pol_partii

Положение в стране усугублялось сильнейшей засухой, охватившей в 1946 г. Украину, Молдавию, Северный Кавказ, Поволжье и другие зерновые районы страны, где сложилась крайне тяжелая ситуация, голод охватил большое количество сельского населения, угрожающе выросла смертность от дистрофии.

Зарубежные наблюдатели считали, что Советскому Союзу потребуется для восстановления хозяйства не менее 20–25 лет. Однако они не учли энтузиазма и патриотизма народа, выигравшего страшную войну и готового на преодоление любых трудностей для возрождения Родины. Нельзя не отметить что командно-административная система, неэффективная в нормальных условиях, может успешно действовать в экстремальной обстановке. Предельная централизация управления, жесткое распределение ограниченных ресурсов, высокая требовательность – эти особенности советской экономической модели сыграли свою позитивную роль в послевоенные годы. Под руководством партийных органов и государственных учреждений, с помощью планового и хозяйственного аппарата, на основе широкой пропагандистской кампании, сочетавшейся с административными и даже карательными мерами, в короткий срок удалось осуществить гигантский объем восстановительных работ.

Рабочие и инженерно-технические работники, колхозники и специалисты сельского хозяйства, ученые и деятели культуры совершали повседневные трудовые подвиги. В обстановке полуголодной карточки системы, в труднейших жилищных условиях, нередко лишь с помощью примитивной техники они возрождали свои предприятия, восстанавливали города и деревни, обеспечивали выпуск необходимей народному хозяйству промышленной и сельскохозяйственной продукции, производство электроэнергии, добычу угля, руды, нефти и т.д.

Готовность народа на самопожертвование, нетребовательность к бытовым условиям жизни, его трудовой энтузиазм, питавшийся все [c.483] еще сохранявшейся верой в созидаемое им “светлое будущее”, в который уже раз безжалостно эксплуатировавшийся партией, сотворили подлинное “советское чудо”.

В 1950 г. произведенный национальный доход по официальным данным в 1,6 раза превзошел уровень 1940 г. (а уровень 1945 г. был превышен в 2 раза), валовая продукция промышленности составила 173% к уровню 1940 г. (в том числе в производстве предметов потребления – 123%), валовая продукция сельского хозяйства – 99% от уровня 1945 г.

Газеты пестрели рапортами о перевыполнении планов, о “великих стройках коммунизма” на Волге, в Сибири, о масштабах энергостроительства, об “окончательном” (1952 г.) решении зерновой проблемы. Но умалчивалось о другом: в начале 1953 г. поголовье скота в стране было намного меньше, чем в 1940 г. (и на 9 млн. голов меньше, чем в 1928 г.). Урожай 1953 г. уступал количеству зерна, выращенного до революции, и был ниже показателей 1940 г. Не колхозы, а приусадебные участки оставались основными поставщиками сельскохозяйственной продукции. На них приходилось 1/3 производимого мяса, 3/4 молока, около 90% яиц.

В конце 1947 г. была проведена денежная реформа (которая имела конфискационный характер), ликвидирована карточная система, несколько повышена заработная плата рабочим и служащим, хотя их уровень жизни и после этого оставался очень низким. Еще более неудовлетворительным было материальное положение колхозников, по-прежнему прикрепленных к своим колхозам из-за отсутствия у них паспортов. Что же касается системы распределения продуктов, то об этом убедительно говорит следующий факт: 1/2

мяса и яиц, и 1/3 сливочного масла, поступавших в государственную торговую сеть, продавались только в Москве и Ленинграде.

Лучшая жизнь по-прежнему отодвигалась “на потом” – во все удалявшееся “светлое будущее”. Выступая на предвыборном собрании избирателей в феврале 1946 г., Сталин так определил программу дальнейшего развития страны: “Что касается планов на более длительный период, то партия намерена организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным уровнем”. Далее он перечислил те миллионы тонн чугуна, стали, угля и нефти, которые должны производиться и добываться в стране, и заявил, что “только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей. На это уйдет, пожалуй, три новых пятилетки, если не больше”. О росте же производства хлеба, молока и масла, одежды и обуви, строительстве жилья и учреждений культуры Сталин не сказал ни слова. О нуждах народа он по-прежнему не беспокоился.

