Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
attachments_11-09-2012_18-53-08 / Практикум по истории западноевропейской философии Перевезенц.doc
Скачиваний:
441
Добавлен:
22.02.2016
Размер:
2.76 Mб
Скачать

Глава VI

ЭЛЛИНИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ (IV-I ВВ. ДО Н.Э.)

Завоевания Александра Македонского привели к значитель­ным политическим изменениям. Греческие города-государства (полисы) перестали существовать, вместо них возникла сначала империя Александра Македонского, а после его смерти — мно­гочисленные государства с монархической формой правления. Впоследствии Греция вообще теряет свободу и становится рим­ской провинцией. В истории стран Восточного Средиземно­морья наступает эпоха эллинизма (323—30 гг. до н.э.).

Распространение греческой культуры на новые регионы, глав­ным образом Востока, приводит к возникновению своеобраз­ного культурного феномена — эллинистической культуры, в ко­торой смешивались традиции собственно греческой и местных восточных культур.

Разрушение полиса привело к радикальным переменам и в жизни людей. Главное, изменился сам статус отдельного чело­века. Понятие «гражданин» повсеместно заменяется понятием подданный. В монархических государствах от подданных уже не требуется соблюдения «гражданских добродетелей», столь про­поведуемых в предшествующие времена. Наоборот, подданные обязаны выполнять в первую очередь государственные установ­ления и распоряжения вышестоящих начальников, назначае­мых по воле монарха. По сути дела, в эллинистическую эпоху нарушается многовековая связь между отдельным индивидом и полисом-государством — простой человек утрачивает свою зна­чимость как гражданин полиса. Индивид, отдельная человеческая личность становится самодовлеющей величиной.

Такие изменения привели, соответственно, и к смещению основных проблем в философии. Мыслителей эллинистическо­го периода стали интересовать прежде всего вопросы сущности отдельной человеческой личности и проблемы этики.

В это время возникает несколько философских школ и в том числе: кинизм, стоицизм, эпикуреизм.

155

ФИЛОСОФСКАЯ ШКОЛА КИНИКОВ

Основателем кинизма считается ученик Сократа Антисфен (V—ГУ вв. до н.э.). Антисфен преподавал в афинской гимнасии под названием Киносарг («зоркий пес», «резвые собаки»). Со­гласно одной из версий название школы дало именовение всему этому философскому направлению. По другой версии, термин «киник» является производным от древнегреческого слова кю-никос ·— собачий. И в этом смысле философия киников — «собачья философия». Эта версия согласуется с существом ки-нической философии, представители которой утверждали, что потребности человека носят животный характер и сами назы­вали себя собаками.

Наиболее ярким философом-киником стал Диоген Синопский (ГУ в. до н.э.). Он родился в городе Синопа, малоазийском полисе на берегу Понта Эвксинского (Черного моря), но был изгнан из родного города за изготовление фальшивых денег. С тех пор Диоген скитался по городам Древней Греции, а наиболее про­должительное время прожил в Афинах.

Если Антисфен разработал, так сказать, теорию кинизма, то Диоген не только развил идеи, высказанные Антисфеном, но и создал своего рода идеал кинической жизни. Этот идеал включал в себя основные элементы кинической философии: проповедь безграничной духовной свободы отдельного индивида; демон­стративное пренебрежение ко всяким обычаям и общеприня­тым нормам жизни; отказ от удовольствий, богатства, власти; презрение к славе, успеху, знатности.

Девизом всех киников можно считать слова Диогена: «Ищу человека». По преданию, Диоген, бесконечно повторяя эту фразу, среди белого дня ходил с зажженным фонарем среди толпы. Смысл этого поступка философа заключался в том, что он де­монстрировал людям их неверное понимание сущности челове­ческой личности.

Диоген утверждал, что человек всегда имеет в своем рас­поряжении средства для того, чтобы быть счастливым. Од­нако большинство людей живут иллюзиями, понимая под сча­стьем богатство, славу, удовольствия. Свою задачу он видел как раз в том, чтобы развенчать эти иллюзии. Характерно, что Диоген утверждал бесполезность математики, физики, музыки, науки вообще, считая, что человек должен познать только самого себя, свою собственную неповторимую лич­ность.

156

В этом смысле киники стали продолжателями учения Сократа, до предела развив его идею об иллюзорности обыденного чело­веческого представления о счастье, о добре и зле. Недаром Пла­тон называл Диогена «безумствующим Сократом».

Истинное счастье, по мнению Диогена, состоит в полной свободе индивида. Свободен же только тот, кто свободен от большинства потребностей. Средство для достижения свободы Диоген обозначал понятием аскеза — усилие, тяжкий труд. Ас­кеза — это не просто философское понятие. Это образ жизни, основанный на постоянных тренировках тела и духа для того, чтобы быть готовым ко всяческим жизненным невзгодам; уме­ние властвовать над собственными желаниями; воспитание в себе презрения к наслаждению и удовольствиям.

