НАВ № 2 - 1999

чарного кувшина были разбросаны по дну ямы у костей правой ноги погребенной. Он имел шаровидное тулово на кольцевом поддоне, высокое горло с резко отогнутым вен- чиком. На горле и тулове заметны следы от ручки. Высота кувшина 21 см (рис. 7, 1).

11. У северной стенки на дне ямы лежали кости ноги овцы.

Дата возведения кургана 1 может быть

âбольшей степени установлена по вещевому материалу из неограбленного погребения 1. Однако обилие находок, их разнохарактерность и, как мы постараемся показать ниже, их разновременность вызывают определенные затруднения в установлении достаточно точной даты этого комплекса.

Хронологический разбор материала начнем с металлической посуды. Прямые аналогии медному тазу (рис. 2, 1) нам не известны. Ближе всего он напоминает серебряную чашу из Чертомлыка, которая имеет точно такие же подставки в виде трех катушек (Онайко И.А., 1970, с. 35, табл. ХХVIII). Как известно, Чертомлыцкий курган датируется второй половиной IV в. до н. э. или, более точно, 330—310 гг. до н. э. (Алексеев А.Ю., 1992, с. 152). Таз с тремя катушковидными подставками был обнаружен в уляпском кургане 4, там же, в другом кургане, были найдены аналогичный таз и кувшин, ручки которых были украшены такими же катушками, как и используемые для подставок. Дата уляпских курганов, в которых были сделаны эти находки, — первая половина IV в. до н. э. (Ксенофонтова И.В., 1992, с. 163—169, рис. 1—3). Изображение таза на трех катушковидных подставках имеется на мозаичной картине из виллы императора Адриана в Тиволи. Однако считается, что эта мозаика является римской копией с более ранней картины пергамского автора Сосеса (Галанина Л.К., 1969, с. 96, 97, рис. 3, 8). Возможно, что металлические тазы с подставками в виде катушек были в употреблении длительное время.

Тождественных форм бронзовому тазу из октябрьского погребения 1 (рис. 2, 2) нам найти не удалось. Широкие низкие тазы, близкие по многим деталям октябрьскому, достаточно широко были распространены

âЗападной Европе в период с I по III вв. (Hansen V.L., 1987, taf. 8, 9).

Âпогребении были найдены две серебряные чаши. Следует отметить, что традиция употребления в быту чаш существовала на Востоке еще с ассирийского и ахе-

менидского времени. Изготовленные из серебра, бронзы, стекла и керамики чаши особенно широко были распространены на территории Сирии, Палестины, Месопотамии, Малой Азии и Египта (Manijeh Abkaii Khavari, 1988, s. 90—137). Близкие образцы серебряной чаше с позолотой (рис. 3, 3) найдены на территории Ирана и датируются II в. до н. э. (Oliver A., 1977, рис. 41, 42). Серебряные чаши, близкие по форме и украшенные каннелюрами, обнаружены в погребениях сарматского времени на Кубани. Одна из них датируется концом I в. до н. э. (Ждановский А.М., 1990, с. 102— 114, рис. 34, 3), другая — второй половиной I — II в. н. э. (Гущина И.И., Засецкая И.П., 1992, рис. 3, 49). Серебряные чаши с внутренним гравированным и позолоченным орнаментом, иногда в деталях совпадающие с октябрьской находкой (рис. 3,1), достаточно широко были распространены на территории Сирии и Парфии во II—I вв. до н. э. Своим происхождением они связаны с традициями восточной торевтики, о чем свидетельствуют арамейские надписи на них и ахеменидские элементы в их орнаментальном оформлении (Pfrommer M., 1993, р. 22, 118, 119). Являясь наиболее характерными для времени позднего эллинизма отмеченных районов, чаши этого типа встречаются иногда у кочевников евразийских степей, обитавших довольно далеко от мест их изготовления.

Редкой вещью является находка серебряного кубка (рис. 3, 4), причем такие кубки на территории обитания сарматов нам неизвестны. Серебряный кубок из сарматского погребения начала нашей эры у с. Бердия имел другую форму (Сергацков И.В., 1998, рис. 1). Близкие по форме, но меньших размеров, кубки из серебра известны среди находок раннеэллинистического времени на территории Египта (Pfrommer M., 1987, taf. 26). Однако, скорее всего, кубки, напоминающие октябрьский, происходят из Помпей. Они практически идентичны по форме и имели петлевидные ручки, такая же ручка, вероятно, была и на жутовском кубке (Spinazzola V., 1928, с. 228). По крайней мере, можно утверждать, что в Италии такие кубки были в употреблении до 79 г. н. э.