Четвертая пятилетка (1946–1950 гг.), хотя и решила в основном задачу восстановления разрушенного войной хозяйства, не привела стабилизации экономики страны. В промышленности возникли резкие диспропорции, вызванные неоднократным волюнтаристски пересмотром плановых показателей. В 1948 г. появился “Сталинский план преобразования природы”, предусматривавший строительство [c.484] ряда крупнейших гидроэлектростанций, массовую посадку лесополос в засушливых регионах, проведение крупных мелиоративных работ и даже создание искусственного моря в Западной Сибири и морской плотины для отвода холодных течений от берегов советского Дальнего Востока. Этот план требовал фантастических капиталовложений, средствами для которых страна не располагала. Тем временем экономические показатели в промышленности – фондоотдача, производительность труда, производственные затраты, качество продукции и другие – систематически снижались. Заработная плата рабочих хотя и увеличивалась (на 8% в год в 1945–1950 гг.), но не поспевала за стоимостью жизни. Дефицит продуктов питания вызвал необходимость введения талонной (или карточной) системы снабжения населения во многих промышленных центрах в 1952–1953 годах.

Сельское хозяйство, как уже говорилось, к 1950 г. еще не достигло довоенного уровня. Низкие закупочные цены на зерно и другую продукцию, повышение налогов на крестьян, ограничение приусадебных участков, которые кормили крестьян и давали им хоть какие-то средства к существованию, – все это снижало у колхозников мотивацию к труду, толкало наиболее активных из них к бегству в города, хотя это и сопровождалось многими трудностями. Судя по письмам, поступавшим в центральные органы партии в конце 40-х – начале 50-х годов, деревня стояла на пороге взрыва.

Однако большинство коммунистов не представляли себе общей картины кризисной ситуации, складывавшейся в стране. Завороженные мощной пропагандистской кампанией вокруг “великих строек коммунизма”, вовлеченные в непрерывно нараставшие политические и идеологические проработки “безродных космополитов”, запуганные не прекращавшимися репрессиями, рядовые члены ВКП(б) продолжали оставаться солдатами партии, поддерживавшими все решения ее руководящих органов. [c.485]

Идеологические кампании 1946–1953 годов

Демократический подъем, охвативший народы Европы после победы над фашизмом, не мог не передаться и главным творцам победы – советским воинам. Подобно тому, как будущие декабристы – победители Наполеона, вернувшись в Россию, увидели ее другими

глазами, так и наши солдаты и офицеры несли в своем сознании, может быть, еще не сформировавшееся стремление к переменам. Сталин хорошо понимал это и принял свои меры.

Под подозрение были взяты все люди, не по своей, конечно, вине, оказавшиеся на оккупированных немецко-фашистскими войсками территориях. Был осуществлен геноцид по отношению к двум миллионам советских немцев и примерно к трем миллионам крымских татар, чеченцев, ингушей, карачаевцев, калмыков, выселенным во время войны из родных мест, лишенным всех прав. Карательные меры были применены и к массе бывших советских военнопленных, освобожденных из нацистских лагерей смерти и на Родине снова оказавшихся за колючей проволокой в сталинских лагерях. [c.485]

На границах СССР был опущен “железный занавес”, прочно отгородивший советский народ от остального мира. Были запрещены браки с иностранцами, даже с гражданами стран социалистического лагеря. Наличие родственников за границей и переписка с ними рассматривались как компрометирующие обстоятельства. Были резко сокращены или разорваны научные связи с зарубежными капиталистическими странами. Предельно затруднялся доступ к источникам информации не только для иностранных, но и для советских журналистов. Жесткая цензура контролировала содержание всех публикаций в средствах массовой информации внутри страны, не допуская ни малейших отклонений от официально утвержденной высшими органами партии точки зрения и формулировок партийных документов.

Сталин лично развернул идеологическую кампанию, направленную против органов печати и писателей, композиторов, деятелей театра, чьи взгляды, по его субъективному мнению, противоречили интересам режима. “Видимо, Сталин, имевший достаточную и притом присылаемую с разных направлений и перекрывающую друг друга информацию, – писал в посмертно изданной книге “Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В.Сталине” К.М.Симонов, – почувствовал в воздухе нечто, потребовавшее...

