Петренко В.Ф. Психосемантика сознания

В.Ф.Петренко

Психосемантика

сознания

Издательство Московского университета

В.Ф.Петренко

Психосемантика

сознания

Издательство Московского университета 1988

ББК 88 ПЗО

Р е ц е н з е н т ы :

Б. М. Величковский, доктор психологических наук, Ю. М. Жуков, кандидат психологических наук

Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Московского университета

Научное издание

ПЕТРЕНКО Виктор Федорович ПСИХОСЕМАНТИКА СОЗНАНИЯ

Зав. редакцией Г. С. Прокопенко. Редактор Ю. С. Ершова. Художественный редактор» Я. Ю. Калмыкова. Художник Ю. И. Артюхов. Технический редактор М. Б. Терентьева.

Корректоры И. В. Картышева, Л. А. Костылева

ИБ № 2841

1. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ СОЗНАНИЯ

Было бы, конечно, наивно в небольшой вводной главе пы­ таться осветить все богатство философской и психологической литературы по ключевой для марксистской психологии катего­ рии «сознание». Не претендуя на это, автор ставит перед собой более скромную задачу: эксплицировать те методологическиепосылки, которые, по его мнению, лежат в основании психосе­ мантического подхода к исследованию обыденного сознания как предмета психологической науки.

В этом плане выделение тех или иных аспектов этой проб­ лематики отражает скорее, в терминах П. Я. Гальперина, «ори­

и пристрастность в изложении материала делает его, на наш взгляд, более открытым для критической рефлексии читателя и для последующей выработки его отношения к эксперименталь­ ным исследованиям, составляющим основную часть работы.

Следует отметить, что понятие «сознание» в разных гумани­ тарных науках имеет несколько различный смысл в зависимо­ сти от понятийного тезауруса, в котором он используется [см.г 172]. Так, в -психологической науке сознание противопоставле­ но в первую очередь бессознательным процессам или неосозна­ ваемому содержанию восприятия, памяти, мышления, творчест­ ва. В социологии антонимом сознательности выступает стихий­ ность, а в философском плане сознание — форма отражения бытия. В этом последнем смысле мы говорим о представленно­ сти объектной и социальной действительности в сознании субъекта, отождествляя понятие «сознание» с имплицитной кар­ тиной мира субъекта, с его образом мира. В психологическомже плане исследование индивидуального сознания подразуме­ вает представление его в виде многослойной уровневой систе­ мы, включающей как осознаваемые, так и неосознаваемые ком­ поненты. В отличие от психоанализа в рамках психосемантиче­ ского подхода бессознательное рассматривается не как само­ стоятельная психологическая реальность, противостоящая со­ знанию, а как нижележащие уровни сознания, характеризую­ щиеся меньшей расчлененностью и рефлексивностью.

Определение сознания как высшего уровня отражения дей­ ствительности является, по сути дела, философским определе­ нием сознания, фиксирующим его отношение к бытию. Ленин­ ская идея активности отражения применительно к человеческой психике находит дальнейшее развитие в представлениях о5 «опережающем отражении» действительности, модели «потреб-

4

ного будущего» [см.: 6; 25; 26]; об опосредованное™ психиче­ ского отражения формами социально-исторического опыта лю­ дей [см.: 55; 140; 218]; е понятии «надситуативной активности» [ом.: 204; 205], объясняющем (порождение новых мотивов дея­ тельности в ходе ее самодвижения; в представлении о пристра­ стности человеческого отражения [см.: 136; 220], раскрывающем его связь с мотивациокной и потребностной сферами; в выделе­ нии целенаправленного, телеономического характера психиче­ ского отражения [см.: 169; 251]; в теоретически переосмыслен­ ных в марксистской психологии представлениях о психологи­ ческих защитных механизмах, обеспечивающих единство и це­ лостность самоотражения личности [см.: 243].

Содержание категории отражения в марксистской психоло­ гии, таким образом, оказывается несравненно богаче породив­ шей ее метафоры, сохраняя тем не менее в своем содержании ее главный смысловой стержень: первичность бытия по отноше­ нию к формам его отражения.

