4.9. ЭНРИКО БЕРТИ. Древнегреческая диалектика как выражение свободы мысли и слова* (пер. Ф. X. Кессиди)

1. Свобода слова и философия в (условиях) афинской демократии

После Гегеля стало банальностью утверждать, что философия родилась в Греции, потому что в Греции впервые мы находим реализованной ту самую свободу мысли, которая является необходимым условием самой философии.

Однако это утверждение является все еще общим, если мы не точно поняли, что он подразумевает под свободой мысли и на какой период или аспект греческой философии он ссылается.

Гегель, несомненно, когда он говорит о свободе, имеет так же в виду ее практический аспект, т.е. ее политическую сторону; в самом деле, он утверждает, что свободная философская мысль имеет непосредственную связь с практической свободой на том основании (по той причине), что философия проявляется в истории только там, где и в той степени, в какой оформилось свободное законодательство.

Кроме того (к тому же), он хорошо осознает своеобразность проявления политической свободы, которая осуществилась в Греции, потому что он заявляет, что она была по своему содержанию ограниченной свободой вследствие существования рабства, и к этому утверждению он прибавляет известное заявление, согласно которому на Востоке только один свободен, иначе говоря никто не свободен, в Греции только некоторые свободны и в христианско-германском мире все свободны.

Однако не следует забывать, и он повторяет это (сам себе), что для него, Гегеля, свобода означает по

существу самосознание,

* Journal of the History of Ideas. N.Y. 1978, vol. 39, № 3, p. 347—371.

583

мысль о мысли, автономный дух, противостоящий природе,

(и) который заканчивается предоставлением (тем, что предоставляет нам) весьма общего и едва ли не тавтологического смысла относительно связи между рождением философии и существованием свободы. Взамен предполагается более специфическая форма такой связи, и этот тезис я предлагаю пояснить, если под свободой мы понимаем ту особую форму свободы, осуществленной в демократической конституции, точнее, форму свободы, реализованной в афинской демократии V в. до н.э., и (в соответствии с этим) под философией мы понимаем ту особую философию, которая развивалась софистами, Сократом и сократиками, включая в число последних Платона и Аристотеля, т.е. философию (такого) типа, которая не является ни натуралистической, ни религиозной, но лишь диалектической.

На мой взгляд, то, что соответствие с установленным определяющим соотнощением между политической свободой и философией, в указанном смысле слова, представляет собой именно тот аспект политической свободы, который является свободой мысли и выражения, т.е. тем, что афиняне называли равным правом слова в народном собрании (isegoria). Этот аспект политической свободы был продуктом его развития или, согласно другой точке зрения, явился результатом его деградации, выразившейся в праве (букв. способности) говорить все, что угодно и о чем угодно (parresia — откровенная речь, прямота, воспользо-

ваться свободой слова, невоздержанность на язык, и т.д.).

То, что свобода слова была существенным аспектом афинской демократии, достаточно засвидетельствовано прежде всего ее сторонниками, например Геродотом (V, 78), который заявлял, что равное право слова есть главный элемент равенства всех граждан перед законом (isonomia), и что это равенство составляет сущность демократического режима. Но она (свобода слова) засвидетельствована также ее критиками, например Исократом (Ареопагитикос, 20), который осуждал эту свободу, говоря, что равные права превратились в словесную распущенность (parresia); это засвидетельствовано и Платоном (Горгий, 461 е; Законы, 1, 641 с), согласно которому Афины были городом, в котором свобода слова (exousia tou legein) была большей, чем во всей Греции, до такой степени, что Афины могли быть названы городом «влюбленным в слово» (philologos

— любословным) или городом «многословным» (polylogos).

Далее, именно возможность использования этой свободы слова, гарантируемой демократическим строем, возможность влиять на правительство города посредством проведения дебатов в

584

народном собрании и возможность убеждать других граждан одобрить или отклонить те или иные предлагаемые законы, создала (вызвала) в Афинах пятого века тот необычайный спрос на учителей в искусствах эффективного слова, т.е. в искусстве риторики, с появлением которой возникло софистическое

движение.

В этом смысле существует полная связь между свободой слова и определенным типом философии, известной как софистическая. Такая связь характерна не только для софистов, но распространяется также (благодаря особой технике дискуссий, тщательно разработанной софистами и переданной точно с именем диалектика) на таких (into to...) философов, как Сократ, Платон и Аристотель, т.е. на крупные фигуры греческой философии.

