4.5. РОБЕРТ БЁРТОН Анатомия меланхолии* (пер. и реферирование В. А. Шкуратова)

Для того чтобы проанализировать всю эту книгу, нужны сотни и тысячи страниц. «Анатомия меланхолии» громадна по объему. В ней собраны основные знания о человеке, которыми европейская наука располагала в начале XVII в. Полное название книги: «Анатомия меланхолии. Что она есть со всеми разновидностями, причинами, симптомами, показаниями и несколькими способами лечения. В трех разделах, каждый по нескольку секций, нумераций и подсекций. Философски, медицински, исторически открытая и подразделенная». Книга вышла в свет в Англии в 1621 г. на английском языке с большим количеством латинских цитат, делавших ее фактически двуязычной. Автор, Роберт Бёртон (1577—1640), взял себе громкий псевдоним Демокрит Младший. Он окончил Оксфордский университет, был священником.

Трактат имел немалый успех. Влияние Бёртона отмечают в творчестве Дж. Мильтона, Дж. Свифта, Л. Стерна. Но сводить книгу только к литературе нельзя. «Анатомия меланхолии» — научное произведение о человеке и медицинское наставление. Эрудиция, наблюдение, размышление, художественное описание соединяются здесь, как и в «Опытах» М. Монтеня и Ф. Бэкона. Одним словом — это эссеистика, изобретение Ренессанса. Оно позволяет изучать человека, не отказываясь от художественной формы и моральных сентенций. Назидательности у Бёртона больше, чем у его знаменитых предшественников, а интеллектуального новаторства — меньше. В книге нет опережающих эпоху идей, это во всех отношениях

— документ

* Burton R. The Anatomy of Melancholy. New York, Tudor Publisching Company, 1948. 1036 p.

540

своего времени. Лучше всего Бёртону удалось выразить всеобщую неуверенность в будущем и возможностях человека, сменившую оптимизм высокого Ренессанса. Общественный пессимизм олицетворяется фигурой меланхолии. Но меланхолия — не просто аллегория человеческой слабости, изобра-

жаемая художниками и поэтами. Это — заболевание, которое лечит врач.

Проповедь, диагноз, картина нравов, чередуясь, создают рассказ о превратностях плоти и души. Анатомофизиологические описания и психологические зарисовки подкрепляют сетования на ненадежность человека, но пессимизм моралиста и мыслителя только усиливает в авторе решимость наставлять и целить. Литературные достоинства сделали произведение Р. Бёртона явлением английской прозы, сплав сурового действенного гуманизма и большой учености обеспечил место в развитии психологии, психиатрии, психотерапии.

Выборочное изложение текста вместе с выдержками из «Анатомии меланхолии » и комментариями к ним позволят читателю составить представление о главных темах этого оригинального культурного памятника эпохи позднего Возрождения.

А. Происхождение, природа, определение меланхолии

Трактат начинается определением общих причин меланхолии, коренящихся в природе человека. Меланхолия возникает от слабости души и тела. В той или иной степени она присуща всем людям. Даже такие мудрецы, как Зенон, Катон, Сократ, страдали ею. Превратности жизни и смерть — наказание человеческому роду за грехопадение их прародителей Адама и Евы. Рожденный женщиной одержим постоянными тревогами, а душевное спокойствие и телесное здоровье для него — только преходящие мгновенья. Все в мире, этом божественном творении, ополчается против грешника, чтобы наказать за измену Творцу и подвергнуть испытанию. Небеса угрожают кометами, воздух — метеорами, молниями, ветрами, природные первоэлементы образуют непрочный и болезненный состав тела, дьявол проникает в плоть и совращает душу. Правильно сказал мудрец, что человеку лучше не родиться на свет, а родившись — поскорее умереть.

Враждебность мироздания к человеку, непостоянство судьбы — вот общие, «инструментальные» причины меланхолии.

