pol_partii
.pdfуточнялось и “корректировалось” на всех уровнях, что неизбежно вносило в экономику хаос. Более того, партийное руководство усиливало этот хаос требованиями перевыполнения плановых заданий, что ставило перед предприятиями невыполнимые задачи. Поддерживая (а еще в большей степени организуя) движения ударников, стахановцев, “бригад коммунистического труда” и тому подобные “инициативы”, партийное руководство создавало лишь видимость повышения производительности труда. В итоге, несмотря на широковещательные заявления, ни одна из пятилеток не была выполнена, а сами пятилетние планы превращались в лучшем случае в благие пожелания, а в худшем – в самообман и “вспышкопускательство”.
Руководители страны, не имея возможности разрабатывать планы но конкретной номенклатуре изделий, ввели и узаконили планирование “по валу” – в рублях, тоннах, кубометрах и т.п. В связи с этим для выполнения плана оказывалось выгоднее выпускать дорогие изделия, металлоемкое оборудование, строить громоздкие сооружения и т.д., поэтому из производства “вымывались” дешевые товары, безмерно повышались металло- и материалоемкость изделий, энергоемкость оборудования и т.д., что вело к неконкурентоспособности продукции на мировых рынках, а экономика приобретала затратный характер. Руководители предприятий шли и на прямой обман государства – на приписки, выпуск заведомо некондиционной продукции, брака и т.д. Все это порождало дефицит, а тот в свою очередь – спекуляцию, “блат”, очереди у магазинов и другие негативные явления.
В условиях дефицита возникала теневая (фактически – частная, запрещенная тогда) экономика, втягивавшая в свою орбиту через систему взяток партийно-государственных чиновников вплоть до самого высокого уровня, “медуновщина” в Краснодарском крае, “рыбное дело” с участием высокого руководства Минрыбпрома, дело министра внутренних дел СССР Щелокова и многие др.). Высокопоставленные взяточники и казнокрады находили защиту и покровительство у высшего партийного руководства страны.
Командно-административная плановая экономика была невосприимчива к техническому прогрессу и технологическим новациям. Она развивалась на экстенсивной основе. Предпринятые в 60-е – начале 80-х годов попытки перейти на интенсивные методы [c.409] хозяйствования так и не привели к положительным результатам. Наоборот к началу 80-х годов все основные экономические показатели в стране упали до критического уровня:
СССР вступил в полосу глубокого экономического кризиса, доказавшего нежизнеспособность социалистической системы хозяйства в той форме, в которой она существовала в нашей стране.
Все сказанное в равной мере относится и к сельскохозяйственному производству с тем, однако, дополнением, что сельское хозяйство. разрушенное в ходе сталинской коллективизации, из кризиса вообще не выходило и никакие систематически принимаемые “продовольственные программы”, регулярные многомиллиардные вливания средств в эту отрасль и “списывание” долгов с колхозов не давали ожидаемого результата. Дело дошло до того, что страна, которая всегда экспортировала хлеб, вынуждена была в 60–80-х годах ежегодно ввозить от 10 до 25 млн. т. зерна.
В социальной сфере руководство КПСС привело к уменьшению реальной заработной платы, к фактической уравниловке в обеспечении населения товарами первой необходимости населения в нищете (что не касалось, разумеется, партийно-советской и хозяйственной номенклатуры – этого нового правящего класса в СССР), скрытой безработице, а самое главное – к утрате стимулов и интереса к труду как среди рабочего
класса и колхозников, так и среди части интеллигенции. В народе родилась сакраментальная фраза: “Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем”. Бесплатное здравоохранение, образование, социальное обеспечение, основанные на низкой оплате труда работников этой сферы, на “остаточном” их финансировании, вело к их деградации, к появлению практики поборов с больных и родителей учащихся, что официально осуждалось, но входило в систему.
Профсоюзы не выполняли своей, принятой во всем мире функции защиты трудящихся, лишенных к тому же права на забастовки и другие коллективные формы зашиты своих интересов. В результате степень эксплуатации трудящихся в СССР была значительно выше, чем в развитых капиталистических странах.
