Современная зап социология
.pdfноцида и экологической катастрофы; но даже локальные войны оказывают свое все более опустошительное воздействие, уничтожая материальные и человеческие ресурсы в отдельных районах планеты.
6. Религиозная солидарность, проявляющаяся то в форме традиционных и консервативных религиозных институтов, то связанная с новыми, но противостоящими современному модернизму культами, по-видимому, становится мировым феноменом; его можно рассматривать как защитную реакцию множества людей на испытываемое или наблюдаемое ими дегуманизирующее воздействие тотального техницизма и превращение жителей городов и сел в безликую людскую массу.
7.5. Альтернативы постиндустриальной концепции. Постмодернизм
Концепция постиндустриального общества имеет важное значение для развития социологической теории. Вместе с этим существуют и альтернативы теориям постиндустриального развития общества. Одна из них — концепция постэкономического развития.
7.51. Смысловое наполнение термина «постмодернизм»
Понятие постмодернизма является, как представляется, наиболее эмоционально насыщенным, но в то же время наименее фундированным термином, воплощающим в себе дихотомию уже существующего и еще только формирующегося общественного состояния. Это понятие содержит серьезный революционный элемент, который обеспечивал и сегодня еще обеспечивает широкую популярность данной теории как бросающей вызов современной эпохе и в то же самое время претендующей на объяснение природы нового, становящегося общества.
Однако, как и всякая иная революционная теория, доктрина постмодернизма отягощена элементами демагогии; последние, правда, в основном поверхностны, в силу чего наиболее существенные возражения могут вызывать не столько сами теоретические положения, высказанные в рамках постмодернистской концепции, сколько форма их преподнесения. В то же время именно она придает теории ту оригинальность, которая считается (и которая в действительности является) одной из наиболее привлекательных ее сторон.
261
Как и теория постиндустриального общества не могла быть создана без четкого понимания границ индустриальной цивилизации, концепция постмодернизма должна была своей отправной точкой иметь понимание того, что можно считать эпохой, которая в английском и французском вариантах называется соответственно modernity и modemite (ввиду достаточно большой сложности адекватного перевода на русский язык системы терминов, применяющейся теоретиками постмодернизма, исследователями данная эпоха обозначается как «модер-нити», а сменяющая ее эпоха — как «постмодернити»). Однако такое понимание было объективно затруднено тем, что в прямом смысле данные термины обозначают современное общество; в этом случае постмодернити неизбежно должно трактоваться как постсовременность. Между тем применение такого понятия по отношению к настоящему времени явно несправедливо, а к будущему — не более чем банально. Впрочем, на подобной парадоксальности строятся не только терминологические, но и многие более принципиальные стороны постмодернистской концепции.
Для того чтобы оценить данную теорию, показать не только содержащиеся в ней противоречия, но и обозначить ее значение для становления постэкономической методологии, мы должны остановиться на основных применяемых ее сторонниками терминах, ибо именно в них заложена основа противоречивости и внутренней несогласованности различных аспектов этой доктрины.
История развития понятий «модернити» и «модернизм» не может не вызывать серьезных сомнений в том, что таковые могут быть плодотворно использованы в качестве инструмента социологического исследования. Следует вполне однозначно отметить, что оба термина изначально не предполагали четкой хронологической определенности обозначаемых ими периодов истории или философских теорий.
Говоря как о возникновении термина «постмодернити», так и о становлении постмодернизма в качестве относительно целостной теории, следует отметить распространенность представления, согласно которому постмодернизм представляет собой исключительно культурологическое течение, сторонники которого рассматривают достаточно ограниченный круг вопросов, оставляя в стороне создание социологической доктрины. Это утверждение представляется нам и верным, и несправедливым одновременно. С одной стороны, корни постмодернизма как интел-
262
лектуального течения, безусловно, лежат, если можно так выразиться, в культурологической плоскости; с другой стороны, идея постмодернизма, и это заметно по работам большинства его идеологов, заключается не столько в анализе культурологической составляющей человеческой жизни, сколько в распространении действующих в ее рамках принципов на остальные стороны общественного целого, в обосновании доминирующего значения личностных черт над социальными, и поэтому постмодернизм не может не претендовать на статус социологической теории. Такое стремление не должно восприниматься как нечто негативное, а сам этот подход в условиях формирования постэкономического общества можно только приветствовать; проблема же, как мы покажем далее, заключается преимущественно в том, что увлечение постмодернистскими по форме терминами и понятиями помешало сторонникам данной теории достичь своей цели, а саму ее сделало уязвимой для критики.