немедленного закручивания гаек и пресечения несостоятельных надежд на будущее”. Результатом этого стали вышедшие в 1946–1949 гг. постановления ЦК ВКП(б) “О журналах “Звезда” и “Ленинград”, “О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению””, “Об опере Мурадели “Великая дружба””, “О кинофильме “Большая жизнь””. В них в грубой форме несправедливо были подвергнуты шельмованию произведения и даже в целом творчество таких выдающихся деятелей советской культуры, как А.А.Ахматова, М.М.Зощенко, ДД.Шостакович, В.И.Мурадели и др. К ряду этих постановлений нельзя не добавить развернутую по указанию ЦК ВКП(б) в партийной печати кампанию против “антипартийной группы театральных критиков” (январь 1949 г.).

Все эти постановления ЦК ВКП(б) и связанные с ними идеологические кампании, как свидетельствуют многочисленные источники, были инспирированы, спланированы и организованы лично Сталиным и осуществлялись секретарем ЦК ВКП(б) А.А.Ждановым и другими партийными идеологами под его, Сталина, непосредственным руководством. “Инициатива постановки вопроса о положении в журналах “Звезда” и “Ленинград”, – заявил, например, Жданов, начиная доклад на собрании писателей и работников издательств Ленинграда 16 августа 1946 г., – принадлежит товарищу Сталину. Равным образом по инициативе товарища Сталина этот вопрос был обсужден на заседании ЦК при личном участии товарища Сталина. ...То же самое необходимо сказать о решении, которое я имею честь вам изложить”.

В названных документах произведения, подвергнутые критике, оценивались как безыдейные, чуждые советской литературе и искусству, вносящие в них “тлетворный дух”

буржуазной культуры. “Наша советская литература... – безаппеляционно заявил А.А.Жданов в том же докладе, – на 100 голов превосходит буржуазную литературу любой страны. ...Мы учителями можем являться для буржуазной [c.486] литературы, а лезем в ученики, преклоняемся перед Хемингуэем и Олдингтоном. К лицу ли всем нам, советским патриотам, это?”

Впостановлении ЦК ВКП(б) “О репертуаре драматических театров...” говорилось следующее: “Постановка театрами пьес буржуазных зарубежных авторов явилась, по существу, предоставлением советской сцены для пропаганды реакционной буржуазной идеологии и морали, попыткой отравить сознание советских людей мировоззрением, враждебным советскому обществу, оживить пережитки капитализма в сознании и в быту”.

Встране была развернута беспрецедентная кампания против “тлетворного влияния Запада”, против “низкопоклонства” перед буржуазной наукой и культурой, против “безродных космополитов”. Прозаик Борис Ямпольский, вспоминая послевоенные годы, писал: “Жизнь проходила от собрания к собранию, от кампании к кампании, и каждая последующая была тотальное, всеобъемлющее, беспощаднее и нелепее, чем все предыдущие, вместе взятые. И все время нагнетали атмосферу виновности, всеобщей и каждого в отдельности виновности, которую ничем никогда не искупить”.

На страницах печати охаивались достижения мировой науки и непомерно преувеличивались успехи русской и советской науки. Появились публикации, утверждавшие “наш” приоритет едва ли не во всех областях знания. Некоторые из них справедливо восстанавливали забытые открытия и изобретения отечественных специалистов, но во многих случаях “доказательства” нашего приоритета были, мягко говоря, спорными.

Усиление борьбы против “преклонения перед Западом”, помимо всего прочего, было вызвано и следующим эпизодом. Еще в предвоенные годы профессора Н.Г.Клюева и Г.И.Роскин создали противораковый препарат “КР”, вопрос о действенности которого до сих пор вызывает споры специалистов. По просьбе авторов рукопись их книги “Биотерапия злокачественных опухолей” академик-секретарь Академии медицинских наук

СССР В.В.Парин во время своего визита в США передал в порядке научной информации американским издателям. Сталин, уверовавший в величайшую научную и практическую ценность “КР”, усмотрел в этом выдачу врагу важнейшего государственного секрета.

Парин был обвинен в шпионаже и приговорен к 25 годам лишения свободы. Клюева и Роскин, а также снятый из-за этого с должности министр здравоохранения Г.А.Митерев предстали перед “судом чести”. По всей стране была проведена кампания по осуждению выше названных “безродных космополитов”. Все это еще больше подорвало международные связи советских ученых и изолировало их от зарубежных коллег.