Естественно, я не хочу утверждать, что философское и культурное движение, такое сложное, как движение

софистов, или также ряд философских учений таких глубоких, как учения Сократа, Платона и Аристотеля, следует полностью выводить из свободы слова, дозволенной афинской демократией. Хорошо известно, что старшие софисты имели свою собственную концепцию добродетели (arete), или (концепцию) человеческого превосходства.

Она, т.е. концепция софистов, состояла, например, для Протагора в политической добродетели, т.е. в искусстве воспитания (букв.: в искусстве бытия) хороших граждан, для Горгия — в риторике, т.е. в искусстве (букв.: в искусстве знания как) говорить убедительно на какую-либо тему; для других она заключалась в других добродетелях. Все эти концепции были связаны с идеей о том, что (такой)

добродетели можно обучить; поэтому софисты готовили себя по существу в качестве учителей до-

бродетели или учителей мудрости. Эта идея была руководящим мотивом, который обусловил возвышение и распространение их движения. Тем более имеется основание (почему следует) утверждать то же самое для Сократа, Платона и Аристотеля.

Ограничим себя только первым, единственно тем из трех, кто был современником первого (Протагора) и наиболее важным представителем (поколения) софистов; мы знаем, что сократовская философия произошла из стремления к типу арете, которая (хотя также доступная обучению для него, как она была для софистов) не имела ничего общего с риторикой или со свободой слова и демократией, к определенным аспектам которой он был в прямой оппозиции.

Все же мне кажется несомненным, что свобода слова, гарантируемая афинской демократией, была одной из причин, которая способствовала подъему (возвышению) таких философий. Это справедливо (имеет силу) как в негативном, так и

585

позитивном смысле. Свобода, в самом деле, поскольку она состоит в отсутствии препятствий или внешних ограничений, не может сама по себе быть положительной причиной, т.е. достаточным основанием (причиной), определяющим дело (акт).

Она (свобода) есть только необходимое условие, т.е. без нее такая акция никак невозможна. Далее мы увидим, что философия софистов, Сократа, Платона и Аристотеля, в той степени, в какой они являются диалектиками, предполагает конфронтацию противоположных мнений, и если такая конфронтация возможна только в тех случаях, когда противоположные мнения свободно выражены, мы можем в таком случае сказать, что свобода высказываний есть необходимое условие для подъема диалектики и (для) всех тех философских (учений), которые неинтуитивны по своему характеру, т.е. имеют характер, не открытый и непотаенный (букв.: тайно внушаемый), но полемический, и поэтому — диалектический.

Кроме того, свобода слова была причиной если не подъема, то, по меньшей мере, распространения риторики, диалектики и философии, связанной с последней (диалектикой) также в позитивном смысле. В

общем, фактически признается, что демократия в Афинах создала нужды (потребность) у граждан учить искусство полемики (аргументации), для того чтобы победить в полемических дискуссиях, которые имели место в ассамблее. Далее, софисты вначале, а другие философы позднее, стали вполне удовлетворять эту нужду, и в этом смысле мы можем сказать, что демократия и связанная с ней свобода слова поощряли развитие риторики и диалектики.

Однако до перехода к иллюстрации этой связи необходимо прояснить суть возражения, которое возникает самопроизвольно (спонтанно) относительно (предполагаемых) хороших отношений между афинской демократией и философией. Фактически, Афины, И особенно демократические Афины, были единственным городом в античной Греции, который преследовал философов, привлекая их к суду в серии прецедентов за нечестие, кульминация (которых) иногда выражалась в осуждении на смерть или на изгнание; и в этих случаях (прецедентах) им было отказано в праве свободно заявить и выразить свое мнение. Самыми известными (знаменитыми) жертвами таких судебных процессов были

(1) Анаксагор — (тот), кто был привлечен к суду, согласно одним сообщениям, около 432 г. до н.э., согласно другим — двумя или тремя годами позже, т.е. в течение или вслед за правлением его друга Перикла — за утверждение о том, что солнце — раскаленный камень величиною больше, чем Пело-

586

поннес, и что луна — это земля; он был осужден к изгнанию из Афин или, возможно, немедленно был приговорен к смерти (букв.: немедленно был отдан смерти наказанием);

(2)Протагор, т.е. тот, кто был привлечен к суду (согласно одним сообщениям между 416 и 415 до н.э., согласно другим — ранее) за заявление о том, что невозможно знать, существуют или не существуют боги; и он также был вероятно осужден к изгнанию или к смерти;

(3)Диагор (тот), кто был привлечен к суду позже за отрицание существования богов и за совершение деяний (направленных) против поклонения им, был вынужден также покинуть Афины;

(4)Сократ, привлеченный к суду по обвинению в развращении юношества и за введение новых богов, был осужден на смерть в 399 г.;

(5)Аристотель, привлеченный к суду в 323 г. по обвинению в игнорировании Гермеса и вынужденный покинуть Афины;

и, наконец, другие подобные (процессы в отношении) Теофраста, Стильпона из Мегар, Феодора Киренского.