7.52. Особенности постмодернизма
Сторонники данной концепции определяют новое состояние в первую очередь через те признаки, которые отличают его от предшествующего. Как и постиндустриалисты, они апеллируют прежде всего не к позитивным характеристикам этого состояния, а к тем, которые легче всего можно обозначить как радикально отличающиеся от прежних.
Концептуальными особенностями постмодернизма являются следующие:
—акцент на процессах демассификации и дестандартизации;
—преодоление принципов фордизма;
—отход от прежних форм индустриального производства;
—возрастающая плюралистичность общества;
—акцент на проблемах снижения возможности прогнозировать развитие как отдельных общностей, так и социума в целом;
—возрастание неопределенности общественного прогресса;
—акцент на преодолении ранее существовавшего отчуждения;
—об уходе от массовости социального действия;
—изменение роли человека — от движущих им мотивов и стимулов до ценностных ориентации и норм поведения;
—изменение характера восприятия существующей реаль
ности.
Между тем все эти совершенно правильные и в значительной степени эмоционально окрашенные формулировки используются лишь для того, чтобы отделить новый мир от прежнего
263
индустриального строя, ибо именно он рассматривается обычно в качестве эпохи модернити. Поэтому на социологическом уровне предельно ясно, почему новое состояние социума противопоставляется не более чем традиционному (организованному) капитализму либо как дезорганизованный, либо как поздний капитализм, несмотря на то, что в культурологических и философских дискуссиях такое понимание затуманивается обильной риторикой. В результате теория постмодернизма оказывается лишь дополняющей постиндустриальную концепцию, но вряд ли способной претендовать на ее замещение.
С другой стороны, и это представляется нам наиболее важным, в рамках постмодернистской теории фактически невозможно адекватно определить возникающее социальное состояние.
7.6. Концепция программированного общества А.Турена
По мнению А.Турена, индустриальное общество находится в состоянии кризиса. Циклические кризисы прежде казались неотъемлемой частью капиталистического способа индустриализации; чередование фаз подъема и спада или более продолжительных фаз составляло историю индустриальной экономики. Состояние кризиса поэтому рассматривалось и как болезнь, и как механизм роста. Во всяком случае, оно было частью определенного типа экономики и общества: те же, кто полагал, что капиталистическая система охвачена общим кризисом и переживает упадок в результате ее внутренних противоречий, как то, казалось бы, подтверждалось глубоким кризисом 30-х гг., обнаружили свои предсказания опровергнутыми двумя десятилетиями исключительного и, по сути, непрерывного роста.