В положении пасынков находились культура и наука (исключая отрасли, относящиеся к военно-промышленному комплексу). Кроме того, и та и другая испытывали сильнейшее идеологическое давление со стороны партии, доходившее до запрета целых научных направлений (генетика, кибернетика и др.), существовали жесткие цензурные ограничения во всех областях науки, культуры и искусства. Общественные науки предельно догматизировались.
Практика “развитого социализма” постепенно вызвала утрату у большинства народа веры в коммунистическую перспективу. Лозунги и заверения руководства КПСС, их бесконечное повторение сохраняли лишь ритуальный характер, вызывавший неприятие и с трудом сдерживаемое раздражение.
В области общественной морали кризис КПСС проявлялся в нравственном падении высшего и среднего слоя партийного руководства, в котором сложились ощущение вседозволенности, стремление к личному обогащению, протекционизм, клановость и [c.410] семейственность. В то же время при утрате идеологических ориентиров чувство иседозволенности поразило и часть трудящихся. Широко распространились пьянство и воровство. Появление неологизма “несуны” свидетельствовало о массовом расхищении рабочими и крестьянами вроде бы “ничьей” общественной собственности. Утрата стимулов к труду привелак фактическому деклассированию, люмпенизаций немалой части населения. Постоянно увеличивалось число уголовных преступлений, усиливалась криминализация общественной жизни. Среди молодежи падал престиж высшего технического и гуманитарного образования, не обещавшего хороших карьерных и материальных перспектив. Зато усилилась тяга в торговые и другие подобные учебные заведения, после окончания которых предполагалось жить “не на одну зарплату”.
Вместе с утратой веры в возможность построения коммунизма рухнула и социалистическая мораль, насаждавшаяся партией, ее заменили или полный аморализм (в худшем случае), или (в лучшем) – стремление к возвращению к общечеловеческим моральным ценностям, в том числе и к религиозной морали.
Наконец, политический кризис КПСС выразился, во-первых, в явной неспособности прежнего руководства партии вывести страну из тупика, в котором она оказалась. Повторяя старые идеологические догмы, Хрущев, инициатор разоблачения культа личности Сталина на XX съезде КПСС, а также его преемники, чуть замаскированные сталинисты Брежнев и Черненко оказались неспособными по-настоящему демократизировать внутреннюю жизнь СССР, оживить экономику, остановить “холодную войну”, поглощавшую колоссальные народные средства. Их стремление сохранить в неприкосновенности свою власть и свои геополитические амбиции преобладали над интересами благосостояния народа. Замалчивая наступавший кризис, они компенсировали
потери нефтедолларами, пока на Западе сохранялись высокие цены на нефть. Когда и этот источник иссяк, положение стало безвыходным, не эффективным оказался и кратковременный период пребывания у власти тяжело больного Андропова, который всегда был к тому же олицетворением системы жесткого контроля партии и службы безопасности за всеми сферами жизни советского общества. Во-вторых, политический кризис проявился также в падении авторитета руководства КПСС как виновника массовых репрессий, о чем стало известно из доклада Н.С. Хрущева на XX съезде партии, а затем – из публикаций материалов комиссии по реабилитации жертв этих репрессий и рассказов тысяч реабилитированных людей. В-третьих, политический кризис выразился в массовом недовольстве “первыми лицами”: Хрущевым – за его многочисленные реорганизации, непродуманные новации и крайне субъективную кадровую политику; Брежневым – за попустительство разложившимся руководителям, мелкое тщеславие, проявлявшееся в бесчисленных самонаграждениях орденами и званиями, за преувеличение своих заслуг в прошедшей войне, за жертвы, понесенные в результате вмешательства во внутренние дела других государств, в том числе за начало афганской войны; наконец, Черненко – за его старческое бессилие и серость. Если Сталина боялись и уважали, то над этими [c.411] “вождями” открыто смеялись. Критическое отношение к “вождям” распространялось на все партийное руководство и на олицетворяемую ими партию. Оно широко проявилось также среди рядовых коммунисте”, с горечью ощутивших свое политическое бессилие, свою неспособность повлиять на судьбу партии, членами которой они состояли.