541

«Мы не таковые, как ангелы, небесные силы, и небесные тела — Солнце и Луна, чтобы окончить наш путь без всех этих нападений, кои с таким постоянством продолжаются уж многие века, — но игралище немощей, бедствий, расточаемое, швыряемое и носимое вверх и вниз, влекомое каждым дуновением, часто осаждаемое и тревожимое каждой мелкой оказией, и так во всем, нам подобающем. И тот, кто этого не ведает иль не укреплен, чтобы выносить, негож для жизни в этом мире (как некоторые оплакивают наше время): он не знает, что условие сего всё соответственностью и болью соединяет и ставит одно за другим в кольцо»*.

«Нет создания столь жалкого, как человек, столь неотступно докучаемого в горестях тела, в горестях ума, в горестях сердца, в горестях спящим, в горестях наяву, в горестях, куда ни ступнёт. ...Нет создания с жизнью столь хрупкой, столь полной страха, столь безумной, столь яростной ; только человек зачумлен завистью, досадой, печалью, алчностью, гордыней, суеверием»**, Некоторые называют меланхолией всякое волнение ума и тела, страдание, переживание, плохое

настроение. Но указанные состояния — это только отдельные проявления меланхолии и

предрасположенности к ней, неизбежные в земной юдоли. Уныние, окутавшее эпоху (меланхолия в широком значении слова), задает книге ее горестный морально-художественный рефрен: кто не безумен в наше время? Меланхолия в более специальном, медицинском понимании — это особая болезнь,

которая появляется, когда меланхолические состояния усиливаются, учащаются и переходят в постоянный недуг.

Выступая моралистом и врачевателем одновременно, Бёртон должен учитывать два подхода к психическим расстройствам, имевшие хождение с древности до нового времени:

во-первых, душевное заболевание трактовалось как бесноватость, бесоодержимость; во-вторых, — как порча мозга, резиденции высшей части души.

В традиции, идущей от Гиппократа, меланхолия представляет собой отравление мозга черной желчью,

одним из гуморов (жидкостей) тела. Отсюда происходит и название болезни. Некоторые врачи Ренессанса следовали только медицинской

*Цит. соч. С. 126.

**Там же. С. 236—237.

542

версии меланхолии, Бёртон принимает обе. Это делает его замысел чрезвычайно обширным, энциклопедическим. Чтобы охватить всю симптоматику меланхолии классификацией и объяснением, автор прибегает к аристотелевой логике. Установить причины универсального недуга трудно.

•• «Те, кому от рождения угрожают Луна, Сатурн и Меркурий;

•В те, кто живут в чрезвычайном или чрезвычайно жарком климатах;

•• те, кто рождены от меланхоличных родителей;

•• те, кто подвержены этим шести ненатуральным причинам, черны или сильно сангвинической комплекции, кто имеют маленькие головы, кто имеют горячее сердце, влажный мозг, горячую печень, излишний живот, долго хворали;

•• кто одиноки по натуре, великие охотники до размышления, ведут жизнь без движения —

•— те наиболее подвержены меланхолии»*.

Пестрый набор предрасположенностей укладывается в общие, частные, конкретные, непосредственные причины, которые по содержанию делятся на супранатуральные и натуральные. Схоластические дистинкции Бёртона покажутся современному читателю запутанными, да и сам автор иногда выражает сомнения в способности человеческого ума докопаться до сути каждого случая.

Первоначально следует установить, идет ли болезнь от супранатуральной причинности или следует естественным курсом. Супранатуральная причинность идет от Бога и ангелов или (по разрешению Бога)

от дьявола и его служебных духов. Это разные случаи: с Богом нельзя бороться, дьяволу и его присным следует давать отпор.