Сам Диоген остался в истории примером мудреца-аскета. У Диогена не было никакой собственности. Одно время, под­черкивая свое презрение к людским привычкам, он жил в пи­фосе — большом глиняном сосуде из-под вина. Увидев однаж­ды, как мальчик пил воду из горсти, он выбросил из своей сумы чашку, промолвив: «Мальчик превзошел меня простотой жизни». Он выбросил и миску, когда увидел мальчика, который, разбив свою плошку, ел чечевичную похлебку из куска выеденного хлеба. Диоген просил подаяния у статуи, а на вопрос, зачем он это делает, сказал: «Чтобы приучить себя к отказам».

Поведение философа было вызывающим, порой экстреми­стским. Например, придя в один роскошный дом, он плюнул в лицо хозяину в ответ на просьбу соблюдать порядок. Когда Дио­ген брал деньги в долг, то говорил, что хочет взять лишь то, что ему должны. А однажды он стал звать людей, и когда те сбежа­лись, набросился на них с палкой, говоря, что звал людей, а не мерзавцев. Подчеркивая свое отличие от окружающих и выра­жая им свое презрение, он неоднократно называл себя «собака Диоген».

Идеалом, целью жизни Диоген считал достижение состоя­ния автаркии (самодостаточности), когда человек постигает сует­ность внешнего мира и смыслом его существования становится безразличие ко всему, кроме спокойствия собственной души. В этом смысле характерен эпизод встречи Диогена и Александ­ра Македонского. Прослышав о Диогене, величайший государь пожелал встретиться с ним. Но когда он подошел к философу и сказал: «Проси, чего хочешь», Диоген ответил: «Не засти мне солнца». В этом ответе как раз и заключена идея автаркии, ибо для Диогена совершенно безразлично все, включая и Алексан-

157

дра, кроме своей собственной души и своих собственных пред­ставлений о счастье.

Уже в древности учение киников стали называть наиболее ко­роткой дорогой к добродетели. А на могиле Диогена был воздвиг­нут мраморный памятник в виде собаки с надписью: «Даже бронза ветшает со временем, но слава твоя, Диоген, вовеки не прейдет, ибо лишь ты сумел убедить смертных, что жизнь сама по себе достаточна, и указать наипростейший путь жизни».

УЧЕНИЕ ДИОГЕНА СИНОПСКОГО В ИЗЛОЖЕНИИ ДИОГЕНА ЛАЭРТСКОГО

Печатается по: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М.: 1986. С. 220—239. Перевод МЛ.Гаспарова.

<...> Феофраст в своем «Мегарике» рассказывает, что Дио­ген понял, как надо жить в его положении, когда поглядел на пробегавшую мышь, которая не нуждалась в подстилке, не пу­галась темноты и не искала никаких мнимых наслаждений. По некоторым сведениям, он первый стал складывать вдвое свой плащ, потому что ему приходилось не только носить его, но и спать на нем; он носил суму, чтобы хранить в ней пищу, и всякое место было ему одинаково подходящим и для еды, и для сна, и для беседы. Поэтому он говаривал, что афиняне сами позаботились о его жилище, и указывал на портик Зевса и на Помпейон. <...>

Ко всем он относился с язвительным презрением. Он гово­рил, что у Евклида не ученики, а желчевики; что Платон отли­чается не красноречием, а пусторечием; что состязания на празд­нике Дионисий — это чудеса для дураков, и что демагоги — это прислужники черни. Еще он говорил, что когда он видит прави­телей, врачей или философов, то ему кажется, будто человек — самое разумное из живых существ, но когда он встречает снотол­кователей, прорицателей или людей, которые им верят, а также тех, кто чванится славой или богатством, то ему кажется, будто ничего не может быть глупее человека. Он постоянно говорил: «Для того, чтобы жить как следует, надо иметь или разум, или петлю». <...>

Говорил он также, что судьбе он противопоставляет мужест­во, закону — природу, страстям — разум. Когда он грелся на

158

солнце в Крании, Александр, остановившись над ним, сказал: «Проси у меня, чего хочешь»; Диоген отвечал: «Не заслоняй мне солнца». <...>

Часто он объявлял во всеуслышание, что боги даровали лю­дям легкую жизнь, а те омрачили ее, выдумывая медовые сла­сти, благовония и тому подобное. По той же причине он сказал человеку, которого обувал его раб: «Ты был бы вполне счаст­лив, если бы он заодно и нос тебе утирал; отруби же себе руки, тогда так оно и будет». <...>