В жутовском погребении 1 был найден еще один кубок, имевший элипсовидную форму (рис. 3, 2). Такие кубки представлены целой серией находок, в большинстве своем они происходят из богатых сарматс-

ких погребений. Изготовлялись они из серебра или золота. Отличие жутовского кубка от остальных состоит только в том, что его ручка трактована в виде фигурки зайца. Суммарная их характеристика была дана А.В. Симоненко. Датируются они достаточно компактно I в. н. э. (Симоненко А.В., Лобай Б.И., 1991, с. 58).

Стеклянные канфары также довольно редкая находка в сарматских памятниках волго-донских степей. Ближайшим районом их широкого распространения в последние века до н. э. и в начале н. э. является Кубань. Канфар из октябрьского погребения, скорее всего, относится к типу IIIа, варианту 3, по классификации прикубанских канфаров, разработанной И.П. Засецкой и И.И. Марченко, который датируется I в. н. э. (Засецкая И.П., Марченко И.И., 1995, с. 101).

Теперь перейдем к рассмотрению вещей другого рода. Железный меч с ромби- ческим перекрестием — такого типа мечей в сарматских памятниках известно около двух десятков, некоторые из них имеют бронзовые перекрестия, а в двух случаях — нефритовые. По своему оформлению они весьма близки клинковому оружию древнего Китая чжоуско-ханьского времени (Скрипкин А.С., 1996, с. 8, 9). Такие мечи известны и в памятниках Средней Азии, где их распространение совпадает с появлением юэчжей, пришедших туда от границ Китая после разгрома их хунну. Вероятно, что наиболее ранние находки этого типа мечей в Средней Азии должны датироваться временем после событий, связанных с падением Греко-Бактрии, которое исследователи относят к 140—130 гг. до н. э. (Ставиский Б.Я., 1977, с. 96). Видимо, где-то после этого времени такие мечи появляются и у сарматов. Наиболее ранние их находки происходят из погребений Яшкуль, кург. 37; Чкаловская курганная группа, кург. 3; Политотдельское, кург. 12. Во всех этих случаях длинные мечи рассматриваемого типа были обнаружены с кинжалами с серповидными навершиями. Все эти погребальные комплексы, скорее всего, относятся к концу раннесарматской культуры. Появление аналогичных мечей на Кубани относится к началу I в. до н. э. (Марченко И.И., 1996, с. 56).

Длинные мечи с ромбическим перекрестием продолжают существовать и в первые века нашей эры. Совсем недавно экспедицией Волгоградского госуниверситета

âсарматских погребениях Аксайского курганного могильника обнаружены еще два таких меча: один в сочетании с кинжалом с серповидным навершием, другой — с кинжалом с кольцевым навершием и фибулой I в. н. э. (раскопки 1997 г., материалы публикуются в этом выпуске). Два меча этого типа с нефритовыми перекрестиями — чертой, наиболее характерной для ханьских мечей, — были найдены в позднесарматских погребениях II—III вв. (Максименко В.Е., Безуглов С.И., 1987, с. 182; Безуглов С.И., 1998, с. 87, 88).

Кроме меча, в погребении 1 были обнаружены шесть железных ножей. Невозможно судить о форме каждого из них, поскольку часть их была фрагментирована, но некоторые, сохранившиеся (рис. 4, 9, 19), имели достаточно большие размеры — 27,3 и 32,5 см. Они явно отличаются от тех небольших ножей, которые обычно находят

âсарматских погребениях с костями животных. Вероятно, эти длинные ножи выполняли не бытовые функции, а являлись оружием. В настоящее время в сарматских погребениях рубежа — первых веков нашей эры известно несколько находок длинных ножей (до 40 см), которые обычно представлены парами (Скрипкин А.С., 1989, с. 173; Гущина И.И., Засецкая И.П., 1989, табл. V, 45; Симоненко А.В., Лобай Б.И., 1991, с. 42). А.В. Симоненко полагал, что длинный нож из сарматского погребения у с. Пороги, который он сопоставлял с некоторыми другими близкими находками сарматских ножей, своим происхождением связан с гальштатско-кельтским культурным миром. Однако поиски более широкого круга аналогов привели нас к мнению, что все известные к настоящему времени сарматские длинные ножи типологически ближе всего стоят к боевым ножам, широко распространенным к востоку от сарматских земель. Они с древних времен массово употреблялись народами Дальнего Востока, Центральной Азии и Южной Сибири (Деревянко Е.И., 1987, с. 49, 50; Худяков Ю.С., 1986, с. 219). В контексте с мечом, имеющим восточные истоки происхождения, вполне вероятно аналогичное происхождение и длинных ножей из рассматриваемого погребального комплекса.

