Современная зап социология

ленных ситуациях. Вместе с тем только в особых ситуациях, и к тому же лишь частично, могу я воспринять мотивы других людей, их цели и т.д., короче, те субъективные значения, которые они придают своим действиям в их уникальности. Можно, однако, воспринять их в их типичности, для чего конструируются модели типичных мотивов и целей действующих лиц, даже их личных позиций, частным случаем которых как раз и является их актуальный поступок. Эти типические модели поведения других людей становятся в свою очередь мотивами моих собственных действий, и это ведет к феномену самотипизации, хорошо известному обществоведам под всевозможными наименованиями.

Это, по мнению Шюца, показывает происхождение в обыденном сознании повседневной жизни так называемых конструктивных, или идеальных типов, понятие, которое в качестве инструмента общественных наук было проанализировано профессором Гемпелем в такой отчетливой форме. Но по крайней мере на уровне здравого смысла конструирование этих типов не включает

всебя ни интуицию, ни теорию, если мы понимаем эти термины

взначении гемпелевской формулировки. Как мы увидим, существуют также и другие виды идеальных, или конструктивных, типов, образованные обществоведами, которые имеют совершенно другую структуру и действительно включают в себя теорию. Но Гемпель не провел различия между этими двумя разновидностями идеальных типов.

8.45. Обыденное и социализированное знание

Обыденное знание повседневной жизни с самого начала социализировано во многих отношениях. Во-первых, оно структурно социализировано, так как основано на фундаментальной идеализации, что если я поменяюсь местами с другим человеком, то буду воспринимать ту же самую часть мира, по существу, в той же перспективе, что и он; наши специфические биографические обстоятельства становятся для всех практических целей иррелевантными.

Во-вторых, оно генетически социализировано, потому что большая часть нашего знания (как его содержание, так и особые формы типизации, в которые оно организовано) имеет социальное происхождение и дана в социально санкционированных терминах.

В-третьих, оно социализировано в смысле социальной классификации знания. Каждый индивид, познающий только часть

331

мира, и общее знание той же самой части мира различаются по степениясности, отчетливости, осведомленностиилипростоверы.

Указанные принципы социализации обыденного знания, и в частности социальной классификации знания, объясняют по крайней мере частично, что обществовед имеет в виду, говоря о структурно-функциональном подходе к изучению человеческого поведения. Концепция функционализма — по крайней мере в современных общественных науках — происходит не из биологической теории функционирования организма, как считает Нагель. Она относится к социально классифицированным конструкциям моделей типичных мотивов, целей, личностных позиций, которые инвариантны и, следовательно, интерпретируются как функции структуры самой социальной системы. Большинство этих взаимосвязанных моделей поведения стандартизированы и институционализированы, то есть их типичность социально оправдана законом, фольклором, правами и обычаями, ибольшинствоизнихиспользуетсявобыденноминаучноммышлениивкачествесхеминтерпретациичеловеческогоповедения.

Это, по мнению Шюца, очень приблизительный очерк некоторых главных особенностей конструкций, включенных в повседневный опыт обыденного сознания интерсубъективного мира, который называется пониманием. Как было сказано выше, они представляют собой конструкции первого уровня, на которых должны надстраиваться конструкции второго уровня, конструкции общественных наук. Но здесь-то и возникает главная проблема. С одной стороны, как было показано, конструкции первого уровня, конструкции здравого смысла, относятся к субъективным элементам, т.е. понимание действий действующего лица с его точки зрения. Следовательно, если общественные науки действительно направлены на объяснение социальной реальности, то научные конструкции второго уровня также должны включать в себя ссылку на субъективное значащее действие, т.е. на значение, которое действие имеет для действующего. Шюц полагает, что это и есть то, что Макс Вебер подразумевал под своим знаменитым постулатом о субъективной интерпретации, которая до сих пор действительно наблюдалась в теоретической конструкции всех общественных наук. Постулат о субъективной интерпретации должен быть понят в том смысле, что все научные объяснения социального мира могут и в определенном смысле должны ссылаться на субъективное значение действий людей, из которых берет начало социальная реальность.