Когда Платон рассуждал об идеях и изобретал названия для «стольности» и «чашности», Диоген сказал: «А я вот, Платон, стол и чашу вижу, а стольности и чашности не вижу». А тот: «И понятно: чтобы видеть стол и чашу, у тебя есть глаза, а чтобы видеть стельность и чашность, у тебя нет разума». <И на вопрос: «Что, по-твоему, представляет собой Диоген?» — Пла­тон ответил: «Это безумствующий Сократ»>. <...>

Человеку, утверждавшему, что жизнь — зло, он возразил: «Не всякая жизнь, а лишь дурная жизнь». Когда у него убежал раб, ему советовали пуститься на розыски. «Смешно, — сказал Диоген, — если Манет может жить без Диогена, а Диоген не сможет жить без Манета». <...>

Однажды Александр подошел к нему и сказал: «Я — великий царь Александр». — «А я, — ответил Диоген, — собака Диоген». И на вопрос, за что его зовут собакой, сказал: «Кто бросит ку­сок, — тому виляю, кто не бросит — облаиваю, кто злой чело­век — кусаю». <...>

Кто-то ему сказал: «Не знаешь, а философствуешь!» Он от­ветил: «Если бы я лишь притворялся мудрецом, то и это было бы философией!» Человека, который привел к нему своего сына и расхваливал его великие дарования и отличное поведение, он спросил: «Зачем же тогда я ему нужен?» Человека, который го­ворил разумно, а поступал неразумно, он сравнивал с кифарой, которая не слышит и не чувствует собственных звуков. <...>

Он говорил, что есть два рода упражнения: одно — для души, другое — для тела; благодаря этому последнему, привычка, до­стигаемая частым упражнением, облегчает нам добродетельное поведение. Одно без другого несовершенно: те, кто стремится к добродетели, должны быть здоровыми и сильными как душой, так и телом. Он приводил примеры того, что упражнение об­легчает достижение добродетели: так, мы видим, что в ремеслах и других занятиях мастера не случайно добиваются ловкости рук долгим опытом; среди певцов и борцов один превосходит

159

другого именно благодаря своему непрестанному труду; а если бы они перенесли свою заботу также и на собственную душу, такой труд был бы и полезным и ценным.

Он говорил, что никакой успех в жизни невозможен без уп­ражнения; оно же все превозмогает. Если вместо бесполезных трудов мы предадимся тем, которые возложила на нас природа, мы должны достичь блаженной жизни; и только неразумие за­ставляет нас страдать. Само презрение к наслаждению благода­ря привычке становится высшим наслаждением; и как люди, привыкшие к жизни, полной наслаждений, страдают в иной доле, так и люди, приучившие себя к иной доле, с наслаждени­ем презирают самое наслаждение. Этому он и учил, это он и показывал собственным примером; поистине, это было «пере­оценкой ценностей», ибо природа была для него ценнее, чем обычай. Он говорил, что ведет такую жизнь, какую вел Геракл, выше всего ставя свободу.

Он говорил, что все принадлежит мудрецам и доказывал это такими доводами, которые мы уже приводили: «все принадле­жит богам; мудрецы — друзья богов; а у друзей все общее; стало быть, все принадлежит мудрецам». А о законах он говорил, что «город может держаться только на законе; где нет города, там не нужны городские прихоти; а город держится на городских прихотях; но где нет города, там не нужны и законы; следова­тельно, закон — это городская прихоть». <...>

ЭПИКУР

Эпикур (341—270 гг. до н.э.) родился на о.Самос, хотя по про­исхождению был афинянином, ибо его родители были колони­стами из Афин. Впервые в Афинах Эпикур побывал в 323/ 322 гг. до н.э., а в 306 г. до н.э. он основывает в Афинах школу, получив­шую название «Сад Эпикура». Считается, что Эпикур написал около 300 произведений, из которых до нас дошли отдельные фрагменты, письма и книга изречений «Главные мысли».

Эпикур был сторонником атомизма, признавая, что все в мире состоит из атомов. Характеризуя атомы, Эпикур ввел новое понятие, которого не было ни у Левкиппа, ни у Де­мокрита — он считал, что атомы имеют вес. Именно вес атомов определяет их движение после первотолчка — атомы под действием своей тяжести начинают падать вниз в беско­нечное пространство. Напомним, что Левкипп и Демокрит

160

определяли движение атомов после первотолчка как равно­мерное во всех направлениях.

Признавая атомистическую теорию множественности миров, Эпикур фактически отказался от идеи богов, как родоначаль­ников мироздания. По его мнению боги живут в межмировом пространстве и пребывают в вечном блаженстве, никак не влияя на судьбы людей. Впоследствие за эти слова Эпикур неодно­кратно обвинялся в атеизме, а после того как в Европе основ­ной религией стало христианство, произведения Эпикура долгое время запрещались к публикации.