Âэтом плане представляет интерес и серия однотипных железных удил, обнаруженных в погребении 1, со штыревидными псалиями, различающимися только

щевого материала, отражающего специфику и многообразие связей кочевого мира нашего края на рубеже эр. В одном комплексе находились вещи, своим происхождением связанные с разными территориями и народами, начиная от хуннских и китайских древностей на востоке и кончая Помпеями

âИталии на западе. Причем весьма интересно распределение вещей по их культур- но-исторической принадлежности. Дорогая посуда, обнаруженная в погребении, преимущественно связана с эллинистическим и римским культурными ареалами. Вооружение, конская узда, некоторые детали оформления пояса, золотые нашивные бляшки обнаруживают далекие восточные аналоги. Причем, как мы полагаем, именно вторая группа находок наиболее показательна в этнографическом отношении.

Мечи и узда, найденные в погребении 1, в восточноевропейских степях появляются, как отмечалось, не ранее, видимо, второй половины или конца II в. до н. э. Распространение вещей, отражающих культурные традиции народов, столь далеко живущих от Волги и Дона, объясняется теми бурными событиями, которые происходили в восточных районах евразийского степного пояса во II в. до н. э., связанными с усилением хуннской державы и движением на запад народов, ранее соседствовавших с хунну и Китаем. Судя по китайским, а отчасти и античным письменным источникам, эти события привели к значительным изменениям этнической и политической ситуации

âСредней Азии и в восточноевропейских степях. В дальнейшем восточные инновации будут оказывать все возрастающее влияние на этот степной регион, что и нашло отражение во многих сарматских погребальных комплексах Волги и Дона I—II ââ. í. ý.

Особый интерес представляет сложный ритуал погребения 1. Широкая просторная могильная яма была перекрыта поперечными деревянными плахами, которые с тече- нием времени просели вниз. На дне ямы, кроме того, находился деревянный ящик (гроб), содержавший останки умершего. Об этом свидетельствует соответствующее расположение древесного тлена и суглинистая забутовка пространства между ящиком и стенками ямы. Эта забутовка составила как бы заплечики, оконтуривающие полость деревянного ящика. Подобная ситуация уже прослеживалась при раскопках элитных сарматских погребений (Прохорова Т., Гугу-

ев В., 1988, с. 40—41). Другой особенностью устройства могильной ямы погребения 1 являлось сооружение ниши в ее северной торцовой стенке на уровне дна.

Размещение находок в яме погребения согласовалось с перечисленными выше особенностями ее конструкции. Было отмечено три их скопления: в заполнении ямы, на уровне рухнувшего перекрытия; на дне ямы,

âдощатом ящике — при останках умершего; а также в нише.

Общеизвестно, что смысловое значе- ние погребальных действий у большинства народов и во все времена было связано с необходимостью обеспечить переход души умершего из мира живых в мир мертвых. Этот переход в мировом фольклоре осмыслен как странствие души с преодолением препятствий, одним из которых является переправа в иной мир и испытание у его врат. Для нужд этого странствия и ставили

âмогилу сосуды с пищей, клали оружие, различные амулеты («волшебные дары», по В.Я. Проппу). Испытание у врат потустороннего мира («у огненной реки») включало доказательство соответствия умершего тому миру — отсюда наличие в инвентаре предметов из золота и вещей, отражающих социальный статус погребенного (Пропп В.Я., 1986, с. 288).

Предметы, размещенные на перекрытии могилы: бронзовая, серебряная и стеклянная посуда; золотой поясной набор, предметы вооружения и престижные, инкрустированные золотом детали конской упряжи, — являлись, очевидно, личным имуществом умершего и предназначались для загробного путешествия души. Это подтверждают следы ритуального «убийства» вещей: посуда преднамеренно деформирована, лишена деталей (ручек, элементов декора), перевернута. В то же время набор именно металлической посуды, при полном отсутствии керамики, свидетельствует о высоком статусе умершего. На дне ямы были найдены многочисленные золотые бляшки, украшавшие ткань, в которую были завернуты останки умершего, расшитый бусами матерчатый предмет, вероятно, сумка, а также, безусловно, статусные предметы: лежавшая у левой руки погребенного золотая обкладка жезла с зооморфными изображениями и пучок стрел, зажатый в кисти. Стрелы в архаичной культуре многих народов служили инсигниями власти. Жезл также выполнял подобную функцию.

