фигурка объекта колдовства. Таким образом, точность изображения здесь имеет значение. При т.н. парциальной магии, действующей по принципу pars pro toto (часть равна целому), изображение не требуется, но необходимо иметь что-то от предмета чаровства (клочок одежды, волос, слюну и т.д.)18. «Европейский пратотемизм, с его странной иконографией, звериными танцами и волшебными трещотками, нерасторжимо перевит с колдовством, причем с симильным гораздо сильнее, чем с парциальным»19. «Ритм общей работы, таинственный успех коллективного труда в области, где индивид бессилен, гипноз толпы — все это, как и многое другое, укрепило веру в непобедимую мощь колдовских заклинаний, церемоний, как и в развитии языка; главную роль в эволюции магии играло коллективное творчество»11.

Стоит добавить к этому панегирику «кипящим необузданной энергией охотничьим сообществам», «могучим звероловам и неутомимым бродягам палеолита», что магическая имитация жизни не только сфокусировала в себе лучи восходящего сознания, но и послужила культурной праформой, в которой до времени только и могли существовать более молодые способы отражения мира: религия, искусство, наука.

Происхождение символических систем в связи с архаическим ритуалом изучается в направлениях, ориентирующихся на синтез археологических и этнографических данных о магии, тотемизме и других первобытных верованиях с глубинной психологией (прежде всего, К. Юнга). Верхний палеолит — эпоха,

которая породила основные символы коллективного бессознательного, т.н. архетипы.

У всех известных этнографии первобытных народов ритуал так или иначе слит с мифом, который можно рассматривать как объяснение, сценарий ритуального действия, однако допущение мифотворчества в палеолите будет слишком произвольным. Способность к сюжетосложению в этот период вообще оценивается довольно низко. Это основано, в частности, на анализе изображений, обнаруженных в пещерных галереях, где выделить какие-то композиционные принципы, за немногими исключениями, не удается. Фигуры размещаются хаотично, живописное пространство организуется присоединительной связью. «Столь существенная ограниченность плана изображения делала невозможной (во всяком случае, в изобразительном искусстве) передачу сюжета, некоторые факты, свидетельствующие об

138

отношении палеолитического человека к настенной живописи, также заставляют думать о том, что древнейшие образцы изобразительного искусства и не преследовали цели передачи сюжета. Скорее, в них лишь заготавливались некоторые шаблоны, указывавшие на какую-то совокупность объектов и отношений между ними, которые позднее могли оформиться в сюжет. Общие представления последующей эпохи послужили как бы магнитным полем, в котором поэтические заготовки каменного века заняли свое особое место в общей картине и наконец получили свое действительное значение»15.

Подобные, семиотические, интерпретации почти полностью отрицают за палеолитом способность к организации связной картины мира, сводя культурную роль целой эпохи к подготовке элементов для упорядоченной системы представлений. С этой точки зрения, первую законченную модель космоса дает т.н. мировое дерево — композиция, поделенная на 3 пространственно-семантические зоны: верх (небо) — середина (земля) и низ (подземное царство). В трехчастную конфигурацию мира входят и нижнепалеолитические «заготовки», впрочем, обнаруживающие склонность к такой семантизации еще до эпохи мирового дерева. Копытные животные с палеолитических росписей становятся символами срединного царства, птицы — верхнего, рыбы и змеи — нижнего. Все, находящееся вне текстуально-

семантической системы мирового дерева, относится к хаосу и доступно прочтению и пониманию только после введения в пределы правильных культурных интерпретаций и символизмов. «Поднятие мирового дерева (или его образа — шаманского дерева) обозначает установление всех мыслимых связей между частями мироздания и прекращение состояния хаоса»16.

Указанная трактовка, однако, останавливается перед различием между изображением и знаком, т.е. она исходит из того, что любой образ является знаком и может быть прочитан по правилам определенной грамматики. Но собственная природа живописного натурализма палеолита в том и состоит, что образы запечатлеваются «как есть», физиопластично, без всякой категоризации и семиотических определений! В акомпозиционной данности изображения воплощается принцип, который, в противоположность семантическому и пространственному структурированию, может быть назван точечным, динамичным, энергичным или аперспективным представлением единичного события20. В этой связи уместно вспомнить,

что архетипы у К. Юнга являются энергетическими, а не пространственными сущностями.

139

140

Схема соответствия стадий развития культуры морфологического типа и умственно-речевой деятельности гоминид

141

Возникновение языка в позднем палеолите не вызывает сомнения. Вокальная коммуникация ископаемых гоминид перешла в членораздельную речь Homo sapiens под влиянием ряда обстоятельств антропологического, экологического, технологического, психосоциального характера. Иерархия этих причин далека от ясности и, разумеется, не охватывается отдельными гипотезами и теориями. Примером эволюционно-генетического обобщения данных антропологии, археологии, лингвистики, психологии может служить схема соответствия стадии развития культуры, морфологического типа и умственно-речевой деятельности гоминид, приведенная ниже.

Как видно из таблицы, автор считает глоттогенез постепенным суммированием речемыслительных навыков, производных от техники обработки камня.

