attachments_07-09-2012_11-19-43 / Артемьева Е.Ю. - Основы психологии субъективной семантики

по 4 координаты. Первая координата — число выборов из 29 возможных данного интерьера как похожего на “лучшего друга” или (для второго вектора) на соответствующий ему рисунок-ассоциа- цию; вторая — число выборов, соответствующих “эмоциональному лидеру”; третья — “деловому лидеру”; четвертая — “неприятному человеку”. Приведем распределение этих выборов как для самих стереотипов, так и для рисунков:

Они отчетливо показывают, что перераспределение “положительности” приписываемого интерьеру объекта убывает как правило по мере возрастания номера интерьера. Если учесть, что интерьеры были заранее упорядочены (в таблицах, но не в эксперименте: предъявление было рандомизированное) по привлекательности: ¹ 1 — беседка с птицами в Детском музыкальном

театре, а ¹ 8 — один из коридоров 2-го корпуса гуманитарных факультетов МГУ, и упорядоченность привлекательности стереотипов также не вызывает сомнения, то очевидно сходство оценки основного тона отношения к интерьеру с оценкой объектов другой природы.

В работе (Артемьева, 1980) приводятся специальные процедуры, подтверждающие это суждение (например, ранговый корреляционный анализ упорядочиваний), и уточняются оттенки интерпретаций. Однако здесь нам было важно продемонстрировать еще раз тезис об однородности, взаимосвязанности оценок объектов разной природы.

Обсужденные эксперименты по сопоставлению оценок интерьера и социальных объектов говорят, на наш взгляд, о более сильных фактах нежели возможность межмодального сопоставления объектов, ведь теперь речь идет уже о сопоставлении оценок не только разноприродных объектов, но и разнопредставленных, относящихся к разным языкам — вербальному и визуальному — широко используемым как искусственные, вторичные по отношению к непосредственно-чувственному отражению мира.

Показанное в эксперименте наличие антропоморфной составляющей в оценке интерьера (сходство оценивания отношения к человеку с оцениванием объекта материальной культуры — интерьера) говорит еще раз в пользу предположения о семантическом единстве субъективного мира, о языке квалификации отношения как основном языке атрибутирования объектов.

Интересным, на наш взгляд, подтверждением семантического единства субъективного мира является и обратный в некотором смысле результат: обнаружение специальной денотативной составляющей в оценке антропонаправленных культурных объектов (репродукций картин), проявляющейся при включении этих объектов в контекст профессиональной деятельности. В экспериментах И.Б.Ханиной, проведенных в ее диссертационном исследовании (1986) и частично обсужденных совместно с нами (Артемьева, Ханина, 1983), обнаружилось, например, что актуальные шкалы оценки репродукций фрагментов картин Рубенса “Портрет молодой женщины с вьющимися волосами” и Джотто “Мадонна со святыми и ангелами”, где изображены женщины, внешний вид которых при медицинской квалификации типичен для некоторых видов эндокринной патологии, совпадают у студентов-медиков, закончивших изучение курса эндокринологии, с актуальными шкалами терминов, соответствующих этой патологии. Для студентов-медиков еще

не включенных в значимый контекст занятий эндокринологией, такой феномен, естественно, не имел места.

Семантическое единство объектов материальной культуры, позволяющее конструктивно “восстанавливать” объекты одной системы через другую, исследовалось нами для сопоставления, например, семантических оценок мемориальных архитектурных сооружений и соответствующих мемориальному замыслу событий9. Рабочая гипотеза исследования состояла в том, что памятники культуры, будучи результатами человеческого труда, аккумулируют в себе семантические свойства переживания периода их создания автором и современниками, и эти свойства могут быть обнаружены в семантическом эксперименте. Подтверждение гипотезы свидетельствовало бы не только о семантическом единстве переживания разных аспектов презентации мира, но и о транслируемости семантики во времени: ведь переживали-то наши предки, а семантическое оценивание осуществляется нашими современниками.

Испытуемым (10 человек), хорошо знакомым с историей Заонежья XVII—XIX вв. и архитектурными ансамблями Кижей и Кондопоги, предлагалось оценить по стандартному семантическому дифференциалу следующие объекты:

1.Фотографическое изображение Преображенской церкви в Кижах (1714 г.) — объект О1;

2.Фотографическое изображение ансамбля Кижей в целом (XVII—XIX вв.) — объект О2;

3.Фотографическое изображение Успенского собора в Кондопоге (1774 г.) — объект О3;

4.Событие — победа над шведами в Северной войне 1712 г. — С1;

5.События XVII—XIX вв. в Заонежье — С2;

6.Подавление Кижского восстания — С3.