Подтверждением высокого социального статуса умершего являлись находки, обнаруженные в нише, устроенной в северной стенке ямы. Слева от входа в нишу лежали шесть разнотипных ножей, один из которых имел серповидную форму и был украшен золотой фольгой. Отдельные из них, как уже отмечалось, выполняли функции оружия, другие могли быть жертвенными ножами. Справа в нише находились железные детали конской узды — три набора удил с псалиями. Учитывая, что две пары парадных удил, украшенных золотом и символизирующих, очевидно, коней самого погребенного, были найдены среди прочего инвентаря на уровне перекрытия могилы, можно предположить, что упряжь в «тайнике» по принципу «часть вместо целого» олицетворяла жертвенные приношения коней от подчиненных погребенному. Убедительным примером существования подобного обычая у кочевников раннего железного века служит ситуация, зафиксированная М.П. Грязновым при раскопках кургана Аржан (Грязнов М.П., 1980, с. 47).

Весьма неординарным является и само положение погребенного. В деревянном ящике находились обернутые в ткань кости скелета, из которых в анатомическом порядке лежали лишь кости левой руки, остальные были отделены друг от друга и лишь примерно воспроизводили верхнюю часть скелета. Он был как бы вторично выложен. Захоронение останков в таком состоянии,

ñопределенной долей вероятности, можно объяснить отражением в этом случае древнеиранских представлений, описанных Геродотом. В одном случае, описывая жертвоприношения скифов в честь бога Ареса, он говорит об отсечении у жертв правых плеч

ñруками (Геродот, IV, 62). В другом случае Геродот рассказывает об архаичном ритуале у массагетов, по которому мужчин, доживших до глубокой старости, закалывали, их мясо варили с мясом других животных и съедали. Так умереть было «для них вели- чайшим блаженством» (Геродот, I, 216). Следует отметить, что аналогия первому из этих ритуалов уже отмечалась исследователями для одного из богатых сарматских погребений Нижнего Дона (Батиева Е.В., Прохорова Т.В., 1998, с. 85, 86).

Есть и другая версия, объясняющая неестественное положение останков погребенного: смерть погребенного могла произойти задолго до его захоронения. Напри-

мер, он мог умереть в зимнее время, а быть погребенным в весенне-летний период. Такая практика, кстати, широко использовалась в отношении погребенных таштыкской культуры Минусинской котловины (Вадецкая Э.Б., 1992, с. 239).

В заключение можно отметить, что характер инвентаря и особенности погребального ритуала рассматриваемого погребения позволяют сделать вывод о принадлежности захороненного здесь человека к знатному сословию сарматского общества. Возможно, при жизни погребенный был вождемжрецом, подобное совмещение этих функций зафиксировано во многих архаичных обществах.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Алексеев А.Ю. 1992. Скифская хроника (Скифы в VII—III вв. до н. э.: Историко-ар- хеологический очерк). СПб.

Батиева Е.Ф., Прохорова Т.А. 1998. Антропология погребения из кургана 10 Кобяковского могильника и мифо-ритуальная роль руки у сарматов // Проблемы археологии ЮгоВосточной Европы: Тезисы докладов VII Донскойархеологической конференции.Ростов-на- Дону.

Безуглов С.И. 1998. Позднесарматский меч из ст. Камышевской // Проблемы археологии Юго-Восточной Европы: Тезисы докладовVIIДонскойархеологическойконференции. Ростов-на-Дону.

Беспалый Е.И., Парусимов И.Н. 1987. Работы Приморского отряда в 1987 году (Валовый мог. I) / Архив АКМ. Часть 2, инв. ¹ 1069 .

Вадецкая Э.Б. 1992. Таштыкская культура // Степная полоса Азиатской части

СССР в скифо-сарматское время. М. Галанина Л.К. 1969. Античный бронзо-

вый таз из Курджипского кургана // АСГЭ. Вып. 11. Л.

Грязнов М.П. 1980. Аржан. Л. Гущина И.И., Засецкая И.П. 1989. По-

гребения зубовско-воздвиженского типа из раскопокН.И. Веселовского вПрикубанье(I в. до н. э.— начало II в.н. э.) // Археологические исследования на юге Восточной Европы. М.

Гущина И.И., Засецкая И.П. 1992. К вопросу о хронологии и происхождении «Золотого кладбища» в Прикубанье (по материалам раскопокН.И.Веселовского)//Проблемыхро-

нологии сарматской культуры. Саратов. Демиденко С.В. 1997. Типология литых

котлов савромато-сарматского времени с территории Нижнего Поволжья, Подонья и Северного Кавказа // Древности Евразии. М.

Деревянко Е.И. 1987. Очерки военного дела племен Приамурья. Новосибирск.