Сегодня, как пишет Турен, когда мы говорим о кризисе, мы совершенно иначе объясняем его природу: скорее он включает два довольно различных типа явлений, ни один из коих не может быть объяснен в понятиях упадка экономической системы. Вопервых, ныне на карту поставлено лидерство капиталистических стран в мире; с одной — стороны, в результате резкого роста цен на разного рода сырье, ввозимое из развивающихся стран, с другой — из-за массированного экспорта капитала и предприятий из стран с высокой заработной платой в страны с низкой заработной платой, стремящиеся поощрять новую промышленность. Во-вторых, вызов брошен всей системе ценнос-
264
тей. Этот кризис цивилизации фактически начал проявляться за несколько лет до того, как произошли недавние критические события в мире экономики, а именно кризис доллара в 1971 г. и невероятный рост цен на нефть вслед за войной 1973 г. Собрания и заявления Римского клуба, а также студенческие движения в Японии и США, затем в Западной Германии и, наконец, во Франции и Италии были наиболее яркими проявлениями этого кризиса ценностей, который, как это обычно происходит, когда какой-то определенный тип культуры и общества уступает место другим, породил различные утопические концепции. Под утопической я понимаю скорее концепцию необходимого и желательного порядка, чем порядок, у которого нет оправдания вне индивидуальных интересов, политических компромиссов или давления сил. Турен имеет в виду порядок, необходимый вследствие естественных пределов роста — порога, за которым прогресс становится подавляющим, и нарушаются законы стабильности экосистемы, которые живые существа не могут перешагнуть, не рискуя погибнуть; порядок желательный, поскольку в нем основные потребности, добровольные ассоциации и отношения сообщества сменяют ложную логику бюрократии, разрушительное действие технического прогресса и гигантизма, ужасы тоталитаризма. В более глубоком смысле, мы чувствуем, что природа власти и методы социализации, отношение к труду и концепции будущего претерпевают коренные изменения. Кризис поражает не только институты, но также наши мотивации и наше социальное поведение. Это действительно кризис цивилизации в целом, а не дисфункция лишь какой-то определенной области социальной организации.
7.61. Природа кризиса
Турен ставит вопрос о том, какова природа этого кризиса? Мы движемся прочь за рамки индустриального общества, но куда? Может быть, мы вступаем в гипериндустриальное общество? Переживаем ли мы период упадка или же являемся свидетелями конца роста, длившегося несколько веков, и возврата к обществам, озабоченным главным образом собственной стабильностью, каковыми были не столь давно наши сельские общества как в Азии, так и в Европе? Либо мы, возможно, движемся к обществу, отличающемуся большей способностью к самоизменению, чем индустриальное общество, и которое условно может быть названо постиндустриальным обществом? По мнению Турена, нет сомнения, что угроза упадка существует.
265
Главным выбором остается: мы стоим перед новой фазой роста или же возвратом к равновесию, к постиндустриальному или действительно постисторическому обществу; находимся ли мы в конце фазы развития, или же в конце самого развития? Мы только что пережили широкое движение контркультуры, которое прямо поставило под вопрос ценности индустриализации и роста и которое предъявило счет стабильности и тождественности в какой бы то ни было форме. Турен считает, что это могло быть лишь непродолжительной переходной фазой между отвержением ценностей индустриального общества и осознанием трансформации всего экономического порядка. Мы должны понять, что «исчерпанность индустриального общества в странах, где оно достигло» своего наибольшего развития, может возвещать трудный, но неизбежный переход к обществу нового типа, более активному и мобильному, но также более волюнтаристскому и опасному, чем общество, которое мы оставили позади.
7.62. Уровни историчности
Необходимо определить место коммуникационного общества, формирующегося буквально на наших глазах, по отношению к промышленному обществу, в среде которого оно появляется. По Турену, общество действует прежде всего материальным образом. Оно отделяет часть имеющейся продукции и вновь инвестирует ее в производственную систему. Правда, есть некоторые общества, не претерпевающие на этом пути самоизменения, но их можно назвать обществами без историчности (что не значит без истории), если мы определяем историчность как действие, которое препятствует воспроизводству установленного порядка и потому требует способности к трансформации и развитию. Эти общества управляются моделями, которые предписывают равновесие и контроль обмена внутри общественного порядка или же с его окружающей средой. За пределами таких обществ, которые могут быть поэтому определены через их структуру, мы можем различать последовательность исторических типов, то есть обществ, определяемых по соответствующему уровню или способу историчности.
Многие общества самоизменяются лишь на уровне потребления, то есть они инвестируют с целью увеличить количество имеющихся продуктов посредством увеличения имеющейся рабочей силы или силы животных, а также расширяя обрабатываемые площади и увеличивая их отдачу. Их можно назвать аграрными обществами. У них небольшая историчность, поскольку
266
они претерпевают самоизменение лишь на конечной стадии их экономических систем, которые могут быть определены просто как соотношение производства с коллективной организацией средств производства и «общественным» способом распределения и с индивидуальной или коллективной моделями потребления. Таким образом, историчность в аграрных обществах присутствует лишь на уровне потребления.