Экспериментальные инструкции были такими: “Вы, наверное, хорошо помните Преображенскую церковь в Кижах. Чтобы оживить Ваши воспоминания, я покажу Вам ее фотографию. Пожалуйста, оцените Ваше отношение к этой постройке по семантическому дифференциалу: для каждой из шкал подчеркните тот полюс, который кажется Вам более соответствующим Преображенской церкви” и “Вы, наверное, помните события в Заонежье,

9Артемьева Е.Ю. Памятники культуры как семантические аккумуляторы: Рукопись, представленная к депонированию. 1985.

относящиеся ко времени победы России в Северной войне — в начале XVII века. Пожалуйста, оцените Ваше отношение к этим событиям по семантическому дифференциалу: для каждой из шкал подчеркните тот полюс, который кажется Вам более соответствующим указанным событиям”.

Для того, чтобы уменьшить интерференцию впечатлений от

событий и построек, стимулы О1, Î2, Î3 è Ñ1, Ñ2, Ñ3 предъявлялись в разные дни. Половине испытуемых сначала предъявлялись

фотографии, а в следующий экспериментальный день — события; другой половине — сначала предлагалось оценить события. Несмотря на эти предосторожности мы не решились все-таки сравнить индивидуальные шкалирования объектов и событий, а работали только с групповыми результатами. При этом в групповую обработку вводились данные испытуемого или по объектам, или по событиям и только 3 испытуемых “вкладывались” с оценками построек и событий одновременно: был использован специальный алгоритм, обеспечивающий случайность отбора. Всего для групповой обработки было отобрано по 10 протоколов оценивания построек и событий. Результаты представлены в таблице 4, где на пересечении строки и столбца указано число испытуемых (из 10), выбравших для оценки соответствующего столбцу стимула левый полюс соответствующей строке шкалы. Числа, расположенные в столбик, можно рассматривать как координаты векторов семантического кода соответствующих стимулов.

Были посчитаны “расстояния” ρ между всеми парами предъявленных в эксперименте стимулов. Расстояние между стимулами определялось как сумма абсолютных величин попарных разностей координат их семантических кодов. Матрица расстояний приведена в таблице 5: на пересечении i строки и j столбца указано расстояние r между объектами i и j.

Полученные результаты даже в оттенках соответствуют общепринятой событийной атрибуции рассмотренных памятников. Хорошо известно, что строительство Преображенской церкви в Кижах устойчиво связывают с прославлением победы над шведами в Северной войне — с радостным и позволившим свободно вздохнуть событием истории Заонежья; Успенский собор в Кондопоге, очевидно, задумывался как памятник жертвам подавления Кижского восстания (Брюсова, 1972). Из матрицы расстояний между семантическими кодами соответствующих памятников и событий (табл. 5) видно, что семантический код Преображенской церкви на порядок ближе к “своему” событию — победе в Север-

Таблица 5

Матрица расстояний между семантическими кодами оцениваемых построек и событий

ной войне (С1), нежели к Кижскому восстанию (С3): ρ (Î1,Ñ1)=8, ρ (Î1,Ñ3)= 100. И наоборот, семантический код Успенского собора

âнесколько раз ближе к семантическому коду С3, чем к семанти- ческому коду С1: ρ (Î3,Ñ3)=27, ρ (Î3,Ñ1)=71. Интересно заметить, что семантический код архитектурного ансамбля Кижей в целом

одинаково близок к семантическому коду события С1, относящегося к постройке Преображенской церкви и к коду события С2, относящегося ко всему периоду постройки Кижского ансамбля. Это после дополнительных экспериментальных подтверждений может дать нам в руки инструмент построения обоснованных суждений о временном единстве или временной разнородности памятников внутри архитектурного ансамбля. Аналогично, семантические методы можно было бы попытаться применить для выделения “ядра” ансамбля — памятника, вызывающего наиболее острое и наиболее связанное с мемориальным событием впе- чатление. Это можно было бы делать, оценивая семантические коды отдельных сооружений и ансамбля в целом.