Сознание — высшая форма психического отражения, при­ сущая человеку как общественно-историческому существу, вы­ ступает как сложная система, способная к развитию и самораз­ витию, несущая в своих структурах присвоенный субъектом общественный опыт, моделирующая мир и преобразующая его в деятельности.

Анализ структуры этой моделирующей системы, ее генези­ са и функционирования выступает задачей психологического исследования индивидуального сознания. Представление о сложной структуре, многомерности сознания, его культурно-ис­ торической детерминации отнюдь не лежит на поверхности и является достижением марксистской психологии.

А. Н. Леонтьев писал, что, «хотя прежняя субъективно-эм­ пирическая психология охотно называла себя наукой о созна­ нии, в действительности она никогда не была ею. Сознание не­ изменно выступало в психологии как нечто внеположное, лишь как условие протекания психологических процессов... Идея внеположности сознания заключается <в известном сравнении сознания со сценой, на которой .разыгрываются события душев­ ной жизни. Чтобы события эти могли происходить, нужна сце­ на, но сама сцена не участвует в них» {136, с. 25]. Сознание либо рассматривалось как атрибут, ясность субъективной пред­ ставленности психических образов, переживаний (интроспек­ тивная психология), либо его структуры постулировались как непосредственная, неэволюционирующая данность (законы фе­ номенального поля в гештальтпеихологии), либо вообще проб­ лематика сознания выносилась за рамки психологической на­ уки и полагалась как эпифеномен, иллюзия наивного житей­ ского опыта (бихевиоризм).

Марксистская психология исходит из того, что человек во­ обще и человеческое сознание в частности являются продуктом исторического развития человеческого общества. «Основной за-

5

кон исторического развития психики, сознания человека заклю­ чается в том, что человек развивается, трудясь: изменяя при­ роду, он изменяется сам, порождая в своей деятельности — практической и теоретической — предметное бытие очеловечен­ ной природы, культуру, человек вместе с тем изменяет, форми­ рует, развивает свою собственную психическую природу» [220, с. 148]. «Исходное положение марксизма о сознании состоит в том, что оно представляет собой качественно особую форму психики. Хотя сознание и имеет длительную предысторию в эволюции животного мира, впервые оно возникает у человека в процессе становления труда и общественных отношений. Со­ знание с самого начала есть общественный продукт» [136, с. 28].

Положение о социальной, культурно-исторической природе человеческой психики, представление о формировании высших психических функций путем интериоризации, «вращивании» интерсубъектных отношений в интрасубъектные формы психи­ ческого, трактовка сознания как со-знания, выступающего в своей внешней, экстериоризированной форме как социальный

альный опыт от субъекта к субъекту и присваивать его. Та­ кой единицей, связующим звеном процессов общения и обоб­ щения, по мнению Л. С. Выготского, является значение. Про­ слеживая генезис значения от его простейших форм (синкретов и комплексов) до наиболее развитой формы значения — научного понятия, Л. С. Выготский тем самым исследует ста­ новление, онтогенез сознания. Синонимом осознанности для не­ го выступает системность организации значений, возможность переформулировок содержания высказывания, выражения од­ них значений через другие [см.: 52].

Продолжая линию Л. С. Выготского в рассмотрении значе­ ния как образующей сознания, А. Н. Леонтьев определяет зна­ чение как «ставшее достоянием моего сознания (в большей или меньшей своей полноте и многогранности) обобщенное отраже­ ние действительности, выработанное человечеством и зафикси­ рованное в форме понятия, знания или даже в форме умения как «обобщенного образа действия», нормы поведения и т. п.» [137, с. 242]. Предложенная А. Н. Леонтьевым трактовка созна­ ния как индивидуальной системы значений, данных в единстве

счувственной тканью, связывающей через перцепцию сознание

спредметным миром, и личностными смыслами, определяющи­ ми пристрастность сознания, его связь с мотивационно-потреб- ноетной сферой человека, является, по сути, семиотической, где генезис и трансформация значения как образующей сознания выступают механизмом изменения и трансформации сознания.

