Filosofi

увидев мир погруженным в страдания, «продолжать утверждать эту жизнь постоянной деятельностью воли и все теснее привязываться к ней, все теснее прижимать ее к себе?» Воля отворачивается от жизни. Она перестает быть постоянным порывом, постоянной «голодной агрессивностью», открывая, таким образом, человеку «дверь в свободу»

Философия жизни

Ф. Ницше (1844–1900) 102. Тенденции иррационализма, заложенные в философии Шопенгауэра, продолжил в своем творчестве другой немецкий философ – Фридрих Ницше. Его работы положили начало так наываемой «философии жизни», понимая под этим направление, считающее, что одного разума недостаточно для выработки целостного мировоззрения, и что его место должно заменить философствование, вытекающее из «полноты переживания жизни». Поскольку «иррациональное», постигаемое в переживаниях, трудно выразить в логически связной речевой форме, представители этого направления и их предтечи часто пользовались такими приемами изложения своих мыслей, как метафоры, иносказания, ассоциации, притчи. Их широко использовал Кьѐркегор, реже – Шопенгауэр, творчество же Ницше почти целиком выдержано в этом стиле.

В своем философском развитии Ницше прошел три периода. На первом, раннем, этапе он увлекался историей культуры и находился под сильнейшим влиянием Шопенгауэра и композитора Вагнера. В этот период он пишет свои знаменитые работы «Происхождение трагедии из духа музыки» и «Философия в трагическую эпоху Греции». На втором этапе происходит переоценка ценностей и постепенный отход от Шопенгауэра. На третьем этапе, связанном с созданием таких фундаментальных произведений, как «Антихрист», «Так говорил Заратустра», «Сумерки кумиров» и др., – окончательно формируются основные понятия

102 При знакомстве с философией Ф. Ницше необходимо учитывать тот факт, что рукописи философа подверглись после его смерти неоднократным исправлениям его сестрой Э. Ферстер-Ницше – поклонницей Адольфа Гитлера, не лишенной литературных способностей и во многом расходившейся с братом во взглядах, и что работа по очистке произведений Ницше от фальсификаций еще не завершена.

201

его философии: «воля к власти», «сверхчеловек», «вечное возвращение», – и ярко проявляется главная черта его мировоззрения – нигилизм103.

Через все три этапа творчества Ницше проходит одна ключевая идея – воля к власти как «основа всякой жизни, всего общественного и культурного процесса». В отличие от Шопенгауэра, полагавшего в качестве основы мира одну единую мировую волю, Ницше видит в его фундаменте множество воль – враждебных друг другу устремлений. При этом в каждом отдельном случае – это опять-таки не шопенгауэровская воля к жизни, а «специфическая воля к аккумуляции силы», воля к власти. По мнению философа, «жизнь стремится к максимуму чувства власти». И это стремление, стоящее «за противоположностью материи и духа», не поддается дальнейшему анализу и определению.

В поисках аргументов для обоснования своей идеи Ницше приходит к дарвинизму. Он заимствует из теории Дарвина тезис о выживании в борьбе за существование наиболее приспособленных особей. Но в отличие от Дарвина, наиболее приспособленными он считает «средних и слабых, объединенных стадным инстинктом и многочисленных». Поэтому жизнь, с его точки зрения, – это не прогресс, а регресс. Следствием этого утверждения является отказ Ницше от такого положения дарвинизма, как развитие видов от низшего к высшему. Он не признает, что человек как вид представляет собой прогресс по отношению к животным. Он отрицает также и развитие самого вида «человек». «Воздвигнутые вами города, ваши войны, ваши взаимные хитрости и суета, – говорит Ницше, – ваши вопли, страдания, ваше упоение победой – все есть продолжение животного начала». Человек – «насквозь лживое, искусственное и близорукое животное».

Никакого прогресса нет, а есть лишь хаотическое становление. В мире нет необходимости, нет законов. А есть хаос, не укладывающийся в рамки каких-либо законов. Есть борьба конкурирующих намерений, или сил, в которой отсутствует какая-либо закономерность. Впрочем, об одной закономерности Ницше всетаки говорит. Это закономерность «вечного возвращения». Дело

103 Нигилизм (от лат. nihil – ничто) – отрицание общепринятых ценностей, идеалов, моральных норм, культуры и т.д.

202

в том, что количество сил в мире определенно. Их комбинации хотя и необозримы, но конечны, а время – бесконечно. Следовательно, они будут повторяться. Поэтому и личности, и обстоятельства, имевшие место в прошлом, просто обречены на повторение в будущем.