Торговые общества, с другой стороны, испытывают самоизменения на уровне распределения. Организуя торговлю и перевозку товаров, гарантируя качество запрашиваемых товаров и ценность используемых денег, поддерживая порядок на торговых путях на суше и на море, а также формализуя легальные правила, торговые общества достигают также специализации производства, ведущей к большей эффективности (и прибыльности). Однако прогресс в торговле не воздействует прямо на промышленность. Ремесленник, работая на дому или в мастерской, продолжает чтить профессиональные традиции и использовать свои навыки согласно правилам корпоративной рабочей организации. Это ясно показывает границы самоизменения в торговом обществе.
Если мы говорим о промышленной революции, пишет Турен, то это выражение неудовлетворительно с исторической точки зрения (по меньшей мере относительно европейских стран), поскольку переход от торговли к промышленности указывает, что историчность распространилась за пределы сфер потребления и распределения и проникла в мир производства. Но мы должны снова отметить, что индустриальное общество не делает прямых инвестиций в производство средств производства и потому не ассоциируется непосредственно с тем, что мы позднее стали называть научной и технической революцией. По определению, индустриальное общество представляет революцию, посредством инвестиций, в организации труда. Промышленная революция положила начало тому, что торговец больше не контролировал продукцию гильдии ремесленников, что были также организованы система труда рабочих (фабрика) и условия коллективной промышленности через введение новых методов разделения труда и специализации. Индустриализация определяется не использованием машин, а организацией трудз.
Это определение индустриального общества требует понятия постиндустриального общества, что способствовало бы историчности подхода. Здесь инвестиции делаются в иной уровень, чем в индустриальном обществе, то есть в производство
267
средств производства. Организация труда затрагивает лишь отношения рабочих между собой, а потому и уровень, на котором действует производство. Постиндустриальное общество действует более глобально на управленческом уровне, то есть в механизме производства в целом. Это действие принимает две главные формы. Во-первых, это нововведения, то есть способность производить новую продукцию, в частности как результат инвестиций в науку и технику; во-вторых, само управление, то есть способность использовать сложные системы информации и коммуникаций.
Очевидно, эти уровни историчности не составляют простой последовательности; достигая определенного уровня, в обществе продолжают существовать более низкие уровни историчности, характерные для предшествующих обществ. Индустриальное общество не отказывается от благ, получаемых посредством торговли, а постиндустриальное общество не отказывается от организации своей рабочей силы; но именно природа определенного общества определяет признание большей важности определенного типа инвестиций и выбор предпочтительных, даже если это вступает в конфликт с каким-либо иным типом, характеризующим другой тип общества. Поэтому, делает вывод Турен, постиндустриальное общество, даже более чем индустриальное, не может быть определено через какую-либо технологию. Говорить о «компьютерном обществе» или «плутониевом обществе» столь же поверхностно, как и говорить об «обществе парового двигателя» или «электромоторном обществе». Нет резона давать столь большую привилегию определенной технике, какова бы ни была ее историческая важность. Важно признать, что постиндустриальное общество является таким, в котором все элементы экономической системы затрагиваются действиями общества само на себя. Эти действия не всегда принимают форму сознательной воли, воплощенной в личности или даже фуппе людей. Вот почему такое общество должно называться программируемым обществом, обозначение, которое ясно указывает на его способность создавать модели управления производством, организацией, распределением и потреблением; поэтому такого рода общество появляется на операциональном уровне не в результате естественных законов или специфических культурных характеристик, а скорее как результат производства, благодаря действию общества самого на себя, его собственным системам социального действия.