Начало перестройки, связанное с приходом к руководству КПСС М.С.Горбачева, породило надежды на изменение характера власти в стране и ее приоритетов. Вскоре, однако, выяснилось, что проводившиеся в жизнь полумеры недостаточны. Сам Горбачев и часть его реформистски настроенного окружения сочли возможным сделать шаг к демократии, предоставив народу свободу слова (гласность) и проведя некоторые изменения в порядке избрания органов государственной власти. Был избран на частично демократизированных началах Верховный совет СССР, который отменил 6-ю статью Конституции, предусматривавшую руководящую роль КПСС.
В связи с этим в стране появились свободная пресса и демократические движения, ядром которых были: слой интеллигентов-”шестидесятников”, вызванный к жизни критикой культа личности Сталина, но продвинувшийся в этом вопросе много дальше рамок, установленных партийными документами; движение правозащитников во главе с А.Д. Сахаровым и группы “диссидентов”, выступавших за демократические свободы и против репрессивных преследовании инакомыслящих, а в союзных республиках – еще и за национальную независимость. Движения эти были узкими и немногочисленными, но они использовали в своих целях нелегальную печать (“самиздат”) и обращение к мировой свободной прессе для разоблачения антинародного характера советского режима. Именно из этих кругов вышли лидеры демократических и народных движений.
Эволюция М.С. Горбачева и его немногочисленных сторонников в ЦК КПСС к социалдемократизму, резкая поляризация настроений членов ЦК, появление весьма консервативной компартии РСФСР вели к расколу в самой партии власти. Напуганные этим консервативные силы партийно-государственного руководства решились на крайнюю меру – попытку государственного переворота, устранение Горбачева, ставшего к этому времени Президентом СССР, и восстановление прежней политической системы во главе с КПСС. Произошел августовский путч 1991 г., полностью провалившийся.
Эти события окончательно дискредитировали коммунистическую партию. Сотни тысяч ее рядовых членов покинули партийные ряды. М.С.Горбачев сложил с себя должность генерального секретаря ЦК КПСС, убедившись, по его собственным словам, в
невозможности превращения КПСС в демократическую, современную партию. Он также предложил ЦК КПСС, многие члены которого поддержали ГКЧП, самораспуститься.
Все это привело к развалу СССР и окончательному распаду и краху КПСС. Последовавший затем (6 октября 1991 г.) указ Президента России Б.Н.Ельцина о роспуске КПСС и запрещении деятельности ее армейских и производственных организаций лишь юридически закрепил крушение партии-государства, более семидесяти лет единовластно управлявшей нашей страной. Вместе с тем Президент [c.412] России подтвердил свою приверженность принципам демократии и многопартийности и заявил о недопустимости попыток шельмования миллионов рядовых членов партии, не имевших отношения к произволу и насилию, творившимся от их имени. В дальнейшем деятель-юность преемников КПСС – КПРФ и других коммунистических организаций – была легализована.
Так закончилась целая эпоха, начавшаяся в октябре 1917 г. борьбой за создание в России под руководством большевиков социалистического общества. В стране возродилась многопартийная система очень широкого спектра – от монархистов до коммунистов, от либералов до правых и левых экстремистов. Россия вступила на нелегкий путь создания правового социально ориентированного государства, основанного на общечеловеческих ценностях и рыночной экономике. [c.413]
Глава XXI. ВКП(б)–РКП(б) В ГОДЫ НЭПА (1921-1929 гг.)
Окончание гражданской войны и борьбы с интервентами имело для советской России и возглавлявшей ее партии большевиков огромное историческое значение. Большевики могли праздновать победу. Но ситуация в стране была отнюдь не праздничная. Пережившая кровавую междоусобную схватку страна, где царили бандитизм, жестокие реквизиции, повальные эпидемии, полный развал производства, голод и еще не утихшая ненависть, вышла из войны в состоянии, близком к коллапсу. “Положение России, – говорил в это время В.И.Ленин, – напоминает человека, которого избили до полусмерти и который, дай бог, чтобы мог двигаться с костылями”.