332

С другой стороны, можно согласиться с утверждением профессора Нагеля, что общественные науки, как и все эмпирические науки, должны быть объективными в том смысле, что их утверждения подлежат контролируемой верификации, и не должны ссылаться на личный неконтролируемый опыт.

Он ставит вопрос о том, как возможно примирить эти противоречивые на первый взгляд принципы? Действительно, самый серьезный вопрос, на который методология общественных наук должна дать ответ, состоит в следующем: как возможно сформировать объективные понятия и объективно верифицируемую теорию субъективно значащих структур? Основной тезис, что понятия, формируемые общественной наукой, являются конструкциями конструкций, образованных в обыденном сознании действующих на социальной сцене людей, имеет свое объяснение. Научные конструкции второго уровня, построенные в соответствии с процедурными правилами, действительными для всех эмпирических наук, являются объективными, идеально-типичес- кими конструкциями и как таковые — конструкциями другого рода по сравнению с конструкциями первого уровня — конструкциями обыденного сознания, над которыми они должны надстраиваться. Эти теоретические системы содержат в себе общие гипотезы, которые могут быть подвержены испытанию в смысле определения профессора Гемпеля. Эта схема использовалась обществоведами, имеющими дело с теорией, задолго до того, как это понятие было сформулировано Максом Вебером и развито его школой.

8.46. Отношение обществоведа-теоретика к социальному миру

Прежде чем описать некоторые характерные черты этих научных конструкций, полагает Шюц, необходимо рассмотреть особое отношение обществоведа-теоретика к социальному миру в противоположность действующему лицу на социальной сцене. Ученый-теоретик — как ученый, а не как человек (которым он, конечно же, тоже является) — не включен в наблюдаемую ситуацию, которая представляет для него не столько практический, сколько познавательный интерес. Система уместностей, определяющих обыденную интерпретацию в повседневной жизни, возникает в биографической ситуации наблюдателя. Решив стать ученым, обществовед заменил свою личную биографическую ситуацию тем, что вслед за Феликсом Кауфманом я назову научной ситуацией. Проблемы, которые перед ним стоят, не долж-

333

ны иметь никакого значения для человека в мире и наоборот. Любая научная проблема определена фактически существующим положением дел в соответствующей науке, и ее решение должно быть достигнуто в соответствии с процедурными правилами этой науки, которые, помимо всего прочего, гарантируют контроль и верификацию выдвинутого решения. Научная проблема, будучи поставленной однажды, одна определяет, что для ученого будет уместно и какую понятийную структуру ему следует использовать. Это и ничто иное, как мне кажется, имел в виду Макс Вебер, когда постулировал объективность социальных наук, их независимость от ценностных моделей, которые определяют или должны определять поведение действующих лиц на социальной сцене.

Шюц опять задает вопрос: как поступает обществовед? Он наблюдает определенные факты и события социальной реальности, относящиеся к человеческому поведению, и конструирует типические модели поведения или образа действий, которые он наблюдал. Вслед за этим он упорядочивает эти типические модели поведения некого идеального действующего лица (или действующих лиц), которые, как он себе представляет, наделены сознанием. Однако это сознание ограничено таким образом, что не содержит в себе ничего, кроме элементов, относящихся к представлению моделей наблюдаемого образа действий. Таким образом, он приписывает этому воображаемому сознанию ряд типичных идей, намерений, целей, которые принимаются инвариантными в предполагаемом сознании воображаемой модели поведения. Этот гомункулус, или марионетка, взаимосвязан в предполагаемых моделях интеракции с другими гомункулусами, или марионетками, сконструированными подобным же образом. Среди этих гомункулусов, которыми обществовед заселяет свою модель социального мира повседневной жизни, мотивы, цели, роли — вообще, системы зависимостей — распределены так же, как научные проблемы, требующие проверки. Однако, и это самое важное, эти конструкции, вне всяких сомнений, не являются произвольными. Они требуют логической последовательности и адекватности. Последнее означает, что каждое понятие в подобной научной модели человеческого действия должно быть сконструировано таким образом, что человеческое действие, осуществленное в реальном мире индивидуальным действующим лицом и обозначенное типической конструкцией, было бы понятно как самому действующему лицу, так и другому человеку в терминах обыденного сознания повседневной жизни. Вы-

334

/

полнение требования логической последовательности гарантирует объективную действительность идеальных объектов, сконструированных обществоведом, выполнение требования адекватности гарантирует их совместимость с конструкциями повседневной жизни.