Из хаотичности мира, прежде всего, вытекает отсутствие свободы и полная детерминация наших действий: ведь только учет закономерностей позволяет нам действовать свободно. Если же их нет, человек постоянно будет натыкаться на непредвиденные препятствия и вынужденно подчиняться им в своей деятельности. «Будь мы всеведущими, мы могли бы наперед вычислить каждый поступок, каждый успех познания, каждое заблуждение, каждое злое дело», утверждает Ницше, и добавляет: «Сам действующий, правда, погружен в иллюзию произвола» (то есть, убежден, что действует по собственной воле).

Во-вторых, если нет законов и везде царствует хаос, то в принципе невозможно познание. Все наши научные понятия – фикции. Так, понятие атома есть в лучшем случае выражение дискретности воль. «Сила» – пустое слово. «Притяжение» и «отталкивание» – фикции, не имеющие смысла, если к ним не присоединить волю или намерение. В мире вообще нет вещей, а есть «динамические количества, находящиеся в отношении напряжения с другими динамическими количествами». Отсюда, познание есть средство выработки фикций, которые позволяют человеку выжить и осуществить свою волю к власти. Оно направлено не на уяснение мира, а на овладение им. «Быть может, в пяти-шести головах, – говорит Ницше, – и брезжит нынче мысль, что физика тоже есть лишь толкование и упорядочивание мира (по нашей мерке! – с позволения сказать), а не объяснение мира»104. С точки зрения Ницше, истина есть «полезное заблуждение». И, как таковая, она доказывается «полезностью», «выгодой», «чувством повышенной власти». И вообще, людям нужна не истина, а вера.

Что касается логики, которой пользуется рациональное мышление и которая якобы является средством достижения истины, то ее нет в реальности. Она имеет значение только по отношению к вымышленным сущностям, которые мы сами и создали.

104 Ницше. По ту сторону добра и зла. – Ницше. Соч. В 2 т. – Том 2. – М., 1990, с. 251.

203

В конечном счете, по Ницше, познание оказывается явлением негативным. Оно не способствует воле к власти, а наоборот, парализует ее, «подменяя деятельность болтовней».

Не способствует воле к власти и общепринятая мораль, которую Ницше называет рабской. Под ней он, прежде всего, понимает мораль христиан и социалистов, которые проповедуют любовь к ближнему и равенство между людьми. Люди не равны от природы. Поэтому уравнивание в правах аристократов и рабов, мужчин и женщин, слабых и сильных есть признак упадка общества. В глазах философа рабская мораль есть «восстание рабов в морали».

Рабской морали Ницше противопоставляет право сильного. Сильный человек, аристократ, не связывает себя моральными нормами. Он – «субъект морали господ». Такие люди снисходительны и вежливы друг с другом. Но по отношению к «чужим» ведут себя как хищные звери. Ницше относит к этому типу древних римлян, арабов и германцев, японских самураев и скандинавских викингов, героев гомеровского эпоса. Это высший биологический тип, «белокурая бестия».

Из такого, высшего типа людей должен появиться «сверхчеловек». «Человек есть нечто, что должно преодолеть». Сильный человек «жаждет стать сверхчеловеком, ибо все прочее не утоляет его любви». Сверхчеловек соотносится с другими людьми, как человек с обезьяной. «Что такое обезьяна в отношении человека?» – спрашивает Ницше. И отвечает: «Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором»105. Однако сверхчеловека надо вырастить. И этому должны быть посвящены жизни всех обычных людей. Они должны принести себя в жертву ради него: «Я люблю тех людей, кто не ищет за звездами основания, чтобы погибнуть и сделаться жертвою – а приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека. Ибо так хочет он своей гибели.

Я люблю того, кто живет для познания и кто хочет познавать для того, чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он своей гибели.

105 Ницше. Так говорил Заратустра. Там же, с. 8.

204

Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для сверхчеловека и приготовить к приходу его землю, животных и растения: ибо так хочет он своей гибели»106.

«Человек, – говорит Ницше, – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью… В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель» 107.

Как это ни парадоксально, но в этом и подобном им выражениях, которых у Ницше наберется не малое количество (вспомним хотя бы его скандально знаменитое «толкни слабого»), и которые обычно принимают за выражение презрения к «маленьким людям», на самом деле скрыта огромная любовь к человеку. Ницше ненавидит в человеке слабость, ибо он считает, что тот достоин большего. Он отвергает сострадание к человеческой слабости, ибо это унижает человека: «В человеке тварь и творец , – пишет философ, – соединены воедино: в человеке есть материал, обломок, глина, грязь, бессмыслица, хаос; но в человеке есть также и творец, ваятель, твердость молота, божественный зритель и седьмой день». Обычное сострадание (в частности, христианское) относится к «твари в человеке», «к тому, что должно быть сформовано, сломано, выковано, разорвано, обожжено, закалено, очищено – к тому, что страдает по необходимости и должно страдать»108.