Главными политическими событиями начала 1920 г. в советской России стали: крестьянские восстания против политики военного коммунизма, одним из важнейших элементов которой была продовольственная разверстка; страшный голод в Поволжье, унесший более 5 млн. жизней; Кронштадтское восстание военных моряков Балтийского флота, свидетельствовавшее об утрате большевиками прочной опоры даже в этой цитадели партии. В целом все эти события свидетельствовали о тяжелейшем кризисе политики правящей партии в условиях перехода от войны к миру, об ослаблении той социальной массовой опоры, поддержка которой (пусть временами и условная) помогла советской власти победить белые армии и войска интервентов. Чтобы выйти из этого кризиса, сохранить и укрепить свою власть, партии необходимо было резко изменить свою политику, найти новые методы взаимодействия с массами, удовлетворить их главные чаяния, нужды и требования. [c.414]
Переход к нэпу. Образование СССР
В этот переломный момент – переход от войны к миру – кризисные явления распространились и на партию. Это проявилось в острых разногласиях, расколовших партию по вопросу об отношению к профсоюзам, об их роли в государстве диктатуры пролетариата. Впервые в истории большевизма выборы делегатов на Х съезд (состоялся в марте 1921 г.) проходили по фракционным платформам, среди которых были: “платформа десяти”, представленная Лениным, [c.414] Зиновьевым и др., платформа Троцкого “Роль и
задачи профсоюзов”, платформа “рабочей оппозиции” (А.Г.Шляпников, А.М.Коллонтай, С.П.Медведев и др.), платформа группы “децистов” (“демократические централисты” – Т.В.Сапронов, Н.Осинский, Рафаил и др.), “буферная платформа” Н.И.Бухарина. Каждая из них содержала свое видение роли и методов работы профсоюзов в мирных условиях, а также ближайших задач партии.
Л.Д.Троцкий, исходя из своей излюбленной теории перманентной революции, считал необходимым ради сохранения советской власти в России до начала мировой революции максимально милитаризовать государство, а профсоюзы “огосударствить”, слив их с государственными хозяйственными органами по отраслям промышленности и придав им функции административно-хозяйственного управления. Таким образом, по его предложению профсоюзы из органов защиты трудящихся превратились бы в органы “закручивания гаек”, органы принуждения, в инструмент милитаризации труда.
“Рабочая оппозиция”, наоборот, стремилась “осоюзить” государство, предлагала передать управление народным хозяйством органу, избранному на “всероссийском съезде производителей”, предоставить профсоюзам исключительное право назначать работников на административно-хозяйственные посты. Аналогичные синдикалистские требования содержались и в платформе “децистов”, которые заявляли о будто бы “бюрократическом омертвлении профсоюзов” и настаивали, чтобы президиум ВСНХ выдвигался пленумом ВЦСПС, т.е. руководством профсоюзов,
Бухарин же, пытаясь найти компромисс между сторонниками Ленина и Троцкого, допустил в своей платформе эклектическое соединение идей первого и второго, за что Ленин назвал позицию Бухарина “верхом распада идейного”.
Действительно, компромисс между Троцким и Лениным в этом случае был невозможен, так же как и уступка Ленина “синдикалистам”. “Платформа десяти” определяла профсоюзы как “школу коммунизма, школу хозяйствования и управления”. Главная задача профсоюзов – воспитание рабочих в духе коммунизма, обучение их хозяйствованию и управлению. Основной метод работы профсоюзов – убеждение; принуждению отводится вспомогательная роль. Но сами профсоюзы выступают в качестве “приводных ремней” от партии к массам, находятся под политическим и идейным руководством партии, выполняют поставленные ею задачи. Что касается защитных функций профсоюзов, то при отсутствии частного предпринимательства они сводятся лишь к ограждению интересов рабочих от ущемления их бюрократами, карьеристами, недобросовестными хозяйственными руководителями.
Обсуждение вопроса о роли и задачах профсоюзов приняло на съезде острый и принципиальный характер. Большинство делегатов, пошло за Лениным, приняв резолюцию, составленную на основе; “платформы десяти”. Однако многие сторонники других платформ, как показали дальнейшие события, от своих взглядов не отказались. Это угрожало традиционному единству большевизма, в защиту которого на съезде выступил В.И.Ленин. [c.415]
Он разработал и предложил делегатам принять две резолюции – “О синдикалистском и анархистском уклоне в нашей партии” и “О единстве партии”. Первая из них оценила платформу “рабочей оппозиции”, говоря словами Ленина, как “явный уклон синдикалистско-анархический”, противоречащий основам марксизма, и заявила, что пропаганда подобных взглядов несовместима с принадлежностью к РКП(б). Вторая резолюция, провозгласив, что единство партии есть нерушимый закон партийной жизни, предложила немедленно распустить все группировки, созданные на самостоятельных
платформах, и запретила впредь создавать какие-либо фракции. Невыполнение этого каралось безусловным и немедленным исключением из рядов партии. Один из пунктов резолюции “О единстве партии”, который в 1921 г. не был опубликован, предусматривал право ЦК РКП(б) двумя третями голосов переводить из членов ЦК в кандидаты или исключать из партии тех членов ЦК, которые встают на путь фракционности и тем нарушают единство партии. Это решение, обеспечив под угрозой высшей меры партийного наказания механическую сплоченность РКП(б), в то же время значительно урезало внутрипартийную демократию и лишило членов партии возможности иметь и отстаивать собственные взгляды.