Трудно даже представить, какое негативное воздействие на советскую биологическую науку оказала состоявшаяся в августе 1948 г. сессия Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук (ВАСХНИЛ), в ходе которой авантюрист от науки академик Т.Д.Лысенко, поддержанный Сталиным (о чем он сам говорил в своем докладе), выдвинул бредовую идею о самозарождении видов высших растений и нанес целенаправленный удар по отечественной школе генетиков, занимавших еще в довоенные годы передовые позиции в [c.487] мировой науке. Лысенко объявил генетику “лженаукой”, а ее сторонников – противниками дарвинизма, мичуринской биологии, “вейсманистами - менделистами - морганистами”. В результате развитие генетики в СССР было приостановлено, ее преподавание – запрещено, и советская биология далеко отстала от

Биография очень серьезное дело, она имеет громадное значение для марксистского просвещения простых людей”. Предполагался выход книги тиражом в 500 тыс. экземпляров, но Сталин потребовал: “Сделайте миллион экземпляров”.

В последние годы жизни Сталин принял участие в трех инициированных им дискуссиях по общественным наукам: в 1947 г. (негласно) по учебнику Г.Ф.Александрова “История западно-европейской философии”, дав соответствующие указания отделу пропаганды ЦК ВКП(б), секретарям ЦК и, особо, замечания к докладу А.А.Жданова, открывавшему эту дискуссию; в 1950 г. – по проблемам языкознания; в 1951–1952 гг. – по проблемам политической экономии социализма.

С удивительной легкостью Сталин обращался к любой отрасли знания и выступал с “руководящими” указаниями, которые тут же присяжными льстецами возводились в ранг гениальных, эпохальных открытий. “Я не языковед и, конечно, не могу полностью удовлетворить товарищей”, – писал Сталин в ответ на обращение “группы товарищей из молодежи” во время дискуссии по вопросам языкознания. “Что же касается марксизма в языкознании, как и в других общественных науках, – продолжал он уже без тени скромности, – то к этому делу я имею прямое отношение”.

Многие выводы Сталина были банальными, некоторые – спорными, другие – явно ошибочными. Так в ходе подготовки дискуссии по истории западно-европейской философии Сталин выдвинул (в телефонном разговоре с секретарем ЦК П.Н.Поспеловым), казалось бы, странную в его устах, но явно соответствующую его мироощущению мысль, что “марксизм – религия класса, его символ веры”. Сталин боялся глубокого изучения марксизма массами, которые при этом восприняли бы не только букву, но и революционный дух, безусловно присущий марксизму. А превращение марксизма в систему догматов новой религии, в символ “пролетарской веры” снимало эту опасность. Ведь вера, и это хорошо знал бывший семинарист Сталин, отрицает сомнение и предполагает бездумное принятие религиозных догм.

В дискуссии об экономических проблемах социализма в СССР Сталин прочно занимал антирыночные позиции, настаивал на “усилении и совершенствовании” централизованного планирования. Он ратовал за расширение продуктообмена (и сокращение товарно-денежных отношений), утверждая, что продуктообмен, “сокращая сферу товарного обращения, облегчит переход от социализма к [c.489] коммунизму”. Кроме того, продуктообмен, по его мнению, “даст возможность включить основную собственность колхозов, продукцию колхозного производства в общую систему народного планирования”, и все эти “перлы” выдавались за истину в последней инстанции в условиях, когда, под воздействием командных методов управления сельским хозяйством и фактически неофеодальной эксплуатации крестьянства, завершался процесс раскрестьянивания деревни, падала и без того низкая производительность крестьянского труда, в стране хронически не хватало основных продуктов питания. Но что было до этого человеку, который четверть века не был в деревне и судил о положении в ней по приукрашенной статистике и лакировочным фильмам типа “Кубанские казаки”!

Вмешательство Сталина в “дискуссии” делало их продолжение бессмысленным. После его выступлений существование каких-либо иных точек зрения и мнений, а тем более их защита становились невозможными. Так, вслед за публикацией в “Правде” в июне–августе 1950 г. трех сталинских статей, посвященных вопросам языкознания последовала цепная реакция отказов авторов, приславших в газету свои статьи, от собственных взглядов по дискутируемым вопросам.

Вступая в дискуссию, Сталин высказывался безапелляционно, оставаясь верховным арбитром, излагающим абсолютные истины. При этом он вел полемику исключительно на логическом уровне, не “опускаясь” до “прозы жизни”, ее конкретики. Так, рассуждая об экономических проблемах, Сталин не использовал ни одной таблицы или диаграммы, даже ни одной цифры, характеризующей состояние советской экономики и определяющей тенденции ее развития. Постоянно ссылаясь на произведения Маркса, Энгельса, Ленина, приводя множество цитат, вырванных из их сочинений, он “уличал” оппонентов в несоответствии их суждений марксизму.

