшелоне:

«Он знал, что какими-то иными словами надо гоео- рить с казаками, со страхом чувствовал, что, пожалуй, й не найдет общего языка, потому что, вернувшись де­вять месяцев назад в рабочую гущу, вновь кровно сросся с ней,— выступая, привык, что его чувствуют и понимают с полуслова, а тут, с земляками, требовались иной, по­лузабытый, черноземный язык, ящериная изворотли- вбсть, какая-то большая сила убеждения,—чтобы не только опалить, но и зажечь, чтобы уничтожить на­пластовавшийся веками страх ослушания, раздавить косность, внушить чувство своей правоты и повести за собой».

Людьми, умеющими убеждать, становятся Котляров, Лагутин, который «сыпал призывно-горячие слова» на съезде фронтовиков.

Классовое чутье, личный пример посланцев партии,, принципиальность, честность — вот что давало всем им возможность влиять на массы, утверждать новое, все­лять дух бодрости и уверенности.

Каждый акт — положительный или отрицательный — приобретал в той накаленной обстановке острый полити­ческий характер. В романе найдем много примеров, как влияли на казаков и просвещение, и слова убеждения, и высокое благородство, которое несли в себе советские работники, красноармейцы, честно исполнявшие свой долг.

Но губительно отражались безответственные поступ­ки. Некоторые критики ставили Шолохову в упрек, что он изображает сцены, которые, по их убеждению, не имели особого значения.

Вот под красным знаменем нагрянул в хутор Сетра- ков отступавший с Украины тираспольский отряд 2-й Социалистической армии. Хуторяне убеждены, что видят «большевиков». А на деле это оказался преступный анар­хический сброд, близкий к махновскому: грабят, пьют, насилуют казачек, врываются в дома, сараи, волокут овец, арестовывают жителей. Ночью открывают пальбу на площади.

Шолохов иначе смотрит на такие явления, чем «орто­доксальные» критики. Он считает, что это не было един­ственной причиной колебания казаков, но оказалось тя­желым дополнительным грузом, чтоб чаша весов перетя­нула в другую сторону.

Так писатель воспроизводит события, строго придер­живаясь принципа историзма. Он увидел действительно высокие «пороги», через которые пришлось перешагивать казаку, особенно в 1919 году, высказал свой взгляд на народ, проследил весь тяжкий путь — с его прозрениями и трагическими заблуждениями.