Затем съезд перешел к обсуждению вопроса о замене разверстки натуральным налогом, вопроса, который по существу означал введение новой экономической политики (нэпа).
Политика “военного коммунизма”, проводившаяся советской властью в годы гражданской войны, хотя и обеспечила в значительной мере военную победу над белогвардейцами и интервентами, в экономическом отношении провалилась. Это признал сам Ленин. “Мы рассчитывали – или, может быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достаточного расчета – непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов покоммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку. Потребовался ряд переходных ступеней: государственный капитализм и социализм, чтобы подготовить – работой долгого ряда лет подготовить переход к коммунизму...”, – писал он в статье “К 4-летней годовщине Октябрьской революции”.
Продовольственная разверстка, фактическая ликвидация рыночных, товарно-денежных отношений, применение хозяйственного насилия по отношению к крестьянству вызвали у него сильнейшее возмущение. В результате возникли массовые крестьянские восстания в Тамбовской и Саратовской губерниях, в Западной Сибири и других районах, для подавления которых использовались регулярные части Красной Армии, применявшие бронемашины, авиацию и отравляющие газы. Недовольство крестьян экономической политикой советской власти отразил и Кронштадтский мятеж матросов Балтийского флота, случившийся во время работы Х съезда РКП (б) и также жестоко подавленный частями Красной Армии, усиленными многими делегатами партийного съезда, штурмовавшими Кронштадт по льду Финского залива. Все это свидетельствовало о кризисе того союза [c.416] рабочего класса и крестьянства, который, как утверждали большевики, составлял политическую основу советской власти.
Замена продразверстки натуральным продовольственным налогом должна была удовлетворить хозяйственные интересы крестьян: предусматривалось, что размер налога будет меньше разверстки; Величина его сообщалась земледельцам до начала полевых работ; излишки продуктов, оставшиеся после выплаты налога, поступали в полное распоряжение крестьянина и могли быть использованы как на личное потребление, так и для “обмена на продукты фабрично-заводской и кустарной промышленности в пределах местного оборота” (открытая продажа хлеба крестьянами была разрешена позже). Для крестьян, увеличивавших площади посевов и производительность своего хозяйства, предусматривались некоторые льготы.
Однако одна лишь замена разверстки продналогом не составила еще новой экономической политики. Она предполагала целую систему мер, которые Ленин в их совокупности назвал отступлением от достигнутого уровня коммунизации общества к рынку, товарноденежным отношениям. Но отступление – это не капитуляция, не бегство, оно осуществляется ради перегруппировки сил и подготовки нового наступления. Допущенная
ошибка должна быть исправлена, и движение к той же цели – к коммунизму – должно быть, подчеркивал Ленин, продолжено. Для того чтобы это было возможно, говорил он в докладе о продналоге, необходимо сохранить диктатуру пролетариата, упрочить союз рабочего класса и крестьянства, подготовить социалистическую переделку мелкого хозяйства в крупное коллективное на новой материальной базе – механизации и электрификации сельского хозяйства. Решение этой задачи потребует длительного времени. “Нэп, – говорил Ленин, – вводится всерьез и надолго”.
Нэп приняли далеко не все коммунисты. Уже на съезде раздавались голоса “рабочей оппозиции”, которая обвиняла партию в “крестьянском уклоне”, в предательстве интересов рабочего класса, завоеваний советской власти. Не только фракционеры, но и многие члены партии, не входившие ни в какие группировки, восприняли нэп как капитуляцию, как возврат к капитализму, как измену программным лозунгам большевизма. Введение нэпа, а еще в большей степени – практика нэпа, о которой будет сказано ниже, привели к выходу из партии около 3% ее членов.