В частности, обратившись к письму одного из участников дискуссии об экономике социализма Л.Д.Ярошенко, Сталин писал: “Если характеризовать точку зрения т. Ярошенко в двух словах, то следует сказать, что она является немарксистской, следовательно глубоко ошибочной”. Возможно, Ярошенко действительно был в чем-то не прав, но Сталин не захотел увидеть рациональное зерно его позиции – стремление к большей конкретности политэкономии, ее более тесной связи с живыми проблемами общественного производства.

Резко отрицательная оценка Сталиным взглядов ученого имела для последнего трагические последствия. Л.Д.Ярошенко стал “последней жертвой” Сталина. После дискуссии он был исключен из партии, арестован и освобожден уже после смерти Сталина в декабре 1953 г.

Идеи же, высказанные Сталиным, были возведены в ранг программных положений партии. XIX съезд КПСС в своем решении “О переработке программы КПСС” записал: “...2) При переработке программы руководствоваться основными положениями произведения товарища Сталина “Экономические проблемы социализма в СССР” [c.490]

Внешнеполитическая деятельность ВКП(б) и Советского государства

Внешняя политика СССР, определявшаяся в послевоенные годы руководством ВКП(б) и лично Сталиным, имела ярко выраженный имперский характер и преследовала, с одной стороны, укрепление и расширение “лагеря мира, демократии и социализма”, с другой – борьбу против “лагеря империализма”, который возглавляли и символизировали США.

Обстановка “холодной войны”, сложившаяся между этими двумя лагерями, выражалась в противостоянии двух военных блоков – НАТО и военного союза во главе с СССР

(Варшавский договор), в гонке вооружений и эскалации взаимной идеологической нетерпимости.

Вместо ликвидированного во время Второй мировой войны Коминтерна (1943 г.) Сталин создал в 1947 г. Информационное бюро коммунистических партий (Коминформ), ставшее инструментом контроля за деятельностью входивших в него компартий Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Чехословакии, Югославии, а также Италии и Франции при жестком руководстве ими со стороны ВКП(б).

Одной из наиболее известных акций Коминформа было осуждение в 1949 г. руководства компартии Югославии во главе с И.Броз-Тито за попытку дистанцироваться от СССР и проводить более или менее самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику. Сталин это расценил как измену делу социализма. По его инициативе Коминформ принял резолюцию “Компартия Югославии во власти убийц и шпионов”, отлучил “клику Тито – Ранковича” от коммунистического движения, а Югославию – от лагеря социализма и попытался изменить политический курс руководства этой страны. Но неудачно. Тито сохранил власть, получил субсидии от Запада, восстановил хозяйство страны, сохранив и

ее социалистическую ориентацию (во многом отличную от советской модели). Позднее, после смерти Сталина, СССР принес извинения народам Югославии и лично Тито за допущенные в их адрес оскорбления; резолюция Коминформа была отменена. Дружественные связи СССР и Югославии возобновились. Однако случай с Югославией ярко характеризует те методы, которые использовал Сталин, чтобы обеспечить свое господство над зависимыми от СССР государствами.

Тесные союзнические отношения были установлены с Китайской Народной Республикой, которой СССР оказывал широкую экономическую и военную помощь. Советский Союз совместно с КНР поддержал попытку Северной Кореи (КНДР) военным путем распространить свою власть на Южную Корею, находившуюся в зоне влияния США. В начавшейся в 1950 г. корейской войне китайские и советские “добровольцы” (последних было значительно меньше, чем китайцев) столкнулись с американскими войсками, действовавшими под эгидой ООН. К середине лета 1951 г. ситуация на фронте сложилась не в пользу американцев: китайские и северокорейские войска не только освободили территорию КНДР, ранее почти полностью схваченную американскими войсками, но и продвинулись до ста километров южнее. Президент США Трумэн дал понять, что не исключает [c.491] применения атомного оружия. Наступили долгие два года переговоров, во время которых не прекращались ожесточенные бои на Корейском полуострове. В этой ситуации Сталин понимал, что у обеих сторон нет иного выхода, кроме как пойти на компромисс. Окончательное соглашение было достигнуто уже после смерти Сталина – в июле 1953 г. На политической карте Дальнего Востока остались две Кореи, Северная и Южная: первая входила в зону влияния СССР, вторая – в зону влияния США, развивались они в диаметрально противоположных направлениях.