ЖдановскийА.М.1990. Новыепогребения кочевников сарматского круга из Закубанья // Древние памятники Кубани. Краснодар.

Засецкая И.П., Марченко И.И. 1995. Классификация стеклянных канфаров позднеэллинистического и раннеримского времени // АСГЭ. СПб.

Ильюков Л.С., Власкин М.В. 1992. Сарматы междуречья Сала и Маныча. Ростов н/Д.

Ксенофонтова И.В. 1992. Античные художественные бронзы из уляпских курганов // РА. ¹ 4.

Кузьмин Н.Ю. 1988. Тесинский могильник у деревни Калы // Памятники археологии в зонах мелиорации Южной Сибири. Л.

Максименко В.Е., Безуглов С.И. 1987. Позднесарматские погребения в курганах на реке Быстрой // СА. ¹ 1.

Марченко И.И. 1996. Сираки Кубани. Краснодар.

Могильников В.А. 1992. Хунну Забайкалья // Степная полоса Азиатской части

СССР в скифо-сарматское время. М. Онайко Н.А. 1970. Античный импорт в

Приднепровье и Побужье в IV—III вв. до н. э. // САИ. Д1-27. М.

Пропп В.Я. 1986. Исторические корни волшебной сказки. Л.

Прохорова Т., Гугуев В. 1988. Богатое сарматское погребение в кургане на восточ- ной окраине г. Ростова-на-Дону // Известия Ростовского областного музея краеведения. Вып. 5. Ростов-на-Дону.

РаевБ.А.,СимоненкоА.В.,ТрейстерМ.Ю. 1990. Этрусско-италийские и кельтские шлемы в Восточной Европе // Древние памятники Кубани. Краснодар.

Сергацков И.В. 1998. Серебряный кубок из Бердии и некоторые вопросы этнической истории сарматов в первые века нашей эры // Археологические вести. Вып. 6. СПб.

Симоненко А.В., Лобай Б.И. 1991. Сарматы Северо-Западного Причерноморья в I в. н. э. Киев.

Скрипкин А.С. 1989. Погребальный комплекс с уздечным набором из Котлубани и некоторые вопросы этнической истории сарматов // СА. ¹ 4.

Скрипкин А.С. 1996. Китайские впечат-

ления российского археолога // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Философия. Вып. 1. Волгоград.

Ставиский Б.Я. 1977. Кушанская Бактрия: проблемы истории и культуры. М.

Худяков Ю.С. 1986. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск.

Baktrisches Gold. 1985. L.

Hansen U.L. 1987. Römischer Import im Norden.Warenaustauschzwischen demRömischen Reich und dem freien Germanien // Nordiske Fortidsminder.SerieB, Band10. København,1987.

Manijen Abka’i Khavari. 1988. Die achämenidischenMettalschalen //Archäeologische Mitteilungen aus Iran. Herausgegeben vom Deutschen Archäologischen Institut. Abteilung Teheran. Band 21. Berlin.

Oliver A. 1977. Silver for the gods. 800 years Greek and Roman silver. Toledo, Ohio.

Pfrommer M. 1987. Studien zu alexandrinischer und grossgrichischer Torevtik frühellenistischer Zeit. Berlin.

Pfrommer M. 1993. Metalwork from the Hellenized east. Catalogue the collections. California.

Spinazzola Vittorio. 1928. Le Arti Decorative in Pompei e nel museo nazionale de Napoli. Casa editrice darte bestelte e Tumminelli, Vilano — Roma — Venezia — Firenze.

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

Рис. 1. План погребения 1 кургана 1. Рис. 2. Реконструкции медных тазов из

погребения 1 кургана 1.

Рис. 3. Вещи из погребения 1 кургана 1: 1, 3 — серебро с позолотой; 2, 4 — серебро; 5, 6 — стекло; 7 — золото.

Рис. 4. Вещи из погребения 1 кургана 1:

1—8, 13, 15—21 — железо; 9—11 — железо и золото; 12 — серебро и медь; 14 — бронза.

Рис. 5. Реконструкции удил из погребения 1 кургана 1: 1, 3 — железо и золото; 2, 4, 5 — железо.

Рис. 6. Вещи из погребения 1 кургана 1: 1, 4, 15 — бронза; 2, 27, 28, 29 — золото и паста; 3 — серебро с позолотой и паста; 5—7, 9—14, 17—24, 26, 30 — золото; 8, 16, 25 — серебро.

Рис. 7. Вещи из погребения 2 кургана 1: 1, 2 — глина; 3, 6 — бронза; 4 — железо; 5, 9— 13 — золото; 7, 8 — камень.