Однако наличие в рядах РКП(б) “неразоружившихся” фракционеров, выходцев из других партий (главным образом, бывших эсеров и меньшевиков), не согласных с недемократическими методами укрепления партийной дисциплины, политически неустойчивых (с точки зрения партийного руководства) и пассивных коммунистов заставило ЦК РКП(б) провести во второй половине 1921 г. генеральную чистку партии. В опубликованном 27 июля 1921 г. в “Правде” обращении ЦК ко всем партийным организациям “Об очистке партии” говорилось о необходимости, чтобы “наша партия более, чем когда бы то ни было, была вылита из одного куска”. ЦК требовал, чтобы звание члена РКП(б) “носили лишь те, кто его действительно заслужил”.
Чистка партии 1921 г. была беспрецедентна по своим результатам “а всю историю большевизма. В итоге чистки из партии были [c.417] исключены и выбыли 159 355 человек, или 24,1% ее состава; в том числе 83,7% исключенных из партии составил “пассив”, то есть люди, состоявшие в РКП(б), но не принимавшие никакого участия в партийной жизни. Остальные были исключены из партии за злоупотребление, своим положением (8,7%), за исполнение религиозных обрядов (3,9%) и как враждебные элементы, “проникшие в ряды партии с контрреволюционными целями” (3,7%). Около 3% коммунистов добровольно покинули ряды партии, не дожидаясь проверки.
Прошедшая в 1922 г. Всероссийская перепись коммунистов и проведенный затем обмен партийных билетов на единые билеты образца 1922 г. помогли произвести более рациональную расстановку партийных сил и наладить строгий учет членов партии.
Среди других вопросов Х съезд РКП(б) рассматривал также вопросы национальной политики. С докладом “Об очередных задачах партии в национальном вопросе” на съезде выступил И.В. Сталин, занимавший тогда, наряду с рядом других должностей, и пост народного комиссара по делам национальностей (наркомнаца). Тезисы доклада предварительно рассматривались на совещании руководящих работников национальных республик и областей и были утверждены ЦК партии.
В докладе Сталина и в принятой после его обсуждения резолюции отмечалось, что победа социалистической революции, установление советского строя, провозглашение равноправия наций и их права на самоопределение вплоть до отделения и создания самостоятельного государства создали доверие между народами советской России, “довели это доверие до энтузиазма, до готовности бороться за общее дело”. Это была громкая декларация, которая не помешала, однако, съезду провозгласить борьбу против
двух уклонов в области национальной политики: против великодержавного шовинизма и местного национализма. Первый из них означал недооценку национальных интересов и чаяний малых народов, пренебрежение к их культуре, быту и национальным традициям, выражал стремление применять по отношению к ним административное давление. Этим уклоном “страдала” часть русских партийных руководителей, а также обрусевшие националы (“известно, – писал Ленин, – что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения”, имея при этом в виду Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе). Второй – националистический уклон – партия усматривала во взглядах и действиях коммунистов-националов. Они защищали свободу и традиции своих народов, преувеличивая при этом, по оценке съезда, значение национальных особенностей в партийной и советской работе и смешивая “интересы трудящихся данной нации с так называемыми “общенациональными интересами”. Правда, наиболее опасным уклоном съезд назвал великодержавный шовинизм, проявления которого вызывали особенно острое недовольство национальных меньшинств.
В качестве практических задач в области национальной политики съезд выдвинул, вопервых, задачу ликвидации политической, социально-экономической и культурной отсталости ранее угнетенных народов путем развития и укрепления на их территориях советской государственности в формах, соответствующих их национально-бытовым [c.418] особенностям и действующих на родном языке (суд, администрация, органы хозяйствования, пресса, школа, театр и т.д.). Предполагалось создание здесь широкой учебной сети для подготовки национальных кадров квалифицированных рабочих и партийно-советских и хозяйственных руководителей. Во-вторых, было принято решение о продвижении в национальные районы промышленности, приближении индустриальных предприятий к источникам сырья. В-третьих, съезд сделал вывод о необходимости государственного объединения советских республик в единую добровольную советскую федерацию, обосновав его наличием угрозы со стороны капиталистических государств.