Можно сказать, что преследование философии (букв.: Афинское преследование философии) в Афинах

достигло своей кульминации в 306 г. (в связи) с знаменитым эдиктом, актом (законом), который был представлен на рассмотрение неким Софоклом, запрещавшим философам вообще содержать (основывать) школу в пределах границ города.

Однако до заявления, что Афины отказывали философам в свободе мысли и выражения, мы должны понять причины так называемых гонений и рассмотреть их (гонений) действительное распространение. Согласно традиционному мнению, признаваемому (тремя) многими, кто всегда убежден в свободе мысли и слова, гарантируемых афинской демократией интеллектуалам, -- законы, которые осуждали нечестие,

вотировались (разрешались), так как нечестие, благодаря специфическому характеру греческой религии, считалось вредным для государства и, следовательно, для самой демократии.

Греческая религия в самом деле, будучи свободной от догматов и священнослужителей, по существу была продуктом культа, рассматривавшим себя как обязательство перед богами в обмен на их покровительство государству. Следовательно, кто бы ни нападал на религию или действовал против культа, считался, т.е. был (в глазах граждан), предателем, как если бы он нападал на страну. Мы должны принять во внимание далее, что в целом привлечение к суду за нечестие было довольно редким (явлением) вследствие особого законодательства,

587

которое не предусматривало публичное расследование, но только обвинение, предпринятое частными лицами; о последних необходимо, кроме всего прочего, заметить, что они, скорее, действовали в политических или личных целях, нежели в религиозных.

Кроме того, люди, в действительности, наказывались не за нечестие или атеистические воззрения, но за их пропаганду. По этой причине атеисты, которые фактически подвергались гонениям, были весьма немногими по отношению к большому числу атеистов, которые жили в Афинах в то время. Поэтому,

можно сказать, что на деле в Афинах существовала заслуживающая внимания свобода мысли, во всяком случае она весьма превосходила свободу мысли, существовавшую во всех остальных греческих городах; и если Афины были единственным городом, который осуждал философов за нечестие, то это происходило потому, что Афины были единственным городом, в котором жили философы, которые могли свободно говорить. В Спарту, фактически, и в другие города, философы даже не допускались.

Согласно более современным воззрениям, однако, привлечения к суду за оскорбление религии, которые были в Афинах пресловутым обвинением (выдвигаемым) против интеллектуалов, наносили удар не только по действиям (акциям), неблагоприятным богослужению, но на деле были ударом по самим воззрениям и представляли собой реакцию против так называемого «Просвещения пятого века до н.э.». Эта реакция появилась (неожиданно) в течение последнего десятилетия того столетия под влиянием прорицания священнослужителей, которые почувствовали, что их престиж убывает, или, более вероятно, из-за психоза, вызванного Пелопоннесской войной и породившего тенденцию преувеличивать солидарность полиса с его богами или, наконец, из-за вырождения Просвещения, которое у некоторой части последователей старших софистов выразилось в становлении на путь оправдания любого произвольного мнения о чем бы то ни было. Во всяком случае, даже если признается это второе объяснение, которое, однако, справедливо только для судебных процессов, имевших место в конце пятого века, (тем не менее) мы должны допустить, что частота репрессивных вмешательств раскрывала (обнаруживала) постоянную тенденцию философов занимать позиции против наиболее распространенных воззрений, которые были невозможны без обычного отношения к свободе слова, которая должна была гарантироваться специфической формой афинского правительства, по крайней мере

588

вначале. Более того, тот факт, что философы были жертвами, & не пособниками (защитниками) таких вмешательств, направленных на ограничение свободы слова, — (этот факт) подтверждается отношением, существовавшим между признаваемым ими типом философии и свободой слова.

