Как «дидактика» стала синонимом «педагогики»?

Сегодня «дидактика» ‑ это теория обучения (образования), раздел педагогики, исследующий закономерности усвоения знаний, приобретения практических навыков и формирования убеждений.

Такая трактовка древнегреческого слова сложилась в начале XVII века во многом благодаря Я.А. Коменскому. Изначально же – в Древней Греции «дидактикой» («διδασική» – поучательством, искусством поучения) называли один из поэтических жанров ‑ стихи, написанные ради назидания. В Средние века понятие «дидактика» служило для обозначения пастырских наставлений (нравоучительных бесед и посланий).

Эпоха Ренессанса, возродив «античное искусство мягкого поучения», придало ему более широкое - «византийское» звучание: «дидактикой» стали величать не только нравоучительную поэзию, но все хоть сколь-нибудь поучительное.

В XVI веке прогрессивные итальянские и испанские преподаватели-теоретики (Вержерио, Вежио, Вивес) признали устаревшим древнегреческое слово «педагогика» (παιδαγωγική). И не только потому, что оно ассоциировалось с суровыми монастырскими школами, но и потому, что в буквальном переводе означало «детовождение». А при тогдашнем, обостренном свободолюбии от подобного смысла коробило – среди множества жаждущих новомодной образованности мало кому нравилось, чтобы его водили точно малолетку. Вот и принялись педагоги подбирать более подходящее название для одной из древнейших профессий.

Из всех предложенных вариантов наиболее популярным оказался выбранный Вольфгангом Ратихием4 для собственной - «наиновейшей и наинаучнейшей» - системы всестороннего и всеобщего обучения-воспитания. Основополагающая книга Ратихия, выпущенная в 1602 году, называлась «Новая дидактика». В ней подробно излагалась методика преподавания, основанная на:

- согласовании процесса обучения-воспитания с естественным ходом развития учащихся;

- постепенном переходе от простого к сложному, от частного к общему, от наблюдаемого к теоретическому, от хорошо знакомого к совершенно неизвестному, от близлежащего к бесконечно удаленному;

- организации обучения на родном языке;

- пробуждении любознательности и избегании принуждения к изучению наук.

Ратихий был уверен, что предложенная им «Новая дидактика» сделает быстрым и легким обучение всех и каждого. Однако этот гениальный новатор был жутким максималистом и весьма вспыльчивым человеком. Поэтому все попытки авторского внедрения «новейшей системы преподавания» неизменно заканчивались бурными скандалами, драками с коллегами и арестами «буйного Вольфганга». Последние четырнадцать лет жизни этот - всем известный «забияка» прозябал в полном одиночестве и нищете.

Однако влияние его идей было громадным, и нашлось множество желающих внедрить «дидактику» Ратихия без шума и драки, убрав из нее чрезмерные требования к учителям и ученикам – то есть приспособив предложенную систему преподавания к «уровню средних умов». Среди наилучших продолжателей «Новой дидактикой» Коменский называл Любина, Гельвига, Риттера, Бодина, Главмия, Фогелия, Вольфштирния, Андреэ, Фрея и… самого себя.5 Но при этом сознался, что из всех тогдашних педагогических авторитетов только парижанин Андреэ признал заслуги «провинциального пастора». Прочие даже не соизволили ответить какому-то теоретику из захолустья.

Теперь-то мы можем сказать: «Зря они нос воротили!» Ведь из них всех прославился на века только Ян Амос Коменский. Именно его называют сегодня основоположником дидактики, приписывая почти все, придуманное Ратихием6 и его последователями.

Эту несправедливость легко объяснить. «Новая дидактика» могла б пользоваться популярностью только среди таких же запальчивых фанатиков, как сам Ратихий. Вот и пылятся давно не переиздававшиеся книги «подлинного отца дидактики» на дальних стеллажах библиотечных архивов. Зато всем нравится читать и перечитывать приятную во всех отношениях «Великую дидактику» Коменского. Вот ее и читают в качестве первоисточника, даже не подозревая, как много там заимствованного.

Таким образом, оказался прав незлобивый моравский священник, искренне сознававшийся: «Наше сочинение будет истинным для умов средних, которые, милостью Божьею, всегда родятся в величайшем изобилии».