Косвенным свидетельством обоснованности таких проектов является небольшая экспериментальная прикидка сравнения семантических кодов сооружений как таковых и сооружений в их реальной жизни на местности. Среди наших испытуемых 5 человек из 17 были знакомы с рассматриваемыми сооружениями только по репродукциям. Мы пересчитали групповые семантические коды предъявленных в эксперименте объектов отдельно для новых групп:

âпервую группу вошли те, кто неоднократно видел Успенский собор в Кондопоге (12 человек), во вторую — те, кто знаком с ним по репродукциям (5 человек). При пересчете координаты векторов были пронормированы, чтобы сохранить сопоставимость с

результатами первого эксперимента. Оценки С3, как и следовало ожидать, сдвинулись мало. Расстояние между семантическими кодами С для основной экспериментальной группы, первой и второй группы находятся в границах случайных выборочных колебаний: они равны 8 и 5. Оценки отношения к О много больше отличаются друг от друга: и при сравнении семантических кодов

Î3 для первой и для второй группы, и, главное, при сравнении с соответствующими кодами С3 (кодом С3 основной группы и кодами “своих” С3). При сравнении семантического кода О первой

группы с семантическим кодом С3 основной группы, представленном в таблице 5, оказалось, что ρ (Î3,Ñ3)=19, то есть даже меньше, чем общее ρ (Î3,Ñ3), равное 27. Но для второй группы, видевшей собор только в репродукциях и рисунках, соответству-

ющее расстояние равно 42. Это и не удивительно! Одиночество храма, удаленность от других построек, печаль светлой воды, летом — щемящие сердце силуэты сухого дерева и травяное покрывало лютикового луга (в Кижах они перебиваются свежестью волн и буйным цветением разнотравья) — существенные, наверное, компоненты восприятия Успенского собора, приближающие нас к “узнаванию” авторского замысла, авторского переживания времени. В этом же исследовании нам удалось показать, что семанти- ческие оценки орудий труда (в экспериментах использовались фотографии инструментов — древних зубил Среднего периода острова Пасхи и современных стамесок) также связаны с субъектными особенностями оценки темпа жизни в соответствующие периоды со стороны наших современников.

Таким образом, семантическое единство мира не только может быть прямо подтверждено экспериментом, но и допускает прямое использование следствий из факта своего существования для прикладных целей — событийной атрибуции памятников, решения ряда задач истории труда и материальной культуры.

На этом мы заканчиваем обзор экспериментальных результатов, подтверждающих существование единого механизма оценок, хранения и актуализации отношения к объектам разной природы, единство механизмов генеза и функционирования следа деятельности.

Заметим только, что возможность установления однозначного (или близкого к однозначному) соответствия семантических кодов объектов разной природы делает необязательной процедуру проведения обратного эксперимента для доказательства существования частных семантик. Для установления факта существования некоторой, например, модальной семантики достаточно для представительного набора стимулов этого модального ряда по их семантическим кодам “предсказать”, то есть выбрать из базисного набора второй модальности, про существование частной семантики которой уже известно, объекты, имеющие коды наиболее близкие кодам объектов исходного набора. После этого тем же испытуемым, по индивидуальным кодам которых строились групповые семантические коды объектов первого набора, предложить указать “соответствующие” им объекты во втором наборе. Если они значимо совпадают с “предсказанными”, то существование исследуемой модальной семантики и аналогичность ее устройства семантике, в которую она проектировалась, можно считать доказанными. Именно так, в частности, устанавливалось существова-

ние и структурное подобие визуальной семантике форм (и всем семантикам, структурно подобным визуальной семантике форм) семантики временных интервалов (Артемьева, Серкин, 1984). Прямым доказательством существования частной семантики в общем случае является установление ее структурного подобия (факта взаимопроекции) какой-либо из семантик, существование которых было доказано ранее. Поэтому результаты, описанные в этом параграфе, одновременно являются доказательством существования семантик поверхностей, запахов, вкуса, музыкальных отрывков. Как уже отмечалось, таким способом доказывалось существование семантик социальных стереотипов и объектов, связанных с восприятием другого человека (Русина, 1983), семантики интерьеров (Артемьева, 1984). Список множеств объектов, отношение к которым образует семантику, однородную известным, продолжает, естественно, пополняться. Ряд исследованных семантик сегодня уже достаточно велик для того, чтобы принимать предположение о существовании единого механизма семантизации и считать семантический код первичным регулятором взаимодействия с объектом, во всяком случае, первичным квалификатором объекта.