Корейская война показала бесперспективность и глобальную опасность военного решения международных противоречий во второй половине XX в. Однако противостояние двух систем продолжалось еще несколько десятилетий вплоть до распада СССР и прекращения “холодной войны”. [c.492]

Продолжение массовых репрессий

Почти тридцать лет находился Сталин у руля власти в СССР. За это время Советский Союз превратился в сильное в военном отношении государство, обладавшее ядерным оружием и находившееся в постоянной конфронтации с “миром империализма”. Созданный и утвердившийся в стране “победившего социализма” тоталитарный режим, командноадминистративная бюрократическая система управления жестоко эксплуатировали трудящихся в интересах нового господствующего класса – партийно-государственной номенклатуры. Рабочие, колхозники, интеллигенция были отчуждены от так называемой “общенародной собственности” и полностью лишены каких бы то ни было реальных демократических прав и свобод.

Одним из условий сохранения и функционирования сталинского режима была обстановка насилия, обращенного против собственного народа и призванного с помощью страха обеспечивать всеобщее молчание и, более того, внешнее, формальное “нерушимое единство” общества и правящей коммунистической партии.

Террор, особенно сильный в 1936–1938 гг., не прекращался. Продолжался он и в послевоенные годы.

За бесчеловечной волной национальных депортаций и репрессий против бывших военнопленных в конце войны и сразу же после ее победоносного завершения

последовали аресты деятелей науки и культуры, связанные с борьбой против “вейсманизма-морганизма” и “космополитизма” и сопровождавшиеся шельмованием крупных ученых, писателей, композиторов, литературных и театральных критиков и т.д. Однако репрессиями против “космополитов” – деятелей науки и культуры – дело не ограничилось. Новая волна репрессий охватила и различные регионы СССР, и все категории населения, которые можно было считать потенциально оппозиционными. По приблизительным подсчетам Р.А.Медведева, в 1946–1953 гг. по политическим мотивам было арестовано около 1–1,5 млн. человек.

Отмененная в мае 1947 года смертная казнь (ее заменили 25 годами тюремного заключения) 12 января 1950 г. была восстановлена. [c.492]

Для 1948 г. было характерно увеличение потока так называемых “повторников”, то есть людей, осужденных еще до войны, затем амнистированных или отбывших срок наказания. Из многих арестованных повторно было немало фронтовиков, среди которых искали “неодекабристов”. В ноябре того же 1948 г. Президиум Верховного совета СССР принял указ “Об ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Советского Союза в период Отечественной войны”. Этим указом спецпоселенцы утверждались в своем статусе навечно, т.е. становились пожизненными изгоями. За побег с места поселения им полагалось 20 лет каторжных работ.

Министерством внутренних дел были организованы “политические” процессы по “делам” ряда молодежных групп. Так, типично дело “КПМ” (Коммунистическая партия молодежи), сфабрикованное руководством госбезопасности против организаторов и членов этой “партии”, состоявшей из студентов и старшеклассников средних школ г. Воронежа Б.Бутуев, В.Рудницкий, А.Жигулин, Ю.Киселев и др.). В программе этой “нелегальной” организации не было ничего нелегального: “Мы проводим линию ВКП(б) и ВЛКСМ, – говорилось в ней, – следовательно, мы вполне можем работать легально...” В списке рекомендованной для изучения членам “партии” литературы числились: “...2. И.В.Сталин. Краткая биография. Москва, 1947 г. ...Эту книгу можно достать в библиотеке. 3. И.В.Сталин. Краткий курс истории ВКП(б). Эта книга должна стать настольной книгой каждого члена “КПМ”. Это настоящая энциклопедия марксизма-ленинизма. Эту книгу необходимо основательно изучить и проработать в группах. Об огромном значении книги в деле воспитания не стоит даже говорить – так оно велико”.

И тем не менее министр МГБ Абакумов в записке Сталину сообщил, что “органами вскрыта нелегальная организация троцкистского характера... Были проведены допросы ряда участников организации, в процессе которых и выявился ее троцкистский характер, структура и руководящий состав”. Абакумов испрашивал у Сталина разрешение на арест “членов ЦК КПМ”. В июне 1950 г. 23 руководителя и члена этой организации были по постановлению особого совещания при министре госбезопасности осуждены к заключению на срок от двух до десяти лет.