Ницше против такого сострадания. Он считает, что нет более безумного стремления, чем «устранить страдание». Именно страдание есть то средство, с помощью которого в человеке взращивается и укрепляется другое, поистине человеческое начало: сила, активность, творчество. И именно путем страданий многих поколений людей, путем выжигания в человеке слабости, пассивности, самоуничижения и т.п. и взращивается «сверхчеловек».

Сострадание к слабым и униженным, присущее христианской религии, делает последнюю ненужной, изжившей себя. «Бог умер», – говорит Ницше, но в том смысле, что Бог будет снова, – «по ту сторону добра и зла», – то есть за пределами христианской морали. И, по-видимому, имя ему – сверхчеловек, спаситель ми-

106Там же, с. 10.

107Там же, с. 9.

108Ницше. По ту сторону добра зла. – Там же, с. 346.

205

ра, всадник на белом коне, аристократ духа, выдающаяся личность, способная вести за собой массы, способная изменить ход истории. И конечно же, по Ницше, сверхчеловек должен обладать неизмеримо сильной волей к власти, которая прикрывается всеобъемлющей любовью к человечеству.

Литература

Учебники

Ильин В.В. История философии / Учебник для вузов. – СПб.:

Питер, 2003.

Философия / Учебник для вузов // Под ред. В.В. Миронова. –

М.: «Норма», 2009.

Философия / Учебник для вузов // Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, А.В. Разина. – М.: Академический Проект; Трикста,

2004.

Дополнительная литература.

Быховский Б.Э. Кьѐркегор. – М., 1972. Ницше Ф. Сочинения в двух томах. – М., 1990.

Шестов Л. Киркегард и экзистенциальная философия. – М.,

1992.

Шопенгауэр А. Мир как воля и представление / Собр. соч. –

М., 1992. – Т. 1.

Раздел 12. Русская философия

История становления русской философии в силу разных причин (татаро-монгольское иго, оторванность от западной научной и философской мысли в условиях изоляционизма Московского государства) была долгой и драматичной. Лишь к ХVIII веку она оформляется в России в самостоятельную систему знаний, что связано с деятельностью таких лиц, как Феофан Прокопович (1681–1736), Василий Татищев (1686–1750), Антиох Кантемир (1708–1744), Дмитрий Аничков (1733–1788), Александр Радищев

(1749–1802) и др.

Славянофильство. Но начало по-настоящему творческого, последовательного развития русской философии следует отнести к тому времени Х1Х века, «когда русское общество уже

206

пережило период увлечения немецким идеализмом Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля»109, когда на арену философской мысли вышли славянофилы И. Киреевский и А. Хомяков, К. Аксаков и Ю. Самарин. Как утверждает Н. Лосский, целью их творчества было «опровергнуть немецкий тип философствования на основе русского толкования христианства, опирающегося на сочинения отцов восточной церкви и возникшего как результат национальной самобытности русской духовной жизни»110.

Цель творчества славянофилов соответствовала их взглядам на философию, религию, историю и политику. Источником их философских идей была восточная патристика, восходящая к началу строительства христианской церкви, а из современных им концепций – философия позднего Шеллинга. В области теории познания они придерживались концепции цельного знания, то есть ратовали за единство религиозной веры, рационального мышления и опыта. Отсюда их негативное отношение к позитивизму.

Славянофилы критиковали установившийся в Западной Европе капиталистический строй и считали, что Россия должна в своем развитии идти самобытным путем. Они ненавидели крепостничество, но считали самодержавие наиболее соответствующей российскому менталитету формой государственного правления. Они идеализировали историческое прошлое России и отрицательно относились к петровским реформам, сблизившим ее с западом. Необходимо также отметить резко критическое отношение славянофилов к католицизму и их убеждение в существовании исторической миссии России, заключающейся в спасении запада посредством православия.

Западничество. Славянофилам с их идеей самобытности России противостояли западники, к числу которых относились Н. Станкевич, Т. Грановский, В. Белинский и, в некотором смысле, А. Герцен. Истоком их мировоззрения оказались взгляды Петра Чаадаева, изложенные им в знаменитых «Философических письмах», первое и единственное из которых было опубликовано при жизни автора в 1835 году111. Далеко не все его взгляды были

109Н.О. Лосский. История русской философии. – М., 1991, с. 24.

110Там же, с. 25.

111Остальные семь писем увидели свет лишь в ХХ веке.

207

поддержаны западниками. Кое-что в его высказываниях импонировало славянофилам. Но мысль Чаадаева о том, что Россия, приняв православие, ушла в сторону от столбового пути развития человечества и оказалась в историческом тупике, была воспринята западниками как основополагающая.

Они считали, что западный путь для России предпочтительнее, и полагали, что ее народу необходимо усвоить европейское мировоззрение и европейские ценности. Ими критиковалось православие и поднималась на щит немецкая классическая философия (особенно Гегель), которая, как им казалось, адекватно освещает исторический процесс и его конечную цель.