268
7.63. Программированное общество в человеческом опыте
Турен пишет, что мы должны поменять нашу перспективу, посмотреть с точки зрения тех, кто живет в этом обществе и кто, будучи индивидом, ведет себя по отношению к нему скорее как потребитель, чем производитель. Здесь нам может помочь количественный анализ — таким же образом, как в случае с индустриализацией было возможно для социолога рассматривать не организацию труда, а скорее дифференциацию и растущую рационализацию социальных отношений и даже еще проще — растущий обмен внутри социального целого. Именно это Карл Дейч в США и Хино Хермани в Буэнос-Айресе недавно и почти одновременно назвали степенью мобилизации общества. Программированное общество обладает значительно большей степенью мобилизованности, чем индустриальное общество. В последнем индивиды были вовлечены в управляемые системы коллективной организации почти только в сфере занятости, хотя иногда и — в гораздо меньшей мере — в связи с жилищем. Для постиндустриального общества характерно то, что оно внедряет большие централизованные системы управления в самые различные области общественной жизни. Говорят об индустриализации информации, потребления, здравоохранения, научных исследований, даже общего образования. Фактически слово это неточно, но факт, что центры решения и управления созданы, чтобы быть способными создавать не только системы «средств», но также цели для социального действия; системы обслуживания и лечения представляются как модели потребления или как образовательные программы.
Это чрезвычайное ускорение и умножение более или менее программируемых коммуникаций привело к появлению некоторых очень позитивных позиций, коих не может заслонить сила протеста контркультуры недавних лет. Прежде всего для большинства участвующих в этом типе общества привлекательно увеличение информации и последующее увеличение имеющегося выбора. По мнению Турена, было бы неверно противопоставлять этому ссылки на концентрацию принятия решений и униформизацию программ и сообщений: там, где такая униформность существует, это связано не с внутренней природой программированного общества, а с (хотя и совершенна иной) природой системы политического и идеологического контроля, который составляет часть определенных национальных обществ. Турен предостерегает, что следует остерегаться легковесного и в значительной мере элитистского критицизма средств массо-
269
вых коммуникаций. По его мнению, те, кто в прошлом наслаждался большой свободой выбора относительно материального или интеллектуального потребления, ныне наслаждаются еще большей свободой выбора — о чем свидетельствует большей интерес в доступе к культурам, отдаленным от нашей во времени и пространстве. Те, кто был пленником ограниченного существования, подвержен влиянию традиционного классного образования и популярной литературы, ныне получили доступ к более широкому и более открытому репертуару. Программированные общества заставляют людей, товары и идеи циркулировать в гораздо большей мере, чем это делали предыдущие общества.
Он отмечает, что мы снова должны признать, что общества с высоким уровнем историчности и высокой способностью к самопроизводству значительно сокращают свою способность к воспроизводству себя. Даже парадоксально видеть, сколь много критиков так сильно настаивают на важности механизмов, обеспечивающих воспроизводство и поддержание установленного порядка в обществе нашего типа. Я утверждаю, что это является косвенным и почти парадоксальным выражением растущего осознания мобилизации в наших продуктивных обществах. Эти общества все более жестки ко всему, что кажется ориентированным на воспроизводство, несмотря на тот факт, что все меньше и меньше поведение, идеи и модели поведения воспроизводятся. Это часто относится к так называемым освободительным движениям. Будь они просто либеральные, либертарные или революционные, их основное направление кажется нацеленным на разрушение достигнутых позиций, наследуемых ролей и «предписанных» статусов, а поэтому на достижение всеми категориями населения участия во все более интенсивных обменах и коммуникациях. Наиболее примечательно из них, несомненно, феминистское движение. Хотя верно, что в них можно видеть и другие значения (которые, на мой взгляд, были бы даже более важными, будь они более воинственными по природе и бросали бы вызов определенным аспектам социальной власти), наиболее важным аспектом феминистского движения является, несомненно, факт, что оно сопутствует общему кризису в системах воспроизводства.
По мнению Турена, наиболее видимым аспектом феминистского движения является тот, что аналогичен движению, предрекавшемуся пороками капиталистического индустриального общества против рабства и против всего, что могло бы препят-
270