Далее, обстоятельства, при которых работает такая модель, могут меняться, то есть как изменившаяся может восприниматься ситуация, с которой марионетки должны встретиться, но не набор мотивов и целей, составляющих единственное содержание их сознания. Я могу, например, сконструировать модель производителя, действующего в условиях свободной конкуренции, и модель производителя, действующего при картельных ограничениях, а потом сравнить выпуск одного и того же товара одной и той же фирмой в двух моделях. Таким образом, возможно предсказать, как такая марионетка или система марионеток поведет себя в определенных обстоятельствах, и обнаружить определенные «детерминированные отношения между рядом переменных, в терминах которых эмпирически установленные регулярности могут быть объяснены». Однако это и есть определение теории, которое дает профессор Нагель. Легко заметить, что каждый шаг в конструировании и использовании научных моделей может быть верифицирован путем эмпирического наблюдения при условии, что мы не ограничиваем это понятие чувственным восприятием объектов и явлений внешнего мира, а включаем в него опытную форму, посредством которой обыденное сознание в повседневной жизни понимает человеческие действия и их результаты с точки зрения основных мотивов и целей.

Выводами из этого являются следующие. Во-первых, ключевым понятием базисной философской позиции натурализма является так называемый принцип непрерывности, хотя остается под вопросом, означает ли этот принцип непрерывность существования, или анализа, или умственного критерия проверки, при котором работают модели. Кажется, что этот принцип непрерывности в любой из этих различных интерпретаций соответствует охарактеризованной схеме общественных наук, которая устанавливает непрерывность даже между практикой повседневной жизни и концептуализацией общественных наук.

Во-вторых, несколько слов о проблеме методологического единства эмпирических наук. Шюц считает, что обществовед может согласиться с утверждением, что принцип различия между общественными и естественными науками не следует искать в различной логической закономерности, управляющей каждой

335

из этих отраслей знания. Но это не означает признания того, что общественные науки должны отказаться от специфических схем, которые они используют для изучения социальной реальности, ради идеального единства методов, на котором основано совершенно недопустимое утверждение, что только методы, используемые естественными науками, и в частности физикой, являются единственно научными.

8.5. Концепция социологии познания К. Маннгейма

Социология познания К. Маннгейма отличается от других социологических концепций и прежде всего от поздних концепций Дюркгеима тем, что она всегда связывает социальное познание с конкретной исторической ситуацией. Интерес Маннгейма вызывала также культурная и духовная проблематика современных обществ как обществ, прошедших процесс исторического становления. Дюркгейм, выводивший свою социологию познания из анализа примитивных форм религии, напротив, указывал на всеобщую зависимость мышления от принципов социальной структуры общества, таких как разделение труда, родственные отношения и т.п. Тем не менее социальные структуры не дают непосредственного представления о формах познания, они нуждаются в некоем аспекте, определяющем коллективные представления и поведение, в религиозных идеях, которые определяли категории познания, времени, пространства, числа, причины и т.п.

Социология познания Маннгейма приобрела свое значение благодаря тому, что он, с одной стороны, преодолел феноменологическую интерпретацию социологии познания, а с другой стороны, тем, что он не впал в крайности марксистской критики идеологии, которая имела место у Лукача. Свой подход к социологическому анализу он описывает как фигурационную социологию, в которой изменение не столько общества, сколько социальных «конфигураций» анализируется с точки зрения непреднамеренного результата интеракций взаимозависимых индивидов.

8.51. Специфика социологии познания

По мнению К. Маннгейма, мышление, познание, наука принадлежат к области культуры. Поэтому он от социологии культуры осуществляет переход к самопознанию духовного, к социологии познания, которую Маннгейм называет также «социологи-

336

ей мышления». Уже ранние социологические работы Маннгей-ма говорят о его интересе прежде всего к проблемам социологического познания.