Творец наказывает за грехи и устанавливает справедливость, он создал Человека и покарал его за отступничество. В этом смысле Бог есть самая общая причина происходящего с чело веком, а меланхолия концентрирует в себе признаки «экзистенциальной» (как сказал бы современный философ) ситуации человека, последствия первородного греха. Но Бог действует в конкретных случаях. Так, он поражает безумием за гордость и безнравственность. Медицина здесь отступает и оставляет место молитве.

* Цит. соч. С. 150.

543

Бог использует как инструменты своей непонятной для человека воли и природные факторы. Природная причинность имеет собственные законы, доступные уму человека. Сфера естественных факторов заболевания определена Бёртоном чрезвычайно широко. Он относит к ней такие физические явления, которые современное мышление исключает из причинно-следственной цепи заболеваний. Таково,

например, воздействие звезд, планет и комет.

Астрологическая причинность в эпоху Возрождения принималась вполне серьезно. Знаменитый Парацельс утверждал, что без знания звезд врач не сможет вылечить и больного зуба. Что касается меланхолии, то, по мнению «астрологической партии» в медицине, это — болезнь звезд, помешательство Сатурна — планеты печальной и загадочной.

Бёртон вводит влияние звезд в свой перечень причин, но в могуществе светил сомневается: «они определяют склонность, но не принуждают; не будучи необходимыми вообще, они ведут, но не побуждают; и мягко склоняют, так что мудрый человек может сопротивляться им, мудрый человек будет управлять своими звездами; они управляют нами, но Бог управляет ими»*.

Впрочем, сказанное относится только к мудрым людям: «Хочешь знать, как звезды воздействуют на нас? Я говорю: воздействуют, но только склоняют, и столь мягко, что если мы будем следовать дорогой разума, они не будут иметь силы над нами; но если мы будем следовать за нашей собственной натурой и руководствоваться ощущениями, они столь много сделают с нами, как с грубой скотиной, и мы будем не лучше»**.

Итак, звезды относятся к натуральной внешней причинности болезни; но причинности слабой. Кроме того,

не вполне ясно, как они действуют. Небеса — инструмент Бога, великая книга, а звезды — буквы, коими написано много чудесных вещей, но дано ли нам эту книгу прочесть? Можно сказать, что для

Бёртона, как и для современного исследователя, существует сфера недовыясненных закономерностей или таких, на которые его компетенция не распространяется.

Есть еще одно обстоятельство, которое усиливает скепсис английского гуманиста. Это — астрономические открытия XVI—XVII вв. Звезды, оказывается, очень далеки от нас, миров бесконечное множество. Так ли уж важна для мироздания

*Цит. соч. С. 179.

**Там же.

544

маленькая Земля, чтобы непрерывно заниматься ее обитателями? Бёртон уже оставил птолемееву, геоцентрическую картину Вселенной, он — человек эпохи Коперника и Галилея. Бесконечность мироздания побуждает его заняться более насущными и близкими к человеку вещами.

Среди натуральных причин надо выделять климат, питание, образ жизни и, разумеется, внутреннюю,

физиологическую причинность.

Бёртон еще не знает, как внутренние (телесные) факторы связаны с внешними. Он принадлежит к «гуморальной партии» целителей меланхолии. Воздействие черной желчи для него — главный общий натуральный фактор болезни.

Но эту естественную причину следует связать со сверхъестественной. В круговорот телесных соков вклинивается участие близких к человеку духов. Логическая разработка супранатуральной причинности вызывает к жизни медицинскую демонологию.

Б. Медицинская демонология Р. Бёртона

Страницы, трактующие «демоническую составляющую» медицинской причинности, характеризуют ренессансную науку, но также имеют самостоятельный культурологический интерес. Ученая демонология

XV— XVII вв. несет на себе неистребимый инквизиторский налет. В то же время она свидетельствует об интересе книжного гуманизма к народным верованиям, данные о которых берутся из вторых рук, из свидетельства древних и средневековых авторов. Миф и магия были давно усвоены и переработаны письменной культурой. Они питали образами и сюжетами литературу, давали материал для ученого чернокнижия. К началу нового времени продукция мифомагической фантазии является объектом для классификаций и объяснений с точки зрения аристотелевской логики и физики, других имевшихся у эпохи познавательных средств. Магические действия включаются в причинно-следственную картину мира и, со скрупулезностью, присущей схоластическому уму, в список вредоносных влияний.