2. Рождение диалектики: Зенон Элейскнй, Протагор и Сократ

Для того чтобы проиллюстрировать связь философии со свободой слова, практиковавшейся в демократических Афинах, необходимо исследовать специфическую активность (термина) «диалектики», ассоциируемой с философией или включающей ее (философию) или (же) идентичной ей. Термин, т.е. прилагательное «диалектический» посредством (by means of) которого определяются активность «диалектики», или искусство «диалектики», или же человек, практикующий это искусство, изображается диалектиком, — (этот термин) упоминается впервые Платоном; но то, что мы обозначаем как «диалектика», несомненно родилось в пятом веке до н.э. То же самое Платон в его «Пармениде» имплицитно приписывает открытие диалектики, — по крайней мере как метод аргументации, Зенону Элейскому. Фактически Платон утверждает (affirms), что Зенон применил к чувственной реальности ту же процедуру, каковую, если применять ее по отношению к интеллигибельной реальности, образует диалектику в платоновском понимании этого термина (см. Платон «Парменид» 127d— 128с, 135с—136с, см. также Д.Л., VIII, 2, 57).

Эта процедура состоит в установлении тезиса — в случае, когда речь идет о Зеноне, парменидовский тезис гласит, что все вещи сводятся только к Единому Бытию, — посредством опровержения контрадикторного ему (т.е. противоречащего положению Парменида) тезиса, а в случае с Зеноном это опровержение сводится

к оспариванию тезиса, согласно которому все вещи — это множество. Опровержение последнего тезиса, в свою очередь, состоит в доказательстве того, что названный тезис в исследуемой проблеме приводит по существу (intrisically) к контрадикторным (т.е. противоречивым. — Ф.К.) следствиям: в случае Зенона в результате рассмотрения вещей как совокупности множества окажется, что одни и те же вещи будут как сходными, так и несходными между собой в одно и то же время. Поэтому зеноновский метод

предполагает правомерным принцип непротиворечивости и всецело базируется на этот принципе,

589

Следует заметить, что, хотя диалектика Зенона, верно сопоставляя противоположные тезисы и потому предполагая существование разнообразных мнений, не может, тем не менее, предоставить каждому из них (мнений) одинаковое право считаться (te be cosiclered) действительным, т.е. истинным, но a priori отождествляет только одно из мнений, т.е. парменидовское (мнение) с истиной, доказывая, что мнения, противоположные истине, недействительны, т.е. ложны. Короче говоря, для Зенона диалектика всецело служит истине, науке; истина отрицает ценность любого мнения как такового и потому она (диалектика Зенона) не имеет ничего общего со свободой мысли и слова. На этом основании некоторые ученые (филологи-классики) не считали Зенона изобретателем диалектики, но рассматривали (ас.-credit) таковыми софистов, и особенно Протагора.

В самом деле, мы припоминаем Протагора, говорившего, что относительно любого предмета могут быть (сделаны) два противоположных утверждения, и применившего такие противоположные мнения в форме диалога (ДК 80 А 1). Далее, дискутируя (противопоставляя) аргументы в пользу противоположных тезисов, т.е. допуская в качестве гипотезы тезис и дедуцируя из него все последствия, которые могут быть извлечены из этого тезиса, чтобы увидеть, одерживает ли верх (данный) тезис или нет, и в таком случае делать то же самое с противоположным тезисом, являющимся тем, что Платон указывает в «Пармениде» как сущность диалектики; эта сущность, даже с внешней стороны непосредственно свойственная диалогу, уже Зеноном была придана диалектике. Кроме того, во времена Протагора другие (мыслители) практиковали этот же метод в сфере диалога, например, Фукидид, софист Антифон и, как мы увидим, Сократ. Даже вероятно, что такая процедура направляет снова к тем, которых Платон и Аристотель считали основателями риторики, а именно к риторам Тисию и Корасксу.

Несомненно диалектика возникла в непосредственной связи с риторикой, которой Протагор обучал как орудию приобретения мастерства в управлении городом-государством, т.е. в политическом искусстве,

очевидном успехе в деле убеждения граждан в народном собрании. Различие между риторикой и диалектикой заключается, возможно, в дистинксии между «длинным аргументом» (macrologia) и «коротким аргументом» (micrologia), в обоих из которых Протагор, как говорят (was said), был искусным; фактически «короткий аргумент» состоит в задавании вопросов и ответах на них в сжатом диалоге. Однако кажется, что Протагор настаивал на особом пути относительно оппозиции между тезисами, конфронтирующими друг

590

с другом в диалоге. В самом деле, одна из его наиболее знаменитых работ носит название «Антилогии»,

т,е. как раз оппозиции аргументов; отсюда (т.е. из «Антилогии») берет начало литературная традиция, с которой связана работа Dissoi logoi, т.е. «двойные утверждения» в смысле оппозиций. Далее, оппозиция аргументов предполагает существование конфронтирующих мнений, а также возможность, как и необходимость того, чтобы они (конфронтирующие мнения) существовали, что как раз предполагает свободу мысли и слова.