***

Таким образом, результаты экспериментальных исследований, изложенные в данной главе, позволяют сделать некоторые выводы, входящие в основание положения экспериментальной психологии субъективной семантики:

1.Выяснено, что первым по времени актом, связанным с квалификацией визуально представленного объекта, является обработка его семантического кода.

2.Экспериментально подтверждена гипотеза двухстадийного восприятия визуально представленных объектов: на первом этапе осуществляется семантическая обработка объекта, а затем — собственно перцептивный анализ. Существуют как бы два этапа квалификации объекта: его “допредметная”, грубая эмоциональ- но-оценочная квалификация, и собственно предметное, катего- риально-понятийное рассмотрение. Представление о подобной стадийности хорошо согласуется с физиологическими исследованиями — сопоставлениями временных параметров вызванных потенциалов на сенсорной и внесенсорной стадиях работы со стимулом (Иваницкий А.М., Корсаков И.А., Стрелец В.Б.), теоретическими взглядами на роль эмоций в регуляции психической деятельности (Мясищев В.Н., Вилюнас В.К.), данными экспери-

ментальных и теоретических исследований регуляции восприятия предметными нормами и смысловыми образованиями (Леонтьев А.Н., Столин В.В., Логвиненко А.Д., Петренко В.Ф., Пузырей А.А., Леонтьев Д.А.)

3.Первичность семантического кодирования при работе с объектом подтверждена также установлением эмпирической возможности взаимопроектирования множеств разномодальных объектов

ñидентификацией по семантическому коду.

4.Самостоятельное значение результатов, связанных с взаимопроектированием семантик, состоит в подтверждении гипотезы о существовании единого механизма семантического атрибутирования разномодальных объектов, и вообще, объектов любой природы. Объект мира презентируется субъекту своим единообразно оцениваемым семантическим кодом.

5.Взаимопроектируемость семантик может быть использована как обоснование адекватности специального методического приема доказательства существования частных семантик. С помощью этого приема было доказано существование семантик цветоформ, цветов, вкусов пищевых продуктов, музыкальных фрагментов, поверхностей, запахов, интервалов времени, объектов, связанных с восприятием человека человеком, некоторых систем объектов материальной культуры — в собственных исследованиях автора и в исследованиях, проведенных под его руководством.

ÃËÀÂÀ V. ÏРИРОДА ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ, ПРОЕКТИРУЕМОЙ В СТРУКТУРЫ СЕМАНТИЧЕСКИХ ОЦЕНОК

§1. ÌЕТАФОРА КАК МЕЖСИСТЕМНЫЙ ПЕРЕНОС. ÌЕТАФОРИЗАЦИЯ И СЕМАНТИЧЕСКОЕ ОЦЕНИВАНИЕ. ÏЕРЕНОС ЧАСТНЫХ МОДАЛЬНЫХ СМЫСЛОВ

Материалы предыдущей главы позволяют увидеть, что любые объекты, презентируемые человеку, презентируются ему своим семантическим кодом — зафиксированными в отношениях свернутыми следами предшествующих взаимодействий с объектом или его ассоциантом-заместителем. Все испытуемые практически всегда без затруднений справляются с достаточно необычной, на

первый взгляд, задачей: поставить в соответствие запаху изобра- [ жение, временному интервалу — цвет или форму, музыкальному

отрезку — поверхность. Следовательно, существует всеобщий способ атрибутирования, единый код объектов. Единство этого кода позволяет предположить существование механизма межмодального переноса — в случае, если речь идет о взаимодействии с модально представленными объектами. Пока мы очень мало знаем об устройстве этого механизма, но имеем право сказать, что функционирование его очень похоже на функционирование языковой метафоры. Это сходство уже не раз отмечалось в литературе — и по поводу собственно семантического переноса (Петренко, Шмелев, Нистратов, 1978; Артемьева, 1982; Русина, 1983), и по поводу межмодальных взаимодействий вообще (Marks, 1978), и по поводу природы метафоры (Wheelwright, 1967; Koen, 1965; Gordon, 1971). Так что в нашем тексте мы хотим только обратить внимание на некоторые специальные обстоятельства, не отмеченные в литературе.