Наряду с социологией культуры, Маннгейм признает также существование социологии как общественной теории, которая занимается структурой и изменением социальной жизни и ее организации. Социология культуры, по его мнению, была наукой, которая рассматривает культуру в социологическом плане. Следует отметить, что он считал саму социологию культуры продуктом времени и конкретно-исторической культуры. Примечательно, что первая часть работы «О своеобразии культурсоциологического познания» называется «О социологии социологии», — название, которое применимо ко всей его социологии познания.

Источник этой концепции «рефлексивной социологии» заложен в исторических корнях социологии культуры, и потому все, что не является исторической наукой, рассматривается как исторически обусловленное, в том числе и сама наука. Поэтому Маннгейм считал ответственной за возникновение социологии культуры генетическую иди социогенетическую установку как специфически современную точку зрения. Таким образом, социология культуры занимается, с одной стороны, социогенезом культуры, а с другой стороны, сама рассматривается с социогенетических позиций. И объектом, и субъектом социологии культуры является обобществленный человек.

Маннгейм считает, что социология культуры должна заниматься «социальной функциональностью явлений культуры», которые он, впрочем, в отличие от функционализма, определил как дотеоретические. В этом плане речь идет о социальной функциональности явлений культуры, которые нельзя напрямую соотносить с выполнением определенных общественных целей, как это делает структурно-функциональная теория, а следует понимать через социальную структуру сознания. Совместно пережитое на основании общей жизненной ситуации является основой имманентной социальности сознания. Это обосновывает также социогенетическую функциональность мышления, а отсюда можно сделать заключение, что, с точки зрения социологии культуры, идеи не бывают «вечными», а всегда представляют собой продукты истории.

Следует заметить, что не только мировоззренческие идеи, но и научные теории и даже методы познания являются отражением общественно-исторического процесса. В буржуазном обществе, основанном на товарном производстве и измеряющем

337

все в денежном эквиваленте, возникает также тенденция количественного подхода к социальным отношениям. Тенденция считать истиной лишь то, что признается всеми, также отражает переход от общности к обществу и демократизации общества.

8.52. Конъюнктивный опыт и коммуникативное знание

Маннгейм проводит различие между конъюнктивным опытом и коммуникативным познанием. Первый имеет место тогда, когда мы познаем другого в рамках экзистенциального отношения, которое существует только с этим конкретным другим. Подобные экзистенциальные отношения я могу иметь со всеми лицами моего окружения, но в каждом случае оно будет иным, и отношения, так же как другие лица, не могут быть обобщены. Из-за необходимости коммуникации в процессе развития обобществления возникают рационализация и относительно независимые от персональных, ситуативных и экзистенциальных условий «коммуникативные» толкования понятий, «культура образования», которая существует наряду с культурами общин. Он подверг критике затронутую идею различия общины и общества и интерпретировал ее как различные способы мышления и познания каждого человека.

Эта же идея позднее появляется у Парсонса в его различении партикуляристских и универсалистских образцов культуры. В ходе развития цивилизации дистанция между двумя уровнями мышления увеличилась, коммуникативное мышление становилось все более автономным и получало все большее признание. Несмотря на это, в мышлении всех людей смешиваются оба эти уровня, или, образно говоря, они представляют собой два слоя сознания. Каждое исследование социальных условий культуры должно исходить из двух видов вторжения социального фактора

всферу культуры.

1.В одном случае социальный фактор совершает это в качестве свободной нерегулируемой жизни общества, которая своими спонтанно образовавшимися соединениями участвует в формировании духовной жизни.

2.Далее это реализуется посредством социального регулирования и организаций, которые выступают в области культуры как институты. Мы имеем здесь в виду воздействие на духовную жизнь с помощью церкЕИ, школ, университетов, исследовательских учреждений, прессы, радиовещания и всех видов пропагандистских организаций.