На историческом факультете МГУ действовал кружок Л.Краснопевцова, где проводились политические дискуссии по теории и практике коммунистической партии, обернувшемся арестом его участников.

К очень тяжелым последствиям привело “ленинградское дело” (1949–1950), направленное на разгром ленинградской партийной организации, которой Сталин никогда не доверял. Непосредственными исполнителями “ленинградского дела” были, наряду с Берией, Маленков и министр ГБ Абакумов. Воспользовавшись рядом “ошибок” партийных

руководителей города, всемерно раздув их и соответствующим образом интерпретировав, организаторы “дела” обвинили партийную организацию города на Неве в сепаратизме, попытке противопоставить ленинградскую парторганизацию ЦК ВКП(б), в подготовке [c.493] антисоветского заговора, а отдельных лиц – в шпионаже в пользу иностранных государств. Среди обвинений, инкриминированных ленинградским коммунистам, было их, якобы, стремление к созданию компартии РСФСР.

Репрессии охватили более двух тысяч человек – от члена политбюро ЦК ВКП(б) Н.А.Вознесенского, секретаря ЦК ВКП(б) АА.Кузнецова (бывшего секретаря Ленинградского горкома партии), председателя Совмина РСФСР М.И.Родионова, руководителей ленинградской партийной организации П.С.Попкова, Я.Ф.Капустина и др. до многих работников среднего и низового звена партийных и советских органов, идеологических учреждений, вузов и школ, органов МВД и т.д. Главные обвиняемые были приговорены к смертной казни и расстреляны. В 1954 г. Верховный суд СССР

реабилитировал всех обвиняемых по “ленинградскому делу”. Это была первая крупная послесталинская реабилитация.

Тогда же, в конце 40-х – начале 50-х годов были инспирированы “белорусское дело”, “мингрельское дело”, преследовавшие цель ослабить руководство Белоруссии и Грузии, поссорить и расколоть народы этих республик. Были спровоцированы “дело авиационных работников”, “дело Госплана” и др. Г.К.Жуков позже рассказывал: “В 1948 г., когда я был освобожден от должности зам. министра обороны и командовал Уральским военным округом, Абакумов по указанию Берии сфабриковал “дело” о военном заговоре. Был арестован ряд военных. Предполагался и мой арест. Абакумов и Берия дошли до того, что утверждали, будто я стоял во главе заговора военных против Сталина. Позже мне рассказывали люди, которые при этом присутствовали, что когда Берия доложил это Сталину, тот сказал: “Нет, Жукова арестовать не дам. Я его хорошо знаю. За четыре года войны я узнал его лучше, чем самого себя””. На самом деле арест Жукова планировался Сталиным, но маршал Жуков пока был нужен Сталину, и остался в живых.

Погром, аналогичный ленинградскому, готовился и против москвичей.

Последнее спровоцированное при жизни Сталина дело – “дело врачей” (январь 1953 г.) имело не только политическую, но и антисемитскую направленность. Утверждалось, что, применяя “сознательно неправильные” методы лечения, обвиняемые – группа видных советских медиков, в большинстве евреев по национальности – будто бы убили Жданова и Щербакова, а также готовили покушения на других руководителей партии и правительства. Это была грубая и чудовищная ложь. “Дело” было полностью сфальсифицировано. Через месяц после смерти Сталина обвиняемые по этому “делу” были освобождены как абсолютно невиновные, а предъявленные им обвинения сняты. Но до этого под пытками их заставляли “признаться” в якобы совершенных преступлениях.

Заметим, что антисемитизм, присущий и лично Сталину, уже в военные годы и особенно после войны стал частью государственной идеологии и оказывал непосредственное влияние на кадровую политику партии и государства. [c.494]

Для подтверждения этого достаточно сослаться на убийство народного артиста СССР,

основателя и руководителя Государственного еврейского театра С.М.Михоэлса и на “дело” Еврейского антифашистского комитета, во главе которого (с 1942 г.) стоял этот выдающийся актер и режиссер. Гибель Михоэлса, официально объявленная результатом несчастного случая – наезда автомобиля, произошла в Минске в январе 1948 г. На самом деле, как позднее было доказано, он был убит сотрудниками КГБ по приказу высшего