Иначе представлено возникновение языка у Б.Ф. Порпшева12. Коммуникация ископаемых гоминид разделена у него на 3 стадии: животной имитации, суггестии ископаемых людей и речевого общения Homo sapiens, а каждый этап начинается отрицанием предыдущего и диалектическим скачком. Ведущим фактором антропогенеза является коммуникативное взаимодействие, а не труд. Скачок ко второй сигнальной системе Порпшев объясняет несовместимостью двух эволюционных ветвей на рубеже позднего палеолита и необходимостью психологической и культурной защиты более совершенных групп гоминид от менее развитых, но более суггестивных. Мысль Поршнева продолжает столь же захватывающие и, к сожалению, плохо обоснованные озарения Н. Я. Марра, который верил, что современный язык сменил «стандартизированный ручной язык», победивший еще более древний пантомимомимически-звуковой6.

Другую группу теорий глоттогенеза можно назвать экологической. Здесь возникновение языка связывается с природно-климатическими изменениями позднего плейстоцена (примерно 70—10 тыс. лет тому назад) и образом жизни охотничьих сообществ этого периода. Существование древних людей в темных пещерах

требовало усовершенствований звуковой коммуникации, преимущественно нюансировки сигналов призыва, опасности, введения уточнителей-модификаторов характера, степени и близости угрозы. Эта стадия (досапиентная) обеспечивала стабильный набор призывов и сигналов у поздних неандертальцев (примерно 70—40 тыс. лет тому назад) и была сменена языком команд позднепалеолитических охотников (40—25 тыс. лет тому назад)22. Это — век команд, когда уточнители, отделенные от самих призывов, могут изменять сами

142

человеческие действия. В частности, по мере того, как люди все более переходят к охоте в холодном климате, давление отбора на группы охотников, контролируемых звуковыми командами, становится все сильнее»23. Уточнение референтов (предметов) речи, отделение их от императивных и эмоциональных звукосочетаний приводит к появлению предложений, имеющих субъект и предикат, а следовательно, существительных. Первыми получают названия животные. «Итак, век имен для животных совпадает с началом их изображения на стенах пещер или на костяной утвари» и начинается 25—15 тыс. лет тому назад. Названия других предметов появляются позднее. Что касается обозначений человека, то эта стадия звукового процесса принадлежит следующей эпохе — мезолиту и другой цивилизации — уже не охотничьей (во всяком случае — не чисто охотничьей). Ледник тает, затапливая Европу своими водами. В лабиринтах водных проток больше нельзя странствовать. Люди, если и не вполне оседают, то уходят недалеко, собирая водоросли, ракушки, рыбу на берегах морей и водоемов, а затем изобретают лодку. Охотничья жизнь, неоседлая, опасная, богатая приключениями, «сменяется более спокойным существованием». Человек живет дольше, становится заметнее и получает право на имя. Характерная деталь:

искусство нижнего палеолита — мужское, преобладающий же стиль мезолита, — орнамент на керамике,

— достижение женщины.

Указания на культурно-бытовой контекст углубляют наше понимание языковых процессов. Это шаг к определению типов речевой деятельности в пределах эпох и цивилизаций. Работа по типологизации и учету факторов не должна заслонять культурного смысла палеолита — цивилизации на самом пределе культурных ресурсов человека. Это предел нижний, но есть еще и верхний, он принадлежит нашей эпохе. Здесь, может быть, и кроется причина изумляющего сходства между картинами Пикассо и наскальными рисунками троглодитов. В каменном веке культура была подавлена природой, в индустриальном — техникой, но оба состояния предельные и критические для человека. Между двумя крайними точками находится то, что можно назвать человечностью. Выйти за пределы эволюционно-исторического диапазона с той или другой стороны — означает потерять равновесие биологически-видовых, социальных, духовных признаков, существующих 40 тыс. лет и являющихся культурой в широком значении слова. Гуманитарный поиск смысловых соответствий позволяет утверждать, что верхний палеолит наделен признаками цивилизации — эпохальной стадии культуры.

143

Литература

1.Абрамова 3. А. Древнейшие формы изобразительного творчества // Ранние формы искусства. М-, 1972. С.

2.Алексеев В. П. География человеческих рас. М., 1978.

3.Брейль А. Запад - родина великого наскального искусства// Первобытное искусство. Новосибирск, 1971.

4.Бунак В. В. Речь и интеллект, стадии их развития в антропогенезе // Ископаемые гоминиды и происхождение человека. М., 1966. С. 550.

5.Гелен А. О систематике антропологии. Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 186.

6.Марр Н. Я. Язык и мышление. Избранные работы. М.—Л., 1934. Т. 3.

7.Нестурх M Ф. Происхождение человека. М., 1970.

8.Никольский В. К. Очерки первобытной культуры. М.-Пг., 1924. С. 92, 77.

9.Там же. С. 84.

10.Там же. С. 85.

11.Там же. С. 96.

12.Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихолргии), М., 1974.

13.Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Антропология. М., 1963.

14.Тейяр-де-Шарден П. Феномен человека. М., 1987. С.. 168.

15.Топоров В. Н. К происхождению некоторых поэтических символов (палеолитическая эпоха) // Ранние формы искусства. М., 1972. С. 83—84.

16.Там же. С. 96.

17.Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра (период античной литературы). М., 1936. С. 54.

18.Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М., 1986.

19.Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.

20.Gebser I. Ursprung und Gegenwart. München, 1974. Bd. 1.

21.Hauser A. The social history of Art. L., 1951, v. 1. P. 25.

22.Jaynes L. The Origin of consciousness the Breakdown of the Bicameral Mind. Boston, 1982.

23.Ibid. P. 133.

24.Levi-Strauss C. La pensée sauvage. P., 1962.