Социальная и культурная жизнь современного массового общества либерального толка подчинена главным образом тем

338

закономерностям, которые свойственны нерегулируемым общественным структурам, тогда как в диктаторски управляемом массовом обществе на первый план выходят социологические воздействия институциональных элементов. В соответствии с этим мы попытаемся сначала подробнее рассмотреть неорганизованное воздействие на культуру предоставленного самому себе либерального общества, а затем обратимся к последствиям институциональной организации культурной жизни, хотя рассмотрим ее лишь в общих чертах.

Следовательно, пишет Маннгейм, мы начинаем с социологического описания предоставленной самой себе социальной системы и попытаемся проследить в ней процесс роста культуры. Сначала неорганизованная общественная жизнь предстает как не подчиненный правилам, нерасчлененный комплекс. Но если присмотреться, оказывается, что во внеэкономической социальной структуре либерального порядка происходят те же процессы, которые типичны для свободного рынка, с той только разницей, что в области культуры эти процессы действуют в другом направлении и измеряются иными масштабами. Социологическое изучение культуры в либеральном обществе должно во всяком случае исходить из положения производителей культуры, из слоя интеллигенции и ее места в обществе.

8.53 Социология познания и идеология

Первоначально познание социальных основ мышления и незнания, в концепции К.Маннгейма, принимает форму критики идеологии. Если «партикулярное понятие идеологии» разоблачает лишь какие-то мнения противника как «ложь», то есть мнение, обусловленное конкретными интересами, тогда понятие идеологии подразумевает необходимую и неизбежную связанность мышления и бытия. Тогда и сами эти категории мышления рассматриваются как идеологические. Общее понимание тотального понятия идеологии, которое включает также собственное мышление, а не только мышление противника, привело затем к признанию социальной обусловленности мышления и знания, которое стало основой собственной области исследования, социологии познания. Она функционально увязывает высказывания и суждения с социальной действительностью и тем самым сводит связанность всякого знания с бытием к систематической основе. Для нее важно не разоблачить «ложь» противника, а и исследовать ситуативно обусловленное сознание.

339

К. Маннгейм оценивает социальные науки как политические, то есть рассматривает их позитивистски в том плане, что ставит перед ними вполне практическую цель — полезность в связи с растущей необходимостью регулирующего вмешательства в общественный процесс; с другой стороны, его можно считать антипозитивистом, поскольку он не придерживается принципа единства научного метода, а считает, что у социальных наук собственная методологическая основа. Она базируется на анализе мышления в общественной жизни и политике («Социологическая диагностика времени»).

Основой философии и естественных наук было мышление «в-себе» в пределах специфических областей философско-на- учных традиций. Как действительно мыслят люди, не интересовало ни философов, ни естествоиспытателей.

8.54. Задача социологии познания как основы социальных наук

Социология познания, по Маннгейму, должна пытаться понять мышление в конкретной общественно-исторической ситуации. Таким образом, имеются в виду не люди как таковые, которые думают, или изолированные индивиды, которые мыслят, а люди в определенных группах, у которых выработался определенный стиль мышления в бесконечной цепи реакций на определенные типичные ситуации, характерные для их общей позиции.

Основной тезис социологии знания заключается в том, что существуют типы мышления, которые не могут быть адекватно поняты без выявления их социальных корней. Верно, что мыслить способен только индивид. Нет такой метафизической сущности, которая, подобно некоему групповому духу, мыслит, возвышаясь над отдельными индивидами, и чьи идеи индивид просто воспроизводит. Однако неверно было бы вывести из этого умозаключение, что все идеи и чувства, движущие индивидом, коренятся только в нем самом и могут быть адекватно объяснены только на основе его жизненного опыта.

Подобно тому как нельзя понять природу языка, выводя ее из наблюдения за отдельным индивидом, который ведь говорит не на своем собственном языке, а на языке своих современников и предков, проложивших для него путь, так нельзя правильно определить во всей ее полноте и какую-либо точку зрения, основываясь только на том, как она сформировалась в интеллекте отдельного человека. Лишь в весьма ограниченном смысле индивид сам создает тип языка и мышления, который мы связы-

340