По этой причине позицию Протагора следует охарактеризовать как весьма отличную от позиции, занимаемой другими софистами, современными ему, а также от других последующих за ним философов. В

самом деле, Протагор весьма высоко чтил мнение (докса), которому (мнению) он всегда приписывал положительную ценность. Его общеизвестное заявление о том, что «все мнения истинны» (Платон. Теэтет, 166 (3 сл.), является прямым следствием другого, еще более знаменитого его утверждения, согласно которому «человек есть мера всех вещей» (ДК 80 В 1). Сегодня мы назвали бы заключенный в этой доктрине смысл глубоко демократическим, поскольку этот смысл признает (scknow ledges) во всех людях определенную ступень мудрости, в частности политическую мудрость, т.е. способность судить относительно дел, представляющих общий интерес. Протагор сам себе открыто приписывал политические способности (букв.: Протагор сам себе даровал открыто политические измерения) в точном демократическом смысле на основании своего утверждения, гласящего (если достоверна ссылка Платона на него): «все то, что представляется справедливым и прекрасным каждому городу, является таковым для города до тех пор, пока он считает это прекрасным и справедливым» (Платон. Теэтет, 167 c, 168 В).

Мы не должны, однако, полагать, что эта позиция поддерживалась всеми софистами, потому что Протагор был, вероятно, единственным софистом, ориентированным политически в демократическом направлении, И если можно было сказать вообще, что афинская демократия, допуская свободу слова, делала возможным появление диалектики как практической активности в большем масштабе и воспринималась софистами в их теоретизировании, мы должны добавить, что у Протагора не только диалектика предполагала возможность свободы слова, но его демократическая концепция диалектики сводится к конституированию наилучшего оправдания им той же самой свободы слова. Если, в самом деле, все имеют способность судить о политических делах, то это право распространяется на

591

всех в качестве права слова. Поэтому осуждение этого права, т.е. запрещение свободы слова, наложенное демократическими Афинами на философа, еще более парадоксально, так как он (Протагор) более чем ктолибо другой защищал демократию и свободу слова.

Тем не менее протагоровская демократическая идея об оппозиции мнений влекла за собой серьезные неудобства для его диалектики; если, в самом деле, все мнения истинны, тогда и мнения контрадикторные друг другу будут в равной степени истинными. Действительно, согласно свидетельствам Платона и Аристотеля, Протагор отрицал принцип непротивления (Платон. Эвтидем, 236 в-с, Аристотель. Мет. IV 4, 1007 в 18—23). Однако, если этот принцип отрицается, то уже невозможно опровергнуть данный тезис, ибо опровержение означает показ того, что противоположный тезис является ошибочным, поскольку он противоречит ему, т.е. находится в конфликте с принципом непротивления; таким образом, специфическая особенность диалектики как метода опровержения, обоснованного во времена Зенона, утрачивается. Поэтому из этого должно следовать, что если Протагор открыл ценность мнений для диалектики и, следовательно, для свободы слова, — вещь, пренебрегаемая Зеноном, — в таком случае Протагор, в свою очередь, пренебрегает принципом непротиворечия, являющимся ценностью диалектики, а тем самым и ценностью опровержения.

Сократ был единственным, кто знал как совместить два требования диалектики, а именно, ценность мнений и принцип непротиворечия. Как представляется в ранних диалогах Платона и в свидетельствах Ксенофонта и Аристотеля, Сократ практиковал метод дискуссии посредством вопросов и ответов. В этом отношении, как мы указывали несколько раз, Сократ выглядел в глазах афинян как лицо, не очень отличающееся от софистов, и доказательством является карикатура на него, нарисованная Аристофаном в

«Облаках». Единственное заметное внешнее отличие состоит в том факте, что софисты брали плату за обучение, а Сократ не брал. С другой стороны, по версии Платона, диалектический метод, практиковавшийся Сократом, был доведен до совершенства, приобрел форму, приводящую в действие целую серию логических процедур, среди которых наиболее значительной является метод опровержения (elenchos), или демонстрация опровержения определенного мнения путем выведения из него всех последствий, противоречащих ему (мнению) или других мнений, признаваемых собеседником.

592