Отметив авторов, не веривших в духов и волшебство, Бёртон приводит внушительный список сторонников общепринятой точки зрения: Платон, Плотин, Порфирий, Ямвлих, Прокл — только среди крупнейших авторитетов античности. О природе, повадках, свойствах духов — много противоречивых суждений.

545

выпад против религиозных противников протестант Бёртон, объявляют их святыми.

Демоны вод — наяды, нимфы — обольщают людей, заманивают к себе, но повернуть вспять течение рек не могут, так как это противоречит законам природы.

Духи земли именовались у древних ларами, гениями, фавнами, сатирами, дриадами. Современное простонародье называет их феями, троллями, гоблинами. Они танцуют на пустошах , оставляя за собой зеленые круги, заводят простаков в горы, показывая чудесные знаки, издают жалобные крики в ночи и подражают колоколам, открывают и закрывают дверь в жилище, превращаются в зайцев, ворон, черных собак. Они бродят на месте преступления и предвещают человеку смерть.

Огненные духи — большие мастера по части огней, вспышек, свечений и других «пиротехнических эффектов»; подражают Солнцу, Луне, звездам, сидят на мачтах судов под названием огней святого Эльма.

Чтобы уберечься от них, надо пасть ниц и воззвать к Богу. Обитают в вулканах Гекла, Этна, Везувий.

Подземные духи — гетулы и кобольды — указывают на клад или месторождение металлов. Одетые рудокопами, они находятся возле шахт и рудников. Стерегут подземные сокровища, вызывают землетрясения. Живут в центре Земли и, помимо всего прочего, мучают помещенных в аду грешников.

Итак, духи везде. Объединив античную мифологию, библейскую образность и средневековый фольклор, книжный гуманизм получил картину пандемониума — переполненного духами подлунного мира. Иначе говоря, книжная ученость перевела в литературные фигуры анимизм — первобытную веру во всеобщую одушевленность природы. Демонология Возрождения помогла «прошить» эту картину причиннообъяснительными нитями. Не пропадет ее труд и в новое время, стоит вспомнить только монады Г.В. Лейбница — одушевленные атомы мироздания.

Бёртона интересуют, однако, не философские обобщения, а практические выводы, которые следуют из всеприсутствия духов. Демонологию нужно применить к гуморальной физиологии и знаниям о душе. Ведь меланхолия, болезнь черной

548

желчи, «происходит в особенности от Дьявола, и главным образом от него одного»*.

Возрожденческая натурфилософия Р. Бёртона предстает перед нами как олитературенный и логицизированный анимизм. Дьявол и его присные здесь — не только фольклорно-литературные

персонажи, олицетворения искушения и моральной порчи, приставленные Богом к человеку для испытания и наказания, но и элементы физической среды, проникающие в тело наподобие микробов.

Смешение демонологии и медицины заложено уже в языке трактата. Научная лексика и обыденная речь той эпохи не делают различия между духом как сверхъестественным существом и духом как воздушнотелесной основой жизни. В английском языке оба понятия обозначаются словом spirit, производным от латинского spiritus. Эти лингвистические рудименты анимизма сохранились до наших дней. Во времена же Бёртона перетекание демонического спиритуализма в физиологию совершалось, видимо, незаметно и естественно. Окружение человека кишит злыми духами, в его теле бурлят животные духи питания и кровообращения. Один дух может прикинуться другим и вызвать болезнь.

Нападению может подвергнуться и высшая часть души. Самое уязвимое место здесь — воображение. Но тело все равно будет затронуто, ведь и высшие способности разумения соединяются с плотью. Дьяволу удобнее подбираться к сознанию снизу, через организм. Смешавшись с телесными соками, злые духи начинают соблазнять ум и волю человека.