Практическая подготовка к осуществлению идеи федерации советских республик началась в 1922 г. В августе этого года для выработки принципов создания федерации была образована комиссия во главе со Сталиным, в состав которой были включены как представители “центра”, так и руководители Азербайджана, Армении, Белоруссии, Грузии и Украины. В сентябре комиссия представила проект, вошедший в историю как проект “автономизации”, согласно которому независимые советские республики должны были войти в состав РСФСР на основах автономии, а правительство РСФСР должно было возглавить “новое” государство. Этот проект вызвал неоднозначное отношение со стороны республик. Если Армения, Азербайджан и Белоруссия согласились с предложением комиссии, то Украина и Грузия его фактически отвергли, требуя сохранения своей независимости.
Ленин, болевший в это время, узнал о проекте и вызванных им разногласиях лишь в конце сентября, осудил стремление Сталина “немного торопиться” и, отвергнув идею “автономизации”, выдвинул принцип объединения равноправных республик.
Это предложение Ленина после широкого обсуждения в руководстве РКП(б) и в республиках (кроме Грузии, часть членов ЦК КП которой, не возражая против вступления в новую федерацию, требовала, чтобы их республика вошла в союз самостоятельно, а не в составе Закавказской Федерации) было одобрено. 30 декабря 1922 г. I Съезд Советов
СССР в основном твердил декларацию и договор об образовании СССР, подписанные четырьмя республиками – РСФСР, Украиной, Белоруссией и Закавказской Федерацией. 31 января 1924 г. на II съезде советов СССР была принята Конституция СССР, формально узаконившая союз равноправных и суверенных наций.
30 декабря 1922 г., в тот день, когда I съезд советов СССР принял решение об образовании
СССР, тяжело больной Ленин продиктовал письмо “К вопросу о национальностях или об “автономизации””, в котором подверг резкой критике великорусский шовинизм, проявившийся, в частности, в связи с инцидентом в грузинском ЦК1. Ленин [c.419] утверждал, что при создании СССР не были приняты необходимые меры, чтобы “защитить инородцев от истинно русского держиморды”, “Я думаю, – продолжал он, – что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого “социал-национализма”. Озлобление вообще играет в политике, обычно самую худую роль”.
Далее в письме Ленин предложил ряд мер против проявлений великодержавного шовинизма по отношению к малым народам и потребовал обеспечить максимум внимания со стороны власти к их нуждам и требованиям. “В данном случае лучше пересолить в сторону уступчивости и мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить”, – утверждал он. К сожалению, Сталин не прислушался к пожеланиям Ленина и позднее отверг его критику в свой адрес, заявив, что больной вождь “не мог знать фактов... не имел возможности следить за событиями”. А статья Ленина “К вопросу о национальностях или об “автономизации”” была впервые опубликована только после XX съезда партии, в 1956 г.
Надо, однако, заметить, что разногласия между Лениным и Сталиным по вопросу образования СССР имели главным образом тактический характер. Оба они были сторонниками единого централизованного многонационального государства. Но если Сталин готов был добиваться его создания грубыми, насильственными методами, то Ленин искал более мягких, менее конфликтных путей, ведущих к той же цели.
Образование СССР совпало с первыми успехами нэпа. Уже в 1921 г. была разрешена свободная торговля хлебом и другими сельхозпродуктами. Одновременно была проведена либерализация цен, что имело важное значение для восстановления товарно-денежных отношений. Не располагая достаточной товарной массой для обеспечения потребностей населения, советское правительство вынуждено было провести реприватизацию мелкой и средней промышленности и торговли, что привело к появлению новой советской буржуазии – нэпманов (весьма непопулярных в люмпенизнрованной партийной и рабочей среде). Постепенная замена и 1923–1925 гг. натурального продналога денежным вызвала дифференциацию крестьянства, среди которого выделилась более зажиточная часть (“кулачество”), поставлявшая на рынок значительную долю товарной продукции. Это вызвало недовольство деревенской бедноты (к числу которой относилось и большинство сельских коммунистов), привыкшей в годы “военного коммунизма” считать себя главной политической силой деревни. Это недовольство усилилось, когда советская власть в 1925 г. провела ряд дополнительных мер в интересах зажиточных крестьян: разрешение аренды земли на срок до 12 лет, создание кредитных товариществ, разрешение применения наемного труда в сельском хозяйстве. Не случайно Сталин на XIV съезде партии, говоря об отношении коммунистов к кулакам, отметил: “...Я думаю, что из 100 коммунистов 99 скажут, что партия всего больше подготовлена к лозунгу: бей кулака. Дай только – и мигом разденут кулака”. Но в тот момент, исходя из экономических потребностей, Сталин выступал против наступления на кулака. Политику раскулачивания он объявит четыре года [c.420] спустя, и уж тогда не поздоровится не только кулакам, но и значительной части середняков!