Вконцепции А. Н. Леонтьева, таким образом, преодолевается, по сути, позитивистский подход, заключающийся в раздельном изучении механизмов и содержания психических процессов, и применительно к индивидуальному сознанию выделяется еди-

6

ный способ описания содержания сознания и механизмов его изменения, лежащий в плоскости семантического анализа.

1.1. Взаимосвязь языка и сознания

Становление человеческого сознания связано с развитием языка. «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практи­ ческое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное созна­ ние...» [1, т. 3, с. 29].

Возможность речевого общения с другими людьми в ходе совместной трудовой деятельности ведет к формированию авто­ коммуникации, внутреннего диалога с самим собой, что, по М. М. Бахтину, является основой, механизмом сознания: «Где начинается сознание, там начинается и диалог» [20, с. 49].

Идея связи сознания со структурами языка глубоко осмыс­ лена Гегелем, для которого сознание выступает формой выде­ ления субъекта из природной среды и установления отношения к ней, реализуемого посредством слова. «...При настроении, вызванном внешним ощущением, мы еще не находимся в ка­ ком-либо отношении к отличному от нас внешнему предмету, еще не являемся сознанием» [61, с. 248]. Эта заданность мира через переживание особенно рельефно просматривается в простейшей и, очевидно, филогенетически первичной форме восприятия и эмоций — в переживании боли, где раздражитель для пережи­ вающего организма лишен каких-либо предметных качеств, за исключением разве что широты локализации воздействия и ин­ тенсивности (тупая или острая боль). Для следующей филоге­ нетической ступени отражения — для ощущений — объектные характеристики также заданы через переживания субъекта. Например, ощущение некоторой поверхности как гладкой ха­ рактеризует текстуру этой поверхности через субъективное пе­ реживание «гладкости». Объект репрезентирован субъекту в форме его переживания субъектом.

Развитие восприятия, появление предметного образа (пер­ цептивная стадия психики, по А. Н. Леонтьеву), выступающего как совокупность чувственных признаков, эмансипируют объект от субъекта, делают возможным за счет развития механизмов константности сохранение таких инвариантов объекта, как фор­ ма, удаленность от субъекта, параметры его движения в экстраполяционном рефлексе и т. п. Однако репрезентация мира в форме образа оказывается еще чрезвычайно зависимой от мо- тивацианно-потребностной сферы и эмоционального состояния субъекта. Эксперименты Брунера и школы «New Look» в це­ лом показали нарушения константности восприятия, проявляю­ щиеся даже у человека в зависимости от мотивационного фак­ тора. Это экспериментальные факты типа переоценки размера доллара маленькими детьми (особенно из бедных семей), роста

7

человека, имеющего высокий социальный статус (взрослыми) или различия в опознании одного и того же рисунка, предъяв­ ленного тахиетоекопичееки на короткий временной отрезок, обусловленные культурологическими различиями (североаме­ риканцы «видели» бейсбол, тогда как латиноамериканцы — кор­ риду).

Эта зависимость восприятия мира от потребности субъекта в еще большей степени проявляется у животных. Для живот­ ных, как полагал А. Н. Леонтьев, объекты выступают не в их константных свойствах и способах употребления, а в зависимо­

Э. Г. Вацуро в Колтушах на приматах [см.: 43]. Обезьян обуча­ ли заливать водой пламя горелки и доставать находящееся под ней лакомство. Бачок с водой находился на одном плоту, сво­ бодно плавающем в пруду, а ящичек с лакомством — на дру­ гом. Плоты были соединены мостиком, и обезьяна, набрав во­ ды из бачка в кружку, могла свободно перебежать с одного плота на другой, залить пламя водой и достать вознагражде­ ние. Но вот мостик, соединяющий плоты, убрали, и обезьяна начинает метаться по одному плоту, стремясь перебраться за водой на другой, хотя воды полно вокруг «ее в пруду. При этом обезьяна «знает», что кругом вода, более того, она пила воду из пруда так же, как и воду из бачка. Но дело в том, что у обезьяны нет значения «воды» как набора ее объективных ка­ честв. Одну «воду» пьют, другой «водой» заливают пламя, т. е. свойства объекта выступают только в контексте наличной биологической потребности и вне ее не актуализируются. Зна­ чение как исторически фиксированная функция орудия [см.: 140] у животных, естественно, отсутствует. Однако современные ис­ следования психической деятельности антропоидов вносят оп­ ределенные коррективы в представления об их психических воз­ можностях, в частности об их способности к установлению при­ чинно-следственных связей. Как полагает К. Э. Фабри, можно говорить о простейших формах значений, присущих прима­ там и представляющих собой структуры предметных признаков жизненно важных ситуаций, но эти простейшие формы значе­ ний заданы и ограничены жесткими биологическими рамками жизнедеятельности приматов, и выход за эти рамки невозмо­ жен [см.: 258].