Часть из них были противниками революционных преобразований (Станкевич, Грановский) и сторонниками реформ, другие (Белинский, Герцен) призывали к революции и вынашивали идею социализма.

Однако самым ярким русским философом Х1Х века, сравнимым с первыми величинами в мировой философии, стал В. Соловьев – мыслитель, поднявшийся над спором славянофилов и западников и создавший первую в России оригинальную и цельную философскую систему, синтезировавшую последние достижения западной философии с традициями русской религиознофилософской мысли.

Соловьев В. С. (1853–1900). Один из крупнейших русских религиозных философов Владимир Соловьев – сын выдающегося историка Сергея Соловьева – родился в Москве. Окончив гимназию, он поступает на физико-математический факультет Московского университета. Однако со второго курса, увлекшись философией, переходит на историко-филологический факультет. Одновременно посещает лекции в Московской духовной академии. По окончании университета преподает философию сначала в Москве, затем в Петербурге. После выступления в 1881 году с речью, посвященной покушению на Александра Ш, в которой В. Соловьев, осудив убийство царя, призвал к христианскому прощению террористов, он был временно отстранен от чтения публичных лекций, после чего ушел с преподавательской работы, став свободным философом.

По мнению историка русской философии В.В. Зеньковского, философское творчество В. Соловьева определялось несколькими

208

мотивами:

Во-первых, в юные годы В. Соловьев увлекался идеями социализма, и стремление к поискам социальной правды, поддерживаемое верой в общественный прогресс, сохранилось в нем почти до конца его дней.

Во-вторых, у него было необычайно острое ощущение истории, в которой, по его мнению, раскрываются «лики бытия». Отсюда – диалектическая тенденция представлять все в развитии и взаимосвязи.

В-третьих, В. Соловьев, искренне преданный христианству, считал форму, в которой оно исторически раскрылось, неадекватной, и ему хотелось «ввести вечное содержание христианства в новую, соответствующую ему, то есть разумную безусловную форму».

В-четвертых, В. Соловьев был «одержим» идеей «цельного знания», идущей от славянофильства. Она заключалась в поисках «всеединства», синтеза религии, философии и науки, – веры, мысли и опыта, которое должно ответить на вопрос – «какая цель человеческого существования вообще. Для чего, наконец, существует человечество?»

В-пятых, источником философского вдохновения В. Соловьева стала подсмотренная им в некоторых мистических учениях (в частности в Каббале и в произведениях отцов церкви) идея Софии Божественной Премудрости, которую он отождествил с образом женщины, представшей перед ним в видении в его раннем детстве.

В-шестых, все философское творчество Владимира Соловьева пронизывает и делает единым идея Богочеловечества.

Для удобства изложения следует начать анализ философии Соловьева, как это сделал Н. Лосский, с его концепции цельного знания, или, конкретнее – с учения об истине. С точки зрения Соловьева, западная философия в лице рационализма и эмпиризма показала, что ни опыт, ни мышление не могут познать объект как существующий, то есть как нечто большее, чем человеческое ощущение или мысль. Поэтому ни опыт, ни мышление не могут привести к истине, так как истина означает то, что есть, то есть, что является реально существующим.

Но все, что существует, существует в единстве со всем ос-

209

тальным. Любая отдельная вещь вне единства – ничто, так как она и не бывает вне единства. Она есть со всем и во всем. Взятая отдельно, она – не то, что в действительности, то есть она – не истинна. Поэтому истина есть все в своем единстве. По Соловьеву, она принадлежит самому всеединству, а не нашим суждениям или выводам.

Но чтобы познать истину, надо выйти за пределы субъективности, то есть за пределы моего мышления и опыта и вступить в само существующее единство всего того, что есть, или Абсолюта. Как это возможно?

Это возможно потому, что человек, познающий субъект, не существует вне единства, вне Абсолюта, как и любой другой объект во Вселенной. «Между ними, – пишет Соловьев, – должна быть внутренняя связь, посредством которой субъект может познать абсолютное и внутренне соединиться со всем, что существует в абсолютном, и действительно познать это все». Таким образом, опыт и мышление дополняются внутренним познанием, которое непосредственно связывает нас с познаваемыми объектами. Такое познание мистично и абсолютно. Соловьев называет его верой, понимая под этим интуицию, то есть непосредственное созерцание.

Истинное знание, следовательно, является результатом эмпирического, рационального и мистического познания в их взаимосвязи, или, другими словами, оно объединяет в себе науку, философию и религию. Нельзя познавать, не используя мысль, нельзя познавать, не используя чувственный опыт. Но и то, и другое получает объективное значение только на основе непосредственного восприятия того абсолютного единства, которое Соловьев называет «сущим» и «всеединством», подразумевая под этими терминами Бога. Но что, собственно, они означают?

Следующая таблица, составленная самим Соловьевым, поможет понять их смысл:

210