Также как предшествующие атомисты, и отвергая учения Платона и Аристотеля, Эпикур считал душу материальным объек­том, состоящим из определенного рода атомов, распростра­ненных по всему телу. Важнейшей частью души является ум, расположенный в сердце.

Много места в своих сочинениях Эпикур посвятил проблеме познания. По его мнению, главный источник познания — ощу­щения, с помощью которых человек только и может получать какую-либо информацию об окружающем мире. Разум может развиваться тоже только на основе ощущений. Зависимость ра­зума от ощущений Эпикур доводил до абсолюта, утверждая, что даже «видения безумцев и спящих тоже истинны», ибо эти ви­дения не могут возникать сами по себе, а являются следствием каких-то ощущений.

Однако главное место в философии Эпикура все же занима­ло этическое учение. Например, подчеркивая подчиненность фи­зики по отношению к знанию этики, он говорил: «Если не бес­покоиться о небесных феноменах и не знать страха смерти, ее близкого дыхания, не искать границ наслаждения и страдания, то вряд ли была бы нужна наука о природе».

Утверждая материальное начало в сущности человеческой личности, Эпикур создал своеобразное учение о наслаждении, как цели жизни. Наслаждение состоит в удовлетворении естест­венных и необходимых потребностей и приводит сначала к до­стижению душевного спокойствия («атараксия»), а затем и к счастью («эвдемония»).

Впоследствие в обыденном мнении философия Эпикура по­лучила сильно упрощенное толкование — эпикуреец тот, кто стремится познать все радости жизни, не останавливаясь ни перед чем, ради получения телесного наслаждения. Однако та­кое понимание эпикуреизма не имеет никакого отношения к истине.

161

Настоящее наслаждение, истинное удовольствие, по Эпику­ру, — это «отсутствие телесного страдания». Он писал: «Когда мы говорим, что благо — наслаждение, то это не указание на обжор и лентяев, ветренников и прощелыг, которые игнориру­ют или не понимают нашего учения. Мы говорим и указываем на отсутствие телесного страдания, беспокойства. Это не не­прерывные празднества, не томление младых дев, не все то, чем изобильный стол нас искушает, но трезвое обсуждение, доискивающееся последних причин каждого акта выбора или отказа, которое разоблачает все фальшивые мнения, от коих все душевные треволнения происходят».

Эпикур настаивал на удовлетворении естественных и имен­но необходимых потребностей, т.е. тех, которые связаны с со­хранением жизни. Человек, постигший истину в эпикуровском понимании, научается отделять необходимые потребности от излишних и добровольно отказываться от последних. По боль­шому счету, философию Эпикура можно признать аскетиче­ской, ибо он настаивал на максимальном ограничении списка необходимых потребностей, удовлетворение которых и позво­ляет достигнуть блаженства.

Приобретению полного счастья человеку мешают страхи, вла­ствующие над ним, которые необходимо преодолевать. Эпикур выделял три вида страха:

1. Страх перед небесными явлениями.

Этот страх преодолевается знанием атомистической физики, космологии и астрономии, которые дают вполне логичное объ­яснение всем явлениям природы.

2. Страх перед богами.

Преодоление страха перед богами, по Эпикуру, заключалось в признании того факта, что боги сами пребывают в постоян­ном блаженстве и не собираются никаким образом вмешивать­ся в жизнь людей.

3. Страх перед смертью.

Являясь сторонником материалистической философии, Эпикур утверждал бессмысленность этого страха, ибо не су­ществует никакой загробной жизни, сама человеческая душа, будучи материальной, смертна также как и тело, а значит ни к чему мучить себя мыслями о том, что будет после смерти. Знаменитым стал афоризм Эпикура, в котором философ ут­верждает мысль о том, что жизнь и смерть никогда не встре­чаются: «Пока мы живы — смерти нет, когда мы мертвы — нет жизни».

162

Интересно, что к принципиально неестественным потреб­ностям Эпикур относил занятия политической и общественной деятельностью. Для него характерно превозношение частной жизни, сознательный отказ от жизни общественной. Девизом «Сада Эпикура» стали слова: «Проживи незаметно!»

Ученики и последователи Эпикура — эпикурейцы — высоко ценили радости частной жизни, дружбы. После закрытия «Сада Эпикура» в I в. до н.э. в Афинах, эпикурейские кружки продол­жали существовать на территории Италии. А самым знамени­тым эпикурейцем стал римский философ Тит Лукреций Кар, который в своем поэтическом произведении «О природе вещей» донес до нас многие мысли Эпикура.