Как полагал Гегель, для того чтобы эмансипировать объект от наличных потребностей субъекта, надо выразить его в чемто отличном от эмоционально-чувственной «субстанции» субъ­ екта, в чем-то противостоящем субъекту. Такой формой отчуж­ дения, выражения отраженного содержания (отражение отра­ жения) в устойчивой константной форме является фиксация его в знаковой форме, в словесном значении.

За счет социальной нормированное™, общественной конвен­ ции слово обладает фиксированным содержанием. Эта фикси-

8

рованность содержания обусловлена конвенцией предметной от­ несенности слова, с одной стороны, и системной организацией языка, наличием парадигматических связей, задающих устой­ чивость каркаса языка и постоянство словоупотребления, — с другой. В сознании, таким образом, за счет устойчивости со­ держания значения изживается сиюминутная субъективность отражения, пристрастность, обусловленная наличной потребно­ стью. И для голодного и для сытого человека кухонная утварь, например, имеет достоянное предметное значение и представля­ ет собой некоторую ценность. «Огромный 'выигрыш человека, обладающего развитым языком,— пишет А. Р. Лурия, — за­ ключается в том, что мир удваивается. С помощью языка, ко­ торый обозначает предметы, он может иметь дело с предмета­ ми, которые непосредственно не воспринимаются и которые не входят в состав его собственного опыта... Человек имеет двой­ ной мир, в который входит и мир непосредственно отражаемых предметов, и мир образов, объектов, отношений и качеств, ко­ торые обозначаются словами. Таким образом, слово—это осо­ бая форма отражения действительности. Человек может произ­ вольно называть эти образы независимо от их реального нали­ чия... может произвольно управлять этим вторым миром» [154, с. 37].

Но структуры сознания как отражение отражения в некоей знаковой форме не просто изоморфно дублируют исходное со­ держание, а дополняют, обобщают его, вводя в новые связи и отношения. За словом стоит совокупный общественный опыт, фиксированный и кристаллизованный в значениях [см.: 140]. Благодаря языку человек может обращаться к знаниям других людей, к опыту предыдущих поколений. Наличие грамматиче­ ских языковых структур, изоморфных деятельностным структу­ рам, позволяет человеку совершать мысленный эксперимент, получая новые знания.

Подчеркивая ведущую роль языка как носителя обществен­ ного опыта, А. Н. Леонтьев тем не .менее отмечает возможность фиксации значений не только в форме понятий, но и в форме «умения как обобщенного образа действия», «'нормы поведе­ ния» и т. д. Продолжая мысль А. Н. Леонтьева, можно пред­ положить, что носителями значения могут выступать такие со­ циально нормированные формы поведения, как ритуалы, выра­ зительные движения, искусственные языки, танцы, устойчивые визуальные символы, жесты и т. д. Такая более широкая трак­ товка языка, чем принято в лингвистике, имеющая скорее се­ миотический характер, содержится в работах Н. И. Жинкина [85], М. В. Гомезо, Б. Ф. Ломова, В. Ф. Рубахина [60] и др. При доминирующей роли устной и письменной речи как носителя значения факторами, обусловливающими способность неких материальных образований выражать значение, являются не формы репрезентации субъекту, а их системный характер и со­ циальная нормированность правил их интерпретации. Так,

9