«...Сей Дьявол, будучи тонким, неуловимым духом, может легко вкрасться и вдуться в человеческие тела и, коварно притаившись в нашем чреве, портить наше здоровье, ужасать наши души страшными снами и сотрясать наши умы яростью...

Эти нечистые духи, поселившись в наших телах и теперь смешанные с меланхолическими гуморами, отмечают, если можно так сказать, свою победу и веселятся, как на другом небе. Они влетают в наши тела и вылетают из них подобно пчелам в улье и так тревожат и соблазняют нас, будто и себя чувствуют наиболее склонными и способными к заблуждению»**.

Можно ли избегнуть бесовского нашествия или противиться ему? Безусловно да, отвечает Бёртон. Внешней

заразе поддаются слабые тела и нестойкие умы. Меланхолия развивается и

*Цит. соч. С. 173.

**Там же. С. 174.

549

от естественных причин, но «натуральный меланхолик» — легкая добыча для дьявола. Поэтому следует укреплять телесное и душевное здоровье, знать строение человеческого организма.

Б. Царство тела и души: картина человека на пороге нового времени

Ренессансная антропология получила от античности учение о гуморах Гиппократа, аристотелевскую доктрину души-энтелехии — целевой причины живого тела, анатомию и физиологию человека по Клавдию Галену. Новое время уже на пороге: через семь лет после «Анатомии меланхолии» выйдет труд У. Гарвея,

где органом кровообращения будет определено сердце. Младший современник Бёртона Р. Декарт

радикально дуализирует картину человека: тело является физической машиной для рефлексов, душа непротяженна, бестелесна и сводится к мышлению. Это даст возможность заняться психофизиологией, не теряя проблематику души (которая тем временем превратится в сознание).

Антропология «Анатомии меланхолии» — додекартовская и догарвеевская. Душа определяется по Аристотелю, как первый акт живого тела, организация соматических процессов и цель организма.

Собственно, душ три: растительная, животная (чувственная) и разумная. Каждая представляет био-

психическое образование, одно из царств микрокосма. Как души объединяются — тайна, но все-таки коечто об этом можно сказать.

Внижнем царстве правит печень. Следуя за К. Галеном, Бёртон считает этот орган центром кровообращения. Кровь — горячий, влажный гумор, вырабатывается в печени из пищи. Там же производятся другие гуморы: холодная и влажная флегма, горячая и сухая желтая желчь и (из самых грубых частей пищи) холодная и сухая черная желчь. Печень заведует питанием, выделением, размножением и, таким образом, низшими, «растительными аппетитами».

Всредней части организма властвует сердце, «солнце тела». Это — гнездо страстей (аффектов).

Сердце, получая из печени кровь, выделяет из нее тонкие и подвижные части, подобные пару или ветру — витальные духи.

Заведует сердце и другими гуморами. Посредством аффектов оно их ускоряет и замедляет. Это —

«часть», богатая

550

восхищением, которое может приносить такое множество аффектов, посредством коих замедляется или

стопорится движение, чтобы поторапливать и понуждать гуморы в теле: как в печали, меланхолии, в гневе, в ярости, в радости посылается кровь наружу; в печали, чтоб призвать ее к движению, гуморы, как кони, влекут колесницу»*.

Строение нервов во времена Бёртона не было открыто. Нервы представлялись полыми трубочками для животных духов — особо тонкого воздуха, производимого головным мозгом из витальных духов. Мозг — «наиболее благородный орган под небесами... обиталище мудрости, памяти, суждения, разума, и коими человек наиболее подобен Богу»**.

Но мозг обиталище не только разумной души (собственно разума и воли). В нем представительствуют некоторые способности средней (животной) души: память, «общее чувство», воображение. Воображение