Новая экономическая политика распространялась, помимо сельского хозяйства, также на промышленность и финансы страны; Сохранив в своих руках “командные высоты” в экономике - крупную промышленность и банки, транспорт и связь, государство
стремилось и эти отрасли народного хозяйства ввести в сферу рыночных отношений. Уже в 1921 г. была ликвидирована большая часть главков, являвшихся административной надстройкой над промышленностью. Прекратилась бюджетная поддержка большинства убыточных предприятий (кроме крупных военных заводов). В 1922 г. убыточные предприятия объявлялись банкротами и закрывались, что, естественно, привело к росту безработицы. Работающие предприятия переводились на хозрасчет и самоокупаемость. В целях повышения прибыли эти предприятия непомерно вздували цены на свою продукцию, ставшую недоступной для крестьянства, так как цены на хлеб и сельскохозяйственное сырье, установленные государством, а значит, и доходы крестьян были значительно более низкими. В результате возникли “ножницы цен” и кризис сбыта промышленной продукции, названный “кризисом торговой беспомощности”. Не случайно Ленин, выступая на XI съезде партии, призывал коммунистов “учиться торговать”.
К началу введения нэпа финансы советской России были сильно расстроены. Колоссальная инфляция, порожденная мировой и гражданской войнами, обесценила деньги. Введение рыночных отношений требовало скорейшего финансового оздоровления, сбалансирования госбюджета и изъятия инфляционной массы денег, накопленной в годы войны. Проведенная в 1922–1924 гг. денежная реформа явилась одним из успешных мероприятий нэпа. В 1924 г. в СССР появился (правда, на очень короткий срок – до конца 20-х годов) конвертируемый червонец, положивший конец инфляции.
В результате перечисленных и других экономических мер к 1925 г. было в основном завершено послевоенное восстановление, стабилизировалась промышленность. В 1927 г. промышленное производство увеличилось по сравнению с 1913 г. на 18%. Тогда же был достигнут довоенный уровень и по наиболее общим показателям сельского хозяйства: по объему посевных площадей и поголовью домашнего скота. Однако за этими показателями скрывалось немало противоречий.
Отраслевой характер промышленности оставался старым, дореволюционным. Новые отрасли промышленности, бурно развивавшиеся в развитых индустриальных странах – автомобильная, авиационная, электротехническая и т.п. – в СССР практически отсутствовали. Техническое оснащение восстановленных предприятий тоже оставалось на прежнем уровне. Разрешенные было в начале нэпа иностранные концессии не привились: иностранные капиталисты не доверяли советской власти и не стремились вкладывать свои средства в советскую экономику. Число новых рабочих мест увеличивалось незначительно, и количество безработных в городах к 1927–1928 гг. превысило 2 млн. человек, среди которых было много молодежи. [c.421]
В сельском хозяйстве в связи с дроблением наделов снижалась товарность производства (в 1926–1927 гг. крестьяне потребляли 85% собственной продукции), крайне отсталой оставалась техническая оснащенность хозяйств. Производительность труда в деревне упала наполовину по, сравнению с довоенным периодом: 40% пахотных орудий составляли деревянные сохи; 1/3 хозяйств не имела лошадей. Отсюда и самая низкая урожайность в Европе. Избыток сельского населения составлял около 20 млн. человек, не находивших себе достойного применения.
Поэтому людей, недовольных нэпом, в стране было много. Но недовольно было им и руководство партии, не желавшее открыть все шлюзы для развития рыночной экономики. Между тем в большевистской верхушке назревали огромные перемены. [c.422]
Уход Ленина и борьба за власть в большевистском руководстве